Не женщина, а филолог

А между тем сегодня день памяти Аркадия Петровича Гайдара.

Великий советский писатель. Героический советский воин. Человек поразительной внутренней свободы.

Да-да, Гайдар и главные герои его текстов — люди необычайно свободные. Свободна и сама изображаемая им эпоха. Откройте «Всадников неприступных гор», «Школу», «Судьбу барабанщика» — на вас так и пахнёт удивительным молодым временем. Временем рождения (ну или хотя бы младенчества) нового общества, в котором хоть и неярко, но начинают уже проступать черты «светлого царства социализма». В котором узбечка ещё не знает русского языка, но уже знает слово «Лельнин». В котором у привратника могилы Тамерлана уже есть сын-комсомолец, «знающий лучше биографию Буденного, бравшего в девятнадцатом Воронеж, чем историю Тамерлана, пятьсот лет тому назад громившего Азию». В котором солдат — высшее звание для человека, а возвращение к труду своего солдатского прошлого искупает все грехи настоящего («Я взрывал землю, — настойчиво повторяет отец. — Верно! Я старый командир, сапер. Я был на германской с четырнадцатого и на гражданской с восемнадцатого. Верно! Ну, так за эти два года я забурил, заложил и взорвал земли больше, чем за все те восемь»). И в котором «нет ничего святей знамен Красной Армии».

Дети у Гайдара мечтают стать солдатами. В «Военной тайне» Алька спрашивает у папы, какая их поколению достанется война. При этом война — по Гайдару — возможна и в мирное время. Его приём видения «военного в невоенном» позволяет изобразить войной и — сопряженное с необходимостью копать и взрывать — строительство системы водоснабжения лагеря в той же «Военной тайне». Как на настоящей войне, там появляются и предатели, и подлецы. От рук одного из которых и погибает маленький Алька. По-настоящему.

Когда мы говорим о детях, сразу как-то логично подтягивается разговор о семье. И здесь о ней тоже будет сказать логично. Понятие семьи для героев Гайдара, действительно, связано исключительно с детьми. Отношения взрослых людей часто распадаются по объективным причинам. И это не становится трагедией ни для кого из героев. Мама Альки, румынская коммунистка Марица Маргулис, повидав сына, вновь отправляется в Румынию бороться за освобождение человечества. И всем это кажется логичным и правильным. Сережа Щербачев спокойно принимает развод Валентины с его отцом и её новый брак. Так же спокойно он относится к тому, что, ещё будучи замужем за его отцом, она ходит в кино «с провожатыми».

Герои Гайдара не связаны «семейными узами». Все их личные взаимоотношения остаются свободными. Как и подобает молодости и свободе новой эпохи. Семья для них — это место, где есть «большое человеческое счастье, когда ничего не нужно объяснять, говорить, оправдываться и когда люди уже сами все знают и все понимают». Любые же «узы», любая неволя приводят к антипримеру семьи, который мы видим в «Голубой чашке» у старика и старухи (символ старого времени, да!) и которого, к счастью, удаётся избежать герою-рассказчику и Марусе. Мирит их, кстати, воспоминание о познакомившем их боевом прошлом.

Солдат, истинный солдат, — человек абсолютно свободный. Свободный от страха смерти. Вообще от страха. Это мы видим и из биографии самого Гайдара. Он не боялся. Не боялся на допросах у следователей ЧК в Хакассии. Не испугался позвонить Ежову и заступиться за репрессированную бывшую жену. Он всегда оставался верен себе, тому, что считал правильным, солдатским. И всегда оставался верен Советской Родине. И такими же он делал своих читателей. Ну или хотя бы немного приближал их к подобному.

Можно очень долго искать «истинную свободу в искусстве», рассуждать о ней и в итоге теряться и не находить. Но достаточно вспомнить, что мы с ней знакомы с детства. Когда впервые открыли «Чука и Гека», «Военную тайну», «Тимура и его команду», «Школу», «Голубую чашку».

Кто-то, возможно, захочет со мной поспорить и сказать, что Гайдар писал только о свободе солдата и как, мол, можно распространять эту свободу на всех людей… «Ну и что же!» — отвечу я. «А солдат не человек, что ли?»

www.group-telegram.com/us/lenochka_philology.com/517

2.3K viewsOct 26 at 11:39

А между тем сегодня день памяти Аркадия Петровича Гайдара.

Великий советский писатель. Героический советский воин. Человек поразительной внутренней свободы.

Да-да, Гайдар и главные герои его текстов — люди необычайно свободные. Свободна и сама изображаемая им эпоха. Откройте «Всадников неприступных гор», «Школу», «Судьбу барабанщика» — на вас так и пахнёт удивительным молодым временем. Временем рождения (ну или хотя бы младенчества) нового общества, в котором хоть и неярко, но начинают уже проступать черты «светлого царства социализма». В котором узбечка ещё не знает русского языка, но уже знает слово «Лельнин». В котором у привратника могилы Тамерлана уже есть сын-комсомолец, «знающий лучше биографию Буденного, бравшего в девятнадцатом Воронеж, чем историю Тамерлана, пятьсот лет тому назад громившего Азию». В котором солдат — высшее звание для человека, а возвращение к труду своего солдатского прошлого искупает все грехи настоящего («Я взрывал землю, — настойчиво повторяет отец. — Верно! Я старый командир, сапер. Я был на германской с четырнадцатого и на гражданской с восемнадцатого. Верно! Ну, так за эти два года я забурил, заложил и взорвал земли больше, чем за все те восемь»). И в котором «нет ничего святей знамен Красной Армии».

Дети у Гайдара мечтают стать солдатами. В «Военной тайне» Алька спрашивает у папы, какая их поколению достанется война. При этом война — по Гайдару — возможна и в мирное время. Его приём видения «военного в невоенном» позволяет изобразить войной и — сопряженное с необходимостью копать и взрывать — строительство системы водоснабжения лагеря в той же «Военной тайне». Как на настоящей войне, там появляются и предатели, и подлецы. От рук одного из которых и погибает маленький Алька. По-настоящему.

Когда мы говорим о детях, сразу как-то логично подтягивается разговор о семье. И здесь о ней тоже будет сказать логично. Понятие семьи для героев Гайдара, действительно, связано исключительно с детьми. Отношения взрослых людей часто распадаются по объективным причинам. И это не становится трагедией ни для кого из героев. Мама Альки, румынская коммунистка Марица Маргулис, повидав сына, вновь отправляется в Румынию бороться за освобождение человечества. И всем это кажется логичным и правильным. Сережа Щербачев спокойно принимает развод Валентины с его отцом и её новый брак. Так же спокойно он относится к тому, что, ещё будучи замужем за его отцом, она ходит в кино «с провожатыми».

Герои Гайдара не связаны «семейными узами». Все их личные взаимоотношения остаются свободными. Как и подобает молодости и свободе новой эпохи. Семья для них — это место, где есть «большое человеческое счастье, когда ничего не нужно объяснять, говорить, оправдываться и когда люди уже сами все знают и все понимают». Любые же «узы», любая неволя приводят к антипримеру семьи, который мы видим в «Голубой чашке» у старика и старухи (символ старого времени, да!) и которого, к счастью, удаётся избежать герою-рассказчику и Марусе. Мирит их, кстати, воспоминание о познакомившем их боевом прошлом.

Солдат, истинный солдат, — человек абсолютно свободный. Свободный от страха смерти. Вообще от страха. Это мы видим и из биографии самого Гайдара. Он не боялся. Не боялся на допросах у следователей ЧК в Хакассии. Не испугался позвонить Ежову и заступиться за репрессированную бывшую жену. Он всегда оставался верен себе, тому, что считал правильным, солдатским. И всегда оставался верен Советской Родине. И такими же он делал своих читателей. Ну или хотя бы немного приближал их к подобному.

Можно очень долго искать «истинную свободу в искусстве», рассуждать о ней и в итоге теряться и не находить. Но достаточно вспомнить, что мы с ней знакомы с детства. Когда впервые открыли «Чука и Гека», «Военную тайну», «Тимура и его команду», «Школу», «Голубую чашку».

Кто-то, возможно, захочет со мной поспорить и сказать, что Гайдар писал только о свободе солдата и как, мол, можно распространять эту свободу на всех людей… «Ну и что же!» — отвечу я. «А солдат не человек, что ли?»

BY Не женщина, а филолог