Коль скоро в temptare слышна дерзость, то с известной долей воображения в этих строках можно увидеть аллюзию на Титанов (Nisbet), которые тоже взойти на небо, только буквально. А тема дерзости человеческого духа (audacia, ὕβρις), стремящегося, несмотря на отведенные ему пределы, достичь неба да и вообще покорить весь в мир обыгрывается Горацием в обличительной речи, направленной против изобретательности людей, во второй половине оды I, III.
В общем же, в этих строках совершается изящный переход от трудов по изучению земли к делам по исследованию неба. Лучше А. Кисслинга об этом не скажешь: «Философ в своем изыскании дерзнул устремиться от земли ввысь, в воздушное пространство, в ἀμέτρητος Ἀήρ (в неизмеримый воздух), и рассечь небесный свод. Ведь там, в небесах, свой ход совершают небесные светила, которые для пифагореизма были божествами...». Тот же Кисслинг указывает, что весь пассаж в общих чертах напоминает знаменитое место из платоновского Теэтета (Theaet. 173): «Мысль, согласно Пиндару, парит повсюду, наблюдая в небесных высотах движения звезд и измеряя как то, что находится под землей, так и то, что пребывает на земле».
Небезынтересно обратить внимание на то, что слово moriturus («смертный, тот, кому предстоит умереть»), можно относить как к слову дух (animus), так и к местоимению ты (tu). От этого зависит, что окажется смертным: душа или тот, к кому обращена речь, то есть человек. Скорее всего, смертна все-таки душа.
Под rotundus polus, полагаю, Гораций разумеет небосвод, круглые небеса. При известном желании, здесь можно почувствовать намек на концепцию небесных сфер, разделявшуюся в том числе и пифагорейцами. Впрочем, иногда намек — это всего лишь намек. Не исключено, что rotundus polus обозначает модель небесной сферы, которой пользовались астрономы и которую также мог охватывать дух Архита. На мой взгляд, речь идет, все же о небе.
Итак, когда мы читаем фрагмент целиком, в глаза сразу же бросается сильнейший образ, который выражает хорошо знакомый читателям по предыдущим постам троп — антитезу, или противопоставление. Действительно, в пределах тесной скромной могилки легко умещается ученый, чей высокий дух сумел измерить моря, земли и число песчинок на них, ученый, коему по силам было своим умом охватить обширный и далекий круг неба. Однако, эти строчки можно прочитывать в том числе и как топос, характерный для греческих надгробных эпиграмм.
В целом, поэма живописует выразительный образ: дактили (размер оды состоит из гекзаметра и дактилического тетраметра) передают прерывистый шум ветра, носящегося по калабрийскому берегу, куда выбросило бездыханное тело утонувшего моряка, шум ветра, чьи порывы развеивают горстки того самого песка, который некогда сосчитал ныне дремлющий вечным сном Архит.
и.ф.
#renovatio_ad_fontes
#renovatio_disquisition
#renovatio_giants
В общем же, в этих строках совершается изящный переход от трудов по изучению земли к делам по исследованию неба. Лучше А. Кисслинга об этом не скажешь: «Философ в своем изыскании дерзнул устремиться от земли ввысь, в воздушное пространство, в ἀμέτρητος Ἀήρ (в неизмеримый воздух), и рассечь небесный свод. Ведь там, в небесах, свой ход совершают небесные светила, которые для пифагореизма были божествами...». Тот же Кисслинг указывает, что весь пассаж в общих чертах напоминает знаменитое место из платоновского Теэтета (Theaet. 173): «Мысль, согласно Пиндару, парит повсюду, наблюдая в небесных высотах движения звезд и измеряя как то, что находится под землей, так и то, что пребывает на земле».
Небезынтересно обратить внимание на то, что слово moriturus («смертный, тот, кому предстоит умереть»), можно относить как к слову дух (animus), так и к местоимению ты (tu). От этого зависит, что окажется смертным: душа или тот, к кому обращена речь, то есть человек. Скорее всего, смертна все-таки душа.
Под rotundus polus, полагаю, Гораций разумеет небосвод, круглые небеса. При известном желании, здесь можно почувствовать намек на концепцию небесных сфер, разделявшуюся в том числе и пифагорейцами. Впрочем, иногда намек — это всего лишь намек. Не исключено, что rotundus polus обозначает модель небесной сферы, которой пользовались астрономы и которую также мог охватывать дух Архита. На мой взгляд, речь идет, все же о небе.
Итак, когда мы читаем фрагмент целиком, в глаза сразу же бросается сильнейший образ, который выражает хорошо знакомый читателям по предыдущим постам троп — антитезу, или противопоставление. Действительно, в пределах тесной скромной могилки легко умещается ученый, чей высокий дух сумел измерить моря, земли и число песчинок на них, ученый, коему по силам было своим умом охватить обширный и далекий круг неба. Однако, эти строчки можно прочитывать в том числе и как топос, характерный для греческих надгробных эпиграмм.
В целом, поэма живописует выразительный образ: дактили (размер оды состоит из гекзаметра и дактилического тетраметра) передают прерывистый шум ветра, носящегося по калабрийскому берегу, куда выбросило бездыханное тело утонувшего моряка, шум ветра, чьи порывы развеивают горстки того самого песка, который некогда сосчитал ныне дремлющий вечным сном Архит.
и.ф.
#renovatio_ad_fontes
#renovatio_disquisition
#renovatio_giants
group-telegram.com/renovatio_conf/966
Create:
Last Update:
Last Update:
Коль скоро в temptare слышна дерзость, то с известной долей воображения в этих строках можно увидеть аллюзию на Титанов (Nisbet), которые тоже взойти на небо, только буквально. А тема дерзости человеческого духа (audacia, ὕβρις), стремящегося, несмотря на отведенные ему пределы, достичь неба да и вообще покорить весь в мир обыгрывается Горацием в обличительной речи, направленной против изобретательности людей, во второй половине оды I, III.
В общем же, в этих строках совершается изящный переход от трудов по изучению земли к делам по исследованию неба. Лучше А. Кисслинга об этом не скажешь: «Философ в своем изыскании дерзнул устремиться от земли ввысь, в воздушное пространство, в ἀμέτρητος Ἀήρ (в неизмеримый воздух), и рассечь небесный свод. Ведь там, в небесах, свой ход совершают небесные светила, которые для пифагореизма были божествами...». Тот же Кисслинг указывает, что весь пассаж в общих чертах напоминает знаменитое место из платоновского Теэтета (Theaet. 173): «Мысль, согласно Пиндару, парит повсюду, наблюдая в небесных высотах движения звезд и измеряя как то, что находится под землей, так и то, что пребывает на земле».
Небезынтересно обратить внимание на то, что слово moriturus («смертный, тот, кому предстоит умереть»), можно относить как к слову дух (animus), так и к местоимению ты (tu). От этого зависит, что окажется смертным: душа или тот, к кому обращена речь, то есть человек. Скорее всего, смертна все-таки душа.
Под rotundus polus, полагаю, Гораций разумеет небосвод, круглые небеса. При известном желании, здесь можно почувствовать намек на концепцию небесных сфер, разделявшуюся в том числе и пифагорейцами. Впрочем, иногда намек — это всего лишь намек. Не исключено, что rotundus polus обозначает модель небесной сферы, которой пользовались астрономы и которую также мог охватывать дух Архита. На мой взгляд, речь идет, все же о небе.
Итак, когда мы читаем фрагмент целиком, в глаза сразу же бросается сильнейший образ, который выражает хорошо знакомый читателям по предыдущим постам троп — антитезу, или противопоставление. Действительно, в пределах тесной скромной могилки легко умещается ученый, чей высокий дух сумел измерить моря, земли и число песчинок на них, ученый, коему по силам было своим умом охватить обширный и далекий круг неба. Однако, эти строчки можно прочитывать в том числе и как топос, характерный для греческих надгробных эпиграмм.
В целом, поэма живописует выразительный образ: дактили (размер оды состоит из гекзаметра и дактилического тетраметра) передают прерывистый шум ветра, носящегося по калабрийскому берегу, куда выбросило бездыханное тело утонувшего моряка, шум ветра, чьи порывы развеивают горстки того самого песка, который некогда сосчитал ныне дремлющий вечным сном Архит.
и.ф.
#renovatio_ad_fontes
#renovatio_disquisition
#renovatio_giants
В общем же, в этих строках совершается изящный переход от трудов по изучению земли к делам по исследованию неба. Лучше А. Кисслинга об этом не скажешь: «Философ в своем изыскании дерзнул устремиться от земли ввысь, в воздушное пространство, в ἀμέτρητος Ἀήρ (в неизмеримый воздух), и рассечь небесный свод. Ведь там, в небесах, свой ход совершают небесные светила, которые для пифагореизма были божествами...». Тот же Кисслинг указывает, что весь пассаж в общих чертах напоминает знаменитое место из платоновского Теэтета (Theaet. 173): «Мысль, согласно Пиндару, парит повсюду, наблюдая в небесных высотах движения звезд и измеряя как то, что находится под землей, так и то, что пребывает на земле».
Небезынтересно обратить внимание на то, что слово moriturus («смертный, тот, кому предстоит умереть»), можно относить как к слову дух (animus), так и к местоимению ты (tu). От этого зависит, что окажется смертным: душа или тот, к кому обращена речь, то есть человек. Скорее всего, смертна все-таки душа.
Под rotundus polus, полагаю, Гораций разумеет небосвод, круглые небеса. При известном желании, здесь можно почувствовать намек на концепцию небесных сфер, разделявшуюся в том числе и пифагорейцами. Впрочем, иногда намек — это всего лишь намек. Не исключено, что rotundus polus обозначает модель небесной сферы, которой пользовались астрономы и которую также мог охватывать дух Архита. На мой взгляд, речь идет, все же о небе.
Итак, когда мы читаем фрагмент целиком, в глаза сразу же бросается сильнейший образ, который выражает хорошо знакомый читателям по предыдущим постам троп — антитезу, или противопоставление. Действительно, в пределах тесной скромной могилки легко умещается ученый, чей высокий дух сумел измерить моря, земли и число песчинок на них, ученый, коему по силам было своим умом охватить обширный и далекий круг неба. Однако, эти строчки можно прочитывать в том числе и как топос, характерный для греческих надгробных эпиграмм.
В целом, поэма живописует выразительный образ: дактили (размер оды состоит из гекзаметра и дактилического тетраметра) передают прерывистый шум ветра, носящегося по калабрийскому берегу, куда выбросило бездыханное тело утонувшего моряка, шум ветра, чьи порывы развеивают горстки того самого песка, который некогда сосчитал ныне дремлющий вечным сном Архит.
и.ф.
#renovatio_ad_fontes
#renovatio_disquisition
#renovatio_giants
BY Renovatio
Share with your friend now:
group-telegram.com/renovatio_conf/966