проглядывая Рифтина [1970], где тот ссылается на хрестоматийный взгляд на специфику китайского эпоса –
- мол, в отличие от других, он повествует не о столкновении с иными племенами/народами, а берет сюжеты междоусобий –
- подумал, что ведь в этом взгляде, осмысляющем специфику «Троецарствия» и проч. – главная проблема в том, что «Троецарствие», «Речные заводи» и проч. видятся именно в эпической перспективе –
- трудно сказать, что там собственно с китайским эпосом, но Ло Гуань-чжун и идущая от него традиция отличается от эпической как таковой даже не временем и не сюжетами, а прежде всего тем, что уже следует за историей –
- летописи им предшествуют, а не последуют – они идут поверх хроник, обыгрывают, переосмысляют и разукрашивают их или, напротив, снимают лак придворной историографии –
- а в художественном переосмыслении исторического – и это особенно примечательно – если и не универсальное, то широко распространенное – преимущественное внимание к смуте, эпохам гражданских войн и беспокойств –
- с этого начинается Вальтер Скотт, об этом в первую очередь «хроники» Шекспира, об этом первый Загоскин и Пушкин, от «Бориса Годунова» до «Капитанской дочки» -
- об этом, эпохе распада общего порядка и обнажении структур последнего и человеческого, лишь кутающегося в лохмотья ритуала и традиции, придающего им силы из себя, утверждая из себя, а не принуждаемого извне – и «Троецарствие»
- мол, в отличие от других, он повествует не о столкновении с иными племенами/народами, а берет сюжеты междоусобий –
- подумал, что ведь в этом взгляде, осмысляющем специфику «Троецарствия» и проч. – главная проблема в том, что «Троецарствие», «Речные заводи» и проч. видятся именно в эпической перспективе –
- трудно сказать, что там собственно с китайским эпосом, но Ло Гуань-чжун и идущая от него традиция отличается от эпической как таковой даже не временем и не сюжетами, а прежде всего тем, что уже следует за историей –
- летописи им предшествуют, а не последуют – они идут поверх хроник, обыгрывают, переосмысляют и разукрашивают их или, напротив, снимают лак придворной историографии –
- а в художественном переосмыслении исторического – и это особенно примечательно – если и не универсальное, то широко распространенное – преимущественное внимание к смуте, эпохам гражданских войн и беспокойств –
- с этого начинается Вальтер Скотт, об этом в первую очередь «хроники» Шекспира, об этом первый Загоскин и Пушкин, от «Бориса Годунова» до «Капитанской дочки» -
- об этом, эпохе распада общего порядка и обнажении структур последнего и человеческого, лишь кутающегося в лохмотья ритуала и традиции, придающего им силы из себя, утверждая из себя, а не принуждаемого извне – и «Троецарствие»
удосужился наконец, преодолевая безграмотность, внимательно прочесть один из основных романов XIX века, «Женский портрет» Генри Джеймса (1880-1881/1907) –
- любопытно, что сюжетная рамка оказывается одновременно предельно-условной, конструкцией, необходимой чтобы показать интересующий Джеймса характер и личность – и вместе с тем сугубо конкретно-исторической –
- чтобы снять все базовые ограничения поведения, дать развернуться «на просторе», он в самом начале посылает Изабелле Арчер богатство, при этом не требующее заботы –
- так, что она, воспитанная вне забот о хлебе насущном, но не принадлежащая к «аристократии» (даже в понимании восточного побережья) – то есть не ограниченная рамками «хорошего общества» - не оказывается скована и заботами о дальнейшем –
- мир забот повседневных устранен автором старательно, одним жестом – вначале она слишком юна, чтобы задумываться об этом, а когда уже входит в возраст, когда не сможет не задумываться – проблема устранена завещанием дядюшки и заботой кузена, к решению которых она не прилагает никаких усилий –
- занимающая автора тема свободы и развития личности в другой плоскости устраняется от затруднений тем, что героиня не испытывает волнений любви, в ответности которой была бы не уверена –
- любящие ее – любят не только первыми, но и неизменно –
- на них не влияет ничто, даже чахотка Ральфа никак не влияет на его характер, болезнь сведена лишь к ослаблению сил, ведет к смерти, считаясь с нею – ограничена подвижность Ральфа –
- болезнь не вторгается в поведение, не влияет на личность [по крайней мере – динамически: он неизменно болен и болен ровно одним и тем же способом, с первой главы и до последней] –
- это предельно условный мир – к тому же почти целиком вращающийся вокруг героини, где у ее беззаветно преданного и волевого американского влюбленного, энергичного предпринимателя – есть тем не менее возможность месяцами слоняться по Европе, ожидая/раздумывая о встрече с ней, отправляться в далекий путь и проводить недели в неожиданном новом странствии –
- никак не встречаясь с вопросом: а что там с его американским предприятием? оно столь же условно, как политические баталии английского лорда, не мешающие тому совершенно свободно располагать своим временем –
- и при этом все напряжение романа во второй его части, значимость и масштаб ошибки в выборе мужа –
- сама возможность, что открывшаяся низость его души оказывается безысходным потрясением –
- определяется невозможностью, немыслимостью развода –
- без детей, без имущественной зависимости от мужа, без возможности последнего всерьез повредить ей –
- развод, исключенный как реальная опция, превращает повествование в историю жизненного крушения –
- и здесь, на последнем ходе, совершенная условность и конкретно-историческая рамка перестают конфликтовать – поскольку Джеймс понимает, что эту почти абсолютную невозможность уже нельзя утвердить как данность – и вводит оговорку о «западном побережье», где в расторжении брака не видят уже ничего особенного –
- Джеймсу нужна неизбежность, непреодолимость человеческими силами – и он вводит ее не столько как часть характера героини, а опираясь на романную рамку «нерасторжимого брака», которая работает как условность иного рода, чем первые –
- те выступают знаками, демонстративно предъявляемыми читателю – как «дворец», «лес» и т.п. в обозначениях шекспировского театра, но уже театра в театре –
- вторая, напротив, условна при взгляде извне, в том числе из позиции автора, но выступает как романная реальность, изнутри она – безусловна, и сама возможность стать последней – в свою очередь метка времени
- любопытно, что сюжетная рамка оказывается одновременно предельно-условной, конструкцией, необходимой чтобы показать интересующий Джеймса характер и личность – и вместе с тем сугубо конкретно-исторической –
- чтобы снять все базовые ограничения поведения, дать развернуться «на просторе», он в самом начале посылает Изабелле Арчер богатство, при этом не требующее заботы –
- так, что она, воспитанная вне забот о хлебе насущном, но не принадлежащая к «аристократии» (даже в понимании восточного побережья) – то есть не ограниченная рамками «хорошего общества» - не оказывается скована и заботами о дальнейшем –
- мир забот повседневных устранен автором старательно, одним жестом – вначале она слишком юна, чтобы задумываться об этом, а когда уже входит в возраст, когда не сможет не задумываться – проблема устранена завещанием дядюшки и заботой кузена, к решению которых она не прилагает никаких усилий –
- занимающая автора тема свободы и развития личности в другой плоскости устраняется от затруднений тем, что героиня не испытывает волнений любви, в ответности которой была бы не уверена –
- любящие ее – любят не только первыми, но и неизменно –
- на них не влияет ничто, даже чахотка Ральфа никак не влияет на его характер, болезнь сведена лишь к ослаблению сил, ведет к смерти, считаясь с нею – ограничена подвижность Ральфа –
- болезнь не вторгается в поведение, не влияет на личность [по крайней мере – динамически: он неизменно болен и болен ровно одним и тем же способом, с первой главы и до последней] –
- это предельно условный мир – к тому же почти целиком вращающийся вокруг героини, где у ее беззаветно преданного и волевого американского влюбленного, энергичного предпринимателя – есть тем не менее возможность месяцами слоняться по Европе, ожидая/раздумывая о встрече с ней, отправляться в далекий путь и проводить недели в неожиданном новом странствии –
- никак не встречаясь с вопросом: а что там с его американским предприятием? оно столь же условно, как политические баталии английского лорда, не мешающие тому совершенно свободно располагать своим временем –
- и при этом все напряжение романа во второй его части, значимость и масштаб ошибки в выборе мужа –
- сама возможность, что открывшаяся низость его души оказывается безысходным потрясением –
- определяется невозможностью, немыслимостью развода –
- без детей, без имущественной зависимости от мужа, без возможности последнего всерьез повредить ей –
- развод, исключенный как реальная опция, превращает повествование в историю жизненного крушения –
- и здесь, на последнем ходе, совершенная условность и конкретно-историческая рамка перестают конфликтовать – поскольку Джеймс понимает, что эту почти абсолютную невозможность уже нельзя утвердить как данность – и вводит оговорку о «западном побережье», где в расторжении брака не видят уже ничего особенного –
- Джеймсу нужна неизбежность, непреодолимость человеческими силами – и он вводит ее не столько как часть характера героини, а опираясь на романную рамку «нерасторжимого брака», которая работает как условность иного рода, чем первые –
- те выступают знаками, демонстративно предъявляемыми читателю – как «дворец», «лес» и т.п. в обозначениях шекспировского театра, но уже театра в театре –
- вторая, напротив, условна при взгляде извне, в том числе из позиции автора, но выступает как романная реальность, изнутри она – безусловна, и сама возможность стать последней – в свою очередь метка времени
на днях, когда сильно устал и понял, что ничего серьезного в рабочих паузах пока читать не могу –
- бродя по книжному решил перечитать «Барри Линдона» -
- «перечитать» сказано, впрочем, очень громко, поскольку читал бог весть когда и вообще другим человеком –
- и с удовольствием прочел вновь [так точнее] этот ранний роман Теккерея –
- примечательно, что он со своим старшим коллегой и соперником на романном поприще Диккенсом – как, кажется, и все их поколение 1830-40-х годов – разделял увлечение английскими прозаиками XVIII века –
- они так и лезут со страниц «Записок Барри Линдона…», обрамляют их – если рассказчик упоминает в начале, в утверждение своих литературных достоинств, как сумел поставить доктора Джонсона и его навязчивого шотландца на место, то ближе к финалу и Джонсон, и Шеридан, и Бёрк – и названный приятелем автора Голдсмит – оказываются частью ситуации, в которой эсквайр себя размещает –
- весь роман – радостная литературная игра, забава молодого Теккерея – где одновременно и продолжение пикарески и плутовского романа, и при этом литературная стилизация, призванная стать не «новым вариантом», а образчиком старой –
- и полемика с «историческим романом» Вальтера Скотта, ведущимся от лица самого Барри Линдона, недовольного отступлениями очередного шотландца от исторической правды, склонности того одновременно выводить главными героями лиц невзрачных, но которым удается поучаствовать во всем достопамятном и на глазах которых действуют «главные лица истории» -
- сам эсквайр, которому удается каким-то чудом (скончавшись в 1814 году, по изысканиям публикатора, достопочтенного Уильяма Теккерея) прочесть еще не вышедшие и, за исключением одного, еще и не написанные романы «автора “Уэверли”», придерживается прямо противоположного – будучи лицом неординарным и живописуя события исторические, но оказываясь в ходе них вдалеке от сильных мира сего, а вращаясь среди них преимущественно в рамках «скандальной хроники» -
- новый исторический роман – который начнется в той же «Ярмарке» почти с той же даты, на которой остановятся «Записки…» - вырастает и из стилизации, и из взгляда на повседневность –
- увидеть историю глазами современника, а не историка – того, кто еще не знает, участником чего оказался –
- и здесь включается в роман учет читателя, становящегося активным, который призван сыграть в «историка», прочесть читаемое в известной ему, но неизвестной участникам перспективе –
- как в «Записках…» он узнает, что Барри Линдон не выдержит уговора, спустя несколько лет после данного под угрозой заточения в тюрьму обещания не возвращаться в Англию, прибудет из Парижа – и несложным соположением дат читатель установит, что случится это событие во времена Террора – где и правда, ирландскому дворянину вращаться было не с руки –
- или радоваться, улавливая меняющееся без всякого предупреждения отношение к Ирландии и ирландцам по мере того, как меняется положение героя – усваивающего «английский», цивилизованный взгляд, способного объявить его своим собственным –
- Теккерей – через вымышленные мемуары, создание образа рассказчика – откроет один из главных секретов «большого романа» XIX века, способность характеризовать героя не рассказывая о нем, а показывая его – сообщать истину вещей вне прямого называния, которое всегда может обмануть, в отличие от рассказа, выдающего говорящего с головой
- бродя по книжному решил перечитать «Барри Линдона» -
- «перечитать» сказано, впрочем, очень громко, поскольку читал бог весть когда и вообще другим человеком –
- и с удовольствием прочел вновь [так точнее] этот ранний роман Теккерея –
- примечательно, что он со своим старшим коллегой и соперником на романном поприще Диккенсом – как, кажется, и все их поколение 1830-40-х годов – разделял увлечение английскими прозаиками XVIII века –
- они так и лезут со страниц «Записок Барри Линдона…», обрамляют их – если рассказчик упоминает в начале, в утверждение своих литературных достоинств, как сумел поставить доктора Джонсона и его навязчивого шотландца на место, то ближе к финалу и Джонсон, и Шеридан, и Бёрк – и названный приятелем автора Голдсмит – оказываются частью ситуации, в которой эсквайр себя размещает –
- весь роман – радостная литературная игра, забава молодого Теккерея – где одновременно и продолжение пикарески и плутовского романа, и при этом литературная стилизация, призванная стать не «новым вариантом», а образчиком старой –
- и полемика с «историческим романом» Вальтера Скотта, ведущимся от лица самого Барри Линдона, недовольного отступлениями очередного шотландца от исторической правды, склонности того одновременно выводить главными героями лиц невзрачных, но которым удается поучаствовать во всем достопамятном и на глазах которых действуют «главные лица истории» -
- сам эсквайр, которому удается каким-то чудом (скончавшись в 1814 году, по изысканиям публикатора, достопочтенного Уильяма Теккерея) прочесть еще не вышедшие и, за исключением одного, еще и не написанные романы «автора “Уэверли”», придерживается прямо противоположного – будучи лицом неординарным и живописуя события исторические, но оказываясь в ходе них вдалеке от сильных мира сего, а вращаясь среди них преимущественно в рамках «скандальной хроники» -
- новый исторический роман – который начнется в той же «Ярмарке» почти с той же даты, на которой остановятся «Записки…» - вырастает и из стилизации, и из взгляда на повседневность –
- увидеть историю глазами современника, а не историка – того, кто еще не знает, участником чего оказался –
- и здесь включается в роман учет читателя, становящегося активным, который призван сыграть в «историка», прочесть читаемое в известной ему, но неизвестной участникам перспективе –
- как в «Записках…» он узнает, что Барри Линдон не выдержит уговора, спустя несколько лет после данного под угрозой заточения в тюрьму обещания не возвращаться в Англию, прибудет из Парижа – и несложным соположением дат читатель установит, что случится это событие во времена Террора – где и правда, ирландскому дворянину вращаться было не с руки –
- или радоваться, улавливая меняющееся без всякого предупреждения отношение к Ирландии и ирландцам по мере того, как меняется положение героя – усваивающего «английский», цивилизованный взгляд, способного объявить его своим собственным –
- Теккерей – через вымышленные мемуары, создание образа рассказчика – откроет один из главных секретов «большого романа» XIX века, способность характеризовать героя не рассказывая о нем, а показывая его – сообщать истину вещей вне прямого называния, которое всегда может обмануть, в отличие от рассказа, выдающего говорящего с головой
Крымская война - и в гораздо большей степени ее неблагоприятное завершение – вызвало целый вал проектов «диверсии в Индии» -
- уже в 1854 году свои записки подают быв. посланник в Тегеране, а затем омский генерал-губернатор Дюгамель и Чихачев – но настоящий вал приходится на 1856 год. военный министр Сухозанет в марте 1857 году отзывается на эту череду проектов в докладе Александру II (с которым тот выразил свое полное согласие):
«Опасения, внушенные возрастающим могуществом Великобритании в Средней Азии, были выражены с давнего времени и дали повод ко множеству проектов, поданых как русскими, так и иностранцами, сущность коих состоит в том, что это могущество может быть легко ниспровергнуто походом русской армии или корпуса в Индию. По отзыву многих путешественников, одно появление русского штыка на берегах Инда или даже в Герате должно произвести общее восстание в населении индо-британских владений, ненавидящих своих притеснителей, и разрушить шаткое создание лондонской политики. Но, по убеждению многих, отзывы эти весьма поверхностны, преувеличены, односторонни или пристрастны. Конечно, во всей Азии заметна большая ненависть к англичанам, но в Индии еще заметнее глубокое убеждение в силе Великобритании, в непобедимости ее флотов, в превосходстве ее коварной, но искусной и непоколебимой политики. Владычество, которое удерживает более 100 млн поданных в повиновении армией, сформированной из туземцев, при небольшой помощи английских войск, нельзя назвать шатким, и такое положение доказывает, что великобританское правительство успело связать интересы многих самых влиятельных классов населения со своими интересами» [Русско-индийские отношения в XIX веке: Сборник архивных материалов и документов / Под ред. П.М. Шастико. – М.: Восточная литература РАН, 1997. С. 96]. -
- но этот скептический вывод почти сразу же будет серьезно поставлен под вопрос сипайским восстанием – но главное, что будет подталкивать вереницу проектов и устойчиво обращать мысль в эту сторону –
- размышления по итогам Крымской войны, осознание стратегической несимметричности в конфликте Российской империи с Великобританией, где последняя оказывается в силах выбирать место и время столкновения, а для России остается лишь пытаться отбить вызов –
- вся морская и океаническая граница является местом возможного удара/ов, тогда как самое большее, что может сделать континентальная империя в этой логике – это наносить удары по находящимся в зоне досягаемости союзникам Великобритании, отбивать совершаемые нападения, да пытаться каким-то образом повысить для Британии издержки конфликта –
- как будет формулировать Игнатьев в записке Горчакову уже сильно позже, летом 1863 г.: «В случае разрыва с Англией положение России тягостно потому, что мы обречены на пассивную оборону. Мы должны тотчас ставить на военное положение массы войск, вооружать все укрепленные береговые пункты, тратить миллионы еще до начала военных действий; наша морская торговля может быть уничтожена тотчас же без значительных усилий. Англичане имеют полную возможность угрожать нам на всем протяжении приморских берегов наших, изнурять нас безнаказанно или выбрать, наконец, любой слабый пункт для решительного нападения» [цит. по: Сергеев, 2016: 76, записка от 17.VII.1863 – любопытно, что в этом описании «скифская» война оказывается переадресована Англии] –
- реактивность пытаются преодолеть через «индийские планы», примечательные тем, что не оказываются сами по себе планами «экспансии», а попыткой преодолеть тупик Крымской войны –
- или, как напишет тот же Игнатьев в записке 1859 г. – вынудить Лондон на пересмотр Парижского мирного договора [там же, 75]
- уже в 1854 году свои записки подают быв. посланник в Тегеране, а затем омский генерал-губернатор Дюгамель и Чихачев – но настоящий вал приходится на 1856 год. военный министр Сухозанет в марте 1857 году отзывается на эту череду проектов в докладе Александру II (с которым тот выразил свое полное согласие):
«Опасения, внушенные возрастающим могуществом Великобритании в Средней Азии, были выражены с давнего времени и дали повод ко множеству проектов, поданых как русскими, так и иностранцами, сущность коих состоит в том, что это могущество может быть легко ниспровергнуто походом русской армии или корпуса в Индию. По отзыву многих путешественников, одно появление русского штыка на берегах Инда или даже в Герате должно произвести общее восстание в населении индо-британских владений, ненавидящих своих притеснителей, и разрушить шаткое создание лондонской политики. Но, по убеждению многих, отзывы эти весьма поверхностны, преувеличены, односторонни или пристрастны. Конечно, во всей Азии заметна большая ненависть к англичанам, но в Индии еще заметнее глубокое убеждение в силе Великобритании, в непобедимости ее флотов, в превосходстве ее коварной, но искусной и непоколебимой политики. Владычество, которое удерживает более 100 млн поданных в повиновении армией, сформированной из туземцев, при небольшой помощи английских войск, нельзя назвать шатким, и такое положение доказывает, что великобританское правительство успело связать интересы многих самых влиятельных классов населения со своими интересами» [Русско-индийские отношения в XIX веке: Сборник архивных материалов и документов / Под ред. П.М. Шастико. – М.: Восточная литература РАН, 1997. С. 96]. -
- но этот скептический вывод почти сразу же будет серьезно поставлен под вопрос сипайским восстанием – но главное, что будет подталкивать вереницу проектов и устойчиво обращать мысль в эту сторону –
- размышления по итогам Крымской войны, осознание стратегической несимметричности в конфликте Российской империи с Великобританией, где последняя оказывается в силах выбирать место и время столкновения, а для России остается лишь пытаться отбить вызов –
- вся морская и океаническая граница является местом возможного удара/ов, тогда как самое большее, что может сделать континентальная империя в этой логике – это наносить удары по находящимся в зоне досягаемости союзникам Великобритании, отбивать совершаемые нападения, да пытаться каким-то образом повысить для Британии издержки конфликта –
- как будет формулировать Игнатьев в записке Горчакову уже сильно позже, летом 1863 г.: «В случае разрыва с Англией положение России тягостно потому, что мы обречены на пассивную оборону. Мы должны тотчас ставить на военное положение массы войск, вооружать все укрепленные береговые пункты, тратить миллионы еще до начала военных действий; наша морская торговля может быть уничтожена тотчас же без значительных усилий. Англичане имеют полную возможность угрожать нам на всем протяжении приморских берегов наших, изнурять нас безнаказанно или выбрать, наконец, любой слабый пункт для решительного нападения» [цит. по: Сергеев, 2016: 76, записка от 17.VII.1863 – любопытно, что в этом описании «скифская» война оказывается переадресована Англии] –
- реактивность пытаются преодолеть через «индийские планы», примечательные тем, что не оказываются сами по себе планами «экспансии», а попыткой преодолеть тупик Крымской войны –
- или, как напишет тот же Игнатьев в записке 1859 г. – вынудить Лондон на пересмотр Парижского мирного договора [там же, 75]
вообще-то если задуматься – то совершенно понятный и предсказуемый процесс, но никогда не думал в эту сторону специально –
- что шариат в XIX веке, в теориях и прежде всего практиках столь разнородных имперских образований, как Османская империя, Британская и Российская, превращался из системы разнообразных локальных представлений, понимания как «некоего свыше предписанного пути» в «однородный и статичный “закон”, чей смысл был зафиксирован в текстах и кодексах» [Круз, 2020 (2006): 34] –
- империи нового времени пытались управлять посредством обращения к «шариату» – и тем самым модифицировали его, обращая в одну из версий позитивного права, одновременно создавая/усиливая проблему его неизменности –
- чтобы затем уже умма вошла в клинч XX века с «вызовами современности»
- что шариат в XIX веке, в теориях и прежде всего практиках столь разнородных имперских образований, как Османская империя, Британская и Российская, превращался из системы разнообразных локальных представлений, понимания как «некоего свыше предписанного пути» в «однородный и статичный “закон”, чей смысл был зафиксирован в текстах и кодексах» [Круз, 2020 (2006): 34] –
- империи нового времени пытались управлять посредством обращения к «шариату» – и тем самым модифицировали его, обращая в одну из версий позитивного права, одновременно создавая/усиливая проблему его неизменности –
- чтобы затем уже умма вошла в клинч XX века с «вызовами современности»
и немного курьезного –
- в 1878 году, в ситуации Русско-турецкой войны и большого конфликта с Великобританией, Петербург через Столетова, отправившегося с миссией в Афганистан, предложил тамошнему эмиру Шер Али-хану объявить его «духовным главой всей мусульман», халифом – вместо турецкого султана, охарактеризованного Столетовым как «марионетка в руках британцев» [«Большая игра» в Центральной Азии: «Индийский поход» русской армии. Сборник архивных документов. – М.: Новый хронограф, 2014: 94 – 95] –
- афганский эмир как альтернативный «халиф» и петербургские задумки на тему, родственную «исламскому государству» -
- впрочем, та история стремительно завершилась британским вторжением: эмир бежал, передав власть сыну, в русские владения, где вскоре и скончался
- в 1878 году, в ситуации Русско-турецкой войны и большого конфликта с Великобританией, Петербург через Столетова, отправившегося с миссией в Афганистан, предложил тамошнему эмиру Шер Али-хану объявить его «духовным главой всей мусульман», халифом – вместо турецкого султана, охарактеризованного Столетовым как «марионетка в руках британцев» [«Большая игра» в Центральной Азии: «Индийский поход» русской армии. Сборник архивных документов. – М.: Новый хронограф, 2014: 94 – 95] –
- афганский эмир как альтернативный «халиф» и петербургские задумки на тему, родственную «исламскому государству» -
- впрочем, та история стремительно завершилась британским вторжением: эмир бежал, передав власть сыну, в русские владения, где вскоре и скончался
и совсем попутное – за чтением разных русских [во многом внутри- и межведомственных] геополитических дебатов времен войны 1877 – 1878 и окрестностей –
- у идеи «овладения проливами» появляется отчетливо проговариваемое измерение – как необходимости, чтобы сохранить/усилить/обеспечить контроль и влияние на «братьев-славян» -
- логика здесь прозрачная – ведь тот же Горчаков вполне ясно артикулировал почти в самом начале своего министерства, что со славянами и православными проблема в том, что влияние на них возможно лишь до тех пор, пока они под властью Порты –
- они нуждаются в России как внешней силе –
- но с момента «освобождения» их заинтересованность исчезнет [и, напротив, намного возрастет стремление дистанцироваться, Россия превратится из «защитника» в угрозу] –
- она может предложить в первую очередь силовое, не имея сопоставимых с другими участниками экономических и культурных ресурсов –
- поэтому, дабы сохранять влияние на Балканах, по этой логике, Россия в первую очередь оказывается заинтересована, чтобы власть султана сохранялась – тем самым действуя в рамках «вмешательства в дела Порты» -
- но поскольку эта система хоть и не целиком рухнула, но решительно ослабла после 1878 года – и перспектива уже оказывалась не «освобождением», а его деталями и подробностями, дележом и переустройством –
- уже «между собой» -
- то здесь, в рамках одной из ветвей петербургских предположений, Проливы оказывались наиважнейшим инструментом сохранить/вернуть влияние –
- Проливы как способ сохранить Россию в качестве арбитра балканских дел –
- собственно, тот же Данилевский, пересказанный языком дипломатических записок
- у идеи «овладения проливами» появляется отчетливо проговариваемое измерение – как необходимости, чтобы сохранить/усилить/обеспечить контроль и влияние на «братьев-славян» -
- логика здесь прозрачная – ведь тот же Горчаков вполне ясно артикулировал почти в самом начале своего министерства, что со славянами и православными проблема в том, что влияние на них возможно лишь до тех пор, пока они под властью Порты –
- они нуждаются в России как внешней силе –
- но с момента «освобождения» их заинтересованность исчезнет [и, напротив, намного возрастет стремление дистанцироваться, Россия превратится из «защитника» в угрозу] –
- она может предложить в первую очередь силовое, не имея сопоставимых с другими участниками экономических и культурных ресурсов –
- поэтому, дабы сохранять влияние на Балканах, по этой логике, Россия в первую очередь оказывается заинтересована, чтобы власть султана сохранялась – тем самым действуя в рамках «вмешательства в дела Порты» -
- но поскольку эта система хоть и не целиком рухнула, но решительно ослабла после 1878 года – и перспектива уже оказывалась не «освобождением», а его деталями и подробностями, дележом и переустройством –
- уже «между собой» -
- то здесь, в рамках одной из ветвей петербургских предположений, Проливы оказывались наиважнейшим инструментом сохранить/вернуть влияние –
- Проливы как способ сохранить Россию в качестве арбитра балканских дел –
- собственно, тот же Данилевский, пересказанный языком дипломатических записок
Forwarded from ТИАМ
Продолжаем издавать
Издательская программа ТИАМа живёт. Если раньше мы выпускали крупные релизы, например, каталог «Вещи войны» или книгу «Андрей Тесля. Семь коротких лекций о славянофильстве», то сейчас решили взяться за малый формат.
В нём мы будем печатать сокращённые версии лекций, так или иначе связанных с музеем. Первая наша серия – «Nymphosorium», куда вошли следующие работы:
• «Лесков и Родченко (подражание Вальтеру Беньямину) », Александр Марков;
• «На ножах»: последний завершённый роман Лескова», Андрей Тесля;
• «Механика Просвещения и романтизм», Владислав Дегтярёв.
📚 Все они уже доступны в нашем книжном «Подумать только». Спешите видеть, листать, приобретать:
• среда-суббота: 10:00-19:00;
• воскресенье: 11:00-19:00;
• пр. Ленина, 27, цокольный этаж.
📜 Рекомендуем наши подарочные сертификаты номиналом 1000, 2000, 3000 и 5000 рублей.
Издательская программа ТИАМа живёт. Если раньше мы выпускали крупные релизы, например, каталог «Вещи войны» или книгу «Андрей Тесля. Семь коротких лекций о славянофильстве», то сейчас решили взяться за малый формат.
В нём мы будем печатать сокращённые версии лекций, так или иначе связанных с музеем. Первая наша серия – «Nymphosorium», куда вошли следующие работы:
• «Лесков и Родченко (подражание Вальтеру Беньямину) », Александр Марков;
• «На ножах»: последний завершённый роман Лескова», Андрей Тесля;
• «Механика Просвещения и романтизм», Владислав Дегтярёв.
📚 Все они уже доступны в нашем книжном «Подумать только». Спешите видеть, листать, приобретать:
• среда-суббота: 10:00-19:00;
• воскресенье: 11:00-19:00;
• пр. Ленина, 27, цокольный этаж.
📜 Рекомендуем наши подарочные сертификаты номиналом 1000, 2000, 3000 и 5000 рублей.
Forwarded from Русская Идея (Boris Mezhuev)
Как мы сегодня мыслим утопию Уэллса о новом мировом порядке, как будто в канун Третьей мировой? Что это - нереализованный шанс на мирное существование, на выживание человечества, или же тоталитарная утопия, прообраз того самого ужасного глобализма, с которым сражаются сторонники многополярности? Андрей Тесля на сайте РИ размышляет о "новом мировом порядке" величайшего британского писателя-фантаста. Мне лично, кажется, человечество расплачивается за два греха - за поспешную попытку реализовать утопию Новой Атлантиды и за полное разочарование в этой утопии. Уэллс сам приложил руку как к тому, так и к другому. https://politconservatism.ru/blogs/zametki-chitatelya-xxvi-mir-ne-znayushhij-mira
Русская истина
Заметки читателя. XXVI. Мир, не знающий мира
В первый год Второй мировой войны Герберт Уэллс выпускает трактат «Новый мировой порядок». В этой книге историческая ограниченность, как нередко у Уэллса, оборачивается отчетливым видением наступающего...
соответствие
===========
из дневника Кюхельбекера, 10.XI.1833 –
- «Бобрищева-Пушкина: “Наполеон”, по слогу темному и сбивчивому, такое стихотворение, которое, если бы было русским подлинником, никак не могло бы назваться хорошим; но это перевод с Ламартина и на сей раз переводчику пригодились собственные недостатки, ибо соответствуют недостаткам автора, с которого он списывал: - дух поэзии и слог французского поэта совершенно отразились в переводе русского».
===========
из дневника Кюхельбекера, 10.XI.1833 –
- «Бобрищева-Пушкина: “Наполеон”, по слогу темному и сбивчивому, такое стихотворение, которое, если бы было русским подлинником, никак не могло бы назваться хорошим; но это перевод с Ламартина и на сей раз переводчику пригодились собственные недостатки, ибо соответствуют недостаткам автора, с которого он списывал: - дух поэзии и слог французского поэта совершенно отразились в переводе русского».
«Работа растет, переделывается. Я думаю, что я не доделываю своих книг, что я их обрываю слишком рано, что, переписанные еще два или три раза, они стали бы лучше, понятнее, что меня стали бы понимать и читатели, а не только друзья, что я освободился бы от остроумия. <…>
Корректуры я не правлю, так как не могу читать самого себя. Мне приходят другие мысли и я отвлекаюсь от текста»
[Шкловский. Как мы пишем. 1930]
Корректуры я не правлю, так как не могу читать самого себя. Мне приходят другие мысли и я отвлекаюсь от текста»
[Шкловский. Как мы пишем. 1930]
свежие "Пути России" -
- есть там и мои пять копеек, чему несказанно рад
- есть там и мои пять копеек, чему несказанно рад
Telegram
Пути России
Вышел в свет третий номер Путей России за 2024 год. Смотрите вложенный файл, листайте, читайте, критикуйте. Будем рады отзывам и предложениям любого толка.
а мы потихоньку продолжаем наши неспешные беседы в библиотеке БФУ -
- и на сей раз разговор с Петром Епифановым пошёл о книге пения церковного -
- и на сей раз разговор с Петром Епифановым пошёл о книге пения церковного -
VK Видео
Беседа о книге Арсения Морозова "Круг церковного древнего знаменного пения"
Проект "Материальность книги" (реализован в рамках программы «Приоритет-2030») Пётр Епифанов — переводчик с итальянского и французского Андрей Александрович Тесля — руководитель проектов Культурно-просветительского центра, старший научный сотрудник НОЦ «Центр…
и вновь - продолжение неспешных бесед в библиотеке БФУ им. Канта -
- на сей раз с Никитой Сюндюковым поговорили о Достоевском, который, если идти от Пушкина, будет "нашей половиной"
- на сей раз с Никитой Сюндюковым поговорили о Достоевском, который, если идти от Пушкина, будет "нашей половиной"
VK Видео
Беседа о Фёдоре Михайловиче Достоевском
Проект "Материальность книги" (реализован в рамках программы «Приоритет-2030») Никита Кириллович Сюндюков — старший преподаватель СЗИУ РАНХиГС Андрей Александрович Тесля — руководитель проектов Культурно-просветительского центра, старший научный сотрудник…
интересный оборот –
- нет возможности посмотреть в оригинале, но в русском переводе эссе Ле Гоффа «Стоит ли резать историю на куски?» (2014/2018) о бурхардтовской «Культуре Возрождения в Италии» говорится –
- «потом, в сильно искаженном виде, [вышло] третьим изданием в 1878 г.» (стр. 60) – и здесь любопытно (поскольку подозреваю, что перевод вполне исправный) –
- за первым изданием утвержден (и утвержден доныне) статус оригинала –
- и авторские переделки последующих изданий, начиная с 3-го, воспринимаются как его искажения, порча –
- чтобы, наконец, смерть автора дала возможность вернуться к первоисточнику
- нет возможности посмотреть в оригинале, но в русском переводе эссе Ле Гоффа «Стоит ли резать историю на куски?» (2014/2018) о бурхардтовской «Культуре Возрождения в Италии» говорится –
- «потом, в сильно искаженном виде, [вышло] третьим изданием в 1878 г.» (стр. 60) – и здесь любопытно (поскольку подозреваю, что перевод вполне исправный) –
- за первым изданием утвержден (и утвержден доныне) статус оригинала –
- и авторские переделки последующих изданий, начиная с 3-го, воспринимаются как его искажения, порча –
- чтобы, наконец, смерть автора дала возможность вернуться к первоисточнику
Forwarded from Русский университет
Теперь встречи V сессии Русского университета «Русская идея: выбор пути» можно приобрести в записи со скидкой 60% (по 200₽)! Переходите по ссылке и выбирайте встречу, которая вам интереснее:
• лекция Алексея Козырева «Универсалии русской культуры»
• лекция Ильи Вевюрко «Историософия идеи Третьего Рима: религиозный и политический аспекты
• круглый стол «Россия между Востоком и Западом: соблазны европоцентризма и изоляционизма»
• встреча просветительских клубов
• лекция Андрея Тесли «”Русская идея” Бердяева — опыт анализа её устройства»
• презентация русских просветительских проектов
• творческая встреча с Сергеем Старостиным
• русская беседа «Русская элита будущего»
• лекция Анастасии Гачевой «Русская идея Фёдора Михайловича Достоевского
• лекция Алексея Миллера «Государство и нация в России — прошлое, настоящее и будущее»
• круглый стол «Современная молодёжь: русская, советская?»
• итоговый круглый стол «Русская идея как призвание и идеал»
• лекция Алексея Козырева «Универсалии русской культуры»
• лекция Ильи Вевюрко «Историософия идеи Третьего Рима: религиозный и политический аспекты
• круглый стол «Россия между Востоком и Западом: соблазны европоцентризма и изоляционизма»
• встреча просветительских клубов
• лекция Андрея Тесли «”Русская идея” Бердяева — опыт анализа её устройства»
• презентация русских просветительских проектов
• творческая встреча с Сергеем Старостиным
• русская беседа «Русская элита будущего»
• лекция Анастасии Гачевой «Русская идея Фёдора Михайловича Достоевского
• лекция Алексея Миллера «Государство и нация в России — прошлое, настоящее и будущее»
• круглый стол «Современная молодёжь: русская, советская?»
• итоговый круглый стол «Русская идея как призвание и идеал»