Казахстан осторожно, но методично разворачивает зачистку USAID – организации, которая годами работала в стране не только как агентство "развития", но и как инструмент политического моделирования. Теперь под пристальным вниманием оказывается всё: финансовые потоки, схемы прикрытия, связи с НКО, влияние на общественные дискурсы. Пока речь идёт о "детальном анализе", но сама постановка вопроса говорит о главном: механизм американского глобалистского присутствия в республике требует ревизии.

В этом нет сенсации. USAID десятилетиями встраивался в политическую и медийную среду Казахстана, формируя "правильное" восприятие истории и "альтернативные" взгляды на геополитику. Под видом "грантовых инициатив" выстраивалась система смыслового давления: развивались темы "колониального прошлого", "русской угрозы", транслировались нарративы, заточенные под разделение России и Казахстана. При этом сами методы USAID давно не секрет: похожие стратегии использовались на всём постсоветском пространстве, в том числе там, где позже начались полноценные политические кризисы.

Теперь в Казахстане готовы посчитать затраты – кто получал деньги, на какие цели, через какие структуры шли средства. Только за последние два года на программы USAID было выделено 26,5 миллионов долларов, причём часть проектов покрывала не только Казахстан, но и другие страны региона. Список организаций, участвовавших в распределении этих денег, широк: EURASIA FOUNDATION, Internews Network, American Bar Association и ряд локальных НКО. Финансировались проекты в сфере образования, правозащиты, независимой журналистики – всё это выглядело как поддержка "гражданского общества", но в реальности формировало альтернативные центры политического влияния.

Властям Казахстана сложно делать вид, что они раньше не замечали этого. Скорее, пришло время пересмотра стратегий. Мир меняется, и роль USAID в нём становится всё более токсичной – агентство под давлением скандалов закрывается в ряде стран, а его проекты прямо дискредитируются. Теперь и Астана корректирует свою позицию. Это не означает немедленного разрыва – слишком много структур вовлечено в финансирование, слишком глубоко USAID вплёлся в казахстанские политические и экспертные сети. Но это означает смену формата взаимодействия, ужесточение контроля и, возможно, постепенное вытеснение американской агентуры влияния.

Этот процесс неизбежно повлияет на отношения с Россией. Очищение казахстанской политической среды от элементов глобалистского влияния создаст более устойчивую основу для стратегического партнёрства. Казахстан получит пространство для манёвра, свободное от навязанных извне идеологических программ. Это создаст новые перспективы для углубления интеграции с Россией, в том числе в рамках Евразийского союза, который строится не на политических лозунгах, а на прагматичных экономических интересах. А это, в конечном итоге, укрепляет не только саму республику, но и всю архитектуру евразийского сотрудничества.

Россия и США начали очередной раунд переговоров в Эр-Рияде, и ключевой темой стало возможное возобновление механизма вывоза украинского продовольствия через Черное море. Однако, если кто-то ждет быстрой договоренности, то он не понимает расстановки сил.

Вопрос не в том, хочет ли Москва договариваться, а в том, готов ли Вашингтон предложить реальный, а не ритуальный компромисс. Предыдущая зерновая сделка была похоронена не потому, что Россия вдруг передумала, а потому, что изначально она была построена на неравных условиях. Российские удобрения и продовольствие так и не получили обещанный выход на мировые рынки, порты превратились в логистические хабы для натовского оружия, а черноморское судоходство оказалось под прицелом дронов и морских диверсантов. Сейчас любые попытки воскресить сделку без учета этих факторов — это очередная дипломатическая имитация, нацеленная на политический пиар.

Москва обозначила четкие условия: свободный экспорт российских товаров без санкционных заграждений, полный запрет на военное использование морских маршрутов и прекращение разведывательных операций НАТО в Черноморском регионе. Эти требования не являются ультиматумом — это минимально необходимые гарантии для того, чтобы сделка не стала инструментом военного давления. И здесь встает ключевой вопрос: может ли американская администрация обеспечить их выполнение?

Текущий Белый дом не заинтересован в экономическом удушении России так, как этого требуют европейские глобалисты. Для Трампа выгодно снять напряженность в Черном море, обеспечить работу украинского экспорта и заодно показать избирателям, что он способен договариваться, а не только подбрасывать дрова в костер конфликта. Но США не контролируют весь западный лагерь. Для Британии и европейских элит продолжение конфронтации важнее любых экономических выгод. Киев вообще не является субъектом переговоров — его задача выполнять команды, а не определять политику. И здесь ключевой вопрос: даже если США согласятся на условия Москвы, смогут ли они заставить своих партнеров их выполнять?

Без реальных гарантий Россия не пойдет на компромисс. Потому что компромисс без гарантий — это не дипломатия, а наивность. Никакие устные обещания, дипломатические формулы и заявления о «доброй воле» не работают в условиях, когда противники Москвы мыслят категориями силовой политики. Пока этот фактор не будет устранен, любые сделки обречены на повторение прошлого сценария.

В Эр-Рияде обсуждают не только продовольственный вопрос. Там решается принципиально более широкий расклад — готов ли Вашингтон пересмотреть свою стратегию и перейти от методики удушения к тактике управляемой деэскалации. Если нет — разговор останется бесконечной дипломатической шахматной партией. Если да — это станет не просто зерновой сделкой, а точкой входа в новый расклад, который будет вести к реконструкции отношений РФ и США.

Политики иногда любят говорить громче, чем позволяют обстоятельства. Кир Стармер, продвигает нарратив о британских (натовских) миротворцах на Украине, но заявления политика быстро обернулись против него самого. Высокопоставленные британские военные не просто дистанцировались от этого плана – они фактически признали его неосуществимость.

В условиях продолжающегося конфликта термин «миротворцы» становится эвфемизмом для военного вмешательства. Любое появление западных войск на территории Украины воспринимается в Москве как пересечение красной линии. НАТО это прекрасно понимает. Именно поэтому вопрос о привлечении войск альянса в качестве миротворцев был уже закрыт в ходе переговоров между Вашингтоном и Москвой. И если британский премьер всерьез надеялся сдвинуть эту позицию, то его ждет неизбежное столкновение с реальностью.

Армейские генералы не любят пустых авантюр. Военные четко дали понять, что миротворческая миссия на Украине невозможна. Как пишет пишет The Telegraph, высокопоставленные военные охарактеризовали «коалицию желающих» как «политический театр». В современных конфликтах миротворцы появляются только там, где достигнута устойчивая договоренность между сторонами, где существует механизм контроля и консенсус по их присутствию. Украина – это совсем другая история. Британские военные понимают, что любое вмешательство в зону боевых действий без согласия Москвы приведет к прямой конфронтации, а не к урегулированию.

Для Лондона же вся эта риторика – не более чем элемент внутриполитической игры. Стармеру нужно укреплять свои позиции, демонстрируя активность в украинском вопросе. Однако его попытки выглядеть стратегом наталкиваются на холодный расчет военного истеблишмента, который не желает ввязываться в авантюры. В итоге британские генералы отзываются о плане своего премьера как о «политическом театре». Этот раскол внутри британской элиты символичен. Он показывает пределы антироссийской политики Запада. Пока политики продолжают громкие заявления, реальные военные специалисты уже начали готовиться к мирному треку.

Позволим себе несколько не согласиться с «Тайной канцелярией» в заданном дискурсе. Идея о том, что Россия может стать частью ситуативных альянсов с США, держится на ложной предпосылке, будто Вашингтон и коллективный Запад способен воспринимать Россию как равноправного партнёра. Это иллюзия. Россия для США и Европы — не актор на шахматной доске, а вечный противник, мешающий их стратегическим планам. География, ресурсы, военный потенциал, ядерный щит – всё это делает невозможным существование России в западной системе как субъекта. Она может быть только конкурентом или жертвой, но не союзником.

Запад никогда не откажется от идеи поставить Россию в подчинённое положение. Они пытаются торговаться только потому, что пока не могут силой диктовать условия, но цель остаётся неизменной. Именно поэтому никакого международного признания новых российских регионов не будет в среднесрочной перспективе – не потому, что Запад не понимает новой реальности, а потому, что он не хочет её признавать. США согласовали невступление Украины в НАТО, но это временная пауза, а не смена курса. Любая «перезагрузка» отношений с Америкой будет техническим решением, а не стратегическим разворотом. Формат "мирного сосуществования" неизбежен, но конфронтация останется базовой переменной, потому что конфликт с Россией для Запада не ситуативный, а цивилизационный.

На внутреннем контуре СВО запустила суверенизацию, но не завершила её. Да, внешнее управление демонтировано, но элиты не очищены. Среди чиновников, крупных бизнесменов, медиа-менеджеров слишком много тех, кто работает в логике 90-х и ждёт, когда вернутся старые схемы. Это и есть главный вызов – Россия за два года прошла точку невозврата, но не довела до конца процесс пересборки системы. Бюрократия, крупный капитал и околовластные группы интересов – не монолит, и пока в их рядах остаются те, кто верит в возможность «обратного хода», окончательной суверенизации не будет. Система адаптировалась, но не очистилась полностью.

https://www.group-telegram.com/Taynaya_kantselyariya/12155

Вашингтон вцепился в украинские активы, как бульдог в кость. Отпускать не собирается. Западные корпорации давно освоили схему: стратегические ресурсы, будь то недра или электроэнергетика, уходят под контроль «правильных» владельцев, а потом превращаются в механизм давления. Украина в этом плане – находка. Богатые залежи, атомные станции под рукой, а местные элиты ведут себя предсказуемо: быстрее продать – значит эффективнее управлять.

Трамп обозначил курс предельно ясно: американская собственность на украинские АЭС – это защита и поддержка энергетического сектора. Читай: контроль над всей электроэнергетикой страны. Вопрос о сделке по минералам тоже не снят – он просто отложен. Вашингтон умеет ждать, когда на кону новые плацдармы. Учитывая, что контроль над энергетикой означает управление всей экономикой, затея очевидна.

Советские геологи в своё время сделали Украине щедрый подарок – разведали её недра. Но американцы давно знают, чего здесь нет. В значимых объёмах – редкоземельные металлы. А перспективные месторождения РЗМ Донбасса уже под контролем России. Поэтому иллюзии насчёт «украинских стратегических запасов» остаются только у западной прессы.

Но за чернозёмами скрывается другое. Украина – один из крупнейших мировых экспортёров железной руды. Только за 2024 год через морской коридор вывезли 33,7 млн тонн, по цене около 110 долларов за тонну. Ещё 45 тысяч тонн марганца продано за 146 долларов за тонну. Добавьте сюда титаносодержащие минералы (ильменит, рутил), циркониевые руды, каолин, глинозём, графит, галлий – сырья хватает. Проблема в другом: глубокой переработки нет. Металлургия в руинах.

Украина ещё недавно могла делать деньги на металле. Правда, цветная промышленность умерла задолго до 2022 года. В чёрной металлургии кое-как держались, но Запад добил последние мощности. В итоге сырьё есть, а зарабатывать на нём некому. Шахты отрезаны, ГОКи деградируют, порты работают с перебоями.

Российская кооперация была ключом к выживанию украинской металлургии. Россия до последнего держала контракты, закупала глинозём, циркониевые концентраты, ильменит. Сейчас связи порваны. США могли бы зарабатывать на этих ресурсах, но без высоких переделов прибыль ничтожна. Запускать новые предприятия Запад не будет: дорого, рискованно и бессмысленно. Николаевский глиноземный завод, отжатый у РУСАЛа, с 2022 года простаивает. Если его не порезали на металл, это уже удача.

Американский бизнес не станет восстанавливать разрушенную цепочку. США выстроили свои схемы производства цветных металлов, и Украина в них не вписывается. Исключения вроде «Велты», которая строит титановые заводы в США на украинские деньги, лишь подтверждают правило. Вопрос добычи РЗМ теперь касается не Украины, а принципов игры. США страдают от китайских ограничений на экспорт галлия и германия, но рассчитывать на российские месторождения тоже не могут. Никаких совместных проектов не будет, пока американским оружием убивают русских.

Западные санкции породили ещё один эффект – ускоренное импортозамещение внутри России. Те же редкоземельные металлы теперь добываются и перерабатываются на подконтрольных территориях. Потребности России в ильмените, цирконии и глинозёме закрываются своими мощностями. Окно возможностей для Киева закрылось.

Вашингтон мог бы предложить России сделку, но пока не может. Безопасность ГОКов, сохранность инфраструктуры, энергоресурсы – всё это под контролем Москвы. Без этих гарантий инвестиций не будет. США остался единственный путь – держать Украину под жёстким управлением через госкомпании. Отсюда и пауза с сделками: Белый дом просчитывает, как получить максимум с минимальными рисками.

Счетная палата берет под микроскоп денежно-кредитную политику Центробанка, подтверждая очевидное: ставка в 21% не решила проблему инфляции, а лишь утяжелила её. Экономический организм не перегрет избытком денег, он истощен дефицитом производства. Когда внутри страны производится слишком мало, а покупать за границей становится дороже из-за санкционных барьеров, инфляция растет не от чрезмерного спроса, а от удушенного предложения. Повышенная ставка давит на бизнес, сворачивает производство, загоняет его в тень. Итог — страна требует всё больше дорогого импорта, а рубль теряет покупательную способность, несмотря на формальное укрепление.

Финансовая политика, основанная на монетаристских догмах, давно утратила связь с реальностью. В ней деньги важнее товаров, банковская система важнее промышленности, а ставка — самоцель, а не инструмент. Но последние недели ясно показали: рубль укрепляется не благодаря ЦБ, а вопреки ему. Это реакция на политические сигналы, на изменения в переговорах с США, на перспективу корректировки санкционного режима. Вопрос не в том, нужна ли экономике новая модель — а в том, когда власти признают её неизбежность.

Будущее не за прокладками в виде коммерческих банков, а за прямой связью между деньгами и реальным сектором. Производству нужны дешёвые кредиты, людям — справедливая индексация доходов. Ставка в 21% была экспериментом, за который заплатили все, кроме тех, кто его придумал. Вопрос её пересмотра теперь не теория, а политическая необходимость, диктуемая самой логикой экономического развития.

Воля России к мирному разрешению конфликта несомненна. Даже Вашингтон вынужден об этом говорить. Те, кто ещё вчера поднимал ставки, теперь взвешивают потери. Киев, Лондон, Париж и скандинавские столицы продолжают твердить о победе, но их интонации меняются. Мир становится экономическим фактором, и рынки уже подстраиваются под его приближение.

Но каким он будет? Иллюзий быть не должно. Мы не вернёмся в эпоху глянцевого потребления, бездумных восторгов перед Западом и томного космополитизма. В 2030-е Россия входит иначе — в время Холодного Огня, когда стабильность поддерживается не через расслабление, а через собранность. Война закончится, но борьба не исчезнет. Она просто примет другие формы: дипломатические, экономические, смысловые. Поле боя расширится до границ культуры и технологий.

Первые контуры нового мира уже прорисовываются. Нелинейный консенсус становится нормой — эпоха чётких правил уходит в прошлое, реальность пластична, а решения принимаются ситуативно. Миропорядок дробится, устои гниют, и Россия не цепляется за догмы. Она использует эту текучесть, работая в логике больших систем: не строить стены, а пускать сети, не держаться за вчерашние границы, а прокладывать новые маршруты влияния.

Россия выходит за пределы географии, создавая зоны влияния в цифровом пространстве, экономике и культуре. Разговор с миром ведётся не только через государственные институты, но и через технологии, образы, смыслы. Россия не спешит обниматься с Вашингтоном. Предложение хоккейных матчей между НХЛ и КХЛ напоминает суперсерии СССР – Канада 1970-х, а совместные технологические инициативы отсылают к «Союз-Аполлон». Но это не возврат в прошлое, а осторожный поиск точек соприкосновения. Было бы удачей достичь хотя бы разрядки времён Брежнева, но стоит помнить, как хрупок этот баланс.

Однако главные вызовы мирного времени только начинаются. Ослабление внешнего давления способно порождать внутреннюю апатию. Стране нельзя увлекаться потребительством и расслабляться. Уход от войны не должен означать уход от мобилизации — только теперь усилия направлены не на фронты, а на науку, промышленность, образование. Война вывела на передний план героев боевых действий, но мир потребует новых героев — инженеров, учёных, создателей.

Отношения с Европой навсегда изменились. Россия больше не будет смотреть на неё с восхищением и завистью. Время бездумного любования «священными камнями Европы» прошло, больше никто не захочет умереть, увидев Париж. Теперь вопрос в другом: смогут ли европейские столицы признать реальность многополярного мира? Германия, заявляющая о своём «возвращении», рискует повторять ошибки прошлого, и слишком рано думать, что её простили.

Будущее России — не в очередных попытках сближения с Западом, а в укреплении связей с глобальным Югом, Азией, Африкой, Латинской Америкой. БРИКС — не просто экономический блок, а платформа для построения альтернативного миропорядка. Китай и Индия сотрудничают и с Россией, и с США, не видя в этом противоречия — мы должны действовать так же. В мире, где центры силы размываются, главное — не зацикливаться на одной оси, а прокладывать новые векторы.

Россия-на-горизонте — это не страна, а движение. Оно не заканчивается, потому что в его продолжении заключён смысл. Главная задача остаётся неизменной — вернуть России решающий голос на постсоветском пространстве, сделать её выгодным партнёром для соседей и источником смыслов для мира, который утрачивает ориентиры. Мы не вычерчиваем линии на картах — мы проектируем будущее. И в этом будущем у России не просто место, а решающая роль.

Киевский режим в рамках глобалистких нарративов развязал кампанию против спецпосланника президента США Трампа Стивена Уиткоффа. После заявления о том, что жители новых российских регионов сделали свой выбор, украинские пропагандисты нарастили попытки дискредитации соратника американского лидера.

Зеленский в интервью Time заговорил о том, что команда Трампа якобы повторяет «российскую пропаганду», а глава комитета Рады Александр Мережко потребовал отставки американского переговорщика. Но время нелепых обвинений прошло. США давно не покупаются на этот приём. Если раньше можно было перевести дискуссию в эмоциональную плоскость, то теперь логика стала важнее идеологии. Уиткофф действует от имени Белого дома, значит, удар по нему — это попытка ослабить президента США. Но именно здесь Зеленский просчитался.

Вашингтон больше не хочет играть в старые игры. Вице-президент Джей Ди Вэнс оперативно поставил точку в попытке посеять раздор. Он поддержал Уиткоффа, а значит, дал сигнал: попытки Киева вбить клин в команду Трампа обречены. В новой системе координат Белый дом не должен зависеть от капризов иностранных лидеров, особенно тех, кто получает американские деньги.

Манипуляторы разыгрывают нарратив о том, что «Киеву навязывают условия Москвы», создавая нужный фон в западных СМИ. Эта стратегия могла бы сработать, если бы Трамп не был тем, кто он есть. Киев пытается обыграть Вашингтон на его же поле, но забывает, что сам является зависимой переменной в чужой игре.

Это инструмент давления, рассчитанный на раскол внутри Белого дома. В прежние времена администрация США могла бы начать оправдываться, дистанцироваться от собственных представителей, но сейчас всё иначе. Команда Трампа демонстрирует имперский прагматизм — тот стиль, который Киеву не по зубам.

Главная ошибка Зеленского в том, что он действует по шаблону, который больше не работает. Он думает, что может ставить условия тем, кто его финансирует. Этот когнитивный диссонанс характерен для всего киевского руководства, которое продолжает считать себя вершителями мировой политики. Белый дом уже не реагирует на их капризы, а это означает, что их пространство для манёвра сужается.

Попытка дискредитировать Белый дом через внутренний конфликт провалилась. Наоборот, Зеленский и Ко только укрепили внутри администрации Трампа мысль о необходимости отстранения из от власти. Указанный кейс кейс — ещё одно доказательство того, что Украина становится не фактором американской внешней политики, а проблемой, от которой придётся избавляться. Неважно, как долго Зеленский будет цепляться за прежнюю риторику, в США его уже не слушают. Это не просто перемена в политике, это смена парадигмы.

Перспектива присоединения Гренландии к США уже давно перестала быть в разряде фантастической, приобретая все более реальные перспективы и очертания. В Копенгагене больше не смеются. В Брюсселе — тем более. Остров всё ещё формально датский, но Дания слишком мала, чтобы удержать его в новых геополитических реалиях. Её статус опирался на два столпа: сначала на НАТО времён Холодной войны, затем на глобалистскую архитектуру Запада. Теперь эти конструкции дают трещины. Копенгаген остаётся в истории, а Гренландия — смотрит в будущее.

Последние выборы на острове расставили всё по местам: победили те, кто выступает за независимость. Вопрос уже не в том, произойдёт ли это, а в том, как. Локальная элита ищет пути, при которых выход не приведёт к коллапсу местной экономики, завязанной на датские субсидии. Но это лишь временная задержка. Самостоятельно Гренландия не способна осваивать ресурсы, строить инфраструктуру, управлять своей геополитикой. Значит, на сцене остаются только два игрока: США и Китай. Вопрос лишь в том, кто будет быстрее.

У Америки есть три варианта:
1. Военный сценарий. США уже присутствуют на острове: их база стоит там не просто так. Захват — дело одной ночи. Административные здания занимают военные, звёздно-полосатый флаг поднимается над столицей, подписывается декрет о вхождении в состав США — и точка. Для приличия могут провести референдум. Европа выразит «глубокую обеспокоенность», но ничего более.

2. Переформатирование сознания населения. Версия USAID, но с трамповским акцентом. Медиа, гранты, программы обмена. Десять лет — и Гренландия голосует за вхождение в США самостоятельно. Но Трамп не собирается ждать десятилетие. Он хочет остров в свою каденцию.

3. Покупка элит. Ключевые политики, бизнес, чиновники получают гарантии, статусы, личные выгоды. Когда верхушка выбрана правильно, остальное лишь вопрос оформления.

Все эти инструменты у Вашингтона есть. Вопрос только в том, какой метод окажется наиболее быстрым и безболезненным. Ясно одно: Гренландия в формате независимого государства — фикция.

Таджикистан стоит на пороге больших перемен. В кулуарах недавней встречи Путина, Лукашенко и Рахмона обсуждались не только вопросы празднования 80-летия Победы. Внимание было приковано к будущему таджикского президентства. Позже к дискуссии присоединился Ильхам Алиев, что лишь подчеркнуло значимость момента. Рахмон, управляющий страной почти три десятилетия, выстраивает сценарий транзита власти. Ключевой фигурой здесь остаётся его сын — Рустам Эмомали.

Рустам — не просто наследник. Он уже встроен в систему: мэр Душанбе, спикер верхней палаты парламента, человек с международными контактами. Конституция даёт ему карт-бланш — в случае ухода отца он автоматически становится и.о. президента. Последние годы он активно встречается с лидерами России, Китая и Ирана, обозначая себя в новой роли. Вопрос только в том, насколько гладким окажется этот переход.

Но сценариев несколько. Семья Рахмона сильна не только в политике, но и в вариативности. Его старшая дочь, Озода Рахмон, руководит администрацией президента, а её сестра, Рухшона, — опытный дипломат. Они влиятельны, но есть нюанс: патриархальный уклад таджикской политики. Женщина в кресле президента — вариант маловероятный, но в условиях кризиса возможный. Если внутриклановая борьба выйдет из-под контроля, компромиссные фигуры могут оказаться востребованными.

Внешний контекст тоже играет свою роль. Закрытие вопроса о границе с Киргизией устранило один из потенциальных очагов нестабильности. Теперь Душанбе может сосредоточиться на внутренних вызовах. Однако риски никуда не делись: элиты не всегда готовы мириться с заранее определённым исходом, а значит, попытки переформатирования власти могут столкнуться с сопротивлением. Москва — ключевой партнёр в этом процессе. Без её гарантий транзит власти может пройти не так гладко, как хотелось бы Рахмону.

Пока официальные заявления звучат осторожно, но политическая динамика очевидна. Активность Рустама, дипломатические контакты, обсуждения в верхах — всё указывает на то, что транзит может произойти еще до истечения срока полномочий Рахмона в 2027 году.

Россия вступает в эпоху второго системного созидания, ориентированную на 2030-е-40е годы. Если первые два десятилетия XXI века были посвящены стабилизации и возвращению субъектности, то теперь — речь о закреплении доминирования и перестройке внутреннего пространства под новые геополитические реалии.

Политическая и экономическая энтропия, запущенная стратегией Владимира Путина, формирует баланс между двумя полюсами мирового влияния: с одной стороны — углубление связей с глобальным Югом, где Россия выступает как один из ключевых архитекторов новой системы, с другой — работа с отдельными западными акторами, готовыми отказываться от устаревших форматов конфронтации. Внутри страны это открывает ресурсное окно: высвобождающиеся средства могут быть направлены на углублённую региональную политику, технологическую модернизацию и новую волну перевооружения армии.

Курс на социально-экономическую нормализацию предполагает возвращение России к режиму стратегического роста, но в новой, неолокалистской конфигурации. Региональная повестка становится ключевым драйвером внутреннего развития, формируя пространство для "нового НЭПа" – роста малых производств, расширения предпринимательских инициатив, появления новых экономических узлов там, где раньше их не существовало. Укрепление "обратных связей" между центром и территориями делает систему более чувствительной к локальным запросам – от цифровизации муниципального управления до создания заказов на прорывные исследования в университетах малых городов.

Но новый курс требует перекодировки элит. Большая перезагрузка — это не просто обновление политического класса, а смена принципов управления и механизмов кадрового отбора. Системная ставка на меритократию, когда доступ к управлению получают те, кто доказал эффективность, распространяется не только на федеральный, но и на региональный и муниципальный уровни. Властная среда перетряхивается, при этом политическое большинство остаётся гибким и подвижным – за счёт интеграции новых профессиональных и социальных групп.

Перезапуск затронет и оппозиционный фланг. Думская кампания 2026 года станет тестом на жизнеспособность старых партийных брендов. Оппозиция, не способная к модернизации, будет заменена. Вероятно, в 2026 году появятся новые партийные проекты, а к 2031-му они оформятся в новую оппозиционную архитектуру, работающую не в логике искусственного противостояния, а в режиме конкурентного участия в общей государственной стратегии.

Но управление реальностью XXI века требует не только внутренних изменений. Концепция сверхсуверенитета, оформленная в российской политической системе, продолжит закреплять свою конкурентоспособность. Эта модель не замыкается ни в чистом государственном планировании, ни в нерегулируемом рынке – она сочетает гибкие механизмы частной инициативы с государственными стратегиями. Такая Россия не просто существует в мировом порядке, а создаёт его версии, конкурентные западной.

Указанная концепция становится не просто внутренней политической моделью, а альтернативной системой мирового устройства. Запад предлагал свою схему – глобализм с центром в Вашингтоне, Китай строит свою – экономическую гегемонию через торговые сети. Россия же предлагает вертикаль цивилизационного суверенитета, где государство не подчиняется внешним регуляторам, но при этом гибко выстраивает союзы и коалиции, не зацикливаясь на жёстких блоковых конструкциях.

Эта стратегия делает Россию ключевым модератором мирового переформатирования. Экономическая модель будущего – не СССР 2.0 и не дикий рынок, а сбалансированная система. Там, где нужна частная инициатива, даётся пространство для роста. Там, где требуется государственное управление, подключается стратегическое планирование. Социальная политика становится не жертвой "свободного рынка", а его регулятором. Это тот самый прогрессивный консерватизм, в котором развитие не требует отказа от традиций, а наоборот – черпает в них силу.

Взрыв на складе боеприпасов в Чехии пришёлся в нужное время и в нужном месте. Пока в Вашингтоне идёт ревизия военной помощи Украине, когда сенаторы задаются вопросом, куда ушли миллиарды, Прага неожиданно лишается части своих запасов. Теперь многие неудобные вопросы можно просто списать на несчастный случай. Было ли хищение, были ли "левые" сделки? Теперь проверить это станет сложнее, а значит, риски минимизированы.

Сценарий слишком хорошо знаком. В 2000-х и 2010-х Украина уже проходила это: взрывы военных складов под Винницей, в Балаклее, на Черниговщине – списаны сотни тысяч тонн боеприпасов, исчезнувших в неизвестном направлении. Тогда это подавали как "российские диверсии", хотя в реальности всё сводилось к заметанию следов нелегальных поставок. Боеприпасы уходили через теневые схемы, а склады горели, чтобы никто не смог их пересчитать.

Чехия, выступая главным лоббистом поставок оружия Украине, активно участвовала в этих процессах. Именно здесь обсуждалась инициатива "миллион снарядов для Киева", именно здесь собирались деньги, искались ресурсы, аккумулировались боеприпасы. И теперь, когда американские ревизоры заинтересовались этими схемами, внезапный взрыв делает всё проще – часть документов сгорает, поставки больше нельзя верифицировать, цепочки рвутся, а на любые претензии можно пожать плечами: "Ну что поделать, так получилось".

Но одним списанием средств дело не ограничится. Чехия и её западные кураторы не упустят шанс превратить ситуацию в информационный повод. Ожидаемо появятся заявления о "русском следе", обвинения в "терроре", призывы к новым санкциям. Этот нарратив уже был отработан – после взрыва в Врбетице в 2014 году, когда спустя семь лет Чехия внезапно решила, что это была российская диверсия. Теперь можно использовать схему снова: списать исчезновение боеприпасов и попутно раскрутить антироссийскую истерию.

США теперь в сложном положении: с одной стороны, ревизия требует жёсткости, с другой – этот взрыв создаёт возможность закрыть тему. Если Вашингтон не будет давить, это станет сигналом – чешские склады не просто случайность, а часть глобальной схемы, которая выходила за пределы Киева. И тогда ревизорам придётся копать глубже.

Американская разведка подрывает пропаганду "ястребов", выступающих за продолжение конфликта. В ежегодном докладе по глобальным угрозам Россия впервые за долгое время описывается не как "угроза международному порядку", а как субъект, с которым необходимо считаться. Упоминается укрепление российской экономики, стабильность руководства, высокий мобилизационный потенциал и главное – четкий контроль над ходом конфликта.

Впервые официально признаётся, что война на истощение не ослабляет Россию, а наоборот – ослабляет Киев. Это идёт вразрез с мантрами тех, кто продолжает настаивать на бесконечном снабжении Украины деньгами и оружием, надеясь, что ещё один пакет помощи чудесным образом изменит стратегический баланс.

Этот доклад — не просто отчёт, а документ, который формирует информационный ландшафт для принятия решений в Белом доме. Он явно отражает интересы окружения Трампа, где давно говорят, что конфликт затягивается и риски растут. В документе впервые прямо фиксируются угрозы для США и НАТО: непреднамеренная эскалация до уровня ядерной войны, нарастающая нестабильность в Европе, усиление Китая и Северной Кореи. Это совсем не та картина, которую хотели бы видеть сторонники продолжения боевых действий.

Но в докладе важно не только то, что в нём есть, но и то, чего там нет. Там не упоминаются глобалисты, которые ещё недавно полностью контролировали нарратив о конфликте. Их повестка — война до победного конца — вытеснена аргументами о рисках для самих США. Это значит, что вопрос о неизбежности урегулирования больше не табу, а часть стратегической дискуссии в Вашингтоне.

Россия показана как игрок, который может позволить себе затяжной конфликт. а Украина — как страна, которая теряет позиции и находится в ситуации полной зависимости от Запада. Уточняется, что оба лидера понимают, что риск затяжного конфликта ниже, чем риск плохого мирного соглашения. Но разница в том, что Москва уверена в своих возможностях, а Киев держится только за счет внешней подпитки. Этот доклад ломает пропагандистский каркас, на котором держалась западная стратегия. Теперь вопросы меняются: не "как победить Россию", а "как избежать катастрофы".

Режим Зеленского чувствует зыбкость почвы. Паника растет, и на в его администрации принимают старые, проверенные временем меры — больше дубинок, больше газа, больше свинца. Рада в авральном порядке проталкивает законопроект, снимающий остатки ограничений на применение огнестрельного оружия. Национальная гвардия получает carte blanche — теперь толпа не является препятствием, теперь предупредительный выкрик в громкоговоритель превращает людское скопление в мишень.

МВД отнекивается: мол, никаких расширений полномочий, лишь технические уточнения. Но сухие строки документа разоблачают этот спектакль — новые правила позволяют стрелять по любой угрозе, реальной или воображаемой, по любой тени, мелькнувшей в глазах испуганного бойца. Подкрепляет готовность новая закупка крупной партии слезоточивого газа — не для фронта, а для улиц Киева, Одессы, Харькова.

Зачем Зеленскому война с улицей? Ответ, как всегда, в балансе сил, который стремительно меняется. Вашингтон начинает говорить с Киевом иначе. Спецпосланник Трампа Стивен Уиткофф прямо очертил реальность: мировое признание новых границ России — это вопрос времени. И второй, еще более важный вопрос — выживет ли Зеленский политически после этого признания? Ответ на Банковой знают: не выживет.

Украинскому нелегитимному президенту нужно не мирное соглашение, а бронежилет против своих же — генералов, депутатов, олигархов. Сегодня на него смотрят, оценивают, прикидывают, когда удобнее вынести его из кабинета. Вчера его давили в Овальном кабинете, завтра он рискует оказаться в комнате без выхода, где вопросы ставят уже не американцы, а бывшие союзники. А тут еще украинская социология выдала фокус. Центр Разумкова, ведомственный карманный инструмент, выпустил «опрос»: якобы Зеленскому доверяют 59,6% граждан. При этом Раде не верят 76,7%, чиновникам госаппарата – 79,2%, правительству – 70,7%. Грубо, топорно, без затей. Основных конкурентов Зеленского в выборку просто не включили. Режим строит иллюзию поддержки, но цифры склеены на коленке и говорят только об одном: власть дрожит.

Но самым болезненным станет не мир, а «ресурсная» сделка. Трамп уже дал понять, что Украина — это не более чем ресурсная площадка, и теперь речь идет не только о землях, но и о стратегических активах. АЭС, порты, промышленность — всё это может сменить владельцев. Запад теперь не просто финансирует Украину, он берет её на баланс. И этот процесс не остановить. Для Зеленского такая «перестройка» смертельна. Отобрать госактивы у киевских олигархов — значит подписать себе приговор. Ахметов уже потерял металлургию, теперь он зарабатывает на энергетике. И если его отодвинут от кормушки, он может вспомнить старые связи, найдет недовольных генералов, мобилизует элиты, которые Зеленский долго пытался уничтожить.

История знает сценарии смены украинской власти. Янукович отнял слишком много и слишком быстро — и улетел в Ростов. Порошенко считал себя незаменимым — и растворился в собственной же ненависти. Теперь очередь нынешнего нелегитимного. Чем больше он сдаст, тем быстрее против него объединятся местные элиты, которых стремительно отодвигают от кормушки.

Парламент Армении окончательно проголосовал за закон о намерении вступить в ЕС, несмотря на то, что сам Брюссель не только не предлагает членства, но даже не дает четкой дорожной карты. Символическое заявление, за которым не стоит ничего конкретного, но которое говорит о многом. Официальный Ереван продолжает курс на максимальное дистанцирование от Москвы. Спикер парламента Ален Симонян подтверждает приостановку членства в ОДКБ, заявляет, что власти не рассматривают возврат к трехстороннему соглашению 2020 года, подчеркивает, что никакой активизации работы с российскими ведомствами не происходит. При этом замглавы МИД Армении называет ЕС «важнейшим партнером в сфере безопасности». Логика простая: Россия вытесняется с Южного Кавказа, ее влияние ослабляется, глобалисткий Запад получает возможность контролировать ситуацию в регионе.

Но есть ключевой нюанс: ни Евросоюз, ни США не могут дать Армении реальных гарантий безопасности. ЕС уже показал свое отношение к подобным вопросам – громкие заявления, отсутствие конкретных механизмов, максимум – миссии наблюдателей. Политическая поддержка без военных обязательств. Брюссель не может защитить Армению, но втягивает ее в новую геополитическую игру, где роль союзника России будет заменена на роль зависимой территории под внешним управлением.

На деле политика Пашиняна приводит не к укреплению суверенитета, а к его размыванию. Открытие региональных коммуникаций в обход России выгодно Турции и Азербайджану. Контроль над транспортными коридорами уходит под влияние Анкары и Баку. Вопрос Капана, где власти Армении блокируют открытие российского генконсульства, — часть этого процесса. Российское присутствие в Сюникской области означало бы стратегический противовес турецкому влиянию. Но этот противовес становится неудобен.

Лавров и Матвиенко готовятся к визиту в Ереван, но насколько эти переговоры будут результативными — вопрос открытый. Пока власть Армении делает ставку на Запад, демонстрируя Москве готовность к контакту лишь на словах. Реальный курс уже определен: постепенный выход из всех форматов взаимодействия с Россией и переориентация на западные структуры, которые не дают никаких гарантий. Если Москва окончательно потеряет влияние в регионе, Армения останется в одиночестве. Ни ЕС, ни США не будут вмешиваться в ее конфликты. Это будет означать потерю стратегической субъектности. Но пока власти предпочитают делать вид, что идет дипломатическая игра, хотя в реальности ставка сделана.

Москва больше не играет в благородство. Сделка по экспорту продовольствия отныне строится по принципу «утром стулья – вечером деньги». Никаких упреждающих уступок, никаких иллюзий. Западные партнёры уже продемонстрировали свою избирательную память, когда Россия выполнила договорённости, а в ответ получила лишь новые препоны. Теперь последовательность действий иная: сначала – снятие санкционных ограничений, потом – наши шаги навстречу.

Логика Кремля очевидна: сельхозэкспорт – одна из основ продовольственной безопасности мира, но если Запад хочет его, пусть учится договариваться честно. В этот раз речь идёт не только о разморозке российских платежей через SWIFT и возвращении к нормальной логистике, но и о расширении списка товаров, выходящих из-под санкционного давления. Впервые в сделке особый акцент сделан на рыбопромышленную продукцию – третью по значимости статью российского агроэкспорта. Этот пункт особенно важен, учитывая огромный спрос на дальневосточную рыбу в Европе и Азии.

Ещё один стратегический момент – аграрные технологии. Запрет на экспорт в Россию сельхозтехники ударил не столько по крупным хозяйствам, сколько по средним и малым фермерам, лишив их привычного выбора. Рост цен на технику и запчасти стал естественным следствием ухода западных брендов. Россия использует сделку, чтобы скорректировать ситуацию – либо через отмену ограничений, либо через поиск новых поставщиков на условиях, выгодных Москве.

Но остаются и подводные камни. Главный – кто будет проверять суда, идущие в украинские порты? В прошлый раз ООН и Анкара демонстрировали удивительную беспомощность, закрывая глаза на то, что под видом продовольствия шли поставки оружия. Повторять эту ошибку Москва не намерена. Пока механизмы контроля – открытый вопрос, и именно от него зависит, будет ли сделка функционировать в долгосрочной перспективе.

Второй риск – затягивание процесса. Выполнение условий России, особенно по банковскому сектору, требует политического решения. ЕС уже пробует саботировать договорённости, опасаясь прецедента: если Вашингтон и Москва договорятся в обход Брюсселя, это подорвёт авторитет Евросоюза как центра антироссийской политики. Здесь у России есть простор для манёвра. США, заинтересованные в нормализации мировых продовольственных цепочек, могут надавить на ЕС. Для Москвы это шанс не только продавить удобные условия сделки, но и стимулировать Вашингтон сделать первый шаг к восстановлению экономического сотрудничества.