Новая публикация в разделе «Лента»: подборка визуальных работ Марии Лобановой, написанных 2023-2024 годах.

Посмотреть/прочитать подборку автора можно по ссылке.

Тамара Жукова. Т-ра Ж-ва.
POETICA, цена 138 руб.

В первой книге Тамары Жуковой представлены тексты, написанные в 2022-2023 гг. Их объединяет внимательное отношение к миру, а главное: к человеку. Кажется, авторка пытается проникнуть в суть вещей отыскать и зафиксировать языки всего, о ком/чём она пишет.

Заказать книгу с доставкой: [email protected]

Александр Уланов. Не (бе)речь.
POETICA, цена 276 руб.

В новой книге стихов Александр Уланов пробует различные способы взгляда/текста, направленного на индивидуальность видимого, видящего и их взаимодействия.

Заказать книгу с доставкой: [email protected]

Продолжаем «Ленту» циклом Матвея Соловьёва [дерево, темпера, kodak] — разделённым на небольшие, но предельно сгущенные смысловые фрагменты. Это актуальная форма интенсивного письма, в которой максимально плотно взаимодействуют визуальные, пространственные, звуковые и др. элементы, в данном случае стянутые маркерами религиозного нарратива.

[дерево, темпера, kodak]
(фрагмент)

3.

[Игла блицкрига] love in the wood
Ближе озера Ильмень лишь шум твоего лица.
Теорема Фалеса бережно режет путь,
оставляя монголам — плоскость на трёх опорах,
ордынцам — образ о двух углах.

4.

Звенигородское ранчо [из деисусного чина],
и вот бы — невидимое кино:
игумен сжигает митру,
читая закадровый текст на ломаном итальянском.

5.

Хиротония в условиях мерзлоты:
в застенок стекает ирис,
транслируя свой побег
в раскольничий Ново-Вегетативный [не сохранившийся узел]

Читать подборку полностью (с телефона — горизонтально, для правильного отображения разбивки).

Стихотворения-стилизации Павла Алёшина в «Ленте» журнала.
Я-поэт и я-переводчик встретились, чтобы параллельно развернуть несколько потенциальностей языка(-ов) и сплести китайскую образность с русским контекстом.

Ду Фу

второе стихотворение

я дома
я наконец-то дома
вокруг одинокая осень
которая мне как родная сестра
снег лежит на пожухлых листьях –
на моих разметанных мыслях
но я счастлив
я по-настоящему счастлив

я сочиняю стихи
пока укачиваю на руках малютку-дочь
пока жена моя с сыном готовят ужин
и стихи мои – это снег это серое небо
это листва отдающая свой последний свет
это прощальная песня осени
и величальная песня зимы
это сны моей дочери игры моего сына улыбка моей жены
и я счастлив
я по-настоящему счастлив

и стихами моими
не будут восхищаться при дворе
их не будут оценивать
поэты в знаменитой академии стихотворцев
потому что я не пою славу императорам
не превозношу красоту их прекрасных любовниц
не слагаю оды мудрым военачальникам
не размышляю о древности и не грежу грядущим
не раскрываю тайны бессмертия

но стихи мои
сверкнут белизною снега
взлетят на небо незримым драконом
и ветер пропоет их всюду
и они станут частью
гор и вод

Читать подборку полностью.

Новые стихи в «Лаборатории» — подборка Михаила Вистгофа «дерево качается насквозь». В сопоставлении образов Вистгоф соединяет окружающую реальность и представляемый — его — мир, причём шов между ними сходится порой до неразличения.

* * *

медленно дети плавят пластик
маленький бог зарождается в луже
а большой готовится сделать сальто
с края трубы
чтобы снегом стать в кувырке

медленно роются в воздухе снегири
облетая город, как облетает иголка варежку
медленно входит скальпель мороза в легкие
все глубже и глубже

а потом и руки
греются в них
а потом и пальцы
шарят в них
достают облака

Прочитать подборку полностью можно по ссылке.

«Некоторые способы распоряжения моим т.н. сердцем» Милены Степанян — в нашей «Лаборатории».

В основе образности данных текстов — карнавальность. Авторка выстраивает подборку не только на сближении противоположностей, привычной амбивалентности подобных стихотворений — геро_инями буднично-праздничных сюжетов буквально становятся жонглёры и жонглёрки, канатоходцы, эквилибристы, клоуны и «клоунки».


(•‌⍜•‌)†

вместо отрезанных от дубленки пуговиц на глаза
и цветочных семян по периметру тела
аквагримом со дня рождения
напиши на моём лице слова

твоим почерком поэма уместится на щеках,
по стиху на висках,
на лбу самое длинное предложение твоей прозы;
распишись на губах, на веках поставь по точке,
тогда у меня будет всё на лице написано,
как у ху*вой актрисы как у лучшей из клоунок

поужинав с Пеньо и Батаем,
разделив восхищение русской революцией,
я тоже окажусь голая и заблюю
«могилу» де Сада от кинетоза и ради шутки

а впрочем, как сильно я пожалею,
если упрошу написать на могильном камне
НЕ НАДО МЕНЯ ВОСКРЕШАТЬ
никто не поймёт этой шутки?

поэтому на всякий случай в очередной раз
в своей манере спрашиваю, лишь бы спросить:
Куда ацефал девает конфеты с кладбища,
если у него нет ни головы, ни карманов?

Полностью прочесть подборку можно по ссылке.

В «Ленте» — цикл Нико Железниково «чумные земли». Это многослойный текст, обращающийся сразу ко многому (как и обычно — в синкретических работах Нико). Его можно воспринять и как продолжающееся исследование чувственности, и как очередной эпизод слияния человека и места — и культуры, в которую он помещён, причём, в процессе её создания.

Нико мастерски играет со временем, сближая латынь и древнерусский язык, переводя их в регистр сегодняшнего дня, поэтому речь выходит за границы линейно текущего времени (такой могла быть инди-игра, не только развлекающая, но и исследующая искусство, аудиально-визуальный арт-проект). Исследование Нико продолжается — оно идёт по телу и земле, истории и языку; приглашая в (вечно) чумные земли как в редактор терраформинга, внезапно оказавшихся здесь NPC и их жизни.

земляника покидает свои владения (фрагмент)

соломинка, переломившая спину.

земляничные листья: Герцогства;
— Кромешны, крошатся,
всуе:
остались одни прожилки;

по дороге
скарлатина — Болтунья-в-Скорлупке, —
играет в слова
ягодным языком,
ничего не взяла с собой,
в обеденном зале забыла
багряницу на спинке стула, книгу,
Открытую
на самой пустой странице…

(отравляющей ценности тяжесть)

<…>

пухлый велюровый кошелёк с бижутерией (фрагмент)

<…>

и ты, и я умрём.
это доводит тебя до слёз? плаке-плаке,
но пока мы в багателях как в богадельнях,
и стеклянные бусы увощаем,
потому что все жемчуга изрёваны,
скарб en essence d’orient — вот что такое наша скорбь.
в немьрьцаѥмѣмь лице крови
из копчёного бархата, из зольной парчи:
балаклава — укрытое лицо боли
и красоты,
что не спасает
и не спасётся,
а лишь смотрит звездой озверелой,
распятой, распяленной, сияет и смотрит.
нищие духом, мы simili-luxe в нашей
бездельной любви.

Прочитать цикл полностью можно по ссылке.

Обновление в «Ленте» — подборка Михаила Бордуновского «Тёмно-синее, золотое. Последние Силы». Главная интонация/интенция первого текста — голос распада, монолог, который становится факелом внутри тьмы. Процесс умирания, остановленный на зыбкой грани жизни и смерти: «где умирает и никак, сволочь, не может Умереть он, который был & остаётся & останется мною». Речь и о субъекте говорения, и об отождествлении себя-как-носителя-разл[п]ада-и-боли. Кадавр будто бы стягивает эти состояния: с одной стороны, Бордуновский имеет в виду не живую (как в мифе), а умершую плоть, заполняющую окрестности. С другой, возникает ассоциация с Planescape: Torment, где действие начинается на препарационном столе морга (так и для автора ассоциация тут — хирургическая) — а дальше перед игроком, а здесь: читателем встают нелёгкие вопросы, в которые он погружается едва ли не в прямом смысле.

Второй текст синкретичен и построен на совмещении голосов, что одновременно отсылает к схожей работе Андрея Таврова (Бордуновский в целом наследует поэтике метареализма), а одновременно он обращается к той же теме, но под другим углом, добавляя карнавальности, феноменальности (вспоминая юродивый текст из школьной программы; здесь же и грустный клоун Леонид Енгибаров) жизни, которая лишается подпорок вожделения, обходясь «Бедной, отекающей поэзией» — которая тем беднее, чем меньше становится нас, — которые вроде бы есть («Цветут деревья, солнце заполняет парк…»), но всё больше — Кадавр, и облегчения не приносят ни цветущие деревья, ни солнце, которое заполняет парк, ни мир, уже не способный утолить ни радость, ни боль; задолго до того, как выключат свет и канатоходцы выйдут из маскарада по уже невидимым нитям.


ТЁМНО-СИНЕЕ, ЗОЛОТОЕ (фрагмент)

...Под перевёрнутым камнем нам темно блестят заторможенные & слабые сердца. Нет обмена на золото. В лесу, окружившем город, трубит электричество. Не на что обменять слабые & волнующиеся сердца Этих Мест: их окунули в кровь, их зубцы отравлены. Наградные ленты за тобой волочатся & призраки, мертвецы и несчастные угольного вокзала, заставшие Приземленье Планет. Нас обманули, погрелись за счёт нашего слабого сердца. Все соучастники. Все будут сокращены.

Следует наслаждаться. Следует этим удовлетвориться. Прокажённый процеженный воздух. Не пройти таможню: около мыса Уничтожения застопорены вагоны и такие как мы, Виновные Во Всём, сходят собственными путями, в собственных коронах навстречу быстрому снегу. Они, такие как мы, из осаждённого города, усеянного глазами, на мысе Уничтожения остаются в песке, и я жду сигнала отхода. На мысе Уничтожения встретить меня невозможно. Я ещё не закончил.

Выдуманы ангелы-почтальоны & Соответствия недействительны. На земле, презираемой за то, во что она превратилась, заговор выпаривают, как соль: я остался, хочу приманить поближе свою беззубую кровь. Она не выдерживает прямого взгляда, дёснами перемалывает Слабое сердце. Нередки повторы. Слабого сердца преданная & презираемая земля всюду поблизости и никогда вдали, и на древке в центре земли извивается подыхающий флаг Известий. Я здесь, значит, говорю изнутри ловушки...


Прочитать подборку полностью можно по ссылке.

В «Ленте» — три стихотворения Ли Бо в переводе Павла Алёшина. Автор, живший в эпоху династии Тан, считается одним из лучших и самых известных китайских поэтов. В своё время его переводили Эзра Паунд, Эми Лоуэлл, Николай Гумилёв, Анна Ахматова и др. Павел Алёшин представляет — по его словам — экспериментальные переложения классических текстов.

Письмо детям

в землях У листья шелковиц зеленые
шелкопряды спят спят
моя семья в восточном Лу
и я гадаю кто обрабатывает поля
я не могу вернуться вовремя к весенним работам
и ничем не могу помочь в одиночестве странствуя по реке
южный ветер несет мой тоскующий дух
прямо к нашему дому
к персиковому дереву растущему с восточной стороны
к дереву что я сам посадил
перед тем как оставить вас
кажется три года уже прошло
сейчас оно должно быть выросло
высотой сравнявшись с крышей дома
а я все странствую и никак не вернусь
милая моя дочь Пинъян я вижу тебя
как ты стоишь у этого дерева и срываешь цветущую ветку
а меня нет рядом и твои слезы текут как ручей
мой маленький сын Боцинь
наверное ты уже достаешь сестре до плеч
наверное ты приходишь вместе с ней к персиковому дереву
но нет никого кто бы нежно похлопал тебя по спине
когда я думаю об этом все мои чувства в смятенье
и острая боль ежедневно пронзает мое сердце
поэтому сейчас я отрываю кусок белого шелка
чтобы написать это письмо
и отправить его со всею моею любовью
к вам по реке

Читать подборку полностью.

Стилизации Павла Алёшина на тексты китайских поэтов.