Продолжение саги о дефиците бюджета — расходы растут, доходы падают
Вчера Минфин опубликовал статистику по исполнению федерального бюджета за первые пять месяцев текущего года. По сравнению с 2022 доходы упали на 18,5%. При этом в нефтегазовой сфере наблюдается снижение на 49,5%. В других отраслях наоборот — рост доходов на 9,1%, в первую очередь за счет НДС. Расходы ожидаемо выше прошлогодних на 26,5% — прежде всего из-за увеличения трат на национальную оборону и межбюджетные трансферы.
В абсолютных цифрах недобор нефтегазовых доходов в июне, по прогнозу Минфина, составит ₽44 млрд. Это на ₽13,4 млрд больше, чем в прошлом месяце. Тут, правда, есть ряд неопределенностей — с одной стороны, часть денежных средств застряла в рупиях, с другой — доходы от серого экспорта через перекачку нефти с танкера на танкер, по идее, в статистике не отражаются.
В целом — уже сейчас видно, что нефтегазовые доходы очень ощутимо просели. В первую очередь это произошло из-за эффекта «большой базы», так что пугающее падение на самом деле связано со сверхдоходами прошлого года.
Другое дело, что расходы России по понятным причинам растут, в этом, наверное, самые большие риски. Как долго мы сможем удерживать взятый темп по расходам, где «аварийный остаток» резервов, когда Минфин начнет занимать — вот, пожалуй, главные вопросы сейчас.
Продолжение саги о дефиците бюджета — расходы растут, доходы падают
Вчера Минфин опубликовал статистику по исполнению федерального бюджета за первые пять месяцев текущего года. По сравнению с 2022 доходы упали на 18,5%. При этом в нефтегазовой сфере наблюдается снижение на 49,5%. В других отраслях наоборот — рост доходов на 9,1%, в первую очередь за счет НДС. Расходы ожидаемо выше прошлогодних на 26,5% — прежде всего из-за увеличения трат на национальную оборону и межбюджетные трансферы.
В абсолютных цифрах недобор нефтегазовых доходов в июне, по прогнозу Минфина, составит ₽44 млрд. Это на ₽13,4 млрд больше, чем в прошлом месяце. Тут, правда, есть ряд неопределенностей — с одной стороны, часть денежных средств застряла в рупиях, с другой — доходы от серого экспорта через перекачку нефти с танкера на танкер, по идее, в статистике не отражаются.
В целом — уже сейчас видно, что нефтегазовые доходы очень ощутимо просели. В первую очередь это произошло из-за эффекта «большой базы», так что пугающее падение на самом деле связано со сверхдоходами прошлого года.
Другое дело, что расходы России по понятным причинам растут, в этом, наверное, самые большие риски. Как долго мы сможем удерживать взятый темп по расходам, где «аварийный остаток» резервов, когда Минфин начнет занимать — вот, пожалуй, главные вопросы сейчас.
In addition, Telegram's architecture limits the ability to slow the spread of false information: the lack of a central public feed, and the fact that comments are easily disabled in channels, reduce the space for public pushback. On Feb. 27, however, he admitted from his Russian-language account that "Telegram channels are increasingly becoming a source of unverified information related to Ukrainian events." The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. Multiple pro-Kremlin media figures circulated the post's false claims, including prominent Russian journalist Vladimir Soloviev and the state-controlled Russian outlet RT, according to the DFR Lab's report. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons.
from kr
