Отвечаем на этот вопрос в альтернативной биографии писателя.
VK
Расстреляли бы Захара Прилепина в 1937 году?
Писатель Захар Прилепин задался вопросом, за что его могли бы расстрелять во время Большого террора, и не нашёл причин, почему бы он мог..
По традиции начинаем обозревать «Лицей». Первой опять выпало быть Анне Бабиной. На сей раз с жанровой вещью.
VK
Анна Бабина, «Знаки безразличия»
Роман Анны Бабиной начинается с июня 2000 года, в котором «”Шинник” собрался навалять “Уралану”», и лень сразу же уговаривает — не провер..
Самое удивительное в истории, когда сухая цифра, дата или период превращаются в ясный сердцу эквивалент. Когда вдруг понимаешь, чем они для кого-то были.
На днях внутри что-то щёлкнуло. Решил посчитать и попал.
Между вступлением России в Первую Мировую и Октябрьской революцией прошло 1194 дня.
Сегодня, 1 июня 2025 года, те же 1194 дня с начала СВО.
Сразу появляется иное ощущение времени. Сколько всего ужасного вместилось в этот срок, но, к счастью, ничего равного той катастрофе. Как-то держимся, стоим. Даже вот гнём.
И обязательно победим.
На днях внутри что-то щёлкнуло. Решил посчитать и попал.
Между вступлением России в Первую Мировую и Октябрьской революцией прошло 1194 дня.
Сегодня, 1 июня 2025 года, те же 1194 дня с начала СВО.
Сразу появляется иное ощущение времени. Сколько всего ужасного вместилось в этот срок, но, к счастью, ничего равного той катастрофе. Как-то держимся, стоим. Даже вот гнём.
И обязательно победим.
Победители «Лицея» 2025 на мой взгляд:
1. Светлана Павлова, «Сценаристка».
2. Варвара Заборцева, «Береги косу, Варварушка».
3. Анна Бабина, «Знаки безразличия».
Стоящих заявок в этом сезоне не было. Даже «лауреаты» представили просто нормальные средние тексты.
Зато разрослась группа отстающих: Ангелина Малюгина («Вася включил китайскую народную музыку»), Лев Кузьминский («Дневник невидимки»), Максим Симбирёв («Забытье»), Юлия Шляпникова («Наличники»). Это тексты, которые бы странно выглядели в победителях. При этом случай Симбирёва потенциально может ввести в заблуждение, но обманываться не нужно — подборка всё ещё ученическая, награждать рано.
Из середнячков наиболее невыразительными показались Алина Митрофанова («Когда я была женщиной»), а также Илья Подковенко («Вост-Сибирград»). При этом Подковенко написал, наверное, лучший текст сезона (рассказ «Чувство воли»), но всё-таки он не настолько хорош, чтобы в одиночестве бороть целые повести и романы. Тем не менее, это достаточная заявка на бронзу.
Почему Анна Баснер («Последний лист») осталась вне тройки? У неё красивый, профессионально сделанный текст, но настолько поражённый яйцекладом, что уже сейчас ясно кто из такой прозы вылупится. От Баснер нет ощущения, что она способна вырасти в оригинального автора и написать что-то кроме женско-исторических вспоминашек. А ведь в этом смысл «Лицея»: поощрять тех, кто готов развивать отечественную словесность. Выше всяких баллов стоит потребность награждать тех, кто способен преодолеть свой дебют.
Поэтому за третье место соревновались Илья Подковенко и Анна Бабина. Наверное, справедливо было бы наградить Бабину. Она пишет давно, умело и гораздо техничнее. «Знаки безразличия» подтверждают, что Бабина готова меняться и что-то искать (пусть и в сторону жанра). Но будь в подборке Подковенко хотя бы ещё один хороший рассказ, включать в тройку нужно было уже его.
По любым критериям Заборцева должна быть среди победителей. Наряду с «Чувством воли», она написала лучший текст сезона, повесть «Пинегу». Но остальная подборка… просто диафильм из бабушек и реки.
Первое место неожиданно для самого рецензента отходит Светлане Павловой. Да, это предсказуемая актуальная проза, но Павлова смогла сделать её увлекательной и не отталкивающей. Более того, она даже провела в ней коррекцию, выбрала жизнь, радость, свободу, а не кислую мину недовольной борцуньи. У Павловой талант рассказчицы, от неё интересно послушать даже про сущую ерунду. Но, главное, Павлова будто бы совершила небольшой перелом: вероятно, она первая писательница из прогрессивного кутка, которая обратилась к своему собственному интересу, удовольствиям, взглядам. Павлова отстаивает автономию своей героини от хищного передового дискурса. Здесь есть незаметная смелость. Это та динамика, которую и должна находить премия.
О сезоне ещё будет сказано отдельно.
А пока поздравляю всех финалистов! Вы многого достигли. Это я, хваливший и обижавший, опять ухожу. Вы же остаётесь на Красной площади как настоящие победители.
Спасибо!
1. Светлана Павлова, «Сценаристка».
2. Варвара Заборцева, «Береги косу, Варварушка».
3. Анна Бабина, «Знаки безразличия».
Стоящих заявок в этом сезоне не было. Даже «лауреаты» представили просто нормальные средние тексты.
Зато разрослась группа отстающих: Ангелина Малюгина («Вася включил китайскую народную музыку»), Лев Кузьминский («Дневник невидимки»), Максим Симбирёв («Забытье»), Юлия Шляпникова («Наличники»). Это тексты, которые бы странно выглядели в победителях. При этом случай Симбирёва потенциально может ввести в заблуждение, но обманываться не нужно — подборка всё ещё ученическая, награждать рано.
Из середнячков наиболее невыразительными показались Алина Митрофанова («Когда я была женщиной»), а также Илья Подковенко («Вост-Сибирград»). При этом Подковенко написал, наверное, лучший текст сезона (рассказ «Чувство воли»), но всё-таки он не настолько хорош, чтобы в одиночестве бороть целые повести и романы. Тем не менее, это достаточная заявка на бронзу.
Почему Анна Баснер («Последний лист») осталась вне тройки? У неё красивый, профессионально сделанный текст, но настолько поражённый яйцекладом, что уже сейчас ясно кто из такой прозы вылупится. От Баснер нет ощущения, что она способна вырасти в оригинального автора и написать что-то кроме женско-исторических вспоминашек. А ведь в этом смысл «Лицея»: поощрять тех, кто готов развивать отечественную словесность. Выше всяких баллов стоит потребность награждать тех, кто способен преодолеть свой дебют.
Поэтому за третье место соревновались Илья Подковенко и Анна Бабина. Наверное, справедливо было бы наградить Бабину. Она пишет давно, умело и гораздо техничнее. «Знаки безразличия» подтверждают, что Бабина готова меняться и что-то искать (пусть и в сторону жанра). Но будь в подборке Подковенко хотя бы ещё один хороший рассказ, включать в тройку нужно было уже его.
По любым критериям Заборцева должна быть среди победителей. Наряду с «Чувством воли», она написала лучший текст сезона, повесть «Пинегу». Но остальная подборка… просто диафильм из бабушек и реки.
Первое место неожиданно для самого рецензента отходит Светлане Павловой. Да, это предсказуемая актуальная проза, но Павлова смогла сделать её увлекательной и не отталкивающей. Более того, она даже провела в ней коррекцию, выбрала жизнь, радость, свободу, а не кислую мину недовольной борцуньи. У Павловой талант рассказчицы, от неё интересно послушать даже про сущую ерунду. Но, главное, Павлова будто бы совершила небольшой перелом: вероятно, она первая писательница из прогрессивного кутка, которая обратилась к своему собственному интересу, удовольствиям, взглядам. Павлова отстаивает автономию своей героини от хищного передового дискурса. Здесь есть незаметная смелость. Это та динамика, которую и должна находить премия.
О сезоне ещё будет сказано отдельно.
А пока поздравляю всех финалистов! Вы многого достигли. Это я, хваливший и обижавший, опять ухожу. Вы же остаётесь на Красной площади как настоящие победители.
Спасибо!
Прочитайте, это очень смешно. Объёма пугаться не стоит, текст сразу затягивает. Дежурно напоминаю: не ходите на курсы, там вас высосут через хоботок и через него же потом надуют. Ищите наставника и круг единомышленников.
VK
Как я училась в Creative Writing School
В апреле я на энергии прикола отправила в школу креативного письма Creative Writing School этюд на конкурс. Ведь это та самая школа, из к..
Большой ответ на самый заветный вопрос.
VK
Как стать писателем?
Попробуем дать сумму простых и не очень простых советов.
Кажется, XXI век будет намного страшнее ХХ. В прошлом столетии планете крупно повезло, что со второй попытки удалось загасить Германию. Трудно представить весь ужас, если бы расистская программа Рейха была бы подкреплена ядерными зарядами с передовыми средствами доставки. Проскочили на тоненького: при всех ошибках атомного проекта, в 1950-х бомбу Рейх обязательно бы осилил. Вторая удача в том, что последующая конфигурация была биполярна: двое — это очень устойчивая система, её так просто не сковырнуть. Если бы мир по итогам ВМВ был подобен концерту великих держав после Наполеоновских войн, планете, вероятно, очень бы поплохело. Ещё одна удача в том, что главной мировой силой стала наисложнейшая политическая система, в какой-то мере ограничивающая собственное могущество.
Сегодня принято считать, что США одряхлели, но это не они ослабли, а сильнее стали все остальные. Хотя США нужно очень быстро бежать, чтобы оставаться на месте, это всё ещё фантастически богатая страна, по сравнению с которой даже большая часть Европы сущие бедняки. Алабама, нищий по американским меркам край аллигаторов, в богатстве почти равен Великобритании (61,8 т. $ против 62,6 т. $ в ВВП по ППС). При этом от 50% мирового ВВП в 1945 году у США к 2025 осталось меньше 15% — таков экономический рывок остальной планеты. Мир без тотального доминирования США станет гораздо опаснее — в первую очередь из-за того, что сами США начнут по полной задействовать свои силовые возможности там, где раньше справлялись экономически.
Возможно, мы прямо сейчас живём в ситуации, которую будущие историки определят как начало чего-то титанического, подобно тому, как буквально «на днях» китайцы удлинили свою Восьмилетнюю войну до Четырнадцатилетней, с 1937 сразу до Мукденского инцидента. Украина, Израиль, Иран — мы будто наблюдаем процесс, который в прошлый раз пошёл с 1931 года, постепенное втягивание всех в неизбежную катастрофу, совершенно непредставимую из её начальной точки. С учётом ядерного оружия и замедления двухвекового экономического роста, с учётом того, что сильных теперь много — мир с большей, чем в ХХ веке вероятностью может окончиться чем-то непоправимым.
Задача России в том, чтобы выжить в имеющихся границах. Будучи угасающей депопулирующей державой, мы не имеем возможности тягаться с экономико-демографическими чудищами, но при этом обладаем всем необходимым для собственной автономии. В первую очередь чистым воздухом, землёй и водой, а также способностью их защитить. Если допустить, что XXI в. пойдёт по наиболее благоприятному для России сценарию, и мы избежим больших заварух и включения в чужой порядок, на нашу культуру наложится незнакомый ей с XVI-XVII вв. изоляционизм.
Интересно представить в чём он будет выражаться в литературе?
Если России удастся стать безопасным островом, господство антиутопий свергнут утопии, причём текущего времени, богоспасаемого сейчас. Героя-страдальца сменит герой-прагматик. Ещё больше сакрализуется география: глобус точно выкупят из комиссионки. Попаданцы исчезнут как класс. Появится мистика границы, а враг станет совсем безликим. Если советская литература при всей своей закрытости мечтала о преображении мира, изоляционистская реальность сделает из русской литературы дневник осады. Это будет добровольный отказ от глобального с неизбежной архаизацией и просадкой в качестве. Традиционалистская, во многом скучная литература.
В то же время хаос постоянных войн и непостоянных союзов может вернуть русской литературе её всечеловеческий настрой XIX столетия. Кому, как не постороннему зажигать в таком мире маяк? Быть одновременно маргиналом и центром, пророком и безнадёжной архаикой. Воображение рисует спасённую от бойни малочисленную северную страну, литература которой испускает гипнотические монологи в самое переплетение почти уже бездушных войн и вызверившихся культур.
Сегодня принято считать, что США одряхлели, но это не они ослабли, а сильнее стали все остальные. Хотя США нужно очень быстро бежать, чтобы оставаться на месте, это всё ещё фантастически богатая страна, по сравнению с которой даже большая часть Европы сущие бедняки. Алабама, нищий по американским меркам край аллигаторов, в богатстве почти равен Великобритании (61,8 т. $ против 62,6 т. $ в ВВП по ППС). При этом от 50% мирового ВВП в 1945 году у США к 2025 осталось меньше 15% — таков экономический рывок остальной планеты. Мир без тотального доминирования США станет гораздо опаснее — в первую очередь из-за того, что сами США начнут по полной задействовать свои силовые возможности там, где раньше справлялись экономически.
Возможно, мы прямо сейчас живём в ситуации, которую будущие историки определят как начало чего-то титанического, подобно тому, как буквально «на днях» китайцы удлинили свою Восьмилетнюю войну до Четырнадцатилетней, с 1937 сразу до Мукденского инцидента. Украина, Израиль, Иран — мы будто наблюдаем процесс, который в прошлый раз пошёл с 1931 года, постепенное втягивание всех в неизбежную катастрофу, совершенно непредставимую из её начальной точки. С учётом ядерного оружия и замедления двухвекового экономического роста, с учётом того, что сильных теперь много — мир с большей, чем в ХХ веке вероятностью может окончиться чем-то непоправимым.
Задача России в том, чтобы выжить в имеющихся границах. Будучи угасающей депопулирующей державой, мы не имеем возможности тягаться с экономико-демографическими чудищами, но при этом обладаем всем необходимым для собственной автономии. В первую очередь чистым воздухом, землёй и водой, а также способностью их защитить. Если допустить, что XXI в. пойдёт по наиболее благоприятному для России сценарию, и мы избежим больших заварух и включения в чужой порядок, на нашу культуру наложится незнакомый ей с XVI-XVII вв. изоляционизм.
Интересно представить в чём он будет выражаться в литературе?
Если России удастся стать безопасным островом, господство антиутопий свергнут утопии, причём текущего времени, богоспасаемого сейчас. Героя-страдальца сменит герой-прагматик. Ещё больше сакрализуется география: глобус точно выкупят из комиссионки. Попаданцы исчезнут как класс. Появится мистика границы, а враг станет совсем безликим. Если советская литература при всей своей закрытости мечтала о преображении мира, изоляционистская реальность сделает из русской литературы дневник осады. Это будет добровольный отказ от глобального с неизбежной архаизацией и просадкой в качестве. Традиционалистская, во многом скучная литература.
В то же время хаос постоянных войн и непостоянных союзов может вернуть русской литературе её всечеловеческий настрой XIX столетия. Кому, как не постороннему зажигать в таком мире маяк? Быть одновременно маргиналом и центром, пророком и безнадёжной архаикой. Воображение рисует спасённую от бойни малочисленную северную страну, литература которой испускает гипнотические монологи в самое переплетение почти уже бездушных войн и вызверившихся культур.