Рассказали страшное: из Кеми вчера на каяках и сапах (!) вышли 15 человек. А тут эта резкая смена погоды и сильные ледяные порывы ветра.
В общем, их ищут. Кого-то удалось спасти, но далеко не всех даже нашли. Белое море почти не оставляет шансов, но надежда на чудо, которое здесь случается нередко, всегда остаётся. Замолвите за них слово Господу, пожалуйста..

P.S. Шли на Соловки, были записаны в наш музей. Мы здесь рассказываем, какое Белое море на самом деле опасное. "Море – измена лютая", если по-поморски.

Не успели рассказать.

Какой непростой оказался день. С утра – новости про пропавших в Белом море. Спасательный вертолёт над Соловками. Когда днём эта история стала потихоньку появляться в новостных каналах, я глянула там комментарии (конечно, зря).
А здесь, на Соловках, люди горячо откликаются на эту историю, потому что знают, что такое Белое море, а кто-то и сам оказывался на грани жизни и смерти. Когда здесь однажды на маршруте встало пассажирское судно, люди с Соловков на обычных моторках выходили в открытое море забирать пассажиров. Так же жили когда-то и поморы: если узнавали, что у кого-то беда, его старались спасти, не интересуясь причинами попадания в эту беду (а даже из записанных в 16 веке историей есть те, где ясно, что причиной бед стала халатность, недосмотр, глупость). Каждый знал, что однажды с ним может случиться то же.
Это всё про любовь как она есть. Не ту, что нам рисуют в большинстве фильмов и книг, а ту, которая не ищет своего.

А ещё про любовь была сегодня история, тоже очень тяжёлая для меня. Пришли к нам в музей несколько человек, походили, а потом один и спрашивает, могу ли я рассказать, что за люди тут жили в 18-19 веках. Ну, я могу, конечно. Дальше вопрос ушёл в то, кто и, главное, зачем начал здесь жить. В общем, то, что всегда есть у нас в экскурсиях. Моя любимая, особо дорогая мне тема среди наших музейных тем. Начинаю рассказывать и понимаю, что я спотыкаюсь. Вернее, мы спотыкаемся: у меня постоянно переспрашивают одно и то же. Зачем, мол, монастырь. Ответ "для молитвы" не проходит. Зачем, и всё. Я человек прямой, в споры и дискуссии не умею, и вообще говорю обычно по принципу "да-да, нет-нет", а если не могу говорить прямо, то молчу, так как в моем случае все остальное от лукавого. Чувствуя за вопросами двойное дно, вывожу на прямую речь: мол, вы считаете, что настоящей причиной создания монастыря могла быть только материальная, верно? Отвечает, что да. Зачем, мол, все это "молиться за мир", кто это придумал вообще.

В споры такого рода я, повторюсь, не умею. Попробовала говорить про подвиг, про любовь к Господу, в ответ только получила "а вы сами замужем?". Мол, что вы можете знать о любви.
Действительно.

Ладно, вернулись на тропу подвига, и я зачем-то приплетаю сюда воинов. Думала, понятней станет, но и здесь встречаю стену: "Они, 90%, пошли туда за деньгами". Спрашиваю, откуда такая точная статистика, вы все 90% солдат лично опросили? Да, говорит: я на границе живу.

А дальше вот она, мелкость человеческая (моя в данном случае). Уцепилась я за эти невесть откуда взявшиеся 90% и не заметила за ними главного. Ну, пусть 10% пошли воевать не из-за денег, Бог с ним, пусть будет его статистика. Пусть даже 5%, пусть 1%. Но они, этот один процент, воюют за что?
За то самое. За любовь.
Монахов и вообще настоящих подвижников в монастыре и миру ведь тоже вряд ли у нас много, тоже, наверное, один процент населения или меньше. Но этот один процент подвижничает почему? По любви. Которая совсем не про возвышенные чувства и не про то, что тебе всегда хорошо и светло.

Но этого всего я ему не сказала, зациклившись на его самосозданной статистике. Разошлись мы, в общем, не очень, хоть и пожали друг другу руки. Ушла я прятаться от людей, чтобы свернуться в болючий клубок (слишком тяжёлая для меня тема), свернулась, болею душой и внезапно думаю: ну, пусть он циник, пусть у него так. А Сашка, Герман, который вообще в 2019 погиб, задолго до СВО, когда денег в помине не было, и другие ребята, кого я знаю, – они погибли и за него тоже. А значит, опять побеждает любовь, и последнее слово остаётся за ней.

Успокоилась, вернулась и даже экскурсию обо всём этом (потому что жизнь поморов на Беломорье, подвиг в Соловецком монастыре и воины на СВО – темы невероятно близкие по своей сути) провела так ясно, как давно не водила.

Но главное-то и не в этом всём. Главное в том, что он сказал напоследок: что он воинам помогает. Руку я ему пожала, спасибо сказала, а обдумала только когда своя боль улеглась. Вот что главное:

Знает он об этом или нет, верит или нет, но творит он любовь. Она такая и есть, любовь-то. Одно дело – помогать, когда для тебя "Русские солдаты – лучшие из людей", и совсем другое – когда ты считаешь, что они там почти все просто деньги зарабатывают. Но идёшь и помогаешь! Считая материальное главным движением человеческой жизни, делаешь то, что сверх.
Вот она, любовь.
И на Соловки он, не сомневаюсь теперь, приехал не просто так. Позвали его соловецкие подвижники, пусть он и не верит в подвиг. Может (надеюсь) встретит кого поумнее меня. Того, кто любит.
Того, Кто любит. Уж Он его точно знает и ждёт.

Давно здесь не было музыки света в нашем такелажном амбаре.