Анастасия Кудашева

❍ ❍ ❍

ослепляющая белизна снега
напоминает мне о том что я живу не в трансе
и меня не транслирует липкий э - кран чужеродного

птица выпавшая из гнезда не перестаёт быть птицей
даже если это было падение
в невозможную ( судорогу - ) грязь

в лужах отражается всегда одно и то же время года
поэтому птенец не захлёбывается но двухсторонне парит
отряхивая нежные перья

я моргаю сто раз подряд чтобы разглядеть
из чего всё возделано

⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⠿⣿⣿⠋⢹⣿⡿⢿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⣿⣿⡟⠻⣿⣦⡈⠻⠄⠸⠋⢀⣾⠃⣸⣿⣿⣿⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⡿⠿⣿⡄⠹⣿⣿⣆⠄⢀⣴⣿⡟⠄⠛⠉⣠⣼⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⣷⣦⡄⠄⠄⠹⢿⣿⡆⢸⡿⠟⠁⣀⠄⠙⠛⠛⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⣉⣀⣤⣤⣶⣦⣄⠈⠄⠄⠄⣴⣿⣿⣿⣿⣿⣾⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⠋⠙⠛⠛⠛⠛⢁⣠⡀⢀⣤⣈⠙⠛⠉⢉⣠⣤⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⣿⡿⠛⢀⠄⢠⣿⣿⡇⢸⣿⣿⣷⡀⢀⣈⠙⠻⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⣿⣤⣶⡿⠄⣾⣿⠋⠄⠄⠙⢿⣿⣧⠈⢿⣿⣶⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣧⣴⡟⢁⣴⡇⢸⣦⡈⠻⣿⣷⣿⣿⣿⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣇⣸⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿
⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿⣿

Источник: книга Анастасии Кудашевой "К будущему воссоединения"

#выбор_Валерия_Горюнова

Стихотворение Анастасии заинтересовало меня тем, как изображение может преобразить и объединить текст. Чтобы убедиться в этом, достаточно разглядеть в схематичной снежинке три направления птичьих следов, а потом уловить три возможности взгляда на всю картинку: 1. "птенец", 2-3. двоякий снег, что находится поверх заполненных черным цветом точек шрифта Брайля, позволяя прочитать некоторые буквы, и становится просветом сквозь них, указывающим на другую реальность.

В словесной части произведения противопоставлены мутный мир грязи и луж, "отражающих всегда одно и то же время года", и чистый снег, позволяющий разглядеть Иное. Снежинка падает, как птенец из гнезда, однако тот "не захлёбывается, но двухсторонне парит" поверх и сквозь мутность, судя по изображению. И это помогает выйти из трансовых иллюзий, конвульсивных ("судорога") и нестабильно-текучих, как дождь ("э-кран"). Из-за потери зрения от снежного блеска героиня начинает видеть мир ясно и различает "из чего всё возделано", то есть первоматерию, что находится вне снега и грязи.

Кажется, что словесная часть разваливается на фрагментарные образы, отсылая к тому, что язык не способен коснуться запредельного, ему доступны только входы в иллюзию-транс (экраны личного, а не всеобщего). Но нити стихотворения связывает изображение, схематичность-троякость которого позволяет интуитивно уловить внеязыковую реальность.

Также преображающая роль визуального помогает мне осознать, что пора перестать говорить и просто посмотреть на снег.

#комментарий_Валерия_Горюнова

Святослав Уланов

СОБАКА СТАНОВИТСЯ ЮНИКОДОМ

Механизм защиты сломан, и кто знает, каким он был.

1.

вблизи площади где
время замерло словно взгляд Осипа Мандельштама
тени демонстрантов отброшенные листвой
шепчут движение древнему циферблату;

антикитерское сердце разбито но мир идет

[в полдень пространство не встречает сопротивления].

2.

биение шагов
внутри ветки —

невидимое глазу сражение
языка и внимания:

архитектура больше не удивляет; ее задача —
забрать у времени свойства года

[ничто не тает нечему замерзать сырая земля
происходит как вдох и выдох].


3.

запечатать эманации вещей
в знаках общего пользования



так ветер
становится заложником перехода;

собака становится юникодом.

источник: дайджест "Флагов"

#выбор_Лизы_Хереш

Стихотворение Святослава Уланова написано в диалоге с текстом Алексея Парщикова “Собаки демонстрантов”, становясь критическим комментарием на парщиковскую натурфилософию политического протеста. Вспомним, что исходное стихотворение, подготавливающее к соединению противоборствующих сил – собак демонстрантов и собак солдат, пишет о начале демонстрации как об электрической реакции, заряжающей противоположности и тянущей их друг к другу (“сука Анод и кобель Катод”, собаки-электроды, обеспечивают политический электролиз). В заряженной социальной ткани Парщикову видится и эротика (“заметим, что дух их любовный взвыл”), и притяжение врагов друг к другу, как бы отменяющее различие, которым отмечены собаки (“перемешались, обвенчанные”). При малом внимании, которое уделяется самим демонстрантам и подавляющим их воинам, Парщиков пишет о динамике пространства, его открытости и распахнутости – “механизм защиты сломан, и кто знает, каким он был”. Именно эта строчка взята Улановым для эпиграфа в собственном стихотворении.

Наблюдатель в стихотворении Уланова, напротив, выступает куда более неторопливым хроникёром. Он не заостряет, а смягчает описание демонстрации – “время замерло”, “демонстранты шепчут движение древнему циферблату”. Кажется, что субъект Уланова добирается до той горы в парщиковском стихотворении, с точки зрения которой всё “уменьшилось сразу, словно космический спутник”. Динамика и антагонизм пространства незнакома герою Уланова: антикитерское сердце (то есть механизм, наблюдающий за небесными телами – теми самыми спутниками, за которыми следят герои “Собак демонстрантов”) разбито, и мир идёт вне техник его измерения. Пространство не встречает в полдень никакого сопротивления, и видимое бездействие наполняет воздух фрустрацией.

Сражение, о котором пишет Уланов, происходит на микроуровне и недоступно наблюдению на масштабе истории: “невидимое глазу сражение / языка и внимания” заставляет склоняться нас то к поэтологической, то к социальной интерпретации текста. Там, где весна у Парщикова слабо помнит о зимних протестах, Уланов разгадывает секрет архитектуры – “забрать у времени свойства года”, сделать наше восприятие смены сезонов неорганическим, так как “ничто не тает нечему замерзать”.

Наконец, главный герой текстов – собака – таит у Уланова куда большую угрозу. Если стихотворение Парщикова подталкивает к выводу об эротическом сращении, происходящем во время демонстрации, телесном воплощении какого-то нового способа сосуществования врагов (которые, на самом деле, являются одним и тем же биологическом видом), то в стихотворении Уланова собака становится юникодом – унифицированно кодированным символом, означаемым, а не означающим. Если собака предстаёт в качестве принятого (кем? политической силой? идеологией?) сочетания значков, она начинает мерцать и давать сбои и в качестве естественной силы, стремящейся к сближению и витальности, и в качестве устойчивого актора политического изменения. Эта невозможность окончательного иконического представления, изображения положительного героя у Уланова отвечает и микроисторическому отрезку, на котором разворачиваются сюжеты его стихотворений (метакритика текста Парщикова занимает гораздо меньше времени, чем демонстрация, описанная в заглавном тексте), и способам его аккуратной работы с поэтическими мирами его предшественников, владеющих более широкими кистями политического и исторического воображения.


#комментарий_Лизы_Хереш