Telegram Group & Telegram Channel
Sing, Unburied, Sing by Jesmyn Ward ("Пойте, неупокоенные, пойте", Джесмин Уорд)

Watching this family grabs me inside, twists and pulls tight. It hurts. It hurts so much I can't look at it, so I don't.

Когда какую-то книгу рекомендуют одновременно Галина Юзефович, Анастасия Завозова и Вера Богданова, то не прочитать её я, конечно, не могу. Вот прямо сразу иду и читаю.

Кроме того, Джесмин Уорд оказалась единственным автором сразу трех романов в нашумевшем списке ста книг от New York Times. Что еще больше накаляет градус любопытства и, наверное, в какой-то степени объясняет, почему мои ожидания были слишком высокими, а реальность слегка разочаровала.

Рабство в США отменили в 1862 году, но в штате Миссисипи (беднейшем в стране) даже спустя сто лет про это как будто бы и не слышали. В конце 1940-х чернокожий подросток Ривер попадает вместе со своим старшим братом в тюремный трудовой лагерь. Причина? Брат ввязался в драку с белым в баре, а потом убежал домой. Полиция вломилась в дом и схватила обоих братьев. Младшего, пятнадцатилетнего, осудили за "укрывательство" на пять лет.

Шестьдесят с лишним лет спустя эта рана всё еще не зажила, хотя Ривер уже старик и заботится о внуке-подростке и внучке-трехлетке, а еще об умирающей от рака жене и непутевой дочке-наркоманке Леони. Что-то такое случилось с ним в этом страшном лагере-тюрьме, что не дает ему покоя, и Рив то и дело рассказывает кусочки своей истории внуку Джоджо, но никак не может добраться до концовки.

И вдруг им звонит Майкл, отец детей: его досрочно освобождают из тюрьмы, где он провел несколько лет за изготовление наркотиков. Леони тут же хватает обоих в охапку и едет его встречать, подумаешь, два дня дороги. Главное чтобы Майклу было приятно, и чтобы он вспомнил, какая у него есть замечательная семья.

Роуд-трип семьи с юга на север Миссисипи и обратно в итоге пойдет не так, как было задумано. По пути произойдет много незапланированного, например, в один момент в машину подсядет призрак, которого видят только дети. Не обойдется и без столкновения с полицией, которую афроамериканцы опасаются и сегодня и не без оснований.

Писательница рисует практически беспросветную картину институциональной бедности и безнадеги, этим сильно напомнив мне "Демона Копперхеда", но без попыток социального анализа, а скорее в антураже страшной креольской сказки. Мне понравилось, как в романе обыграны мотивы старинных преданий из байу, и как магический реализм органично вплетается в повествование. А вот что мне не понравилось, так это затянутость и вялый, едва плетущийся сюжет. И как Уорд идеализирует то, что о трехлетке заботится тринадцатилетний брат, выписывая эту нездоровую динамику отношений как что-то спасительное для них обоих. Ни разу не заикнувшись о том, как это неестественно и травмирующе, когда ребенок вынужден стать родительской фигурой.

А еще портрет матери-кукушки в лице Леони, на мой взгляд, получился неглубокий и довольно однобокий. Совершенно не верится в её вялые попытки хоть как-то позаботиться о своих детях. И совершенно непонятно, что именно сделало её такой равнодушной, и почему же к ней не пришел этот магический "материнский инстинкт" (которого, как мы все знаем, не существует). Если у вас тоже этот момент вызвал вопросы по ходу чтения, буду рада об этом поговорить!

Не знаю, это я что-то не так сделала. Или дело в самой Леони. Но материнского инстинкта у нее нет. Я поняла это, когда ты был маленьким и мы ходили по магазинам, она купила себе что-то поесть и съела прямо у тебя на глазах, а ты сидел и плакал от голода. Тогда я это поняла.

#motherhood



group-telegram.com/williwaw_reads/601
Create:
Last Update:

Sing, Unburied, Sing by Jesmyn Ward ("Пойте, неупокоенные, пойте", Джесмин Уорд)

Watching this family grabs me inside, twists and pulls tight. It hurts. It hurts so much I can't look at it, so I don't.

Когда какую-то книгу рекомендуют одновременно Галина Юзефович, Анастасия Завозова и Вера Богданова, то не прочитать её я, конечно, не могу. Вот прямо сразу иду и читаю.

Кроме того, Джесмин Уорд оказалась единственным автором сразу трех романов в нашумевшем списке ста книг от New York Times. Что еще больше накаляет градус любопытства и, наверное, в какой-то степени объясняет, почему мои ожидания были слишком высокими, а реальность слегка разочаровала.

Рабство в США отменили в 1862 году, но в штате Миссисипи (беднейшем в стране) даже спустя сто лет про это как будто бы и не слышали. В конце 1940-х чернокожий подросток Ривер попадает вместе со своим старшим братом в тюремный трудовой лагерь. Причина? Брат ввязался в драку с белым в баре, а потом убежал домой. Полиция вломилась в дом и схватила обоих братьев. Младшего, пятнадцатилетнего, осудили за "укрывательство" на пять лет.

Шестьдесят с лишним лет спустя эта рана всё еще не зажила, хотя Ривер уже старик и заботится о внуке-подростке и внучке-трехлетке, а еще об умирающей от рака жене и непутевой дочке-наркоманке Леони. Что-то такое случилось с ним в этом страшном лагере-тюрьме, что не дает ему покоя, и Рив то и дело рассказывает кусочки своей истории внуку Джоджо, но никак не может добраться до концовки.

И вдруг им звонит Майкл, отец детей: его досрочно освобождают из тюрьмы, где он провел несколько лет за изготовление наркотиков. Леони тут же хватает обоих в охапку и едет его встречать, подумаешь, два дня дороги. Главное чтобы Майклу было приятно, и чтобы он вспомнил, какая у него есть замечательная семья.

Роуд-трип семьи с юга на север Миссисипи и обратно в итоге пойдет не так, как было задумано. По пути произойдет много незапланированного, например, в один момент в машину подсядет призрак, которого видят только дети. Не обойдется и без столкновения с полицией, которую афроамериканцы опасаются и сегодня и не без оснований.

Писательница рисует практически беспросветную картину институциональной бедности и безнадеги, этим сильно напомнив мне "Демона Копперхеда", но без попыток социального анализа, а скорее в антураже страшной креольской сказки. Мне понравилось, как в романе обыграны мотивы старинных преданий из байу, и как магический реализм органично вплетается в повествование. А вот что мне не понравилось, так это затянутость и вялый, едва плетущийся сюжет. И как Уорд идеализирует то, что о трехлетке заботится тринадцатилетний брат, выписывая эту нездоровую динамику отношений как что-то спасительное для них обоих. Ни разу не заикнувшись о том, как это неестественно и травмирующе, когда ребенок вынужден стать родительской фигурой.

А еще портрет матери-кукушки в лице Леони, на мой взгляд, получился неглубокий и довольно однобокий. Совершенно не верится в её вялые попытки хоть как-то позаботиться о своих детях. И совершенно непонятно, что именно сделало её такой равнодушной, и почему же к ней не пришел этот магический "материнский инстинкт" (которого, как мы все знаем, не существует). Если у вас тоже этот момент вызвал вопросы по ходу чтения, буду рада об этом поговорить!

Не знаю, это я что-то не так сделала. Или дело в самой Леони. Но материнского инстинкта у нее нет. Я поняла это, когда ты был маленьким и мы ходили по магазинам, она купила себе что-то поесть и съела прямо у тебя на глазах, а ты сидел и плакал от голода. Тогда я это поняла.

#motherhood

BY Приключения Кати и её Киндла


Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260

Share with your friend now:
group-telegram.com/williwaw_reads/601

View MORE
Open in Telegram


Telegram | DID YOU KNOW?

Date: |

The Russian invasion of Ukraine has been a driving force in markets for the past few weeks. In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. READ MORE The original Telegram channel has expanded into a web of accounts for different locations, including specific pages made for individual Russian cities. There's also an English-language website, which states it is owned by the people who run the Telegram channels. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm.
from kr


Telegram Приключения Кати и её Киндла
FROM American