Сталинизм - это болезнь нравственного помешательства.
Для последовательного сталиниста характерна бессердечная психопатия, моральная идиотия и расстройство личности, при которой перестают признавать нравственное поведение как норму.
Сталинизм - антисоциальное расстройство личности или группы лиц, поведение которых очень точно описывается в психиатрии как "враги общества". Характерным поведением последовательных сталинистов является бессердечное отношение к ближним, низкий порог разряда насилия, неспособность испытывать чувство вины, обвинения всех окружающих во всевозможных смертных грехах.
Психиатры говорят, что нравственное помешательство может быть и наследственным, характеризуемым неспособностью усваивать нравственные нормы.
Возможно и сталинизм может быть наследственным нравственным расстройством личности.
Для последовательного сталиниста характерна бессердечная психопатия, моральная идиотия и расстройство личности, при которой перестают признавать нравственное поведение как норму.
Сталинизм - антисоциальное расстройство личности или группы лиц, поведение которых очень точно описывается в психиатрии как "враги общества". Характерным поведением последовательных сталинистов является бессердечное отношение к ближним, низкий порог разряда насилия, неспособность испытывать чувство вины, обвинения всех окружающих во всевозможных смертных грехах.
Психиатры говорят, что нравственное помешательство может быть и наследственным, характеризуемым неспособностью усваивать нравственные нормы.
Возможно и сталинизм может быть наследственным нравственным расстройством личности.
Forwarded from Наследие Империи
⚡Правда большевицкой России и правда имперской России
⚠️Николай Васильевич Болдырев: «Революция взвесила всё земное, и оно оказалось лёгким» - Наследие Империи
https://rusnasledie.info/nikolaj-vasilevich-boldyrev-revolyuciya-vzvesila-vsyo-zemnoe-i-ono-okazalos-lyogkim-2/
⚠️Николай Васильевич Болдырев: «Революция взвесила всё земное, и оно оказалось лёгким» - Наследие Империи
https://rusnasledie.info/nikolaj-vasilevich-boldyrev-revolyuciya-vzvesila-vsyo-zemnoe-i-ono-okazalos-lyogkim-2/
Наследие Империи
Николай Васильевич Болдырев: «Революция взвесила всё земное, и оно оказалось лёгким» - Наследие Империи
Автор: Михаил Смолин Часть 2. Правда большевицкой России и правда имперской России Перед революцией духовные и государственные основы России были, по глубокому замечанию Н.В. Болдырева, «затянуты жиром благополучия» — благополучия прежде всего слоя интеллигентного…
Николай Васильевич Болдырев: «Революция взвесила всё земное, и оно оказалось лёгким»
Часть 2.
Правда большевицкой России и правда имперской России
Перед революцией духовные и государственные основы России были, по глубокому замечанию Н.В. Болдырева, «затянуты жиром благополучия» — благополучия прежде всего слоя интеллигентного, не в последней степени из-за этого потерявшего ощущение национальных основ. Это духовное «ожирение», особое «нечувствование Отечества» (выражение Л.А. Тихомирова), при материальном благополучии и образовательной раскалке (в противоположность закалке) национального ума способствовало революционным устремлениям образованных и полуобразованных масс интеллигенции. По-видимому, «ожирение» и отрыв от русских основ достигли столь глубокой стадии, что революция, при всей своей лжи и крови, могла нести в начале XX столетия в себе и крупицы правды. Быть может, эти крупицы правды в революции заключались в насильственном «оголении» основ, в уничтожении жировых отложений, ставших средостением между жизнедеятельными основами и нацией.
«Наше время прекрасно, — парадоксально заявлял Н.В. Болдырев, — и величественно тем, что теперь уже начала не могут быть забыты. Самые глубокие и скрытые начала вдруг оказались на виду у всех, и всем ясно: жизнь определяется тем, что мы кладем в основу, и должен быть сделан выбор этих начал. Правда революции в том, что она показала реальное значение принципов жизни» (Гуманизм против человечества // Правда большевицкой России). Революция показала, что такое массы, в которых укрепились идеи гуманизма, идеи самодостаточности и самозначимости человека как главной ценности в мире. Безбожная автономность от Творца уничтожила личность как деятельную фигуру исторической действительности и вывела на историческую арену безликую, недовольную и горделивую массу, способную лишь к разрушению.
Для воплощения зла революции, для акта разрушения необходима святыня, нужна традиция. И порою необходимо покушение на святыни, чтобы дремлющее добро в людях, покрытое теплохладным слоем безразличия, «ожирением», от потрясения вышло на поверхность и вновь стало руководящим в жизни человека. Правда революции в том, что она была одним из бичей Божиих на ленивых, «ожиревших» от благополучия, «нечувствительных» к своим святыням.
Революция соскабливает с нации «жир» теплохладности, и чем больший слой этого духовного псевдоблагополучия накапливается на теле нации, тем более кровавое сдирание его происходит в исторической действительности. Обнищание, обесценивание и упрощение жизни уничтожили все возможные «жировые отложения» старого времени и «оголили» те основы, прежде всего религиозные, которыми русский человек жил многие сотни лет. Еще больший эффект этому «оголению» придало одновременное поругание революцией этих основ. «Живая часть России увидела на позорище свои святыни и уже, видимо, навсегда перед ними преклонилась» (Принцип относительности // Там же).
Церковь испытала гонения, сравнимые лишь со временами гонений первых веков христианства, сонм православных мучеников пополнился тысячами и тысячами новых убиенных за веру; имперская государственность была полностью разрушена — большевицкая идея федерального союза, искусственно разделившая единую Россию, стала поруганием всех многовековых стараний русских поколений, собиравших воедино земли Российской Империи; монархическая идея через мученическую кровь Царской Семьи навсегда получила ореол особости и священности в памяти людской; русские, как нация, испытали все возможные унижения национальной и личной гордости, став реально подопытными образцами в великой «лаборатории» штаба мировой революции; семья, жизненные призвания мужчины и женщины, воспитание детей — все было извращено революцией и поставлено под контроль большевицкой власти.
Стремление к упрощению, овладевающее торжествующим большинством в революции, «как это ни странно, — пишет В.Н. Болдырев, — легкий и приятный процесс, сопровождающийся чувством бодрости и веселья.
Часть 2.
Правда большевицкой России и правда имперской России
Перед революцией духовные и государственные основы России были, по глубокому замечанию Н.В. Болдырева, «затянуты жиром благополучия» — благополучия прежде всего слоя интеллигентного, не в последней степени из-за этого потерявшего ощущение национальных основ. Это духовное «ожирение», особое «нечувствование Отечества» (выражение Л.А. Тихомирова), при материальном благополучии и образовательной раскалке (в противоположность закалке) национального ума способствовало революционным устремлениям образованных и полуобразованных масс интеллигенции. По-видимому, «ожирение» и отрыв от русских основ достигли столь глубокой стадии, что революция, при всей своей лжи и крови, могла нести в начале XX столетия в себе и крупицы правды. Быть может, эти крупицы правды в революции заключались в насильственном «оголении» основ, в уничтожении жировых отложений, ставших средостением между жизнедеятельными основами и нацией.
«Наше время прекрасно, — парадоксально заявлял Н.В. Болдырев, — и величественно тем, что теперь уже начала не могут быть забыты. Самые глубокие и скрытые начала вдруг оказались на виду у всех, и всем ясно: жизнь определяется тем, что мы кладем в основу, и должен быть сделан выбор этих начал. Правда революции в том, что она показала реальное значение принципов жизни» (Гуманизм против человечества // Правда большевицкой России). Революция показала, что такое массы, в которых укрепились идеи гуманизма, идеи самодостаточности и самозначимости человека как главной ценности в мире. Безбожная автономность от Творца уничтожила личность как деятельную фигуру исторической действительности и вывела на историческую арену безликую, недовольную и горделивую массу, способную лишь к разрушению.
Для воплощения зла революции, для акта разрушения необходима святыня, нужна традиция. И порою необходимо покушение на святыни, чтобы дремлющее добро в людях, покрытое теплохладным слоем безразличия, «ожирением», от потрясения вышло на поверхность и вновь стало руководящим в жизни человека. Правда революции в том, что она была одним из бичей Божиих на ленивых, «ожиревших» от благополучия, «нечувствительных» к своим святыням.
Революция соскабливает с нации «жир» теплохладности, и чем больший слой этого духовного псевдоблагополучия накапливается на теле нации, тем более кровавое сдирание его происходит в исторической действительности. Обнищание, обесценивание и упрощение жизни уничтожили все возможные «жировые отложения» старого времени и «оголили» те основы, прежде всего религиозные, которыми русский человек жил многие сотни лет. Еще больший эффект этому «оголению» придало одновременное поругание революцией этих основ. «Живая часть России увидела на позорище свои святыни и уже, видимо, навсегда перед ними преклонилась» (Принцип относительности // Там же).
Церковь испытала гонения, сравнимые лишь со временами гонений первых веков христианства, сонм православных мучеников пополнился тысячами и тысячами новых убиенных за веру; имперская государственность была полностью разрушена — большевицкая идея федерального союза, искусственно разделившая единую Россию, стала поруганием всех многовековых стараний русских поколений, собиравших воедино земли Российской Империи; монархическая идея через мученическую кровь Царской Семьи навсегда получила ореол особости и священности в памяти людской; русские, как нация, испытали все возможные унижения национальной и личной гордости, став реально подопытными образцами в великой «лаборатории» штаба мировой революции; семья, жизненные призвания мужчины и женщины, воспитание детей — все было извращено революцией и поставлено под контроль большевицкой власти.
Стремление к упрощению, овладевающее торжествующим большинством в революции, «как это ни странно, — пишет В.Н. Болдырев, — легкий и приятный процесс, сопровождающийся чувством бодрости и веселья.
Освобождаясь от сверхличного и от служебного подчинения ему, я получаю вдруг возможность свободной и беспечной жизни за счет капитала, накопленного тяжким трудом сверхличного служения. Это приятное головокружение растратчика, который перестает копить и предается сладостному потреблению благ — до тех пор, конечно, пока этих благ хватит» (Гуманизм против человечества // Там же).
Переключение смысла истории и жизни на личность принижает все сверхличные основы — Творца, Церковь, Государя, государство, нацию, семью — и уничтожает вообще смысл за пределами человеческого тела и его насыщения. Это такой ущербный «смысл», что в реальности он стремится в небытие, стремится к еще большему распаду, атомизации. Усечение смысла до размера индивида уничтожает и самого индивида. «Революция рассеяла мираж гуманизма, — с глубокой радостью пишет Н.В. Болдырев, — и стало совершенно ясно, что человек сам по себе не имеет никакой ценности и никакого интереса» (Две интеллигенции // Там же).
В этом смысле уничтожение революцией большей части нашей старой «освободительной» интеллигенции, бывшей, в свою очередь, интеллектуальными дрожжами, на которых «подошла» революция, стало определенным этапом в отходе от революционного пути — бродильных элементов становилось гораздо меньше…
В своей философии жизни Н.В. Болдырев находился под обаянием идей Константина Леонтьева о необходимости для цветущей жизни многообразия живых форм в единстве. «Мы должны, — говорил он, — вновь открыть смысл в войне и в государстве, в национальности и в ее просветлении и возвышении вплоть до империализма, в семье, в личной собственности, в едином духе великого культурного стиля» (Там же).
Революция удивительным образом явилась не началом нового, а именно концом старого: «Революция взвесила все земное, и оно оказалось легким». Революция несколько раз «взвешивала» русское общество на неких апокалипсических весах — и в 1825, и в 1881, и в 1905 годах, и всякий раз стрелка на весах показывала достаточное (критически достаточное) наличие духовного содержания в русских людях, не позволявшее революции сместить чашу весов в свою сторону. Лишь в 1917 году, вновь «взвесив» все земное в России, революция впервые нашла его столь легким, чтобы перевесить и стать исторической действительностью для России на долгие годы.
Ожидание революции в начале XX века действительно более не с чем сравнить, как только с ожиданием Второго Пришествия, когда свыше будет произнесено: «Се, творю все новое». Ожидание этого «нового» в революции до того фантастично и до того фанатично, что одна психологическая сила этого ожидания приближала пришествие революции в Россию лучше, чем все митинги и забастовки вместе взятые.
«Конечно, — писал Л.А. Тихомиров, — история наполнена множеством восстаний и переворотов, более или менее внезапных, но это были, так сказать, военные столкновения враждующих партий, где восставшие захватывали для себя место низвергнутых, без дальнейшего превращения революции в систему реформы. Идея революции, быстрого переворота всего мира, имела место лишь в христианском учении о конце мира… процесс порождения революционной идеи из христианства… начал совершаться с отбросом религиозного мировоззрения при сохранении христианской психики».
Люди в таком болезненном состоянии духа — состоянии одержимости социальным разрушением — были готовы принять революцию как нечто прекрасное, чудесное, приносящее избавление от всех земных тягот и горестей. К революции не относились как к радикальной социальной реформе, в ней хотели видеть всеобъемлющую Реформацию всех сторон земной жизни, или, иначе говоря, установление на земле материалистического подобия Царствия Небесного, райского благополучия.
Когда же революция материализовалась в теле — в образе большевиков — со своей партией, цареубийством, карательной Чека, диктатурой пролетариата, продармиями, расстрелами, заложниками, красным террором, экспроприациями, гражданской войной, брестским мирным предательством, святотатством, гонениями, массовым хамством, классовой враждой и т.
Переключение смысла истории и жизни на личность принижает все сверхличные основы — Творца, Церковь, Государя, государство, нацию, семью — и уничтожает вообще смысл за пределами человеческого тела и его насыщения. Это такой ущербный «смысл», что в реальности он стремится в небытие, стремится к еще большему распаду, атомизации. Усечение смысла до размера индивида уничтожает и самого индивида. «Революция рассеяла мираж гуманизма, — с глубокой радостью пишет Н.В. Болдырев, — и стало совершенно ясно, что человек сам по себе не имеет никакой ценности и никакого интереса» (Две интеллигенции // Там же).
В этом смысле уничтожение революцией большей части нашей старой «освободительной» интеллигенции, бывшей, в свою очередь, интеллектуальными дрожжами, на которых «подошла» революция, стало определенным этапом в отходе от революционного пути — бродильных элементов становилось гораздо меньше…
В своей философии жизни Н.В. Болдырев находился под обаянием идей Константина Леонтьева о необходимости для цветущей жизни многообразия живых форм в единстве. «Мы должны, — говорил он, — вновь открыть смысл в войне и в государстве, в национальности и в ее просветлении и возвышении вплоть до империализма, в семье, в личной собственности, в едином духе великого культурного стиля» (Там же).
Революция удивительным образом явилась не началом нового, а именно концом старого: «Революция взвесила все земное, и оно оказалось легким». Революция несколько раз «взвешивала» русское общество на неких апокалипсических весах — и в 1825, и в 1881, и в 1905 годах, и всякий раз стрелка на весах показывала достаточное (критически достаточное) наличие духовного содержания в русских людях, не позволявшее революции сместить чашу весов в свою сторону. Лишь в 1917 году, вновь «взвесив» все земное в России, революция впервые нашла его столь легким, чтобы перевесить и стать исторической действительностью для России на долгие годы.
Ожидание революции в начале XX века действительно более не с чем сравнить, как только с ожиданием Второго Пришествия, когда свыше будет произнесено: «Се, творю все новое». Ожидание этого «нового» в революции до того фантастично и до того фанатично, что одна психологическая сила этого ожидания приближала пришествие революции в Россию лучше, чем все митинги и забастовки вместе взятые.
«Конечно, — писал Л.А. Тихомиров, — история наполнена множеством восстаний и переворотов, более или менее внезапных, но это были, так сказать, военные столкновения враждующих партий, где восставшие захватывали для себя место низвергнутых, без дальнейшего превращения революции в систему реформы. Идея революции, быстрого переворота всего мира, имела место лишь в христианском учении о конце мира… процесс порождения революционной идеи из христианства… начал совершаться с отбросом религиозного мировоззрения при сохранении христианской психики».
Люди в таком болезненном состоянии духа — состоянии одержимости социальным разрушением — были готовы принять революцию как нечто прекрасное, чудесное, приносящее избавление от всех земных тягот и горестей. К революции не относились как к радикальной социальной реформе, в ней хотели видеть всеобъемлющую Реформацию всех сторон земной жизни, или, иначе говоря, установление на земле материалистического подобия Царствия Небесного, райского благополучия.
Когда же революция материализовалась в теле — в образе большевиков — со своей партией, цареубийством, карательной Чека, диктатурой пролетариата, продармиями, расстрелами, заложниками, красным террором, экспроприациями, гражданской войной, брестским мирным предательством, святотатством, гонениями, массовым хамством, классовой враждой и т.
д., — нация невольно в ужасе осенила себя крестным знаменем — и все «светлые одежды», видевшиеся или воображавшиеся на образе революции, испарились, как бесовский мираж, наваждение.
В сложившейся исторической реальности осталась неизбежная дилемма выбора — либо покориться перед материальной силой революции (покориться партии), либо вернуться в Церковь — последнее прибежище, оставшееся от старого христианского мира Империи. Выбор стоял между новой верой в большевицкую партию Ленина или старой верой в Церковь Христову. Революция упростила этот выбор, сократив его до двух реальных сил в обществе — партии и Церкви.
Безликая масса, рожденная революцией, пошла громить внешние проявления Церкви — церковные здания, имущество и т. д.; остальные же, не покорившиеся «большевицкому зверю», восприняли Церковь глубоко в свои сердца, семьи, квартиры, немногие оставшиеся открытыми храмы, где она пережила многочисленные волны гонений и мученичества от воинствующего атеизма.
Размах атеистического и богоборческого святотатства в России не имел подобных аналогов в цивилизованной Европе несмотря на то, что и там были многочисленные революции. Вопросом об особом феномене радикального безбожия в России после революции задавался и Н.В. Болдырев. «Но чем же объяснить, — вопрошал он, — что именно Россия оказалась носительницей самой гнусной из всех революций? Высота взлета волны равна глубине ее падения. И чем чище и выше была святыня России, тем больше привлекала она к себе нечистую и низкую силу… ведь для того, чтобы святотатство достигло таких, как у нас, размеров, нужно, чтобы святыня, на которую посягают, была не меньшей, чем у нас, святости. Для того чтобы надругаться над мощами и чудотворными иконами, надо прежде всего иметь и то, и другое. Благопристойные немцы и англичане гарантированы от гнусного святотатства за полным неимением предметов святотатства. В Риме они есть, но там их нельзя так профанировать, как у нас, потому что римская церковь сама их несколько профанирует, постоянно погружаясь в дрязги мира и овладевая ими не посредством строжайшей аскезы, а путем обмирщения себя и постоянного компромисса с миром» (Безымянная Россия // Там же).
Политические убеждения Николая Васильевича были ярко выраженным исповеданием империализма. Он видел восходящее солнце вечной православной Империи сквозь временный туман большевицкой России. «Империализм есть великий и ответственный долг подлинной и великой культуры», — утверждал Николай Васильевич. Идеалом православной России для него была универсальная и империалистическая держава.
Первая Мировая и революция, защита Отечества от внешних врагов и разрушение его внутренней смутой духовно отрезвило многих русских интеллигентов предвоенного поколения (представителями этого поколения наряду с братьями Болдыревыми могут быть названы и Иван Ильин, и Иван Солоневич, и Николай Захаров, и Антон Керсновский, и некоторые другие), обратив их внимание на основы русского государства, на имперскую сущность России. Это «привенчивание» лучшей части в целом блудной русской интеллигенции к Родине и нации, это «открытие» ими для себя имперской красоты в русской государственности произошло для многих в самом начале смуты. И так как революция на самом деле является разложением «старого», а не созданием «нового» (это постулировал и сам Николай Болдырев), то провозвестниками имперского возрождения явились те немногие свидетели смуты, которые в борьбе так называемого нового и так называемого старого выбрали всегда присутствующее «вечное» — великодержавие Отечества.
«Теперь, — писал посреди революционной разрухи, в глухом 1928 или 1929 году Н.В. Болдырев, — великодержавность России понятна для нас как патриотический моральный постулат, как необходимый оттенок нашего сознания России. С идеей России неразрывно связан империализм России, потому что империализм означает мировое, космическое призвание государства. Великие государства не просто фрагменты мира, как средние и малые державы. Мировые империи сознают себя призванными в известный момент всемирной истории вместить весь мировой смысл.
В сложившейся исторической реальности осталась неизбежная дилемма выбора — либо покориться перед материальной силой революции (покориться партии), либо вернуться в Церковь — последнее прибежище, оставшееся от старого христианского мира Империи. Выбор стоял между новой верой в большевицкую партию Ленина или старой верой в Церковь Христову. Революция упростила этот выбор, сократив его до двух реальных сил в обществе — партии и Церкви.
Безликая масса, рожденная революцией, пошла громить внешние проявления Церкви — церковные здания, имущество и т. д.; остальные же, не покорившиеся «большевицкому зверю», восприняли Церковь глубоко в свои сердца, семьи, квартиры, немногие оставшиеся открытыми храмы, где она пережила многочисленные волны гонений и мученичества от воинствующего атеизма.
Размах атеистического и богоборческого святотатства в России не имел подобных аналогов в цивилизованной Европе несмотря на то, что и там были многочисленные революции. Вопросом об особом феномене радикального безбожия в России после революции задавался и Н.В. Болдырев. «Но чем же объяснить, — вопрошал он, — что именно Россия оказалась носительницей самой гнусной из всех революций? Высота взлета волны равна глубине ее падения. И чем чище и выше была святыня России, тем больше привлекала она к себе нечистую и низкую силу… ведь для того, чтобы святотатство достигло таких, как у нас, размеров, нужно, чтобы святыня, на которую посягают, была не меньшей, чем у нас, святости. Для того чтобы надругаться над мощами и чудотворными иконами, надо прежде всего иметь и то, и другое. Благопристойные немцы и англичане гарантированы от гнусного святотатства за полным неимением предметов святотатства. В Риме они есть, но там их нельзя так профанировать, как у нас, потому что римская церковь сама их несколько профанирует, постоянно погружаясь в дрязги мира и овладевая ими не посредством строжайшей аскезы, а путем обмирщения себя и постоянного компромисса с миром» (Безымянная Россия // Там же).
Политические убеждения Николая Васильевича были ярко выраженным исповеданием империализма. Он видел восходящее солнце вечной православной Империи сквозь временный туман большевицкой России. «Империализм есть великий и ответственный долг подлинной и великой культуры», — утверждал Николай Васильевич. Идеалом православной России для него была универсальная и империалистическая держава.
Первая Мировая и революция, защита Отечества от внешних врагов и разрушение его внутренней смутой духовно отрезвило многих русских интеллигентов предвоенного поколения (представителями этого поколения наряду с братьями Болдыревыми могут быть названы и Иван Ильин, и Иван Солоневич, и Николай Захаров, и Антон Керсновский, и некоторые другие), обратив их внимание на основы русского государства, на имперскую сущность России. Это «привенчивание» лучшей части в целом блудной русской интеллигенции к Родине и нации, это «открытие» ими для себя имперской красоты в русской государственности произошло для многих в самом начале смуты. И так как революция на самом деле является разложением «старого», а не созданием «нового» (это постулировал и сам Николай Болдырев), то провозвестниками имперского возрождения явились те немногие свидетели смуты, которые в борьбе так называемого нового и так называемого старого выбрали всегда присутствующее «вечное» — великодержавие Отечества.
«Теперь, — писал посреди революционной разрухи, в глухом 1928 или 1929 году Н.В. Болдырев, — великодержавность России понятна для нас как патриотический моральный постулат, как необходимый оттенок нашего сознания России. С идеей России неразрывно связан империализм России, потому что империализм означает мировое, космическое призвание государства. Великие государства не просто фрагменты мира, как средние и малые державы. Мировые империи сознают себя призванными в известный момент всемирной истории вместить весь мировой смысл.
Большие проигрыши бывают у тех, кто ведет большую игру; Россия всегда была крупнейшим игроком истории» (Там же).
Это осознание «вечности» (естественно, относительной, поскольку все земное не вечно) России и ее величия во всемирной истории весьма непохоже на «традиционные» стенания российской интеллигенции XIX столетия о России как историческом недоразумении…
Н.В. Болдырев ставит очень важный и опасный для революции в России вопрос о сравнении пути войны (мировой национальной войны, называвшейся второй Отечественной) и пути революции (с кровью самой революции, гражданской войны и последующих войн партии с различными классами нации). Революция всегда оправдывалась у нас тем, что война якобы довела страну до полного упадка и разрушения и что только революция спасла Отечество. В реальности же смена пути войны на путь революции была проблемой духовной. Поколение, отравленное пацифизмом и либерализмом, не смогшее закончить победоносно Мировую войну, не смогшее пройти путем войны до конца, от своей духовной слабости, от желания простых и легких (как думалось) путей ввергло Россию в многолетнее и бесславное революционное насилие.
«Государство, — говорил Н.В. Болдырев, — не последняя реальность духовного мира, оно должно и может быть слугой высшего начала и заимствовать от этого начала чистейший блеск и ослепительную славу… Война должна быть и может быть крестом отдельной жизни, а поднять крест и найти смысл — одно и то же. Крест войны оказался непосилен поколению, сделавшему революцию, и оно погрузилось в тоскливое насилие, где победа не слаще и не почетнее поражения. Зато война против революции — уже опять крест, а не просто тягостная ноша, и крест, который для нас — лучшая надежда. Или крест войны — или грязь насилия; необходимость этого выбора. Исключенность всякого третьего пути — вот ясное сознание, которое возникает в нас из тьмы революции» (Война и насилие // Там же).
В своей борьбе с царской и самодержавной властью Императоров революция, как считает Н.В. Болдырев, разрушила только один из этих властных устоев, а именно царскую власть, но не уничтожила самодержавность как властный принцип. При большевиках принцип самодержавности перешел к партии большевиков. Уничтожив принцип единоличности самодержавия, большевики не смогли уничтожить другую необходимую составляющую ее власти — самодержавность, которая стала безлична и коллективна (партийна), но зато осталась принципом.
Здесь мысль Н.В. Болдырева пересекается с размышлениями другого очень интересного консервативного писателя — профессора Василия Даниловича Каткова (1867 — после 1918). О смысле самодержавности как властного принципа В. Д. Катков писал несколько ранее, но практически в том же духе:
«Где нет личного Самодержавия, самодержавия Императоров, там оно сменяется идеей коллективного самодержавия, самодержавия парламентов, самодержавием организованного народа, или целого государства… При этом автократическое управление прикрывается иногда парламентарными формами… идею самодержавия лелеют даже люди, совершенно отрицательно относящиеся ко всему современному общественному и государственному строю: все они отрицают, все хотят уничтожить, кроме одного… идеи самодержавия под термином диктатуры пролетариата. В скрытом, дремлющем виде эта идея Самодержавия живет в груди самого убежденного республиканца, когда сознание огромности задачи, как политического идеала, связывается у него с ясным представлением мизерности настоящих сил для осуществления идеала».
Самодержавность власти, следовательно, — принцип, общий для всякой власти, претендующей на господство или господствующей.
И все же Николай Васильевич Болдырев верил в возникновение новой государственной власти после отхода в небытие большевицкой России; он верил в народную «жажду государственного порядка», во все века свойственную русским, в тоску по отеческой власти. Он верил вместе с Карлейлем, что у русских есть гениальный государственный талант — умение подчиняться, и в нем нет ни тени рабства, о чем любят пространно порассуждать большинство иностранцев и наших западников.
Это осознание «вечности» (естественно, относительной, поскольку все земное не вечно) России и ее величия во всемирной истории весьма непохоже на «традиционные» стенания российской интеллигенции XIX столетия о России как историческом недоразумении…
Н.В. Болдырев ставит очень важный и опасный для революции в России вопрос о сравнении пути войны (мировой национальной войны, называвшейся второй Отечественной) и пути революции (с кровью самой революции, гражданской войны и последующих войн партии с различными классами нации). Революция всегда оправдывалась у нас тем, что война якобы довела страну до полного упадка и разрушения и что только революция спасла Отечество. В реальности же смена пути войны на путь революции была проблемой духовной. Поколение, отравленное пацифизмом и либерализмом, не смогшее закончить победоносно Мировую войну, не смогшее пройти путем войны до конца, от своей духовной слабости, от желания простых и легких (как думалось) путей ввергло Россию в многолетнее и бесславное революционное насилие.
«Государство, — говорил Н.В. Болдырев, — не последняя реальность духовного мира, оно должно и может быть слугой высшего начала и заимствовать от этого начала чистейший блеск и ослепительную славу… Война должна быть и может быть крестом отдельной жизни, а поднять крест и найти смысл — одно и то же. Крест войны оказался непосилен поколению, сделавшему революцию, и оно погрузилось в тоскливое насилие, где победа не слаще и не почетнее поражения. Зато война против революции — уже опять крест, а не просто тягостная ноша, и крест, который для нас — лучшая надежда. Или крест войны — или грязь насилия; необходимость этого выбора. Исключенность всякого третьего пути — вот ясное сознание, которое возникает в нас из тьмы революции» (Война и насилие // Там же).
В своей борьбе с царской и самодержавной властью Императоров революция, как считает Н.В. Болдырев, разрушила только один из этих властных устоев, а именно царскую власть, но не уничтожила самодержавность как властный принцип. При большевиках принцип самодержавности перешел к партии большевиков. Уничтожив принцип единоличности самодержавия, большевики не смогли уничтожить другую необходимую составляющую ее власти — самодержавность, которая стала безлична и коллективна (партийна), но зато осталась принципом.
Здесь мысль Н.В. Болдырева пересекается с размышлениями другого очень интересного консервативного писателя — профессора Василия Даниловича Каткова (1867 — после 1918). О смысле самодержавности как властного принципа В. Д. Катков писал несколько ранее, но практически в том же духе:
«Где нет личного Самодержавия, самодержавия Императоров, там оно сменяется идеей коллективного самодержавия, самодержавия парламентов, самодержавием организованного народа, или целого государства… При этом автократическое управление прикрывается иногда парламентарными формами… идею самодержавия лелеют даже люди, совершенно отрицательно относящиеся ко всему современному общественному и государственному строю: все они отрицают, все хотят уничтожить, кроме одного… идеи самодержавия под термином диктатуры пролетариата. В скрытом, дремлющем виде эта идея Самодержавия живет в груди самого убежденного республиканца, когда сознание огромности задачи, как политического идеала, связывается у него с ясным представлением мизерности настоящих сил для осуществления идеала».
Самодержавность власти, следовательно, — принцип, общий для всякой власти, претендующей на господство или господствующей.
И все же Николай Васильевич Болдырев верил в возникновение новой государственной власти после отхода в небытие большевицкой России; он верил в народную «жажду государственного порядка», во все века свойственную русским, в тоску по отеческой власти. Он верил вместе с Карлейлем, что у русских есть гениальный государственный талант — умение подчиняться, и в нем нет ни тени рабства, о чем любят пространно порассуждать большинство иностранцев и наших западников.
Государственный дух таланта подчинения не в процессе самого подчинения, а в цели, которой оно способствует. Государственный инстинкт подсказывает русским (каждый из которых лично, в отдельности, зачастую несет в себе элемент анархический, свободолюбивый), что только при самоограничении в своем служении сверхличному государству нация в целом может быть самобытной (внутри) и свободной (вовне), а каждая в отдельности личность может обрести общественную цель и государственный идеал, неся свое служебное «тягло» и выполняя государственные обязанности. Идеалом же «русского человека всегда будет Царь, который “все может”».
Такой мощный идеал может достигаться только тогда, когда подданные верят в особое царское призвание и готовы нести большие жертвы во имя этого идеала. Говоря словами Н.В. Болдырева, «чем больше я трепещу, чем ниже я во прахе, тем выше во мне государство. Монархия — сознание обратной пропорциональности между мною и государством» (Побуждение и заповедь //Там же).
Такой мощный идеал может достигаться только тогда, когда подданные верят в особое царское призвание и готовы нести большие жертвы во имя этого идеала. Говоря словами Н.В. Болдырева, «чем больше я трепещу, чем ниже я во прахе, тем выше во мне государство. Монархия — сознание обратной пропорциональности между мною и государством» (Побуждение и заповедь //Там же).
ДИНАСТИЧНОСТЬ И СИЛА ИДЕАЛА
Имперская цитата:
Тихомиров Лев Александрович (1852–1923):
«Династичность, устраняет всякий элемент искания, желания, или даже просто согласия на власть.
Она предрешает за сотни и даже тысячи лет вперед для личности, еще даже не родившейся, обязанность несения власти и соответственно с тем ее права на власть.
Такая “легитимность”, этот династический дух, выражают в высочайшей степени веру в силу и реальность идеала, которому нация подчиняет свою жизнь.
Эта вера не в способность личности (как при диктатуре), а в силу самого идеала».
(Тихомиров Л.А. Монархическая Государственность. М., 1905. Ч. IV. С. 37).
Имперская цитата:
Тихомиров Лев Александрович (1852–1923):
«Династичность, устраняет всякий элемент искания, желания, или даже просто согласия на власть.
Она предрешает за сотни и даже тысячи лет вперед для личности, еще даже не родившейся, обязанность несения власти и соответственно с тем ее права на власть.
Такая “легитимность”, этот династический дух, выражают в высочайшей степени веру в силу и реальность идеала, которому нация подчиняет свою жизнь.
Эта вера не в способность личности (как при диктатуре), а в силу самого идеала».
(Тихомиров Л.А. Монархическая Государственность. М., 1905. Ч. IV. С. 37).
В СССР вроде бы все были равны, но некоторые республики – равнее. Это хорошо видно по такому показателю, как предельная площадь жилого индивидуального дома по республикам.
Пойдём от меньшего к большему.
- Согласно Гражданским кодексам РСФСР (статья 106) и Белорусской СССР предельный размер жилого дома или его части не должен превышать 60 кв. м жилой площади;
- ГК УССР - предельный размер жилого дома или его части не должен превышать 80 кв. м жилой площади;
- ГК Казахской ССР - не должен превышать 135 кв. м полезной площади, в том числе 90 кв. м жилой;
- ГК Узбекской ССР - не должен превышать 90 кв. м жилой площади;
- ГК Грузинской ССР - не должен превышать 96 кв. м жилой площади и 40 кв. м вспомогательной;
- ГК Литовской ССР - не должен превышать 130 кв. м полезной площади, в том числе 90 кв. м жилой площади;
- ГК Молдавской ССР - не должен превышать 135 кв. м полезной площади, в том числе 80 кв. м жилой площади;
- ГК Латвийской ССР и Эстонской ССР - не должен превышать 130 кв. м полезной площади;
- ГК Армянской ССР - предельный размер жилого дома 130 кв. м общей площади (жилой и подсобной). Площадь летних помещений (балкона, веранды, лоджии, террасы) не включается в общую площадь жилого дома и не должна превышать 30 кв. м.
Макиев, С. А. Объекты права личной собственности: Классификация и правовой режим /С. А. Макиев. //Правоведение. -1988. - № 5. - С. 60 – 66
Пойдём от меньшего к большему.
- Согласно Гражданским кодексам РСФСР (статья 106) и Белорусской СССР предельный размер жилого дома или его части не должен превышать 60 кв. м жилой площади;
- ГК УССР - предельный размер жилого дома или его части не должен превышать 80 кв. м жилой площади;
- ГК Казахской ССР - не должен превышать 135 кв. м полезной площади, в том числе 90 кв. м жилой;
- ГК Узбекской ССР - не должен превышать 90 кв. м жилой площади;
- ГК Грузинской ССР - не должен превышать 96 кв. м жилой площади и 40 кв. м вспомогательной;
- ГК Литовской ССР - не должен превышать 130 кв. м полезной площади, в том числе 90 кв. м жилой площади;
- ГК Молдавской ССР - не должен превышать 135 кв. м полезной площади, в том числе 80 кв. м жилой площади;
- ГК Латвийской ССР и Эстонской ССР - не должен превышать 130 кв. м полезной площади;
- ГК Армянской ССР - предельный размер жилого дома 130 кв. м общей площади (жилой и подсобной). Площадь летних помещений (балкона, веранды, лоджии, террасы) не включается в общую площадь жилого дома и не должна превышать 30 кв. м.
Макиев, С. А. Объекты права личной собственности: Классификация и правовой режим /С. А. Макиев. //Правоведение. -1988. - № 5. - С. 60 – 66
Forwarded from Наследие Империи
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
⚡⚡⚡Решения XXII съезда КПСС — в жизнь!
ПЕПЕЛ СТАЛИНИЗМА КАК СТРОЙМАТЕРИАЛ ДЛЯ СССР 2.0
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В последние годы публикуется немало прожектов по чудодейственному «спасению Отечества». Большая часть из них генерируется людьми с левыми убеждениями, самых разных изводов. Секуляризованное сознание с особой лёгкостью находит в советском прошлом «непревзойдённые» рецепты для «светлого» русского будущего.
Восхищённые почитатели
Книга Александра Галушки, Артура Ниязметова и Максима Окулова «Кристалл роста. К русскому экономическому чуду» (М., 2021) яркий пример подобной литературы.
Эпиграфом к книге взята фраза: «Из прошлого надо брать огонь, а не пепел» одного из лидеров мирового социалистического движения, французского пацифиста Жана Жореса (1859–1914). В 1904 году он основал знаменитую коммунистическую газету «Юманите» и содействовал образованию «Объединённой социалистической партии Франции». Жорес, этакий французский вариант Ульянова-Ленина, с той лишь разницей, что французские националисты успели до начала Первой мировой войны его пристрелить, а в отношении нашего это не удалось.
Я бы предложил авторам взять другое высказывание Жана Жореса: «То неоценимое благо, которое человечество завоевало и мы должны прежде всего охранять, — это мысль, что нет священной истины… что всякая истина, которая исходит не от нас, есть ложь; что тайный мятеж должен сопровождать все наши утверждения и мысли; что даже если бы идея Бога приняла осязательную форму, и сам Бог в видимом образе появился над толпой, то первой обязанностью человека было бы отказать ему в повиновении и отнестись к нему, как к равному, с которым можно вести переговоры, а не как к несносному Господину, которому должно подчиняться. В этом весь смысл, величие и красота нашего масонского учения» (слово брата Жан Жорес).
Из этой цитаты становится значительно более понятно, о каком огне бунта, говорит Жорес…
В общем, для «хорошего дела» авторами взят действительно образцовый «брат» человечества…
Конечно, книга подаётся авторами как совершенно объективное исследование. В ней преднамеренно, практически нет упоминаний о Сталине, о коммунизме, о большевиках, как будто бы местом действия является вовсе не СССР. Наверное, авторам показалось, что так «обезличено» их утверждения будут лучше потреблены нашим обществом. Это немного наивно и не очень честно. Читатель всё же имеет право знать, что ему по-настоящему предлагают в качестве «русского экономического чуда».
Собственно весь пафос «Кристалла роста» сводится к следующей фразе: «В XX веке в период 1929–1955 годов, за вычетом четырех военных лет, экономика нашей страны показала самые большие в мире — двузначные темпы среднегодового роста на протяжении более чем двадцати лет» (С. 19).
Этот сталинский «успех» авторы настоятельно предлагают повторить в нашем будущем.
По тексту книги видно, что авторы с особым тёплым чувством относятся к главному, но не поминаемому деятелю этого «экономического прорыва». В одном из приложений к своему сочинению они заботливо поместили стихи якобы принадлежащие самому Джугашвили. Правда, изначально их выложила на своём сайте украинская поэтесса и по совместительству Шестой Председатель Земного Шара некая Светлана Скорик, что вызывает некоторое сомнение в авторстве Иосифа Виссарионовича…
Но это уже область иррационального, любви и восхищённости.
Перед нами же — сочинение по экономике. Хотя что ни возьми в этой сфере познания, всё оказывается, требует «реконструкции» и «интерпретации». А это дело очень противоречивое и манипулятивное…
В книге очень своеобразен выбор исторических периодов, для которых авторы построили «график среднегодового роста при разных моделях управления экономикой, реализованных в России».
Вот, например, период 1914–1920 годов. Какую модель управления авторы находят в эти годы, чтобы выделить именно их в отдельный экономический период?
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В последние годы публикуется немало прожектов по чудодейственному «спасению Отечества». Большая часть из них генерируется людьми с левыми убеждениями, самых разных изводов. Секуляризованное сознание с особой лёгкостью находит в советском прошлом «непревзойдённые» рецепты для «светлого» русского будущего.
Восхищённые почитатели
Книга Александра Галушки, Артура Ниязметова и Максима Окулова «Кристалл роста. К русскому экономическому чуду» (М., 2021) яркий пример подобной литературы.
Эпиграфом к книге взята фраза: «Из прошлого надо брать огонь, а не пепел» одного из лидеров мирового социалистического движения, французского пацифиста Жана Жореса (1859–1914). В 1904 году он основал знаменитую коммунистическую газету «Юманите» и содействовал образованию «Объединённой социалистической партии Франции». Жорес, этакий французский вариант Ульянова-Ленина, с той лишь разницей, что французские националисты успели до начала Первой мировой войны его пристрелить, а в отношении нашего это не удалось.
Я бы предложил авторам взять другое высказывание Жана Жореса: «То неоценимое благо, которое человечество завоевало и мы должны прежде всего охранять, — это мысль, что нет священной истины… что всякая истина, которая исходит не от нас, есть ложь; что тайный мятеж должен сопровождать все наши утверждения и мысли; что даже если бы идея Бога приняла осязательную форму, и сам Бог в видимом образе появился над толпой, то первой обязанностью человека было бы отказать ему в повиновении и отнестись к нему, как к равному, с которым можно вести переговоры, а не как к несносному Господину, которому должно подчиняться. В этом весь смысл, величие и красота нашего масонского учения» (слово брата Жан Жорес).
Из этой цитаты становится значительно более понятно, о каком огне бунта, говорит Жорес…
В общем, для «хорошего дела» авторами взят действительно образцовый «брат» человечества…
Конечно, книга подаётся авторами как совершенно объективное исследование. В ней преднамеренно, практически нет упоминаний о Сталине, о коммунизме, о большевиках, как будто бы местом действия является вовсе не СССР. Наверное, авторам показалось, что так «обезличено» их утверждения будут лучше потреблены нашим обществом. Это немного наивно и не очень честно. Читатель всё же имеет право знать, что ему по-настоящему предлагают в качестве «русского экономического чуда».
Собственно весь пафос «Кристалла роста» сводится к следующей фразе: «В XX веке в период 1929–1955 годов, за вычетом четырех военных лет, экономика нашей страны показала самые большие в мире — двузначные темпы среднегодового роста на протяжении более чем двадцати лет» (С. 19).
Этот сталинский «успех» авторы настоятельно предлагают повторить в нашем будущем.
По тексту книги видно, что авторы с особым тёплым чувством относятся к главному, но не поминаемому деятелю этого «экономического прорыва». В одном из приложений к своему сочинению они заботливо поместили стихи якобы принадлежащие самому Джугашвили. Правда, изначально их выложила на своём сайте украинская поэтесса и по совместительству Шестой Председатель Земного Шара некая Светлана Скорик, что вызывает некоторое сомнение в авторстве Иосифа Виссарионовича…
Но это уже область иррационального, любви и восхищённости.
Перед нами же — сочинение по экономике. Хотя что ни возьми в этой сфере познания, всё оказывается, требует «реконструкции» и «интерпретации». А это дело очень противоречивое и манипулятивное…
В книге очень своеобразен выбор исторических периодов, для которых авторы построили «график среднегодового роста при разных моделях управления экономикой, реализованных в России».
Вот, например, период 1914–1920 годов. Какую модель управления авторы находят в эти годы, чтобы выделить именно их в отдельный экономический период?
Эксперт
Эксперт - последние новости и публикации журнала Эксперт
Читайте свежие номера журнала Эксперт онлайн бесплатно. Эксперт - официальный сайт с последними новостями России и мира, экспертными публикациями и аналитикой. Подписка и доступ к архиву.
Была Мировая война, затем революция, большевистский переворот и военный коммунизм. Во всех этих перипетиях, точно одна модель управления? Если нет, что, по-моему, очевидно, то зачем сваливать всё в одну кучу? Чтобы как-то сгладить период военного коммунизма? Без 1914–1917 годов он действительно рекордный по экономическому падению в нашей истории.
В 1914–1917 годах экономика не падала такими темпами, как в 1941–1945 и поэтому ей довесили разрушительные годы 1918–1920. Удобно, но совершенно некорректно.
Почему 1941–1945 годы убраны из периода 1929–1955 понятно. Для авторов период войны не удобен и значительно снижает искусственно «выводимый процент» для сталинских времен.
Авторы «Кристалла роста» на основе «своих вычислений» насчитали рост сталинской экономики в 13,8% ежегодно. Основывают они свои вычисления на советских статистических сборниках в номинальных ценах. При чём, без всякого учёта инфляции, которая за этот длительный период в СССР была. Цены в этом историческом промежутке разнились в разы.
Даже официальный ежегодный статистический справочник «Народное хозяйство СССР» показывает, что цены в 1947 году составляли 305% к ценам 1940 года.
Но это не самое главное. Если пересчитать ежегодный прирост в 13,8%, то экономика должна была вырасти в 17 раз, чего даже неоднократно репрессированная советская статистика не даёт.
Но важна здесь даже не манипуляция цифрами, а отношение к тому, что считать положительным результатом.
Вот скажем, можно ли считать советскую экономику хорошо спланированной, если в ней с периодичностью в десять-пятнадцать лет происходит массовый голод: 1920–1922 годы (охватил население более 35 губерний с 90 миллионным населением, умерло от 1 до 5 миллионов), 1932–1933 годы (за 1930–1933 гг. из СССР в Европу вывезено не менее 10 млн тонн зерна и умерло от 3 до 8 миллионов), 1946–1947 годы (умерло 1–1,5 миллиона). А между этими глобальными провалами, наличествует постоянная нехватка продуктов, с карточками и бесконечным дефицитом самого необходимого.
Возможно, большевицкий план в этом и состоял, но считать его, с русской точки зрения, положительным явлением — чистая русофобия.
Ладно, в конце концов, у нас полно людей с левыми убеждениями, которых вовсе не трогают «людские издержки», а, напротив, завораживают масштабы социальных экспериментов коммунистических лидеров. Но поставим вопрос более прагматично и одновременно цинично: а привели ли эти жертвы к тем рекордным результатам, о которых говорят авторы «Кристалла роста»?
Не являясь экономистом, сошлёмся на мнение профессора Андрея Маркевича: «Быстрое восстановление экономики в годы нэпа, переход к которому был объявлен в марте 1921 года, шло с очень низкой базы, и хотя в абсолютном выражении ВВП в 1928 году превысил уровень 1913 года почти на 10%, с учетом роста населения примерно на 14% мы должны сделать вывод, что подушевой ВВП 1928 года не дотягивал до уровня 1913-го примерно 3%. Лишь к 1934 году этот показатель уверенно перекроет довоенный уровень… Средние темпы роста российской экономики в терминах ВВП на душу населения в период до 1913 года составляли 1,74% в год. Поэтому к концу 1920-х фактический душевой доход был ниже потенциального на четверть. И лишь к концу 1930-х советская экономика вернулась к дореволюционному тренду. При этом основной рывок она совершила с 1933-го по 1937 год. Поэтому расхваливаемая многими современниками сталинская индустриализация лишь вернула хозяйственную мощь страны к её потенциалу, не более того» (Маркевич. Хроника русской катастрофы. См. expert.ru/expert/201.....).
Речь идёт о долгосрочных тенденциях в развитии русской экономики, которые сформировались ещё до революции. К этому имперскому тренду роста советская экономика дотянулась только в 1953 году. Только после смерти Джугашвили советская индустриализация сравнялась с тем потенциальным ростом, которого и так бы достигла имперская экономика при уже существовавших тогда темпах роста. Но только это произошло бы без всяких репрессий, церковных гонений, социальных экспериментов, перенапряжения народных сил и классового стратоцида.
В 1914–1917 годах экономика не падала такими темпами, как в 1941–1945 и поэтому ей довесили разрушительные годы 1918–1920. Удобно, но совершенно некорректно.
Почему 1941–1945 годы убраны из периода 1929–1955 понятно. Для авторов период войны не удобен и значительно снижает искусственно «выводимый процент» для сталинских времен.
Авторы «Кристалла роста» на основе «своих вычислений» насчитали рост сталинской экономики в 13,8% ежегодно. Основывают они свои вычисления на советских статистических сборниках в номинальных ценах. При чём, без всякого учёта инфляции, которая за этот длительный период в СССР была. Цены в этом историческом промежутке разнились в разы.
Даже официальный ежегодный статистический справочник «Народное хозяйство СССР» показывает, что цены в 1947 году составляли 305% к ценам 1940 года.
Но это не самое главное. Если пересчитать ежегодный прирост в 13,8%, то экономика должна была вырасти в 17 раз, чего даже неоднократно репрессированная советская статистика не даёт.
Но важна здесь даже не манипуляция цифрами, а отношение к тому, что считать положительным результатом.
Вот скажем, можно ли считать советскую экономику хорошо спланированной, если в ней с периодичностью в десять-пятнадцать лет происходит массовый голод: 1920–1922 годы (охватил население более 35 губерний с 90 миллионным населением, умерло от 1 до 5 миллионов), 1932–1933 годы (за 1930–1933 гг. из СССР в Европу вывезено не менее 10 млн тонн зерна и умерло от 3 до 8 миллионов), 1946–1947 годы (умерло 1–1,5 миллиона). А между этими глобальными провалами, наличествует постоянная нехватка продуктов, с карточками и бесконечным дефицитом самого необходимого.
Возможно, большевицкий план в этом и состоял, но считать его, с русской точки зрения, положительным явлением — чистая русофобия.
Ладно, в конце концов, у нас полно людей с левыми убеждениями, которых вовсе не трогают «людские издержки», а, напротив, завораживают масштабы социальных экспериментов коммунистических лидеров. Но поставим вопрос более прагматично и одновременно цинично: а привели ли эти жертвы к тем рекордным результатам, о которых говорят авторы «Кристалла роста»?
Не являясь экономистом, сошлёмся на мнение профессора Андрея Маркевича: «Быстрое восстановление экономики в годы нэпа, переход к которому был объявлен в марте 1921 года, шло с очень низкой базы, и хотя в абсолютном выражении ВВП в 1928 году превысил уровень 1913 года почти на 10%, с учетом роста населения примерно на 14% мы должны сделать вывод, что подушевой ВВП 1928 года не дотягивал до уровня 1913-го примерно 3%. Лишь к 1934 году этот показатель уверенно перекроет довоенный уровень… Средние темпы роста российской экономики в терминах ВВП на душу населения в период до 1913 года составляли 1,74% в год. Поэтому к концу 1920-х фактический душевой доход был ниже потенциального на четверть. И лишь к концу 1930-х советская экономика вернулась к дореволюционному тренду. При этом основной рывок она совершила с 1933-го по 1937 год. Поэтому расхваливаемая многими современниками сталинская индустриализация лишь вернула хозяйственную мощь страны к её потенциалу, не более того» (Маркевич. Хроника русской катастрофы. См. expert.ru/expert/201.....).
Речь идёт о долгосрочных тенденциях в развитии русской экономики, которые сформировались ещё до революции. К этому имперскому тренду роста советская экономика дотянулась только в 1953 году. Только после смерти Джугашвили советская индустриализация сравнялась с тем потенциальным ростом, которого и так бы достигла имперская экономика при уже существовавших тогда темпах роста. Но только это произошло бы без всяких репрессий, церковных гонений, социальных экспериментов, перенапряжения народных сил и классового стратоцида.
Эксперт
Эксперт - последние новости и публикации журнала Эксперт
Читайте свежие номера журнала Эксперт онлайн бесплатно. Эксперт - официальный сайт с последними новостями России и мира, экспертными публикациями и аналитикой. Подписка и доступ к архиву.
Наши авторы называют сталинскую систему «моделью опережения», где «предложение опережает и определяет спрос, а не наоборот». В чём предложение (какое?) при Сталине опережало спрос (какой?) —вопрос так и остался открытым…
Одно из наиболее удивительных утверждений в книге — про сталинское управление: «Основными приоритетами государственной поддержки предпринимательской инициативы являются: — быстрая и удобная регистрация; — организация развития кооперационных цепочек, включая содействие в обеспечении производств поставщиками и сбытом, поддержка экспорта; — благоприятные административные условия осуществления предпринимательской деятельности, включая исполнение контрольно-надзорных функций, решающую роль в организации которых играют союзы предпринимателей; — дешёвое и длинное финансирование; — помощь и поддержка в освоении новых технологий и необходимых технологических компетенций; — организация кадрового обеспечения; — максимально упрощенная и льготная система налогообложения с дополнительными преференциями в период запуска предприятия» (С. 185).
Написано в стиле современных зазывающих банковских реклам. Но как обстояло дело в тогдашней социалистической реальности?
(ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ)
Одно из наиболее удивительных утверждений в книге — про сталинское управление: «Основными приоритетами государственной поддержки предпринимательской инициативы являются: — быстрая и удобная регистрация; — организация развития кооперационных цепочек, включая содействие в обеспечении производств поставщиками и сбытом, поддержка экспорта; — благоприятные административные условия осуществления предпринимательской деятельности, включая исполнение контрольно-надзорных функций, решающую роль в организации которых играют союзы предпринимателей; — дешёвое и длинное финансирование; — помощь и поддержка в освоении новых технологий и необходимых технологических компетенций; — организация кадрового обеспечения; — максимально упрощенная и льготная система налогообложения с дополнительными преференциями в период запуска предприятия» (С. 185).
Написано в стиле современных зазывающих банковских реклам. Но как обстояло дело в тогдашней социалистической реальности?
(ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ)
ПЕПЕЛ СТАЛИНИЗМА КАК СТРОЙМАТЕРИАЛ ДЛЯ СССР 2.0
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Сталинская реальность
При Сталине индустриализация производилась за счёт значительного снижения и без того невысокого уровня жизни всего населения. Карточная система к 1929 году была распространена практически на все важнейшие продовольственные товары. Со следующего года было запрещено свободное передвижение рабочих с одного предприятия на другое. На практике это означало введение жёсткого пролетарского крепостного права, прикрепляющего рабочего к конкретному советскому предприятию. Практиковались принудительные переводы с одного завода на другой. На языке наших авторов это лукаво называется «организацией кадрового обеспечения»?!
«Благоприятные административные условия осуществления предпринимательской деятельности» выглядели следующим образом: в 1939–1941 годах обязательные поставки по крайне заниженным коммунистами ценам распространились на практически все продукты питания: зерно, рис, картофель, молоко, шерсть, кожевенное сырьё, яйца, сыр-брынза, табак и махорка.
Были введены нормы этих обязательных поставок. Так в 1940 году крестьяне-колхозники должны были советской власти сдать: 30–45 кг мяса (единоличники, в два раза больше, 64–90 кг), 200–1100 грамм шерсти с каждой овцы, 130–200 грамм шерсти с каждой козы (с единоличников, как особо «несоветских» крестьян драли три шкуры, соответственно 500–1400 и 150–220 грамм), 2–20 центнера с гектара сева картофеля в зависимости от местности (единоличные 3–25 центнеров), 0,5–2 штуки шкур овец и коз (единоличники соответственно сдавали 1–3 штуки) и т.д.
В 1946 году обязательные нормы поставки молока были в размере до 260 литров с каждой коровы колхозника, и до 300 литров с коровы единоличника (постановление СМ СССР и ЦК ВКП (б) от 19 марта 1946).
В отношении «мелкобуржуазного» крестьянства в СССР существовала система так называемых трудодней, которые сельские жители обязаны были отработать на советское государство. При этом нормы трудодней при Сталине несколько раз повышались. Их должно было отрабатывать всё взрослое сельское население: мужчины (16–60 лет) и женщины (16–55 лет).
В 1939 году обязательный минимум трудодней был от 60 до 100 для разных местностей (постановление ЦК ВКП (б) и СНК ССР от 27 мая 1939).
В 1942 году эта норма трудовой повинности была повышена до 100–150 трудодней (постановлением под ярким названием «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней»).
В 1948 году были увеличены нормы труда на 12–25% по различным трудовым повинностям (постановлением СМ СССР «О мерах по улучшению организации, повышению производительности и упорядочению оплаты труда в колхозах»).
К середине 1950-х советское руководство требовало выработки уже 200 трудодней для мужчин и 150 для женщин.
К этому нужно добавить и несколько слов об использовании детского труда, о котором так любила трубить коммунистическая пропаганда, когда говорила о «проклятом царизме». Так вот у подростков (12–15 лет) в советских колхозах была своя норма трудовой повинности, хотя и более низкая.
По данным современных историков, доля трудового времени, которое проводили колхозники на отработочных повинностях на колхозном производстве в 40–50-х годах, составляла в среднем 67–71% (М.А. Безнин, Т.М. Димони, Л.В. Изюмова. Повинности российского крестьянства в 1930–1960-х годах. Вологда, 2001. С. 13).
Сделал все положенные колхозные работы, исполнил все советские повинности и в «остальное» время «предпринимательствуй» сколько хочешь…
Сталинское партийное государство возродило совсем было подзабытый в деревне продуктовый «оброк», натурально-продуктовую повинность. Крестьяне были обязаны ежегодно сдавать обязательные поставки продуктов со своих приусадебных участков советскому государству по абсолютно бросовым ценам. Только такое взымание продуктов смиряло коммунистических борцов с частной собственностью, с наличием у крестьян своих земельных участков.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Сталинская реальность
При Сталине индустриализация производилась за счёт значительного снижения и без того невысокого уровня жизни всего населения. Карточная система к 1929 году была распространена практически на все важнейшие продовольственные товары. Со следующего года было запрещено свободное передвижение рабочих с одного предприятия на другое. На практике это означало введение жёсткого пролетарского крепостного права, прикрепляющего рабочего к конкретному советскому предприятию. Практиковались принудительные переводы с одного завода на другой. На языке наших авторов это лукаво называется «организацией кадрового обеспечения»?!
«Благоприятные административные условия осуществления предпринимательской деятельности» выглядели следующим образом: в 1939–1941 годах обязательные поставки по крайне заниженным коммунистами ценам распространились на практически все продукты питания: зерно, рис, картофель, молоко, шерсть, кожевенное сырьё, яйца, сыр-брынза, табак и махорка.
Были введены нормы этих обязательных поставок. Так в 1940 году крестьяне-колхозники должны были советской власти сдать: 30–45 кг мяса (единоличники, в два раза больше, 64–90 кг), 200–1100 грамм шерсти с каждой овцы, 130–200 грамм шерсти с каждой козы (с единоличников, как особо «несоветских» крестьян драли три шкуры, соответственно 500–1400 и 150–220 грамм), 2–20 центнера с гектара сева картофеля в зависимости от местности (единоличные 3–25 центнеров), 0,5–2 штуки шкур овец и коз (единоличники соответственно сдавали 1–3 штуки) и т.д.
В 1946 году обязательные нормы поставки молока были в размере до 260 литров с каждой коровы колхозника, и до 300 литров с коровы единоличника (постановление СМ СССР и ЦК ВКП (б) от 19 марта 1946).
В отношении «мелкобуржуазного» крестьянства в СССР существовала система так называемых трудодней, которые сельские жители обязаны были отработать на советское государство. При этом нормы трудодней при Сталине несколько раз повышались. Их должно было отрабатывать всё взрослое сельское население: мужчины (16–60 лет) и женщины (16–55 лет).
В 1939 году обязательный минимум трудодней был от 60 до 100 для разных местностей (постановление ЦК ВКП (б) и СНК ССР от 27 мая 1939).
В 1942 году эта норма трудовой повинности была повышена до 100–150 трудодней (постановлением под ярким названием «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней»).
В 1948 году были увеличены нормы труда на 12–25% по различным трудовым повинностям (постановлением СМ СССР «О мерах по улучшению организации, повышению производительности и упорядочению оплаты труда в колхозах»).
К середине 1950-х советское руководство требовало выработки уже 200 трудодней для мужчин и 150 для женщин.
К этому нужно добавить и несколько слов об использовании детского труда, о котором так любила трубить коммунистическая пропаганда, когда говорила о «проклятом царизме». Так вот у подростков (12–15 лет) в советских колхозах была своя норма трудовой повинности, хотя и более низкая.
По данным современных историков, доля трудового времени, которое проводили колхозники на отработочных повинностях на колхозном производстве в 40–50-х годах, составляла в среднем 67–71% (М.А. Безнин, Т.М. Димони, Л.В. Изюмова. Повинности российского крестьянства в 1930–1960-х годах. Вологда, 2001. С. 13).
Сделал все положенные колхозные работы, исполнил все советские повинности и в «остальное» время «предпринимательствуй» сколько хочешь…
Сталинское партийное государство возродило совсем было подзабытый в деревне продуктовый «оброк», натурально-продуктовую повинность. Крестьяне были обязаны ежегодно сдавать обязательные поставки продуктов со своих приусадебных участков советскому государству по абсолютно бросовым ценам. Только такое взымание продуктов смиряло коммунистических борцов с частной собственностью, с наличием у крестьян своих земельных участков.
В 1932–1933 годах такие обязательные поставки продуктов были только по отдельным продуктам.
В 1939–1941 годах обязательные поставки распространились на практически все продукты питания: зерно, рис, картофель, молоко, шерсть, кожевенное сырьё, яйца, сыр-брынза, табак и махорка.
Были введены нормы этих обязательных поставок. Так, в 1940 году крестьяне-колхозники должны были советской власти сдать: 30–45 кг мяса (единоличники, в два раза больше, 64–90 кг), 200–1100 грамм шерсти с каждой овцы, 130–200 грамм шерсти с каждой козы (с единоличников, как особо «несоветских» крестьян драли три шкуры, соответственно 500–1400 и 150–220 грамм), 2–20 центнера с гектара сева картофеля в зависимости от местности (единоличные 3–25 центнеров), 0,5–2 штуки шкур овец и коз (единоличники соответственно сдавали 1–3 штуки) и т.д.
В 1946 году обязательные нормы поставки молока были в размере до 260 литров с каждой коровы колхозника и до 300 литров с коровы единоличника (постановление СМ СССР и ЦК ВКП (б) от 19 марта 1946).
Особенно ярко выглядела система, которую наши сталинисты называют «максимально упрощенной и льготной системой налогообложения».
На самом деле советская власть имела разветвлённую систему сбора «дани», через уполномоченных министерства заготовок. А их в середине 40-х годов было ни много ни мало 54 тысячи агентов. Как пишет исследователь крестьянства Попов В.П.: «Не было в деревне того времени фигуры более одиозной, вызывающей панический страх населения, как уполномоченный министерства заготовок».
Тех, кто не мог выполнить обязательные поставки сельхозпродуктов, тащили в народные суды. Таких гражданских дел по официальным данным Минюста СССР были ежегодно сотни тысяч: в 1949 г. — 262.840, в 1950 г. — 231.450, в 1951 г. — 251.062, в 1952 г. — 224.452.
И наконец, самое отвратительное, что было в этих добровольно-принудительных поставках, так это издевательски мизерные цены, по которым коммунистическая власть обирала своих граждан.
До денежной реформы историк Безнин приводит такие цены за изъятое молоко в Вологодской области — 63 рубля (государственные розничные цены — 700 рублей, рыночные до 900 рублей). По мясу история была ещё более грабительская в среднем платили — 4,9 рубля (госрозница — около 400 рублей, рыночная цена около 550 рублей).
Ничего не изменилось и после денежной реформы 1947 года. Например, в 1950 году молоко в государственной рознице стоило 2 рубля 70 копеек, а крестьянам советская власть платила — 25 коп. за литр. Мясо стоило в государственной рознице 11 рублей 40 копеек, а изымалось у крестьян по 14 копеек. В первом случае платили меньше 10%, а во втором чуть больше 1%.
Параллельно колоссально растут государственные займы у населения и организаций: в 1928/1929 — 261 млн, в 1940 — 9.192 млн., в 1944 — 26.308 млн, в 1953 — 36.877 млн. рублей (Государственный бюджет СССР, Статистический сборник, Часть I, 1918–1937 гг. Москва, 1955. Государственный бюджет СССР, Статистический сборник, Часть II, 1938–1950 гг. Москва, 1955. Государственный бюджет СССР за четвертую и пятую пятилетки (1946–1950 и 1951–1955 гг.), Статистический сборник. Москва, 1956).
А с ними растёт и количество осуждённых в стране: в 1929 — 118 тысяч, в 1933 — 334.300, в 1934 — 510.307, 1935 — 965.742, 1936 — 1.296.494, 1938 —1.881.570, 1941 — 1.929.729, 1948 — 2.199.535, 1950 — 2.561.351.
Собственно, все радости социализма, надорвавшие многомиллионные массы русского крестьянства, и не перечислишь в одной статье…
Читая настойчивые попытки оправдать сталинизм хотя бы в его экономическом преломлении, не перестаёшь удивляться иррациональному желанию левых снова погрузить всех нас в это «эффективное» плановое перемалывание русских костей.
Желание доказать, «что всякая истина, которая исходит не от нас, есть ложь», как говорил незабвенный брат Жорес, по-видимому, неискоренима в левом сознании. Стремление вернуть всех нас в своё кровавое болото, любыми способами, сравнима лишь с изобретательностью вербовки деструктивными сектами своих адептов.
В 1939–1941 годах обязательные поставки распространились на практически все продукты питания: зерно, рис, картофель, молоко, шерсть, кожевенное сырьё, яйца, сыр-брынза, табак и махорка.
Были введены нормы этих обязательных поставок. Так, в 1940 году крестьяне-колхозники должны были советской власти сдать: 30–45 кг мяса (единоличники, в два раза больше, 64–90 кг), 200–1100 грамм шерсти с каждой овцы, 130–200 грамм шерсти с каждой козы (с единоличников, как особо «несоветских» крестьян драли три шкуры, соответственно 500–1400 и 150–220 грамм), 2–20 центнера с гектара сева картофеля в зависимости от местности (единоличные 3–25 центнеров), 0,5–2 штуки шкур овец и коз (единоличники соответственно сдавали 1–3 штуки) и т.д.
В 1946 году обязательные нормы поставки молока были в размере до 260 литров с каждой коровы колхозника и до 300 литров с коровы единоличника (постановление СМ СССР и ЦК ВКП (б) от 19 марта 1946).
Особенно ярко выглядела система, которую наши сталинисты называют «максимально упрощенной и льготной системой налогообложения».
На самом деле советская власть имела разветвлённую систему сбора «дани», через уполномоченных министерства заготовок. А их в середине 40-х годов было ни много ни мало 54 тысячи агентов. Как пишет исследователь крестьянства Попов В.П.: «Не было в деревне того времени фигуры более одиозной, вызывающей панический страх населения, как уполномоченный министерства заготовок».
Тех, кто не мог выполнить обязательные поставки сельхозпродуктов, тащили в народные суды. Таких гражданских дел по официальным данным Минюста СССР были ежегодно сотни тысяч: в 1949 г. — 262.840, в 1950 г. — 231.450, в 1951 г. — 251.062, в 1952 г. — 224.452.
И наконец, самое отвратительное, что было в этих добровольно-принудительных поставках, так это издевательски мизерные цены, по которым коммунистическая власть обирала своих граждан.
До денежной реформы историк Безнин приводит такие цены за изъятое молоко в Вологодской области — 63 рубля (государственные розничные цены — 700 рублей, рыночные до 900 рублей). По мясу история была ещё более грабительская в среднем платили — 4,9 рубля (госрозница — около 400 рублей, рыночная цена около 550 рублей).
Ничего не изменилось и после денежной реформы 1947 года. Например, в 1950 году молоко в государственной рознице стоило 2 рубля 70 копеек, а крестьянам советская власть платила — 25 коп. за литр. Мясо стоило в государственной рознице 11 рублей 40 копеек, а изымалось у крестьян по 14 копеек. В первом случае платили меньше 10%, а во втором чуть больше 1%.
Параллельно колоссально растут государственные займы у населения и организаций: в 1928/1929 — 261 млн, в 1940 — 9.192 млн., в 1944 — 26.308 млн, в 1953 — 36.877 млн. рублей (Государственный бюджет СССР, Статистический сборник, Часть I, 1918–1937 гг. Москва, 1955. Государственный бюджет СССР, Статистический сборник, Часть II, 1938–1950 гг. Москва, 1955. Государственный бюджет СССР за четвертую и пятую пятилетки (1946–1950 и 1951–1955 гг.), Статистический сборник. Москва, 1956).
А с ними растёт и количество осуждённых в стране: в 1929 — 118 тысяч, в 1933 — 334.300, в 1934 — 510.307, 1935 — 965.742, 1936 — 1.296.494, 1938 —1.881.570, 1941 — 1.929.729, 1948 — 2.199.535, 1950 — 2.561.351.
Собственно, все радости социализма, надорвавшие многомиллионные массы русского крестьянства, и не перечислишь в одной статье…
Читая настойчивые попытки оправдать сталинизм хотя бы в его экономическом преломлении, не перестаёшь удивляться иррациональному желанию левых снова погрузить всех нас в это «эффективное» плановое перемалывание русских костей.
Желание доказать, «что всякая истина, которая исходит не от нас, есть ложь», как говорил незабвенный брат Жорес, по-видимому, неискоренима в левом сознании. Стремление вернуть всех нас в своё кровавое болото, любыми способами, сравнима лишь с изобретательностью вербовки деструктивными сектами своих адептов.
Пепел сталинизма, который нам предлагают взять как строительный материал для русского будущего, при своей жизни ни на один вершок не продвинул нас сверх заложенных царями экономических тенденций. А потому из прошлого надо брать не пепел прошлых неудачных мечтаний, а вечные истины, проверенные временем…
МИФ О БЕЗГРАМОТНОЙ РОССИИ
Для так и не преодолевших Краткий курс истории мифов от ВКП(б)
Действительно ли Российская Империя оставалась безграмотной крестьянской страной вплоть до революции? Нужно ли верить советским мифам?
Каждому оканчивавшему советскую школу было "известно", что Российская Империя была страной, в которой население было почти поголовно безграмотным. Как рассказывали советские учебники, сама революция и делалась для того, чтобы осуществить «вековую тягу» народа к образованию. На пути которой стоял «реакционный царизм».
Эти пропагандистские установки долгие годы вбивались в школьные головы русских детей. И в реальности они оказались глубоко ложными антиимперскими мифами.
Российская Империя – страна безграмотных крестьян?
Образование в Российской Империи было чрезвычайно разноплановым. И весьма специализированным. Министерство народного просвещения не было монополистом в обучении. Многие министерства имели свои учебные заведения. Поэтому, когда говорят об образовании и показывают только цифры по Министерству народного просвещения, вас обманывают. Имперское образование было более сложным государственно-общественным механизмом, не снившимся забюрократизированной республиканской школе последующих ста лет.
В целом, в Российской Империи существовало четыре уровня образования: начальные школы (от 2 до 5 лет образования); общеобразовательные или посленачальные школы (срок обучения вместе с начальными школами был от 6 до 8 лет); гимназии (классические, реальные, семинарии, кадетские корпуса) – среднеучебные заведения, где учились 7-8 лет; и высшие учебные заведения (университеты, академии, институты, специализированные училища и т. д.).
Расходы по Министерству народного просвещения на 1914 год составили 161 млн рублей. Но это была малая часть того, что тратилось на организацию образования в Российской Империи. Общие расходы всех ведомств на образование составляли почти 300 млн (См.: Сапрыкин Д. Л. Образовательный потенциал Российской Империи. М., 2009).
Но и это не всё. Империя не была демократическим государством, но это никак не препятствовало огромному участию в образовании земских и городских самоуправлений. Их вложения были даже ещё больше – около 360 млн. Так что общий имперский бюджет доходил до 660 млн золотых рублей. Это примерно 15-17% от всех расходов Империи (из них 8-9% госбюджета). Такой доли расходов на образование не было никогда, ни в советские времена, ни в постсоветские.
При этом бюджет Министерства народного просвещения увеличивался даже во время войны. Так, в 1916 году он составлял 196 млн. В целом за царствование Императора Николая II бюджет этого министерства увеличился более чем в 6 раз. Хотя общий бюджет Империи увеличился с 1 млрд 496 млн (1895) до 3 млрд 302 млн (1913). Бюджет на образование рос значительно быстрее, чем общеимперские расходы на остальные государственные задачи.
Количество учащихся гимназического уровня всех видов и всех ведомств в Российской Империи составляло около 800 000 человек. И около 1 млн учащихся было во всевозможных посленачальных заведениях Империи. (old.ihst.ru/files/sapr.....).
И это притом что, по расчётам знаменитого британского экономиста Агнуса Маддисона (1926–2010), ВВП Российской Империи (без Польши и Финляндии) составлял 8,6% от мирового ВВП, а население – 8,7% от мирового населения. (См.: Agnus Maddison, Historical Statistics for the World Economy).
Грамотность населения
В Российской Империи к 1916 году было около 140 тысяч различных школ. В которых училось около 11 миллионов учеников.
Сегодня в РФ, кстати, примерно столько же школ.
Ещё в 1907 году в Госдуму был внесён закон «О введении всеобщего начального обучения в Российской Империи». Но думская волокита постоянно откладывала рассмотрение этого закона.
Несмотря на это противодействие со стороны «народных» избранников, государство и земство фактически без формального закона вводили всеобщее, обязательное и бесплатное начальное образование.
Для так и не преодолевших Краткий курс истории мифов от ВКП(б)
Действительно ли Российская Империя оставалась безграмотной крестьянской страной вплоть до революции? Нужно ли верить советским мифам?
Каждому оканчивавшему советскую школу было "известно", что Российская Империя была страной, в которой население было почти поголовно безграмотным. Как рассказывали советские учебники, сама революция и делалась для того, чтобы осуществить «вековую тягу» народа к образованию. На пути которой стоял «реакционный царизм».
Эти пропагандистские установки долгие годы вбивались в школьные головы русских детей. И в реальности они оказались глубоко ложными антиимперскими мифами.
Российская Империя – страна безграмотных крестьян?
Образование в Российской Империи было чрезвычайно разноплановым. И весьма специализированным. Министерство народного просвещения не было монополистом в обучении. Многие министерства имели свои учебные заведения. Поэтому, когда говорят об образовании и показывают только цифры по Министерству народного просвещения, вас обманывают. Имперское образование было более сложным государственно-общественным механизмом, не снившимся забюрократизированной республиканской школе последующих ста лет.
В целом, в Российской Империи существовало четыре уровня образования: начальные школы (от 2 до 5 лет образования); общеобразовательные или посленачальные школы (срок обучения вместе с начальными школами был от 6 до 8 лет); гимназии (классические, реальные, семинарии, кадетские корпуса) – среднеучебные заведения, где учились 7-8 лет; и высшие учебные заведения (университеты, академии, институты, специализированные училища и т. д.).
Расходы по Министерству народного просвещения на 1914 год составили 161 млн рублей. Но это была малая часть того, что тратилось на организацию образования в Российской Империи. Общие расходы всех ведомств на образование составляли почти 300 млн (См.: Сапрыкин Д. Л. Образовательный потенциал Российской Империи. М., 2009).
Но и это не всё. Империя не была демократическим государством, но это никак не препятствовало огромному участию в образовании земских и городских самоуправлений. Их вложения были даже ещё больше – около 360 млн. Так что общий имперский бюджет доходил до 660 млн золотых рублей. Это примерно 15-17% от всех расходов Империи (из них 8-9% госбюджета). Такой доли расходов на образование не было никогда, ни в советские времена, ни в постсоветские.
При этом бюджет Министерства народного просвещения увеличивался даже во время войны. Так, в 1916 году он составлял 196 млн. В целом за царствование Императора Николая II бюджет этого министерства увеличился более чем в 6 раз. Хотя общий бюджет Империи увеличился с 1 млрд 496 млн (1895) до 3 млрд 302 млн (1913). Бюджет на образование рос значительно быстрее, чем общеимперские расходы на остальные государственные задачи.
Количество учащихся гимназического уровня всех видов и всех ведомств в Российской Империи составляло около 800 000 человек. И около 1 млн учащихся было во всевозможных посленачальных заведениях Империи. (old.ihst.ru/files/sapr.....).
И это притом что, по расчётам знаменитого британского экономиста Агнуса Маддисона (1926–2010), ВВП Российской Империи (без Польши и Финляндии) составлял 8,6% от мирового ВВП, а население – 8,7% от мирового населения. (См.: Agnus Maddison, Historical Statistics for the World Economy).
Грамотность населения
В Российской Империи к 1916 году было около 140 тысяч различных школ. В которых училось около 11 миллионов учеников.
Сегодня в РФ, кстати, примерно столько же школ.
Ещё в 1907 году в Госдуму был внесён закон «О введении всеобщего начального обучения в Российской Империи». Но думская волокита постоянно откладывала рассмотрение этого закона.
Несмотря на это противодействие со стороны «народных» избранников, государство и земство фактически без формального закона вводили всеобщее, обязательное и бесплатное начальное образование.
Государь в порядке 89-й статьи Основных Законов, позволявшей обходить неповоротливых депутатов, издал Указ от 3 мая 1908 года, где было Высочайше повелено выделить дополнительное государственное финансирование на развитие бесплатного образования. В том числе стала проводиться в жизнь программа увеличения числа школ и их доступности (не более 3 вёрст в радиусе друг от друга).
В результате проводимых мероприятий к 1915 г. в Московской губернии грамотными были уже 95% мальчиков 12-15 лет и 75% девочек (Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона, 1916). Ещё в 7 губерниях грамотными были 71-80%, в 20 губерниях – 61-70%.
По данным частичной школьной переписи января 1915-го, в центральных великорусских и большой части малороссийских губерний было обеспечено фактически полное обучение мальчиков. Картину "портили" неевропейские регионы Империи.
Земства очень активно участвовали в переходе ко всеобщему начальному образованию. Из 441 уездного земства к 1914 году уже полностью перешли к нему 15 земств, 31 уже было близко к его осуществлению, 62% земств нужно было ещё менее 5 лет, а 30% от 5 до 10 лет, чтобы осуществить эту программу (Начальное народное образование, Пг., 1916. Т. 28).
Интересно, что предпоследний министр просвещения Российской Империи (1915–1916) граф П.Н. Игнатьев уже в эмиграции приводил цифру в 56% грамотных от всего населения Империи на 1916 год.
Полная грамотность всех детей в Российской Империи такими темпами была бы достигнута к периоду между 1919 и 1924 годом. Все дети Империи проходили бы начальное обучение в 4- или 5-летних начальных школах и при желании и дарованиях способны были бы дальше учиться в гимназиях или высших начальных училищах.
Подтверждением этих цифр являются данные Военного министерства. В 1913 году было призван 10 251 новобранец в Императорский русский флот, из них только 1676 были малограмотными и только 1647 неграмотными (См.: Военно-статистический ежегодник за 1912 год (СПб., 1914. С.372-375.). Среди же рядового состава армии из 906 тысяч человек числилось лишь 302 тысячи малограмотных. Неграмотные вовсе не числились.
Но революция, воплотившись в России, поставила на дореволюционной школе жирный крест (а точнее, жирную красную звезду) и отбросила решение вопроса о всеобщем образовании практически на десять лет. Только Постановлением ЦИК И СНК Союза ССР "О всеобщем обязательном начальном обучении" от 14 августа 1930 года коммунисты смогли ввести всеобщее обязательное (четырёхлетнее) обучение.
Дореволюционный учительский корпус
В Российской Империи существовало в 1914 году 53 учительских института, 208 учительских семинарий, в которых училось более 14 000 будущих педагогов. Плюс из педагогических классов женских гимназий в 1913 году было выпущено более 15 000 учителей. Всего же учителей в Империи было 280 000.
Кстати, не надо путать начальные школы и церковно-приходские. Это разные школы. Но и там и там работали учителя, получившие профессиональное педагогическое образование. В церковно-приходских школах священник преподавал только Закон Божий, остальные предметы вели профессиональные учителя.
Оклад учителя в высших начальных училищах (что-то вроде советских семилеток) составлял 960 золотых рублей в год, что больше миллиона на наши деньги. А профессор, например, Томского технологического института получал 2400 оклада плюс 1 050 рублей столовых и плюс 1050 рублей квартирных. То есть более 5 млн на наши деньги.
Мясо тогда стоило от 15 до 60 копеек, картошка 1-2 копейки за килограмм. А построить кирпичный дом с отделкой площадью 150 кв. м. стоило 3-4 тысячи рублей.
В заключение надо сказать несколько слов про студентов. Их в Российской Империи к началу мировой войны было 141,5 тысячи. В два раза больше, чем в Германии. А если пересчитывать количество студентов на 10 тысяч жителей, Россия сравнялась с Великобританией.
В результате проводимых мероприятий к 1915 г. в Московской губернии грамотными были уже 95% мальчиков 12-15 лет и 75% девочек (Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона, 1916). Ещё в 7 губерниях грамотными были 71-80%, в 20 губерниях – 61-70%.
По данным частичной школьной переписи января 1915-го, в центральных великорусских и большой части малороссийских губерний было обеспечено фактически полное обучение мальчиков. Картину "портили" неевропейские регионы Империи.
Земства очень активно участвовали в переходе ко всеобщему начальному образованию. Из 441 уездного земства к 1914 году уже полностью перешли к нему 15 земств, 31 уже было близко к его осуществлению, 62% земств нужно было ещё менее 5 лет, а 30% от 5 до 10 лет, чтобы осуществить эту программу (Начальное народное образование, Пг., 1916. Т. 28).
Интересно, что предпоследний министр просвещения Российской Империи (1915–1916) граф П.Н. Игнатьев уже в эмиграции приводил цифру в 56% грамотных от всего населения Империи на 1916 год.
Полная грамотность всех детей в Российской Империи такими темпами была бы достигнута к периоду между 1919 и 1924 годом. Все дети Империи проходили бы начальное обучение в 4- или 5-летних начальных школах и при желании и дарованиях способны были бы дальше учиться в гимназиях или высших начальных училищах.
Подтверждением этих цифр являются данные Военного министерства. В 1913 году было призван 10 251 новобранец в Императорский русский флот, из них только 1676 были малограмотными и только 1647 неграмотными (См.: Военно-статистический ежегодник за 1912 год (СПб., 1914. С.372-375.). Среди же рядового состава армии из 906 тысяч человек числилось лишь 302 тысячи малограмотных. Неграмотные вовсе не числились.
Но революция, воплотившись в России, поставила на дореволюционной школе жирный крест (а точнее, жирную красную звезду) и отбросила решение вопроса о всеобщем образовании практически на десять лет. Только Постановлением ЦИК И СНК Союза ССР "О всеобщем обязательном начальном обучении" от 14 августа 1930 года коммунисты смогли ввести всеобщее обязательное (четырёхлетнее) обучение.
Дореволюционный учительский корпус
В Российской Империи существовало в 1914 году 53 учительских института, 208 учительских семинарий, в которых училось более 14 000 будущих педагогов. Плюс из педагогических классов женских гимназий в 1913 году было выпущено более 15 000 учителей. Всего же учителей в Империи было 280 000.
Кстати, не надо путать начальные школы и церковно-приходские. Это разные школы. Но и там и там работали учителя, получившие профессиональное педагогическое образование. В церковно-приходских школах священник преподавал только Закон Божий, остальные предметы вели профессиональные учителя.
Оклад учителя в высших начальных училищах (что-то вроде советских семилеток) составлял 960 золотых рублей в год, что больше миллиона на наши деньги. А профессор, например, Томского технологического института получал 2400 оклада плюс 1 050 рублей столовых и плюс 1050 рублей квартирных. То есть более 5 млн на наши деньги.
Мясо тогда стоило от 15 до 60 копеек, картошка 1-2 копейки за килограмм. А построить кирпичный дом с отделкой площадью 150 кв. м. стоило 3-4 тысячи рублей.
В заключение надо сказать несколько слов про студентов. Их в Российской Империи к началу мировой войны было 141,5 тысячи. В два раза больше, чем в Германии. А если пересчитывать количество студентов на 10 тысяч жителей, Россия сравнялась с Великобританией.
Особенно заметный рост происходил в технических вузах. За время царствования Императора Николая II их количество увеличилось с шести тысяч до более чем 23 300. Далеко обогнав Германию.
Так что великий либерально-советский миф о необразованной Российской Империи можно выбросить на помойку истории как не соответствующий действительности.
Так что великий либерально-советский миф о необразованной Российской Империи можно выбросить на помойку истории как не соответствующий действительности.
Forwarded from РИА Новости
В Госдуме готовится законопроект, направленный на защиту религиозных символов основных традиционных вероисповеданий, сообщил Володин.
По его словам, у граждан вызывает возмущение, что на афишах, уличных плакатах, упаковках товаров, страницах печатных изданий, сайтах "затирают" или ретушируют религиозные символы, искажая их истинное значение.
По его словам, у граждан вызывает возмущение, что на афишах, уличных плакатах, упаковках товаров, страницах печатных изданий, сайтах "затирают" или ретушируют религиозные символы, искажая их истинное значение.