"Почему война?" Пришло время читать текст второй раз, объясню почему. Первый раз мы обратились к нему сразу, как только война началась: мы нуждались в лекарстве, в ответе перед лицом собственной беспомощности, способном хотя бы отчасти исцелить страдание душевное. В тот момент наш вопрос соответствовал заглавию статьи: Почему война? И штука в том, что мы, пацифисты момента начала войны, на самом деле тогда довольствовались последней страницей статьи: "Мы являемся пацифистами потому, что должны быть таковыми по органическим причинам". Это констатация, которая создавала новую общность, совместную идентификацию, отсюда её терапевтическое значение. "...Мы должны возмущаться войной, мы ее попросту не переносим. Это уже не просто интеллектуальный или аффективный отказ — для нас, пацифистов, это конституционная нетерпимость, высшая степень идиосинкразии". Итак, теперь настал момент читать статью второй раз, но уже целиком, и уже в связи с другим вопросом: Почему (или нахера) мир? Но, спросите вы, с чего вдруг это желание перечитывания возникло? А состоялся известный телефонный разговор, и вот, впервые за все эти годы, стали возникать связи, именуемые на нашем птичьем языке дискурсивными, дающие перспективы прекращения войны. И вот тут-то развязался клинический феномен, который меня поразил и заставил крепко задуматься: те самые пацифисты, условные чтецы последней страницы фрейдовского текста, которые прежде были объединены безусловной общей идиосинкразией по отношению к войне, вдруг часть из них, и притом значительная, начала говорить о неготовности "такой" мир принять (см. комментарии целого ряда "либеральных" медиа)... И если вкус войны, вроде совсем недавно, не вызывал особых вопросов, и о ней говорилось исключительно в терминах несварения желудка, то вдруг оказалось, что и мир представляет собой блюдо, по поводу вкуса которого можно и покапризничать. Итак, когда читаешь текст с самого начала, то очевидно, что для Фрейда гораздо большей проблемой является не объяснение возникновения войны, а поддержания мира. Если совсем просто: война - это когда ты движим вполне естественным стремлением восполнить, устранить свои лишения и нехватки. И тогда мир выглядит как совсем не бесплатная штука: хоть он и не сопряжён с убийствами, но зиждется на согласии с потерей, с нехваткой, с неполнотой. И моя версия такова: война создавала и поддерживала общность пацифистов, но как только забрезжил мир - грядущая потеря оказалась некоторым из них не по вкусу. О какой потере идёт речь? Читаемый текст - это эпоха, когда Фрейд вводит в психоаналитическую теорию влечение к смерти. У этой теории своя история: вначале Фрейд говорил о влечении Я, оно направлено на сохранение, на поддержание статуса кво, и именно оно в дальнейшем превратится во влечение к смерти. Дихотомия война-мир является, согласно Фрейду, почти отражением свойственной душевной жизни человека дихотомии между Эросом и влечением к смерти. Если понимать Эрос как стремление к возникновению связей и поддержания их, то не стоит влечение к смерти мыслить исключительно в терминах убийства и разрушений, совсем нет! Вспомните историческую связь влечения к смерти и влечения Я чтобы понять это: влечение Я направлено на сохранение Я. И вот если моему Я что-то угрожает - агрессия даёт себя знать. Соответственно, как принять мир, если его наступление противоречит твоим идеалам (а это основа Я)? Если вот для его наступления нужно поступиться с некоторыми столпами своей веры, в итоге потерей Я? "При чтении о жестокостях в истории у нас иногда возникает впечатление, что идеальные мотивы служили лишь прикрытием для деструктивных влечений; иногда, как, например, в случае жестокостей святой инквизиции, кажется, что идеальные мотивы стеснялись в сознании, получая бессознательное подкрепление от деструктивных. Возможны оба случая." Другими словами: я готов согласиться на мир, но только если не придётся целовать ради этого лягушку. Забавно, но известны случаи смельчаков, которые на это отваживались, и достигали определённого любовно-эротичесаого процветания
"Почему война?" Пришло время читать текст второй раз, объясню почему. Первый раз мы обратились к нему сразу, как только война началась: мы нуждались в лекарстве, в ответе перед лицом собственной беспомощности, способном хотя бы отчасти исцелить страдание душевное. В тот момент наш вопрос соответствовал заглавию статьи: Почему война? И штука в том, что мы, пацифисты момента начала войны, на самом деле тогда довольствовались последней страницей статьи: "Мы являемся пацифистами потому, что должны быть таковыми по органическим причинам". Это констатация, которая создавала новую общность, совместную идентификацию, отсюда её терапевтическое значение. "...Мы должны возмущаться войной, мы ее попросту не переносим. Это уже не просто интеллектуальный или аффективный отказ — для нас, пацифистов, это конституционная нетерпимость, высшая степень идиосинкразии". Итак, теперь настал момент читать статью второй раз, но уже целиком, и уже в связи с другим вопросом: Почему (или нахера) мир? Но, спросите вы, с чего вдруг это желание перечитывания возникло? А состоялся известный телефонный разговор, и вот, впервые за все эти годы, стали возникать связи, именуемые на нашем птичьем языке дискурсивными, дающие перспективы прекращения войны. И вот тут-то развязался клинический феномен, который меня поразил и заставил крепко задуматься: те самые пацифисты, условные чтецы последней страницы фрейдовского текста, которые прежде были объединены безусловной общей идиосинкразией по отношению к войне, вдруг часть из них, и притом значительная, начала говорить о неготовности "такой" мир принять (см. комментарии целого ряда "либеральных" медиа)... И если вкус войны, вроде совсем недавно, не вызывал особых вопросов, и о ней говорилось исключительно в терминах несварения желудка, то вдруг оказалось, что и мир представляет собой блюдо, по поводу вкуса которого можно и покапризничать. Итак, когда читаешь текст с самого начала, то очевидно, что для Фрейда гораздо большей проблемой является не объяснение возникновения войны, а поддержания мира. Если совсем просто: война - это когда ты движим вполне естественным стремлением восполнить, устранить свои лишения и нехватки. И тогда мир выглядит как совсем не бесплатная штука: хоть он и не сопряжён с убийствами, но зиждется на согласии с потерей, с нехваткой, с неполнотой. И моя версия такова: война создавала и поддерживала общность пацифистов, но как только забрезжил мир - грядущая потеря оказалась некоторым из них не по вкусу. О какой потере идёт речь? Читаемый текст - это эпоха, когда Фрейд вводит в психоаналитическую теорию влечение к смерти. У этой теории своя история: вначале Фрейд говорил о влечении Я, оно направлено на сохранение, на поддержание статуса кво, и именно оно в дальнейшем превратится во влечение к смерти. Дихотомия война-мир является, согласно Фрейду, почти отражением свойственной душевной жизни человека дихотомии между Эросом и влечением к смерти. Если понимать Эрос как стремление к возникновению связей и поддержания их, то не стоит влечение к смерти мыслить исключительно в терминах убийства и разрушений, совсем нет! Вспомните историческую связь влечения к смерти и влечения Я чтобы понять это: влечение Я направлено на сохранение Я. И вот если моему Я что-то угрожает - агрессия даёт себя знать. Соответственно, как принять мир, если его наступление противоречит твоим идеалам (а это основа Я)? Если вот для его наступления нужно поступиться с некоторыми столпами своей веры, в итоге потерей Я? "При чтении о жестокостях в истории у нас иногда возникает впечатление, что идеальные мотивы служили лишь прикрытием для деструктивных влечений; иногда, как, например, в случае жестокостей святой инквизиции, кажется, что идеальные мотивы стеснялись в сознании, получая бессознательное подкрепление от деструктивных. Возможны оба случая." Другими словами: я готов согласиться на мир, но только если не придётся целовать ради этого лягушку. Забавно, но известны случаи смельчаков, которые на это отваживались, и достигали определённого любовно-эротичесаого процветания
In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. Telegram does offer end-to-end encrypted communications through Secret Chats, but this is not the default setting. Standard conversations use the MTProto method, enabling server-client encryption but with them stored on the server for ease-of-access. This makes using Telegram across multiple devices simple, but also means that the regular Telegram chats you’re having with folks are not as secure as you may believe. "There are a lot of things that Telegram could have been doing this whole time. And they know exactly what they are and they've chosen not to do them. That's why I don't trust them," she said. Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred." Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips.
from kr
