В четверг поговорю
о связях музыкального и художественного андеграунда в Ленинграде 1960-1980-х. Связи эти были тесные и взаимополезные (очевиднейший пример - «Новые художники», в составе которых были Гурьянов и Цой). Разговор наш будет в рамках цикла лекций музея «Гараж».
Все это дело случится в 19.00 в Новой Голландии, в пространстве «Сообщество».
Вход свободный, по регистрации. Жду вас.
На фото - портрет Цоя работы Веричева. Но разумеется, разговор пойдет не только о «Новых художниках».
о связях музыкального и художественного андеграунда в Ленинграде 1960-1980-х. Связи эти были тесные и взаимополезные (очевиднейший пример - «Новые художники», в составе которых были Гурьянов и Цой). Разговор наш будет в рамках цикла лекций музея «Гараж».
Все это дело случится в 19.00 в Новой Голландии, в пространстве «Сообщество».
Вход свободный, по регистрации. Жду вас.
На фото - портрет Цоя работы Веричева. Но разумеется, разговор пойдет не только о «Новых художниках».
Закат над широкой
рекою
И город на том берегу
Исполнены жизнью
такою,
Что я объяснить не могу.
Пешком возвращаясь
с прогулки,
Гляжу на огни и дома,
Но ключик от этой
шкатулки
Найти не хватает ума.
Подумать —
Васильевский остров
Так близко — достанешь рукой!
Но, скрытен, как будто
подросток,
Он что-то таит за рекой.
И желтое небо заката
Тревожно, и так же почти
Неясным волненьем
объята
Душа на обратном пути.
Но ведь неспроста,
не впустую
Я с этим живу и умру;
Какую-то тайну простую
Я чувствую здесь на ветру.
Мелькают трамвайные
числа
У площади на вираже.
Не знаю названья
и смысла,
Но что-то понятно уже.
Евгений Рейн.
рекою
И город на том берегу
Исполнены жизнью
такою,
Что я объяснить не могу.
Пешком возвращаясь
с прогулки,
Гляжу на огни и дома,
Но ключик от этой
шкатулки
Найти не хватает ума.
Подумать —
Васильевский остров
Так близко — достанешь рукой!
Но, скрытен, как будто
подросток,
Он что-то таит за рекой.
И желтое небо заката
Тревожно, и так же почти
Неясным волненьем
объята
Душа на обратном пути.
Но ведь неспроста,
не впустую
Я с этим живу и умру;
Какую-то тайну простую
Я чувствую здесь на ветру.
Мелькают трамвайные
числа
У площади на вираже.
Не знаю названья
и смысла,
Но что-то понятно уже.
Евгений Рейн.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Отличная экшн-сцена из первых эпизодов «Улиц разбитых фонарей». Погоня по снегу на нешипованной резине (посмотрите, как крутит машину, брр), съемки из салона - честно и без красивостей.
Оказываешься на углу Чайковского и Чернышевского. Смотришь на дом Вейнера, «сливовый, с голыми стариками, напряженно поддерживающими балкон, с расписными стеклами в парадных дверях». Это из «Защиты Лужина». Семья Набокова жила в этом доме несколько лет.
Тот же дом - на рисунке Марии Пашкевич, среди иллюстраций к книжке Юрия Владимирова (Владимирского) «Чудаки». Книжка вышла в 1929 году. Правнук Карла Брюллова, один из компании обэриутов, Владимиров умрет (совсем молодым) через два года после выхода «Чудаков». Почти все его сочинения пропадут.
И кстати. В доме, стоящем по соседству, в тридцатые жила семья Марии Вольперт, мамы Бродского.
Никого уже не осталось, только дома и книжки. Они вечны.
Тот же дом - на рисунке Марии Пашкевич, среди иллюстраций к книжке Юрия Владимирова (Владимирского) «Чудаки». Книжка вышла в 1929 году. Правнук Карла Брюллова, один из компании обэриутов, Владимиров умрет (совсем молодым) через два года после выхода «Чудаков». Почти все его сочинения пропадут.
И кстати. В доме, стоящем по соседству, в тридцатые жила семья Марии Вольперт, мамы Бродского.
Никого уже не осталось, только дома и книжки. Они вечны.