N.B.: О методе
Друзья, как вы поняли, в канале mikaprok reading размещаются краткие впечатления от прочитанных мной книг.
Это не то, что я готов рекомендовать широкому кругу собственных читателей или даже выставлять в качестве образцов каких-то определенных жанров. Сюда попадают книги, которые читаются каждую неделю в исследовательских целях. Мне нужна определенная информация и я её получаю в том числе с помощью «внеклассного чтения».
Я стараюсь быть интеллектуально честным и не судить о том, с чем я не знакомился лично.
Поступило предложение завести новые рубрики: «рекомендации» и «отзывы».
В соответствии с названием в «рекомендациях» я освещаю когда-то прочитанные книги, с которыми хочу посоветовать ознакомиться.
В «отзывах» я рассматриваю предложения читателей. Мне что-то рекомендуют и, если я такую книгу читал или считаю это интересным, то пишу короткий отзыв о ней. Названия книг и причину, почему стоит писать отзыв можно размещать в @NewsAndMemesBot с пометкой «для отзывов».
Надеюсь, получится интересно 😉
Друзья, как вы поняли, в канале mikaprok reading размещаются краткие впечатления от прочитанных мной книг.
Это не то, что я готов рекомендовать широкому кругу собственных читателей или даже выставлять в качестве образцов каких-то определенных жанров. Сюда попадают книги, которые читаются каждую неделю в исследовательских целях. Мне нужна определенная информация и я её получаю в том числе с помощью «внеклассного чтения».
Я стараюсь быть интеллектуально честным и не судить о том, с чем я не знакомился лично.
Поступило предложение завести новые рубрики: «рекомендации» и «отзывы».
В соответствии с названием в «рекомендациях» я освещаю когда-то прочитанные книги, с которыми хочу посоветовать ознакомиться.
В «отзывах» я рассматриваю предложения читателей. Мне что-то рекомендуют и, если я такую книгу читал или считаю это интересным, то пишу короткий отзыв о ней. Названия книг и причину, почему стоит писать отзыв можно размещать в @NewsAndMemesBot с пометкой «для отзывов».
Надеюсь, получится интересно 😉
Город и бухта
Плодовитый автор Леонид Спивак не устает много лет находить любопытные истории русско-американских отношений, культурных феноменов, политические и общественные артефакты «нового света».
Я читал, кажется, всё, что выходило до середины 2010-х, но тут мне на глаза попались отредактированные и дополненные «Истории города Бостона». Стало понятно, что без их прочтения я не смогу считать отпускной сезон законченным, поэтому я сел и буквально за неделю преодолел три сотни очень легко написанных страниц.
Да, коллега не стремится к точности изложения и у него, очевидно, есть некоторые фактографические помарки. Судя по всему, издательство «Алетейя» также не смогло отредактировать должным образом пару мест. Но на фоне стиля и, к сожалению, так редко освещаемой на хорошем русском языке тематики, можно считать это моей персональной проблемой.
Бостон важен не только и не столько, как культурная столица Америки, «колыбель революции», самый аристократический, образованный и этнически монотонный город страны. С 1775 года и вплоть до первой трети XIX века всех американцев в России называли «бостонцами». В том числе и потому что контакты с колониями, объявившими независимость от всегдашнего геополитического противника строились через обитателей этого города.
Многие явления, которые кажутся сегодня обыденными, например, универсальный характер американской дипломатии, наполовину предпринимательской, наполовину военной – прямое следствие бостонского следа.
Это крупный морской порт, служивший сначала британцам, а потом и колонистам точкой сборки их представлений о мире.
Отсюда так много негоциантов в американском эстеблишменте и начало американской науки с Натаниэля Баудича, составителя всемирно известного стандарта морских атласов.
Вот небольшой фрагмент из книги:
«В июле 1687 года в Виндзорском замке капитан Фипс был представлен герцогом Альбемарлским английскому королю и произведен в рыцари, став первым уроженцем Америки, удостоенным подобной чести. Иаков II предложил сэру Фипсу пост комиссара королевского флота, но тот пожелал возвратиться домой, в Новую Англию. Так бывший бостонский корабел стал губернатором Массачусетса.
За свои сорок четыре года Фипс был плотником, контрабандистом, золотоискателем, рыцарем и королевским наместником. В качестве последнего ему пришлось вести войну с Францией. Губернатор возглавил военную экспедицию из Массачусетса на север континента, в Акадию — один из стратегически важных французских доминионов в Канаде. В мае 1690 года Фипс взял столицу Акадии Порт-Ройял, но спустя несколько месяцев потерпел поражение под стенами Квебека,
главной опоры Франции в Северной Америке.
Под началом Фипса колония достигла наибольших территориальных размеров: королевская хартия утвердила за Массачусетсом владение огромными территориями Мэйна и завоеванной Акадии (именуемой с тех пор Новой Шотландией). Но казна колонии после войны опустела, и бывший кладоискатель в 1690 году решился на печатание бумажных денег, чтобы покрыть долги. Это был первый случай использования бумажных денег в американской истории.
Сэр Уильям Фипс оказался начисто лишенным дипломатической гибкости. Он отличался крутым нравом, иногда даже прибегал к рукоприкладству. Но манеры морского волка не годились для решения сложных политических задач в Массачусетсе. Фипс наживал все больше врагов, которые успешно интриговали против него в Лондоне. В итоге губернатор был отозван из Бостона в Англию, чтобы предстать перед королевской следственной комиссией. Внезапная смерть Фипса в Лондоне в 1695 году опередила его неминуемую отставку.
Несмотря на противоречивую биографию, в анналы Массачусетса Уильям Фипс вписан, прежде всего, как губернатор, положивший конец печально известной «охоте на ведьм» в 1692 году. Самое же большое территориальное завоевание Фипса — Акадия — уже после его смерти вновь отошла к Франции. В летописях Нового Света он навсегда остался лишь самым удачливым из всех американских кладоискателей.»
Плодовитый автор Леонид Спивак не устает много лет находить любопытные истории русско-американских отношений, культурных феноменов, политические и общественные артефакты «нового света».
Я читал, кажется, всё, что выходило до середины 2010-х, но тут мне на глаза попались отредактированные и дополненные «Истории города Бостона». Стало понятно, что без их прочтения я не смогу считать отпускной сезон законченным, поэтому я сел и буквально за неделю преодолел три сотни очень легко написанных страниц.
Да, коллега не стремится к точности изложения и у него, очевидно, есть некоторые фактографические помарки. Судя по всему, издательство «Алетейя» также не смогло отредактировать должным образом пару мест. Но на фоне стиля и, к сожалению, так редко освещаемой на хорошем русском языке тематики, можно считать это моей персональной проблемой.
Бостон важен не только и не столько, как культурная столица Америки, «колыбель революции», самый аристократический, образованный и этнически монотонный город страны. С 1775 года и вплоть до первой трети XIX века всех американцев в России называли «бостонцами». В том числе и потому что контакты с колониями, объявившими независимость от всегдашнего геополитического противника строились через обитателей этого города.
Многие явления, которые кажутся сегодня обыденными, например, универсальный характер американской дипломатии, наполовину предпринимательской, наполовину военной – прямое следствие бостонского следа.
Это крупный морской порт, служивший сначала британцам, а потом и колонистам точкой сборки их представлений о мире.
Отсюда так много негоциантов в американском эстеблишменте и начало американской науки с Натаниэля Баудича, составителя всемирно известного стандарта морских атласов.
Вот небольшой фрагмент из книги:
«В июле 1687 года в Виндзорском замке капитан Фипс был представлен герцогом Альбемарлским английскому королю и произведен в рыцари, став первым уроженцем Америки, удостоенным подобной чести. Иаков II предложил сэру Фипсу пост комиссара королевского флота, но тот пожелал возвратиться домой, в Новую Англию. Так бывший бостонский корабел стал губернатором Массачусетса.
За свои сорок четыре года Фипс был плотником, контрабандистом, золотоискателем, рыцарем и королевским наместником. В качестве последнего ему пришлось вести войну с Францией. Губернатор возглавил военную экспедицию из Массачусетса на север континента, в Акадию — один из стратегически важных французских доминионов в Канаде. В мае 1690 года Фипс взял столицу Акадии Порт-Ройял, но спустя несколько месяцев потерпел поражение под стенами Квебека,
главной опоры Франции в Северной Америке.
Под началом Фипса колония достигла наибольших территориальных размеров: королевская хартия утвердила за Массачусетсом владение огромными территориями Мэйна и завоеванной Акадии (именуемой с тех пор Новой Шотландией). Но казна колонии после войны опустела, и бывший кладоискатель в 1690 году решился на печатание бумажных денег, чтобы покрыть долги. Это был первый случай использования бумажных денег в американской истории.
Сэр Уильям Фипс оказался начисто лишенным дипломатической гибкости. Он отличался крутым нравом, иногда даже прибегал к рукоприкладству. Но манеры морского волка не годились для решения сложных политических задач в Массачусетсе. Фипс наживал все больше врагов, которые успешно интриговали против него в Лондоне. В итоге губернатор был отозван из Бостона в Англию, чтобы предстать перед королевской следственной комиссией. Внезапная смерть Фипса в Лондоне в 1695 году опередила его неминуемую отставку.
Несмотря на противоречивую биографию, в анналы Массачусетса Уильям Фипс вписан, прежде всего, как губернатор, положивший конец печально известной «охоте на ведьм» в 1692 году. Самое же большое территориальное завоевание Фипса — Акадия — уже после его смерти вновь отошла к Франции. В летописях Нового Света он навсегда остался лишь самым удачливым из всех американских кладоискателей.»
Рекомендации #1: Англосаксонский скептицизм
Недооцененная на родине (по понятным причинам) и практически неизвестная за пределами мира островной публицистики (по еще более основательным причинам) большая энциклопедия публичных интеллектуалов под говорящим названием «Intellectuals» за авторством Пола Джонсона.
Джонсон – знаковая фигура британской интеллектуальной сцены и автор пары десятков прорывных исторических исследований, которые помимо богатого содержания еще и неплохо написаны.
Будучи лауреатом множества премий и влиятельным политическим обозревателем, Джонсону по известной причине личной эксцентрике удалось остаться неравнодушным журналистом.
Большая редкость в наши дни.
«Интеллектуалы» – рассуждения о неизбежном расщеплении образа, демонстрируемого публике и личной жизни, наполненной противоречиями. Ни одна из крупных интеллектуальных фигур прошлого (повествование заканчивается Хомским) не выдерживает испытания «проповедовать то, что исповедовать», не говоря уже о всем известном наборе земных пороков.
В значительной степени с этого произведения можно начинать, а нередко и заканчивать, чтение биографий популярных лидеров мнений, коими сегодня можно считать кого угодно.
Недооцененная на родине (по понятным причинам) и практически неизвестная за пределами мира островной публицистики (по еще более основательным причинам) большая энциклопедия публичных интеллектуалов под говорящим названием «Intellectuals» за авторством Пола Джонсона.
Джонсон – знаковая фигура британской интеллектуальной сцены и автор пары десятков прорывных исторических исследований, которые помимо богатого содержания еще и неплохо написаны.
Будучи лауреатом множества премий и влиятельным политическим обозревателем, Джонсону по известной причине личной эксцентрике удалось остаться неравнодушным журналистом.
Большая редкость в наши дни.
«Интеллектуалы» – рассуждения о неизбежном расщеплении образа, демонстрируемого публике и личной жизни, наполненной противоречиями. Ни одна из крупных интеллектуальных фигур прошлого (повествование заканчивается Хомским) не выдерживает испытания «проповедовать то, что исповедовать», не говоря уже о всем известном наборе земных пороков.
В значительной степени с этого произведения можно начинать, а нередко и заканчивать, чтение биографий популярных лидеров мнений, коими сегодня можно считать кого угодно.
Nostalgie
Тоненький и, нужно признать, «без любви» оформленный сборник статей М.С. Сосницкой «Русские европейцы» – книжка того типа, которую время от времени приходится читать копающемуся в русских архивах.
Перед нами попурри из биографических выдержек, разделенных в пропорции 30/70 в пользу этнических русских, оказавшихся за рубежом после 1917 года.
Встречаются известные фамилии, типа Трубецкого или Лобаного-Ростовского, а есть и понятные только знатоку словосочетания фон Риттер-Заони или Фальц-Фейн.
Начинается, впрочем, всё с Лефорта,а продолжается Монферраном, которые и не русские, и сравнительно мало времени провели в Европе.
Интерес представляют не биографические сведения, а полутона, которые я бы по старой традиции разделил на романтические и логистические. Первых, к сожалению, больше. Буйство чувств и даже смелые гипотезы о благородстве тех или иных порывов души неизбежный спутник такой исторической прозы. Но так на то и автор поэтесса, чтобы выбирать тональность.
Логистические вкрапления куда интереснее – кто и зачем ездил, где были центры притяжения с конца XIX по середину XX века и так далее. Здесь автор провела качественный анализ источников и, возможно, пообщалась с кем-то из ныне живущих свидетелей, нет не эпохи, а её заходящих лучей.
Ценный архивный материал, нашедший место на рабочей полке.
Тоненький и, нужно признать, «без любви» оформленный сборник статей М.С. Сосницкой «Русские европейцы» – книжка того типа, которую время от времени приходится читать копающемуся в русских архивах.
Перед нами попурри из биографических выдержек, разделенных в пропорции 30/70 в пользу этнических русских, оказавшихся за рубежом после 1917 года.
Встречаются известные фамилии, типа Трубецкого или Лобаного-Ростовского, а есть и понятные только знатоку словосочетания фон Риттер-Заони или Фальц-Фейн.
Начинается, впрочем, всё с Лефорта,а продолжается Монферраном, которые и не русские, и сравнительно мало времени провели в Европе.
Интерес представляют не биографические сведения, а полутона, которые я бы по старой традиции разделил на романтические и логистические. Первых, к сожалению, больше. Буйство чувств и даже смелые гипотезы о благородстве тех или иных порывов души неизбежный спутник такой исторической прозы. Но так на то и автор поэтесса, чтобы выбирать тональность.
Логистические вкрапления куда интереснее – кто и зачем ездил, где были центры притяжения с конца XIX по середину XX века и так далее. Здесь автор провела качественный анализ источников и, возможно, пообщалась с кем-то из ныне живущих свидетелей, нет не эпохи, а её заходящих лучей.
Ценный архивный материал, нашедший место на рабочей полке.
Дизайнеры из прошлого
Подарок из далеко 2020-го, ждавший меня в очереди на полке – «Дизайн будущего и будущее дизайна» Павла Родькина.
Автор – доцент ВШЭ, толково рассказывающий о современных трендах студентам и столь же бойко перенесший свои околодизайнерские рассуждения на страницы этой небольшой книжицы.
Повествование в общем и целом можно свести к нескольким постулатам, пунктиром проходящим через мало связанные друг с другом мысли о судьбе современного дизайнера:
- дизайн из искусства стал ремесленной дисциплиной, благодаря потребительскому характеру экономики.
Вообще-то дизайн, как сфера деятельности, возник в качестве массового производственного искусства. Вспомним хотя бы Чиппендейла.
- дизайн – возможность придать ценности предмету, к которому его прикладывают.
Это с одной стороны очевидно, а с другой в этом случае мы говорим о неотъемлемой части предложения. Один (похожий) предмет будет менее универсальным, чем другой. Дизайн, по тому же слегка критикуемому в тексте Папанеку, и будет функцией.
- дизайн несет большую социальную и экологическую нагрузку.
Опять-таки речь о неизменно придаваемой продуктам дизайна нагрузке. От этого не уйти с ростом и опубличиванием потребительского рынка.
- постмодернизм пока себя не показал.
С этим можно согласиться, но с одним маленьким уточнением – он себя настолько плохо показал, что нельзя засчитывать за легитимную попытку.
- дизайнер больше, чем человек, предлагающий форму, это тот, кто вписывается в контекст.
Да, согласились, на «переходников» между прекрасным и полезным возлагается дополнительная задача верификации прекрасного. Иначе получится так, как обычно. Ни полезно, ни прекрасного.
Из большого количества примеров, мне очень понравилась идея плоских винных бутылок. Это находка для логистов, конечно.
Подарок из далеко 2020-го, ждавший меня в очереди на полке – «Дизайн будущего и будущее дизайна» Павла Родькина.
Автор – доцент ВШЭ, толково рассказывающий о современных трендах студентам и столь же бойко перенесший свои околодизайнерские рассуждения на страницы этой небольшой книжицы.
Повествование в общем и целом можно свести к нескольким постулатам, пунктиром проходящим через мало связанные друг с другом мысли о судьбе современного дизайнера:
- дизайн из искусства стал ремесленной дисциплиной, благодаря потребительскому характеру экономики.
Вообще-то дизайн, как сфера деятельности, возник в качестве массового производственного искусства. Вспомним хотя бы Чиппендейла.
- дизайн – возможность придать ценности предмету, к которому его прикладывают.
Это с одной стороны очевидно, а с другой в этом случае мы говорим о неотъемлемой части предложения. Один (похожий) предмет будет менее универсальным, чем другой. Дизайн, по тому же слегка критикуемому в тексте Папанеку, и будет функцией.
- дизайн несет большую социальную и экологическую нагрузку.
Опять-таки речь о неизменно придаваемой продуктам дизайна нагрузке. От этого не уйти с ростом и опубличиванием потребительского рынка.
- постмодернизм пока себя не показал.
С этим можно согласиться, но с одним маленьким уточнением – он себя настолько плохо показал, что нельзя засчитывать за легитимную попытку.
- дизайнер больше, чем человек, предлагающий форму, это тот, кто вписывается в контекст.
Да, согласились, на «переходников» между прекрасным и полезным возлагается дополнительная задача верификации прекрасного. Иначе получится так, как обычно. Ни полезно, ни прекрасного.
Из большого количества примеров, мне очень понравилась идея плоских винных бутылок. Это находка для логистов, конечно.
Рекомендация #2: демократическая экономика или экономическая демократия?
Классика современной британской политэкономии и, одновременно, объяснение того, почему всё так, как есть «for dummies» – Пол Колльер «Wars, Guns and Votes. Democracy in dangerous places».
Страны «третьего мира» должны оставаться слабо управляемыми, страны первого мира – слабо предсказуемыми, а $ всегда быть главным мерилом счастья там, где газеты уже определяют то, что мы можем посчитать счастьем.
Колльер автор одной важной максимы, полностью опрокидывающей нарратив помощи развивающимся странам и всего корпуса текстов МВФ: демократия в опасных регионах мира гарантированно приводит к эскалации насилия, потому что ставка на цивилизованность работает после определенного уровня ВВП. Т.е., грубо говоря, там, где есть что терять. Там, где терять нечего проще всего оппонента застрелить, а потом возможно съесть. В качестве специального устрашающего ритуала.
Это далеко не единственный миф, оказывающий в плену здравого смысла.
Пример из далекой африканской жизни Зимбабве, близкий сердцу восточного европейца:
«Многие полевые исследования показали, что государственные услуги становятся хуже из-за этнического разнообразия среди граждан. Тут явная причинно-следственная связь: дело не только в том, что этнически разнообразные общества чаще предлагают плохие сервисы своим гражданам. Если учесть другие характеристики, большее разнообразие подразумевает худшие вложения. Ведь бюджет распределяется, исходя из государственного патронажа меньшинств и размазывается на разные каналы предоставления услуг».
Конго, Кения и Зимбабве – любимые примеры того, что главная ценность мира – сам «мир», т. е. спокойные годы вне конфликтов. Впрочем, именно это и беспокоит соседей-конкурентов.
С чего начинается продуманная политика любого африканского государства? С создание однотипной культурной среды и национальной идентичности.
В общем, не лишенное пользы чтение.
Классика современной британской политэкономии и, одновременно, объяснение того, почему всё так, как есть «for dummies» – Пол Колльер «Wars, Guns and Votes. Democracy in dangerous places».
Страны «третьего мира» должны оставаться слабо управляемыми, страны первого мира – слабо предсказуемыми, а $ всегда быть главным мерилом счастья там, где газеты уже определяют то, что мы можем посчитать счастьем.
Колльер автор одной важной максимы, полностью опрокидывающей нарратив помощи развивающимся странам и всего корпуса текстов МВФ: демократия в опасных регионах мира гарантированно приводит к эскалации насилия, потому что ставка на цивилизованность работает после определенного уровня ВВП. Т.е., грубо говоря, там, где есть что терять. Там, где терять нечего проще всего оппонента застрелить, а потом возможно съесть. В качестве специального устрашающего ритуала.
Это далеко не единственный миф, оказывающий в плену здравого смысла.
Пример из далекой африканской жизни Зимбабве, близкий сердцу восточного европейца:
«Многие полевые исследования показали, что государственные услуги становятся хуже из-за этнического разнообразия среди граждан. Тут явная причинно-следственная связь: дело не только в том, что этнически разнообразные общества чаще предлагают плохие сервисы своим гражданам. Если учесть другие характеристики, большее разнообразие подразумевает худшие вложения. Ведь бюджет распределяется, исходя из государственного патронажа меньшинств и размазывается на разные каналы предоставления услуг».
Конго, Кения и Зимбабве – любимые примеры того, что главная ценность мира – сам «мир», т. е. спокойные годы вне конфликтов. Впрочем, именно это и беспокоит соседей-конкурентов.
С чего начинается продуманная политика любого африканского государства? С создание однотипной культурной среды и национальной идентичности.
В общем, не лишенное пользы чтение.
Работаем всем телом
Зная о моем желании развивать формат подкастов, близкие одарили меня классикой американской журналистики – «Talk to me» Дина Нельсона. Легендарный персонаж выдал дежурный формат how-to, впрочем не слишком скучный, чтобы я вообще пропустил эту рубрику.
Помимо базовых убеждений любого образованного человека, что к разговору нужно готовиться, перед ним настраивать собеседника, а после деликатно с ним прощаться, есть несколько памятных мест, о которых хорошо бы, конечно, помнить.
Первое – большая часть интервью идет не по плану. Поэтому планов должно быть не два, а три. Второй – на случай эмоциональной реакции, а третий про экстренное завершение беседы на высокой ноте. Т.е., да, есть случаи, когда интервью не получается по мнению того, кто его берет. И это нормально.
Второе – ответ на вопрос «зачем?» со стороны гостя. Зачем вам интервью – понятно, а зачем оно тому, кто тратит на это пару часов жизни? Банальности про имидж и невысказанность понятны, но есть и другой вариант: предлагайте оплатить это время или деньгами или услугами. Большая часть хороших интервью оплачиваются. Есть такая практика на уровне «The New York Times».
Третье – локация. Значительная часть интервью готовится к одному месту, а снимается в другом. Т.е. люди поговорили, обменялись мнения содержательно, например, по дороге на работу, а потом в удобное время кое-что из записанного повторили на камеру с правильным выражением лица. Удобно.
Нельсон хорошо разбирает фрагменты трех легендарных американских интервью, одно из которых, Криса Уоллеса и Билла Клинтона, я смотрел и сам когда-то хотел отдать должное Уоллесу.
Удивительно, но пошаговое руководство Нельсона для подготовки к интервью, вплоть до деталей типа поворотов головы, пересаживания поближе, варьирования планов и т.д. – ровно то, что делают российские интервьюеры на YouTube. Время от времени совершенно бездумно копируя технику, при этом забывая о главном – уважении к собеседнику и разнообразии мнений. То, на что профессиональные журналисты всегда обращают внимание в первую очередь.
Зная о моем желании развивать формат подкастов, близкие одарили меня классикой американской журналистики – «Talk to me» Дина Нельсона. Легендарный персонаж выдал дежурный формат how-to, впрочем не слишком скучный, чтобы я вообще пропустил эту рубрику.
Помимо базовых убеждений любого образованного человека, что к разговору нужно готовиться, перед ним настраивать собеседника, а после деликатно с ним прощаться, есть несколько памятных мест, о которых хорошо бы, конечно, помнить.
Первое – большая часть интервью идет не по плану. Поэтому планов должно быть не два, а три. Второй – на случай эмоциональной реакции, а третий про экстренное завершение беседы на высокой ноте. Т.е., да, есть случаи, когда интервью не получается по мнению того, кто его берет. И это нормально.
Второе – ответ на вопрос «зачем?» со стороны гостя. Зачем вам интервью – понятно, а зачем оно тому, кто тратит на это пару часов жизни? Банальности про имидж и невысказанность понятны, но есть и другой вариант: предлагайте оплатить это время или деньгами или услугами. Большая часть хороших интервью оплачиваются. Есть такая практика на уровне «The New York Times».
Третье – локация. Значительная часть интервью готовится к одному месту, а снимается в другом. Т.е. люди поговорили, обменялись мнения содержательно, например, по дороге на работу, а потом в удобное время кое-что из записанного повторили на камеру с правильным выражением лица. Удобно.
Нельсон хорошо разбирает фрагменты трех легендарных американских интервью, одно из которых, Криса Уоллеса и Билла Клинтона, я смотрел и сам когда-то хотел отдать должное Уоллесу.
Удивительно, но пошаговое руководство Нельсона для подготовки к интервью, вплоть до деталей типа поворотов головы, пересаживания поближе, варьирования планов и т.д. – ровно то, что делают российские интервьюеры на YouTube. Время от времени совершенно бездумно копируя технику, при этом забывая о главном – уважении к собеседнику и разнообразии мнений. То, на что профессиональные журналисты всегда обращают внимание в первую очередь.