Во многом он был интеллектуальным одиночкой, который лучше всего выразился в своих текстах. В Л.А. Тихомирова, как мыслителя, надо уметь вчитаться, его стиль изложения надо потрудиться освоить, может быть, даже сжиться с ним, полюбить, и тогда, хотя и далеко не сразу, его тексты раскрывают читателю всю свою содержательность и глубину. Здесь надо отметить эту психологическую особенность при чтении его текстов, которую я неоднократно замечал на себе и на других. Первое прочтение тихомировских текстов давалось многим тяжело, особенно если они начинали с капитальной «Монархической государственности». Я встречал немало людей, которые, так и не осилив этой монографии, делали скоропалительные выводы о Льве Тихомирове как о мыслителе. Причём выводы, как это ни странно, делались самые противоположные: одни начинали почитать его как крупнейшего теоретика, а другие – считать его лишь неярким публицистом, одним из многих. Вкус у первых значительно лучше и характеризует этих людей как более честных, приписывающих «интеллектуальное поражение» себе, а не автору, которого они не смогли понять… Но если человек не оставлял своего желания разобраться в построениях писателя, то каждое новое обращение к его текстам давало всё новые творческие плоды погружения в его мысль и одновременно выработку своего мышления. Лев Тихомиров — мыслитель, который тематически не разбрасывался в своём творчестве. Если начинать читать его последовательно с работы «Почему я перестал быть революционером?» (1888; первой после переосмысления им левых идей) и до «Религиозно-философских основ истории» (1918), «Теней прошлого» (с 1918-го, не закончены) и «В последние дни. Эсхатологическая фантазия» (1920), то понимаешь, что он писатель одной темы. Но зато, быть может, самой главной для настоящего русского писателя. По большому счёту всю свою вторую половину жизни (да и первую нельзя сбрасывать со счетов, как жёсткий умственный искус революцией) он писал одно большое сочинение «Апология христианского взгляда на мир», «главами» которого были книги и статьи о Церкви и религиозных идеях, государстве и рабочем вопросе, нации и обществе и т.д. Интересно, что его, как писателя, почти не интересовала внешняя политика или, точнее, всё то, что выходило за рамки темы «Россия и христианство». Ему никогда не приходило в голову пристёгивать Россию либо к Западу, либо к Востоку, проектировать вселенские проекты объединения всего и вся. Точно так же как сложно его представить посвятившим свою жизнь каким-нибудь отвлечённым темам, никак не связанным ни с его верой, ни с его любовью к Отечеству. Не слишком деятельный во внешней, неинтеллектуальной, сфере своей жизни, во внутреннем своём делании он был удивительно работоспособен. Его многолетний «Дневник» наполнен всевозможными жалобами на здоровье (ревматизм сочленений суставов, доводивший его до обездвиживания, другие болезни) и иными жизненными переживаниями, часто пессимистическими. Но это было только в «Дневнике», не для чужих глаз — для разговора с самим собой. В своих книгах и статьях он был во многом бесстрастен и до конца своих дней интеллектуально служил России, понимая, что больше работает на будущее, чем на разваливающееся на глазах настоящее… Факт существования тысячелетней православной России не был для него скучным недоразумением, требующим революционных перемен или разработки социальных доктрин по её капитальной утилизации. Его удивительная умственная самостоятельность жёстко контрастировала с распространённой тогда интеллектуальной зависимостью от идеологических веяний времени. «Человек нашей интеллигенции, — писал Л.А. Тихомиров, — формирует свой ум преимущественно по иностранным книгам. Он, таким образом, создаёт себе мировоззрение чисто дедуктивное, построение чисто логическое, где всё очень стройно, кроме основания — совершенно слабого. Благодаря миросозерцанию такого происхождения у нас люди становятся способны упорно требовать осуществления неосуществимого или даже не имеющего серьёзного значения, а в то же время оставлять в пренебрежении условия капитальной важности».
Во многом он был интеллектуальным одиночкой, который лучше всего выразился в своих текстах. В Л.А. Тихомирова, как мыслителя, надо уметь вчитаться, его стиль изложения надо потрудиться освоить, может быть, даже сжиться с ним, полюбить, и тогда, хотя и далеко не сразу, его тексты раскрывают читателю всю свою содержательность и глубину. Здесь надо отметить эту психологическую особенность при чтении его текстов, которую я неоднократно замечал на себе и на других. Первое прочтение тихомировских текстов давалось многим тяжело, особенно если они начинали с капитальной «Монархической государственности». Я встречал немало людей, которые, так и не осилив этой монографии, делали скоропалительные выводы о Льве Тихомирове как о мыслителе. Причём выводы, как это ни странно, делались самые противоположные: одни начинали почитать его как крупнейшего теоретика, а другие – считать его лишь неярким публицистом, одним из многих. Вкус у первых значительно лучше и характеризует этих людей как более честных, приписывающих «интеллектуальное поражение» себе, а не автору, которого они не смогли понять… Но если человек не оставлял своего желания разобраться в построениях писателя, то каждое новое обращение к его текстам давало всё новые творческие плоды погружения в его мысль и одновременно выработку своего мышления. Лев Тихомиров — мыслитель, который тематически не разбрасывался в своём творчестве. Если начинать читать его последовательно с работы «Почему я перестал быть революционером?» (1888; первой после переосмысления им левых идей) и до «Религиозно-философских основ истории» (1918), «Теней прошлого» (с 1918-го, не закончены) и «В последние дни. Эсхатологическая фантазия» (1920), то понимаешь, что он писатель одной темы. Но зато, быть может, самой главной для настоящего русского писателя. По большому счёту всю свою вторую половину жизни (да и первую нельзя сбрасывать со счетов, как жёсткий умственный искус революцией) он писал одно большое сочинение «Апология христианского взгляда на мир», «главами» которого были книги и статьи о Церкви и религиозных идеях, государстве и рабочем вопросе, нации и обществе и т.д. Интересно, что его, как писателя, почти не интересовала внешняя политика или, точнее, всё то, что выходило за рамки темы «Россия и христианство». Ему никогда не приходило в голову пристёгивать Россию либо к Западу, либо к Востоку, проектировать вселенские проекты объединения всего и вся. Точно так же как сложно его представить посвятившим свою жизнь каким-нибудь отвлечённым темам, никак не связанным ни с его верой, ни с его любовью к Отечеству. Не слишком деятельный во внешней, неинтеллектуальной, сфере своей жизни, во внутреннем своём делании он был удивительно работоспособен. Его многолетний «Дневник» наполнен всевозможными жалобами на здоровье (ревматизм сочленений суставов, доводивший его до обездвиживания, другие болезни) и иными жизненными переживаниями, часто пессимистическими. Но это было только в «Дневнике», не для чужих глаз — для разговора с самим собой. В своих книгах и статьях он был во многом бесстрастен и до конца своих дней интеллектуально служил России, понимая, что больше работает на будущее, чем на разваливающееся на глазах настоящее… Факт существования тысячелетней православной России не был для него скучным недоразумением, требующим революционных перемен или разработки социальных доктрин по её капитальной утилизации. Его удивительная умственная самостоятельность жёстко контрастировала с распространённой тогда интеллектуальной зависимостью от идеологических веяний времени. «Человек нашей интеллигенции, — писал Л.А. Тихомиров, — формирует свой ум преимущественно по иностранным книгам. Он, таким образом, создаёт себе мировоззрение чисто дедуктивное, построение чисто логическое, где всё очень стройно, кроме основания — совершенно слабого. Благодаря миросозерцанию такого происхождения у нас люди становятся способны упорно требовать осуществления неосуществимого или даже не имеющего серьёзного значения, а в то же время оставлять в пренебрежении условия капитальной важности».
BY Михаил Смолин
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The Securities and Exchange Board of India (Sebi) had carried out a similar exercise in 2017 in a matter related to circulation of messages through WhatsApp. Stocks closed in the red Friday as investors weighed upbeat remarks from Russian President Vladimir Putin about diplomatic discussions with Ukraine against a weaker-than-expected print on U.S. consumer sentiment. Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. The picture was mixed overseas. Hong Kong’s Hang Seng Index fell 1.6%, under pressure from U.S. regulatory scrutiny on New York-listed Chinese companies. Stocks were more buoyant in Europe, where Frankfurt’s DAX surged 1.4%.
from us
