Опрос Superjob, проведенный в нынешнем месяце, показал, что лишь каждый десятый «экономически активный» россиянин будет смотреть в новогоднюю ночь развлекательные программы, а каждый третий включит канал с его трансляцией для фона.

Самое простое – сказать, что новогодние шоу – это для старших поколений, а молодежь их не смотрит. На самом деле, ситуация еще интереснее.

О желании посмотреть эти программы заявили 9% респондентов до 34 лет, 10% - в возрасте 35-44 лет и 11% - от 45 лет. В опросе не участвовали неработающие пенсионеры, так что самые старшие возраста не представлены или представлены слабо. Но интересно, что и люди советских поколений, заставшие традицию семейного просмотра «голубых огоньков», сильно к ним охладели. Между 25 и 55-летними есть разница, но не такая большая, как можно было бы предположить.

Изменения начинаются, когда речь идет о втором варианте ответа – «включу для фона». Его выбирают 34% респондентов. Из них 30% самых молодых, 33% от 35 до 44 лет и 43% от 45 лет. Вот здесь происходит скачок. Для поколений, которые помнят СССР, велика сила инерции. Они уже почти не смотрят новогодние развлекательные программы, но телевизор продолжает играть значительную роль в их жизни. Поэтому он включен для того, чтобы повысить праздничное настроение – под фоновую музыку лучше общается.

47% респондентов вообще не хотят смотреть эти шоу. И здесь цифры закономерны: 51% самых молодых, 47% от 35 до 44 лет и 36% от 45 лет.

Интересно еще распределение по доходам. Наиболее инерционны самые бедные (доход до 50 тысяч рублей). Из них 46% включат телевизор для фона и лишь 37% заявляют, что совсем не будут смотреть. Но и в этой категории лишь 9% сказали, что собираются смотреть – примерно столько же, сколько среднестатистический «экономически активный» россиянин.

И динамика. С 2020 года число тех, кто намеревается смотреть новогодние голубые огоньки и включает телевизор для фона, меняется довольно слабо. А вот количество тех, кто не будет смотреть, значимо подскочило – с 38 до 47% - за счет уменьшения числа затрудняющихся с ответом. Так что колебавшиеся люди свой выбор сделали.

Что произошло? Речь идет не только о снижении интереса к телевизору, который молодые респонденты уже почти не смотрят (а для фона трансляцию можно включить и на компьютере – разницы не будет). Но и, как минимум, еще о двух особенностях.

Во-первых, уходит традиция семейного празднования Нового года, восходящая к тем самым временам, когда несколько поколений смотрели не только «голубые огоньки», но и фильмы про Штирлица или Жеглова. Все более редкой становится ситуация, когда эти поколения живут в одной квартире. Молодые семьи снимают жилье, причем необязательно в родном городе. Выросла мобильность – и, соответственно, молодежь получает больше возможностей для того, чтобы демонстрировать свою самость в культурной сфере.

Во-вторых, можно говорить о том, что позднесоветские поколения уже не устраивает телевизионное предложение. Они продолжают смотреть телевизор, хотя и не столь активно, как люди старших возрастов. Но «линейки кумиров», на которых обязательно надо посмотреть, больше нет. Советские звезды из детства в основном ушли, новые телеперсонажи не вдохновляют. Поэтому и они все чаще включают телевизор в новогоднюю ночь, чтобы был музыкальный фон. Не более того.

Алексей Макаркин

Сирийские власти демонстрируют, что хотят видеть Сирию единой страной под своим руководством. Без всяких автономий.

Попытки курдских лидеров защитить свою фактическую автономию пока ни к чему не привели. В ликвидации «автономности» заинтересованы как Турция, так и новое правительство в Дамаске. Для Турции полностью неприемлема иракская модель, где после свержения Саддама Хусейна курды получили автономию. Курды уже предлагают начать общенациональный диалог о будущем стране. В Дамаске не возражают, но с одним условием – без всякого сепаратизма. А под сепаратизмом понимается «автономизм». Понятно, что это принципиальный вопрос – поэтому диалога и не получается.

Единственная надежда курдов сейчас – на поддержку со стороны США, с которыми у них исторически выстроены отношения. Но ввязываться в военные действия за курдов американцы не готовы при любой администрации. Тем более, если речь идет об отношениях с Турцией – при всех разногласиях, союзницей по НАТО. К тому же через месяц президентом США официально станет Дональд Трамп, который исходит из того, что американцам ничего делать в Сирии – и что будет даже с локальной поддержкой курдов, пока неясно. Если, конечно, курды вообще продержатся до инаугурации нового американского президента. Раньше они могли небезуспешно играть на противоречиях между Турцией и режимом Башара Асада, но теперь интересы Реджепа Тайипа Эрдогана и Ахмеда аш-Шараа (бывшего Мухаммеда аль-Джулани) в их отношении совпадают.

Принцип жесткого единства проводится не только в отношении курдов. Назначения новых губернаторов свидетельствуют о том, что для действительно значимых должностей у аш-Шараа есть два кадровых источника. Один – его «Хайят Тахрир аш-Шам» (признана террористической и запрещена в РФ). Другой – «Ахрар аш-Шам» (признана террористической и запрещена в РФ), салафитская организация, которая также вела вооруженную борьбу против режима Асада. Отношения между ними исторически были непростыми, конкурентными, но в последнем наступлении на войска Асада они действовали согласованно.

Обе организации в последние годы несколько по-разному пытались демонстрировать перемены, отмежевываясь от международного терроризма и подчеркивая свою сирийскую национальную идентичность и умеренность в религиозных вопросах. «Ахраровцы» были ближе к Турции, чем «тахрировцы», хотя и те сотрудничали в Идлибе с Анкарой.

И вот сейчас губернатором Латакии назначен Хассан Суфан. Это не просто один из лидеров «ахраровцев», но убежденный салафит. Он родился в Латакии, где получил степень по экономике в местном университете, но затем отправился изучать богословие в Саудовскую Аравию под руководством салафитских религиозных авторитетов. В 2005 году саудовские власти посчитали его опасным для безопасности страны и депортировали в Сирию, где он сразу же оказался в тюрьме. Там его и застала гражданская война. Только в 2016 году он был освобожден в рамках обмена заключенными и отправлен в Идлиб, где уже через полгода стал официальным лидером «ахраровцев», что свидетельствовало о его авторитете в этой организации. В 2018 году он при неясных обстоятельствах покинул свой пост, но заявил, что продолжит участвовать в гражданской войне.

И вот сейчас такой ярко выраженный идеологический деятель (который алавитов и за мусульман не считает) назначен губернатором провинции со значительным алавитским населением. Местные лидеры алавитов демонстрируют лояльность новым властям в Дамаске, но те им явно не доверяют, хотя и декларируют, что готовы обеспечивать права меньшинств. Так что Асада и аш-Шараа при всей противоположности этих фигур объединяет одно – жесткий унитаризм (который не позволил Асаду договориться с курдами). Только при режиме Асада ведущую роль играли алавиты, а при аш-Шараа – сунниты.

Алексей Макаркин

Риторическая война между ЕС и грузинскими властями продолжается. 16 декабря Совет министров иностранных дел Евросоюза провел дискуссию по поводу санкций и отмены безвизового режима для первых лиц Грузии. В итоге было принято решение по визам, для него не требовалось консенсуса. Что же касается санкционного режима, то две страны-члена ЕС Венгрия и Словакия заблокировали его введения. Даром, что ли, Виктор Орбан стал первым зарубежным визитером в Тбилиси после оглашения итогов парламентских выборов. Которые и стали камнем преткновения в отношениях между властями Грузии и Евросоюзом.

Как бы то ни было, но даже половинчатое решение Брюсселя встретило жесткую реакцию со стороны грузинского премьера Ираклия Кобахидзе. По сего словам, решение по визам «следует оценивать, как однозначно антигрузинский шаг, подрывающий доверие к европейским структурам в восприятии грузинского общества».

Сегодня о геополитическом развороте Грузии с Запада на Восток не пишет только ленивый. Но все ли так однозначно? Дело в том, что решение грузинского правительства о «заморозке» переговоров с Брюсселем многие трактуют поверхностно, подстраивая реальность под собственные конструкты, теоретические и идеологические установки. Кобахидзе, между тем, не говорил об отказе от евроинтеграции в принципе, он настаивал (и продолжает настаивать) на всестороннем учете грузинских национальных интересов на этом пути и необходимости избегать шантажа со стороны Брюсселя. Условно говоря, убери ЕС свои обвинения по поводу фальсификаций выборов, грузинское правительство не свернуло бы с «европейской дороги».

Схожим образом трактует отношения Грузии и Евросоюза и вновь избранный президент Михаил Кавелашвили. По его словам, Тбилиси нет смысла становиться членов «европейской семьи» при отказе от национальной идентичности. «Мы хотим стать членами Евросоюза такими, какие мы есть», - резюмировал новый глава государства. Сам вектор не отменяется, ведется борьба за право, говоря словами Владимира Высоцкого, идти «своей колеей». Крайне важно, оценивая положение в Грузии и вокруг нее, адекватно представлять целеполагание руководства этой страны.

Сергей Маркедонов

История с президентом Республики Корея Юн Сок Ёлем помогает лучше понять мотивации политиков.

Сейчас Юну ничего хорошего не светит. Парламент объявил ему импичмент, после чего он был отстранен от исполнения президентских обязанностей. Рейтинг отстраненного президента на момент импичмента составлял 11% - так что он оказался в полной общественной изоляции. Никто из статусных политиков не решался его поддержать, а собственная партия «Сила народа» находится в тяжелейшем кризисе, уже приведшем к самороспуску ее руководящего органа и отставке лидера Хан Дон Хуна.

Юн своей попыткой «самопереворота» сломал стратегию руководства «Силы народа», которая заключалась в подготовке к выборам 2027 года при постепенном дистанцировании от непопулярного президента. За это время глава оппозиционной Демократической партии Ли Чжэ Мён должен был потерять право баллотироваться из-за коррупционных обвинений, а партия попыталась бы вырастить сильного кандидата в лице Хан Дон Хуна. Однако президента Юна такой вариант явно не устраивал – и в списке кандидатов на арест после введения военного положения Хан Дон Хун оказался рядом с Ли Чжэ Мёном.

В вопросе об импичменте Хан Дон Хун заметался, неоднократно меняя свою позицию, что вполне объяснимо, так как он оказался в цугцванге. Поддержать импичмент означало открыть дорогу к президентству Ли Чжэ Мёну. Саботировать голосование – терять популярность. В результате часть представителей «Силы народа» проголосовала за импичмент, что и позволило его добиться со второго раза. Но теперь партия может войти в досрочную избирательную кампанию без общепризнанного лидера (пока ее временно возглавил глава парламентской фракции Квон Сон Дон).

Теперь государством руководит премьер-министр Хан Док Су – технократ без политических амбиций. Конституционный суд уже на будущей неделе собирается начать рассмотрение вопроса о законности импичмента – и вряд ли оно будет долгим. Если суд решит, что импичмент законен, будут назначены новые президентские выборы. Но еще раньше Юн может быть арестован по делу о мятеже – на этот состав преступления президентская неприкосновенность не распространяется.

И возникает вопрос – на что же рассчитывал Юн? Был ли у него продуманный план действий, учитывающий все риски – и настроения политического класса, и собственную непопулярность, и позицию армии, которая не хотела втягиваться в незаконные действия? И чем дальше, тем больше становится ясно, что продуманного плана как решить все эти проблемы, у Юна не было.

А был небольшой круг, в который входили жена Юна и близкие друзья (во главе с уже арестованным экс-министром обороны Ким Ён Хёном). Они и убедили Юна, что народ на самом деле на его стороне – надо только действовать. А сильнейшая эмоция Юна была связана с тем, что оппозиция жестко и последовательно атаковала его жену, обвиняя ее и в коррупции, и в плагиате в магистерской и докторской работах. И требуя отставки прокуроров, которые не хотели привлекать ее к уголовной ответственности.

Именно семья оказалась слабым местом корейского президента. И он рванулся на ее защиту, не думая ни о партии, ни о судьбах демократии, которую он был обязан защищать. И Хан Дон Хуна он хотел арестовать, потому что тот критиковал его супругу, стремясь дистанцироваться от непопулярной президентской четы и обеспечить политическое будущее себе и партии. Пример Юна показывает, что политики не всегда являются информированными и расчетливыми людьми. Их, как и обычных граждан, тоже могут захватить эмоции, непосредственно влияющие на принятие решений.

Алексей Макаркин

Декабрь - время подводить итоги календарного и политического года. В декабре-2023 не было недостатка в прогнозах о скором подписании мирного соглашения между Азербайджаном и Арменией. Тремя месяцами ранее Баку установил свой полный военно-политический контроль над Нагорным Карабахом, а досрочные выборы в прикаспийской республике, прошедшие в начале февраля 2024 года, были призваны подчеркнуть необратимость этих перемен. Ереван признал карабахские земли частью Азербайджана.

7 декабря 2023 года на сайте премьер-министра Никола Пашиняна было размещено совместное заявление его собственного аппарата и администрации президента Ильхама Алиева. В этом документе недвусмысленно утверждалось, что два государства «согласны с тем, что существует историческая возможность достичь долгожданного мира в регионе». Однако на дворе уже маячит год 2025, а мирного соглашения так не удалось достичь.

В своем пространном интервью генеральному директору Международного информационного агентства «Россия сегодня» Дмитрию Киселеву президент Азербайджана Ильхам Алиев представил свою подробную интерпретацию событий. «По мирному договору мы на самом деле сделали большой прогресс. Из семнадцати статей этого документа пятнадцать согласовано, остались две». В первом случае речь идет об отказе о выдвижении взаимных исков друг к другу, а вторая - о неразмещении иностранных представителей вдоль госграницы.

Но только ли этим ограничиваются претензии азербайджанской стороны? Очевидно, что нет, ибо зачем бы тогда Ильхам Алиев говорил про несоответствие Конституции Армении духу и букве добрососедских отношений. Президент Азербайджана дал четко понять и своему собеседнику, влиятельной российской мелиа-персоне, и лицам, принимающим решения в российской власти, что пересмотр статус-кво на Кавказе для него недопустим. Выходит, что дело не только в двух пунктах соглашения. «Результаты Второй Карабахской войны и антитеррористической операции сентября 2023 года (так в Баку называют третью, самую кратковременную войну в Карабахе-авт.) не должны быть ими забыты» - недвусмысленное резюме от Ильхама Алиева. Обращенное, повторимся не только к Николу Пашиняну. Президент Азербайджана упоминал и про негативную (с его точки зрения) политику Франции на Южном Кавказе, нацеленную, как он полагает на «милитаризацию Армении».

В ходе беседы с Киселевым Алиев четко дал понять, что условия будушего мира (а, следовательно, и нового регионального кавказского порядка) будут происходить с учетом приоритетного голоса Баку. И эти тезисы нельзя назвать каким-то новым поворотом. Алиев, а также представители его администрации последовательно проводят в жизнь этот курс, чего не скажешь о команде Никола Пашиняна. Премьер-министр Армении и его окружение зачастую сначала «идут в отказ» (особенно на риторическом уровне), а затем принимают решения об очередных уступках. Впрочем, пока внутри Армении это не приводит к серьезным тектоническим сдвигам. Вопрос, как долго, и есть ли альтернативы этой линии поведения. Ответ на них не кажется слишком очевидным сегодня.

Сергей Маркедонов

О новом правительстве Румынии и Викторе Орбане.

Лидеры трех проевропейских партий Румынии (социал-демократов, национал-либералов и Демократического союза венгров Румынии) и парламентской фракции национальных меньшинств после нескольких дней переговоров подписали соглашение о коалиции парламентского большинства. Президент Румынии Клаус Йоханнис назначил премьером действующего главу правительства Марчела Чолаку и поручил ему сформировать кабинет министров.

Первоначально в переговорах участвовала еще и либерально-консервативный Союз спасения Румынии, но он отказался от участия в правительстве. Представительница Союза Елена Ласкони заняла второе место в первом туре президентских выборов, немного опередив Чолаку. Союз спасения мог получить несколько второстепенных министерских портфелей, но за это должен был расплатиться своей политической «самостью» - таков нередкий эффект младших партнеров в коалициях. А потеря «самости» ведет за собой провал в рейтингах. Теперь же Союз может критиковать правительство извне, предлагая ему проевропейскую альтернативу – в отличие от трех других оппозиционных партий, отстаивающих в разной степени идеи национализма.

Второй тур президентских выборов был отменен Конституционным судом из-за обвинений в адрес победителя первого тура Кэлина Джорджеску в нарушениях избирательного законодательства. Опросы показывали, что он побеждал и во втором туре – сельские избиратели, голосовавшие в первом туре за Чолаку, не хотели поддерживать кандидатуру Ласкони.

Интересно, что расследовательский портал Snoop обнародовал версию о том, что мощная раскрутка Джорджеску проводилась фирмой, которая работала на национал-либералов. В этой логике Джорджеску предстает спойлером для главного националистического лидера Джордже Симиона, призванным расколоть националистический электорат и помочь пройти во второй тур национал-либеральному кандидату. Однако ситуация вышла из-под контроля – кандидат от НЛП занял лишь пятое место, а Джорджеску как новый нонконформистский политик оказался более привлекателен для румынских избирателей, чем Симион.

В любом случае, действия политического класса, который не допустил Джорджеску на пост президента, вызвали разочарование многих избирателей, что усиливает вероятность протестного голосования на следующих выборах. Чтобы не допустить новых неожиданностей, партии правительственной коалиции решили уже перед новым первым туром выдвинуть единого кандидата – им станет бывший лидер национал-либералов Крин Антонеску, десять лет назад ушедший из политики и не причастный к скандалам и конфликтам последнего времени. Расчет делается на его выход во второй тур и последующую проевропейскую мобилизацию против вероятного соперника-националиста. Тем более, что у проевропейских сил появился дополнительный аргумент для избирателей – Румыния только что принята в Шенгенскую зону.

В рамках подготовки к новым президентским выборам Чолаку решился на еще один шаг – Бухарест посетил Виктор Орбан, которого Чолаку назвал своим другом и поблагодарил его за помощь при вступлении в Шенген. В ноябре Орбан помог Чолаку пообщаться с Дональдом Трампом – когда румынский премьер был с визитом в Будапеште, то во время его ланча с Орбаном им позвонил по телефону избранный президент США. Для Чолаку важно и одобрение Орбаном участия в новой коалиции Демократического союза венгров Румынии. Наконец, есть и экономический аспект – венгерская государственная энергокомпания MVM Group завершает сделку по покупке румынских активов немецкой энергетической группы E.ON.

Так что Орбан, еще недавно европейский аутсайдер, становится важным посредником в отношениях с Трампом. Здесь конкуренцию ему может составить, пожалуй, лишь премьер Италии Джорджа Мелони. Впрочем, на идиллическом фоне отношений Трампа и Орбана появилось первое облачко. Трамп требует роста военных расходов стран НАТО, а Орбан только что заявил, что повышение обязательного уровня ассигнований на оборону свыше 2% ВВП означает для Венгрии «выстрел в легкие». Хотя и сказал при этом, что готов обсудить этот вопрос с Трампом.

Алексей Макаркин

Во Франции сформировано правительство Франсуа Байру.

Главы МИД, МВД и Минобороны, работавшие в кабинете Мишеля Барнье, сохранили свои посты. Знаковым решением является оставить Брюно Ретайо на посту министра внутренних дел. Это демонстрация сохранения жесткости миграционной политики – на этой площадке Эммануэль Макрон намерен соперничать с Национальным объединением Марин Ле Пен.

В правительство возвращаются статусные соратники Макрона – бывшая премьер-министр Элизабет Борн (она возглавила сразу два образовательных министерства, отвечающие за высшую и среднюю школу) и экс-глава МВД Жеральд Дарманен в качестве министра юстиции. У Дарманена конфликтные отношения с Ле Пен (в немалой степени потому, что он правый макроновец и активно действует на ее политической «поляне») и немалые собственные амбиции. Во время формирования правительства Барнье Макрон рассчитывал на лояльность Ле Пен правому кабинету, который, однако, она свергла после обсуждения непопулярного проекта бюджета. Да и Дарманен, похоже, не хотел терять МВД (а Барнье настаивал на кандидатуре Ретайо). Теперь же он призван Макроном в правительство, чтобы усилить позиции Ретайо в противодействии миграции.

Новый министр экономики и финансов – Эрик Ломбар, возглавляющий Caisse des Dépôts et Consignations – учреждение, управляющее долгосрочными государственными инвестициями (включая почтово-банковскую службу, сберегательные фонды, поддержку малого бизнеса и др.). Он куда более опытен, чем его недолговременный предшественник, 33-летний депутат-макроновец Антуан Арман.

Как и Барнье, Байру не смог договориться с социалистами, которые исходят из того, что избиратели не простят им вхождения в любое правительство с участием макроновцев и правоцентристов, которое не хочет снижать пенсионный возраст и борется с миграцией (то есть проводит политический курс, прямо противоположный избирательной программе Нового Народного фронта). Но «левый» фактор в правительстве Байру все же есть. Если Барнье привлек в правительство лишь одного министра с социалистическим прошлым – главу Минюста Дидье Миго (в нынешний кабинет он не вошел) – то в новом кабинете их двое.

Министром территориального планирования стал мэр бургундской столицы Дижона Франсуа Ребсамен, вышедший из Социалистической партии и основавший собственную партию «Прогрессивная федерация» - более правую, чем социалисты.

А министром по делам заморских территорий назначен бывший премьер-министр в президентство Франсуа Олланда, Мануэль Вальс. Одновременно он, как и Ретайо, Борн и Дарманен, получил статус государственного министра (аналог вице-премьера). Пост кажется второстепенным, но Вальсу придется разбираться с проблемой Новой Каледонии, в которой в этом году произошли массовые волнения. Причем урегулировать отношения уже не с двумя, а с тремя общинами – к протестующим канакам и лояльным потомкам давних французских поселенцев добавились еще новые переселенцы из Франции, не имеющие права голоса на выборах в местный парламент, но желающие его получить. Добавим, что на Новой Каледонии находится одно из крупнейших в мире месторождений никеля.

Вальс в «домакроновскую» эпоху считался одним из наиболее перспективных лидеров социалистов, но оказался слишком правым для этой партии. Это проявилось, в частности, в деле Леонарды Дибрани, когда Вальс настоял на депортации несовершеннолетней нелегальной мигрантки, цыганки из Косово, задержанной миграционными властями во время школьной экскурсии. Большинство французов поддержали Вальса, но многие левые политики и «лидеры мнений» выступили против его решения. Партия сдвинулась влево – и у Вальса не было шансов на успех в ее рядах.

Так что назначения Вальса и Ребсамена не сблизят правительство с нынешним руководством Соцпартии, но не помешают антимигрантской политике. Но главное сейчас для правительства – подготовка нового бюджета, который был бы реалистичным и в то же время не столь непопулярным, как «бюджет Барнье» - чтобы партия Ле Пен не свалила и новый кабинет. Задача крайне сложная.

Алексей Макаркин

В Азербайджане карабахский вопрос считается раз и навсегда закрытым. Официальные представители этой страны полагают, что новый военно-политический статус-кво незыблем. В Армении отношение к данной проблеме (в республике предпочитают говорить о трагедии Арцаха) остается главной травмой, самым обсуждаемым вопросом. И на уровне политиков, и обывателей.

Дебаты по Карабаху стади поз занавес 2024 года одной из самых обсуждаемых тем в армянском медиапространстве. Премьер-министр республики Никол Пашинян предложил экс-президентам Армении встретиться за дискуссионным столом и обсудить острую проблему. Незадолго до этого глава армянского кабмина заявил, что фактически с мая 1994 года, то есть с того момента, когда вступило в силу Соглашение о бессрочном прекращении огня и начались переговоры, все руководители его страны обсуждали перспективы возвращения Нагорного Карабаха под азербайджанскую юрисдикцию.

Не то, чтобы Пашинян открыл бы Америку. В свое время Жирайр Липаритян (в 1994-1997 гг. главный советник президента Левона Тер-Петросяна по карабахскому урегулированию) констатировал: «С момента перемирия международное сообщество говорило нам, что не признает независимость Карабаха. Теоретически они могли бы это сделать, если бы Азербайджан пошел на это. Но в целом Россия, Турция, Иран, США и Франция предлагали варианты, основанные на территориальной целостности Азербайджана. Это было ясно».

Но одно дело обсуждать варианты мирного урегулирования, и совсем другое – принять конкретные решения об уступках на фоне поражений и унижений. Вопрос об ответственности государственного деятеля становится ключевым. Пашинян хочет сказать: не я первый, обстоятельства оказались сильнее меня. Реакция из офисов экс-президентов была ожидаемой, Никола Воваевича обвинили в искажении фактов. Представитель Республиканской РПА, «саргсяновский») партии (Эдуард Шармазанов и вовсе заявил, что «Арцах сдал Никол Пашинян, и точка». Но не политическими лидерами едиными. Известный историк, бывший директор Музея-института геноцида армян Айк Демоян выразил готовность к дискуссии с главой кабмина республики.

В этой истории много показательных моментов. Во-первых, Никол Пашинян по-прежнему демонстрирует качества умелого тактика и «сетевого воина», для которого эффектность выше эффективности, а выгоды момента важнее стратегии и игры в долгую. Во-вторых, экс-президентам было бы уместно самим выразить свою позицию, не уступая инфополе человеку, который за долгие годы научился и мастерству медиа-прессинга, и манипулированию. Впрочем, надо посмотреть, чем завершится инициатива Демояна. Гражданское общество (тем более научное) – важный элемент армянской политики, от которой так просто не отмахнешься.

Сергей Маркедонов

Грузия готовится к очередной важной дате. В последнее воскресенье декабря и уходящего года состоится инаугурация вновь избранного президента республики Михаила Кавелашвили. Власти и правящая партия «Грузинская мечта» рассматривают это событие, скорее, как политическую рутину. Выборные процедуры закончились, можно сфокусироваться на делах практических. Впрочем, помимо этого «мечтатели» хотели бы закончить эпоху «оппозиционных президентов» в Грузии.

Но у оппонентов властей другие планы и представления о прекрасном. Саломе Зурабишвили, полномочия которой как раз и должны истекать 29 декабря, выразила сомнения в своем скором уходе. По ее словам, она останется президентом и главнокомандующим, «главой государства для всех».

В действительности же ее оценки не слишком корреспондируют с действительностью. После всплеска протестной активности уличные акции в декабре 2024 года в Тбилиси пошли на спад. Избрание президента коллегией выборщиков не стало точкой нового подъема оппозиции. Но оппоненты властей не спешат сдаваться. Зурабишвили предъявила «ультиматум» правительству: неделю на решение о проведении новых выборов, то есть аккурат к инаугурации Кавелашвили.

При этом некоторые представители оппозиционных сил пошли дальше. Лидеры «Коалиции за перемены» (это объединение заняло второе место по итогам выборов в парламент с 11,03%) и «Сильной Грузии» (четвертое место и 8,81% голосов) призвали вооруженные силы страны не подчиняться властям, то есть фактически признали, что без силового фактора переиграть правящую партию не получится. Но говорить о единстве в рядах оппозиции проблематично.

Со своим особым мнением выступила партия «За Грузию». Ее возглавляет Георгий Гахария, в сентябре 2019- феврале 2021 гг. он занимал пост премьер-министра, а до этого в течение двух лет был главой МВД. У него и раньше были разночтения с другими оппозиционными колоннами. Гахария у многих оппонентов властей ассоциируется с жесткими действиями полиции против них в 2019 году после пресловутой «ночи Гаврилова». Вот и после парламентских выборов Гахария и К не признали их итогов, но и не встали в едином порыве дружные ряды протестующих, экс-премьер стремится дистанцироваться от «коллективного Саакашвили».

На этом фоне премьер Ираклий Кобахидзе призывает Зурабишвили к благоразумию и уважению законов страны. Фокус в том, что уходящий (или, все же, не совсем?) президент полагает, что главным нарушителем законности является правительство и его глава.

Сергей Маркедонов

Мир в 2024 году. Часть 1.

2024-й – год возвращения Трампа и успеха Марин Ле Пен на европейских выборах (а на парламентских ее остановили, только используя двухтуровую мажоритарную систему и «республиканскую мобилизацию»). Президентом Румынии чуть было не стал аутсайдер Кэлин Джорджеску, привлекший внимание избирателей своими мини-проповедями в Tik Tok. На выборах в Австрии первое место заняла Австрийская партия свободы, оправившаяся от скандала 2019 года, который, казалось, должен был обрушить ее репутацию – и ее системным оппонентам приходится договариваться о создании компромиссного и потенциально неустойчивого коалиционного правительства. «Альтернатива для Германии» претендует на твердое второе место на досрочных выборах, которые состоятся в 2025 году после развала «светофорной» коалиции Олафа Шольца – несмотря на то, что партия сохраняет свой правый радикализм, от которого усиленно дистанцируется Ле Пен.

Социально-экономические и политические причины лежат на поверхности. Тема миграции сохраняет свою актуальность и болезненность, потому что связана с проблемами и безопасности, и идентичности, и экономики. Люди принимают электоральные решения, основываясь не на статистике и мнениях экспертов, а на собственных эмпирических впечатлениях. Убийство, совершенное мигрантом, «чужаком», воспринимается болезненнее, чем аналогичное преступление, совершенное «своим». Численность мигрантов люди определяют визуально, сравнивая с воспоминаниями своего детства – и поэтому завышают ее по сравнению со статистикой. Раздражение вызывают как работающие («отбирают наши рабочие места»), так и неработающие («живут на наши налоги») мигранты.

К теме миграции добавилась инфляция, как последствие «вертолетных денег», направленных на спасение экономики и бизнесов во время пандемии. Инфляция прямо повлияла и на благополучие, и на самоощущение среднего класса. Парадокс, но демократы в США проиграли при экономическом росте – но цены на бензин и продукты оказались значимее. Перед выборами инфляцию удалось снизить, но это не помогло – люди с ностальгией вспоминали о допандемийных временах, которые связывались с Трампом.

Но, возможно, дело не только в этом. Системные политики выглядят слишком осторожными, минимизирующими любые риски для собственной репутации. Стоит сказать что-то не совсем политкорректное – и тут же активисты потребуют отставки с предварительным покаянием, а в Интернете развернут негативную кампанию. На самом деле речь идет обычно о небольшом проценте избирателей, но для левоцентристских политиков это важно, потому что во внутрипартийных процессах (в том числе праймериз) позиция таких активистов имеет значение. А правоцентристы нередко опасаются выглядеть фанатиками (bigot) и реакционерами. Их на республиканских партийных праймериз в США теснят трамписты – а в Европе на выборах несистемные крайне правые.

Интересно, что неприятие новой политкорректности способствует «поправению» части современного бизнеса. Четверть века назад в США все было просто – за республиканцев «старые деньги», связанные с нефтью и недвижимостью – за демократов «новые», работающие в высокотехнологичных отраслях, за которыми будущее. Сейчас Илон Маск стал одним из символов трампизма – и процесс перехода на сторону республиканцев затронул и ряд других нетипичных для этой партии игроков. Им, как и большинству людей, не нравится полицейское насилие, но и Флойд не является для них святым. А в вопросе о правах меньшинств им хотелось бы остановиться где-то на уровне десятилетней давности, как Джоан Роулинг, не идя дальше.

Означает ли все это, что речь идет о долгосрочном процессе? Здесь можно вспомнить отложенную реакцию на 1968 год, когда 1980-е стали временем Рейгана и Тэтчер. А в 1990-е пришло новое поколение политиков, символами которого были Клинтон и Блэр. Так что в конкурентной политике нет ничего постоянного (вспомним, как еще в 2022 году на промежуточных выборах в США демократы успешно «отыграли» тему абортов). Запросы общества меняются, и побеждает тот, кто успешнее на них реагирует.

Алексей Макаркин

Мир в 2024 году. Часть 2.

Для «незападного» мира 2024 год был непростым.

В Индии и ЮАР прошли выборы, на которых позиции правящих партий ослабли, хотя они и удержались у власти. В Индии усилились позиции главной оппозиционной партии – Индийского национального конгресса. А в ЮАР Африканский национальный конгресс отказался от создания коалиции с леворадикальными «черными» партиями и сформировал правительство с участием белых либералов и черных (зулусских) консерваторов.

Похоже, что Китаю пока не удается найти рецепт повторения экономического чуда в условиях, когда страну ожидает жесткое противостояние с Трампом. Но крайне непростая ситуация сложилась и в китайской армии. Из партии были исключены сразу два министра обороны, причем оба были назначены при Си Цзиньпине - Вэй Фэнхэ (занимал пост в 2018-2023 годах) и Ли Шанфу (был министром около полугода в 2023 году). Оба они обвинены в «дисциплинарных и правовых нарушениях» (коррупции), их уголовные дела расследуются прокуратурой. В конце года от своей должности «на время расследования» был отстранен давний соратник Си, адмирал Мяо Хуа - начальник управления политработы Центрального военного совета (аналог Главпура). Расследования идут и в отношении ряда других военачальников. Добавим к этому слухи (опровергаемые в Пекине) о том, что их фигурантом является нынешний глава Минобороны, адмирал Дун Цзюнь, связанный с адмиралом Мяо.

Это уже вторая чистка в китайском высшем военном руководстве за десять лет. Но если чистку 2014-2017 годов (когда были арестованы два зампреда Центрального военного совета и покончил с собой предшественник Мяо в Главпуре) можно было объяснить утверждением Си Цзиньпина как лидера партии и страны, то теперь дискредитированными оказались его выдвиженцы.

Большие неприятности у Ирана – нарастающие экономические проблемы «наложились» на фактический развал «оси сопротивления» после свержения режима Башара Асада в Сирии и резкого ослабления «Хезболлы» в Ливане. Неясно, сколько времени будут проявлять демонстративную активность хуситы в Йемене – у них слишком много врагов. Все это происходит в условиях, когда победившие на президентских выборах реформаторы хотят наладить диалог с Западом вообще и с США в частности, но вместо Камалы Харрис президентом стал Дональд Трамп, не доверяющий никаким представителям иранского режима.

Похоже, что после гибели Касема Сулеймани и Эбрахима Раиси элиты Ирана «выдыхаются», пока не видно новых лидеров, готовых сделать азартную ставку на конфронтацию с Западом. К тому же рахбару Хаменеи уже 85 лет, что делает все более актуальным вопрос о преемнике.

Еще один важный вопрос «незападного» мира связан с феноменом терроризма. Когда в 2021 году талибы (признаны террористами и запрещены в России) пришли к власти в Кабуле, то в мире это не только расценили как поражение США, пытавших два десятилетия демократизировать Афганистан, но и рассматривали как событие, происшедшее в глубинке, куда лучше не соваться (по опыту Великобритании, СССР и США). Сейчас с кабульскими властями налаживают связи разные страны – в России предметно обсуждается вопрос о снятии с них статуса террористов, только что Саудовская Аравия вернула свое посольство в Афганистан. Причем за три года кабульские власти не сделали никаких уступок в вопросах инклюзивности правительства, прав женщин и т.д.

Но теперь уже в Сирии пришла к власти организация «Хайят Тахрир аш-Шам» (признана террористической и запрещена в России). Причем Сирия – это не Афганистан, она находится на пересечении многочисленных интересов на Ближнем Востоке. С новыми властями в Дамаске открыто сотрудничает их ближайший партнер – Турция, в выстраивании отношений с ними заинтересованы и западные страны, и Россия. Хотя переходное правительство тоже далеко от инклюзивности, о чем свидетельствуют и назначения новых глав МИД и Минобороны Сирии. Так что организации, официально значащиеся террористическими, теперь неформально делятся на две категории – с одними по-прежнему борются, а со вторыми прагматично договариваются.

Алексей Макаркин

На последнем в этом году заседании Священного Синода Русской православной церкви были приняты два важных кадровых решения. Одно из них широко обсуждается, второе прошло малозамеченным.

Самый громкий пункт повестки: «о результатах работы Комиссии по изучению положения дел в Будапештско-Венгерской епархии». Принято решение освободить митрополита Илариона от управления Будапештско-Венгерской епархией и почислить его на покой. Владыка Иларион был назначен будапештским митрополитом в 2022 году, после своего смещения практически со всех постов в церкви (постоянного члена Синода, главы Отдела внешних церковных связей, руководителя Общецерковной аспирантуры). Для нынешних времен взгляды митрополита выглядели слишком умеренными, хотя в вопросе об отношениях с Константинополем он считался сторонником жесткой линии.

Казалось, что он частично восстановил свои позиции, используя остававшуюся у него должность. В 2023 году Иларион как Синодальной библейско-богословской комиссии подготовил и презентовал одобренный Архиерейским совещанием РПЦ документ «Об искажении православного учения о Церкви в деяниях иерархии Константинопольского Патриархата и выступлениях его представителей» (что соответствовало и его отношению к Константинополю). Но в уходящем году разразился скандал в связи с обвинениями митрополита в деяниях морально-нравственного характера, и он был отстранен от управления епархией и смещен с поста главы комиссии. После этого развилка была неутешительной – или увольнение на покой (с запретом в служении или без оного), или лишение сана.

Выбор самого мягкого варианта – увольнение без запрета - не означает, что история полностью закончена. Деятельность комиссии завершена, но с многозначительным уточнением: «просить Святейшего Патриарха, в случае поступления в Московскую Патриархию новых сведений об обстоятельствах дела, возобновить деятельность Комиссии или иным образом определить порядок исследования этих сведений». Синод также постановил просить патриарха «обратить внимание митрополита Илариона на несоответствие характера его отношений с ближайшим окружением и его быта образу монаха и священнослужителя».

Местом служения митрополиту определен храм апостолов Петра и Павла в Карловых Варах. Иларион не станет его настоятелем, то есть сможет служить только с согласия последнего. Аналогичная мера была в 2023 году применена в отношении экзарха Африки, митрополита Леонида (Горбачев), активно и публично демонстрировавшего свои антилиберальные и патриотические настроения и ставшего участником ряда аппаратных конфликтов. Он был отправлен служить в Георгиевский храм в Краснодаре.

Теперь о втором назначении. Митрополитом Владимирским и Суздальским стал новый протеже патриарха, владыка Никандр (Пилишин), сохранивший пост председателя Финансово-хозяйственного управления (ФХУ) патриархата (и оставшийся постоянным членом Синода). Митрополиту Никандру 38 лет, его карьера носила стремительный характер. Еще в 2021 году он был настоятелем храма в Саратове и проректором тамошней семинарии, а уже в 2023-м патриарх поручил ему исполнять обязанности председателя ФХУ. Меньше чем через полгода он был утвержден Синодом в этой должности и тем самым стал (еще в сане архимандрита) постоянным членом Синода. В октябре того же года стал епископом Наро-Фоминским, а в марте 2024-го возведен в сан митрополита. В том же месяце было принято решение, что глава ФХУ по должности является постоянным членом Синода.

Теперь же Никандр возглавил одну из старейших кафедр РПЦ. При этом на покой отправлены не только прежний глава митрополии, но и епископ Александровский и Юрьев-Польский (эта епархия входит в состав митрополии). Из троих архиереев Владимирской митрополии на своем посту остался лишь муромский епископ, что облегчит Никандру проведение его кадровой политики. Никандр с общественно значимыми заявлениями не выступает, не делает либеральных намеков и не занимается консервативными инвективами. А публично сосредоточился на сугубо церковной повестке – сейчас это могло стать преимуществом.

Алексей Макаркин

Рождество в США обычно характеризуется снижением общественно-политической активности. Но не в этом раз, когда Америка готовится к инаугурации Дональда Трампа.

Трампизм фактически вытеснил на периферию умеренных республиканцев, чей кандидат на праймериз Никки Хейли была публично и демонстративно отвергнута Трампом при формировании его администрации. Это не означает, что умеренные исчезли – их много и в Сенате, и в Палате представителей. И если трампистская волна будет слабеть, они могут получить новый шанс. Но не в ближайшее время.

Однако практика показывает, что сам трампизм не монолитен. И уже одна из первых проблем – что делать с высококвалифицированными мигрантами – демонстрирует существенные внутренние разногласия.

Один из главных лозунгов трампистов – закрыть страну от мигрантов. И пока речь идет о том, чтобы не допускать в нее латиномериканцев, преодолевающих границу с Мексикой, в их рядах существует консенсус, основанный на нескольких составляющих. Это и вопрос идентичности, опасение, что мигранты на каком-то этапе станут большинством – среди трампистов популярна теория «великого замещения» (Great Replacement), гласящая, что элиты устроили заговор для вытеснения белых «небелыми». И конкуренция за рабочие места и тема уровня зарплат. И вопрос безопасности на улицах американских городов.

Но консенсус стал рассыпаться, когда речь зашла о программе виз для высококвалифицированных мигрантов. Для многих трампистских активистов любой мигрант плох – будь то уборщик или инженер в области IT. И дело не только в принципе и закрытии «лазеек», но и в том, что индийский «айтишник» может отобрать доходную работу у американского. В то же время для американского бизнеса высококвалифицированные мигранты необходимы – это мощный ресурс, который десятилетиями подпитывает экономику США, двигает вперед инновации. Усиление конкуренции в борьбе за рабочие места для бизнеса является благом, так как позволяет ему выбирать лучших сотрудников.

Так что и Илон Маск, и Вивек Рамасвами (кстати, в ходе своей президентской кампании использовавший риторику «великого замещения») выступили против отмены визовой программы. Маск заявил, что «в Америке катастрофически не хватает чрезвычайно талантливых и мотивированных инженеров». А Рамасвами пошел еще дальше и заявил, что американская культура «слишком долго превозносила посредственность над совершенством» и не стимулировала молодежь к интеллектуальной деятельности.

Будущий советник Трампа по вопросам искусственного интеллекта Шрирам Кришнан, родившийся в Индии, там же закончивший университет и ставший венчурным предпринимателем в США, перед своим назначением ратовал за снятие любых ограничений для мигрантов, обладающих высокой квалификацией. И быстро стал объектом критики со стороны радикальных трампистов, которые стали припоминать ему индийское происхождение. И вспоминать, что родители Рамасвами – тоже иммигранты из Индии. А если учесть, что жена избранного вице-президента Джея Ди Вэнса также родилась в семье индийских мигрантов, то тут уже недалеко до нового варианта теории заговора.

Занятно, что к критикам позиции Маска-Рамасвами присоединилась и Хейли, которая еще на праймериз боролась с трампистами за голоса провинциальных консерваторов. Но главные критики – конечно же, самые правые трамписты. Несостоявшийся министр юстиции Мэтт Гетц написал: «Мы приветствовали технических специалистов, когда они прибежали к нам, чтобы избежать выбора учителем третьего класса пола их ребенка, а также очевидного экономического спада из-за политики Байдена/Харрис. Мы не просили их разрабатывать иммиграционную политику». Похоже, что расхождения между «идеологическими политиками» и «техническими специалистами» будут расти – а разруливать их придется Трампу.

Алексей Макаркин

Военные действия между Афганистаном и Пакистаном в районе «линии Дюранда» связаны с двумя факторами.

Во-первых, любое афганское правительство не может признать «линию Дюранда», которая была проведена по территории проживания пуштунских племен в качестве границы между Афганистаном и британской Индии (когда еще не было независимого Пакистана).

Занимался согласованием этой линии разграничения в 1893 году сэр Мортимер Дюранд, отвечавший за внешнюю политику в администрации британского вице-короля Индии. Его задачей был не учет национального фактора, а обеспечение условий для завершения противостояния в Центральной Азией между Великобританией и Россией (то есть определение стабильных правил и расстановки сил в ходе «Большой игры»). Афганистан, фактически бывший с 1881 года британским протекторатом, оказался в рамках достигнутого компромисса своего рода «буферной зоной» с политическим влиянием, но не прямым военным присутствием Великобритании. Так что была проведена черта, за которую ее войска не продвигались.

Тем более эту линию не признает нынешнее правительство в Кабуле, не просто опирающееся на пуштунов из зоны племен, но и в подавляющем большинстве состоящее из них. Никакого разделения на «афганских» и «пакистанских» пуштунов для него нет.

Во-вторых, талибы (признаны террористами и запрещены в РФ) остаются радикалами. Никакой эволюции в направлении большей умеренности не происходит – напротив, их внутренняя политика становится все более жесткой. Женщинам теперь запрещено получать любое высшее образование (раньше исключение делалось для врачей). А недавно издано распоряжение,
запрещающее устройство окон в жилых зданиях с видом на «территории, используемые афганскими женщинами», в том числе на кухню. Уже имеющиеся окна приказано «загородить» или построить перед ними стену.

Речь идет о создании реакционной утопии в городах, где процессы модернизации происходили еще со времен короля Амануллы, правившего сто лет назад. И происходили в разных формах и при короле Захир Шахе, и при президенте Мохаммаде Дауде, и при просоветском правительстве НДПА, и в период неформального «американского протектората» в 2002-2021 годах. Правда, эти процессы происходили в крупных городах, а провинциальный мир жил по своим правилам, которые сейчас жестко и последовательно внедряет в городскую среду, ломая уже ставшую привычной для горожан жизнь.

И нынешние афганские власти не предприняли ничего для создания инклюзивного правительства с участием представителей непуштунского населения страны. Нынешний кабинет представляет собой конгломерат радикальных пуштунских фракций, конкурирующих друг с другом. Зато этот конгломерат ощущает свою общность не просто с «пакистанскими» пуштунами, но и с тамошними радикалами, ведущими борьбу против светского правительства Пакистана, совершая теракты на пакистанской территории. Это, в свою очередь, сталкивает их с пакистанскими властями.

Есть устойчивая теория о том, что афганские радикалы являются чуть ли не агентурой пакистанской разведки. На самом деле, ситуация выглядит существенно более сложной. Пакистанские силовики могли неоднократно использовать афганских радикалов в своих интересах, но никогда их полностью не контролировали. Как тем более не контролируют их сейчас, когда те уже более трех лет находятся в Кабуле. Как и американцы никогда не контролировали моджахедов, которым помогали в конце холодной войны ослаблять СССР. Когда конгрессмен Чарльз Уилсон успешно лоббировал поставки оружия для Джелалуддина Хаккани.

Алексей Макаркин

Президент Австрии Александр Ван дер Беллен поручил лидеру крайне правой Австрийской партии свободы (АПС) Герберту Киклю сформировать новое правительство страны. Кикль согласился на проведение коалиционных переговоров с консервативной Австрийской народной партией (АНП), теперь уже бывший лидер которой, Карл Нехаммер, подал в отставку с поста канцлера.

Возможный приход Кикля на должность главы австрийского правительства вписывается в правый политический тренд (победы Дональда Трампа, Джорджи Мелани, рост поддержки Марин Ле Пен, вхождение партии Герта Вилдерса в правительство Нидерландов и др.). Но австрийский случай имеет свои особенности.

Кикль может вести коалиционные переговоры с позиции силы. В прошлом году Нехаммер не исключал коалицию с АПС, но без Кикля с его авторитарной репутацией. Ван дер Беллен был сторонником создания «большой коалиции», которая должна была остановить прорыв к власти АПС. В результате начались переговоры между народниками, социал-демократами и либералами, но партии не смогли договориться. Никто не хотел уступать, жертвуя значимыми для своих избирателей программными положениями и, следовательно, идентичностью.

Тем временем Кикль успешно позиционировал себя как жертва элитного сговора и единственного защитника народных интересов в австрийской политике. Делал он это в условиях «поправения» электората АНП. Еще до парламентских выборов 48% избирателей «народников» хотели коалиции с АПС и лишь 34% - с социал-демократами. Непопулярные среди электората АНП переговоры с социал-демократами сопровождались обвалом рейтинга консерваторов, правая часть электората которых начала стремительно переходить к «обиженной» АПС.

Если на сентябрьских выборах разрыв между АПС и АНП составлял три пункта (29,2% и 26,3%), то уже декабрьские опросы стали давать партии Кикля 35-37%, а рейтинг АНП упал до 20%. В этих условиях отставка Нехаммера выглядела естественной. Теперь же Кикль может вести переговоры с АНП с позиции силы – если они сорвутся, и в стране пройдут внеочередные выборы, у него хорошие шансы не только на победу, но и на разгром своих конкурентов. АНП хочет обусловить свое участие в коалиции принятием Киклем «кондиций», гарантирующих демократию и европейский выбор, но что в этой крайне невыгодной для партии ситуации у нее получится, сказать сложно.

Еще один значимый аспект австрийской ситуации заключается в том, что АПС является партнером ФИДЕС Виктора Орбана во фракции «Патриоты за Европу» Европейского парламента. Еще один партнер – партия бывшего чешского премьера Андрея Бабиша ANO 2011, имеющая хорошие шансы на успех на выборах в своей стране, которые пройдут в наступившем году. Если добавить, что премьером Словакии является Роберт Фицо, политический партнер Орбана (его партия не входит во фракцию «Патриоты за Европу», так как официально позиционирует себя как левоцентристская, но в реальности своим популизмом близка к ней).

Таким образом в центре Европы складывается мощный популистский конгломерат, претендующий на усиление своей роли в Евросоюзе. Причем, как ни парадоксально, но в наиболее уязвимом положении в нем может оказаться Орбан – главный инициатор создания «Патриотов за Европу», подчеркивающий свои хорошие отношения с Трампом. Он находится у власти долго (непрерывно с 2010 года), ФИДЕС претерпевает моральный износ, появился сильный оппонент (Петер Мадьяр), а парламентские выборы состоятся уже скоро – в 2026 году.

И, наконец, хотя АПС и входит во фракцию Орбана, но при Кикле она существенно ближе к «Альтернативе для Германии» (АдГ), от которой стремились дистанцироваться многие участники орбановского блока в Европарламенте, в том числе Ле Пен. В результате АдГ пришлось формировать свою фракцию – «Европа суверенных наций» - с другими крайне правыми партиями, которых не взяли во фракцию Орбана, стремящуюся подчеркнуть свою респектабельность. Поэтому возможный приход Кикля на пост является серьезнейшим вызовом для австрийской демократии.

Алексей Макаркин

Президентом Ливана избран генерал Жозеф Аун, ранее бывший командующим армией. Его поддерживали США, Франция, Саудовская Аравия и Катар.

В Ливане с 1998 года все четыре президента ранее командовали армией страны. Президент в Ливане избирается в парламенте. В силу установленных квот для религиозных общин, им может быть только христианин-маронит. Представителям маронитских кланов трудно договориться о кандидатуре президента, тем более что в торге участвуют и представители других общин. И есть воспоминания о генерале Фуаде Шехабе, занимавшим президентский пост в 1958-1964 году и стабилизировавшем политическую ситуацию в стране.

Но причины избрания всех современных президентов-генералов были различны. Эмиль Лахуд (1998-2007) был креатурой Хафеза Асада – Сирия тогда фактически осуществляла протекторат над Ливаном. Мишель Сулейман (2008-2014) стал компромиссной фигурой в условиях прекращения сирийского протектората после «кедровой революции» 2005 года и противостояния между просирийскими и антисирийскими политическими силами.

Мишель Аун (2016-2022) был единственным генералом, который стал президентом уже будучи политиком. Армией он командовал в 1980-е годы, был противником Хафеза Асада, проиграв в вооруженной борьбе, оказался в многолетней эмиграции во Франции. Вернулся в страну после «кедровой революции», неожиданно стал одним из главных союзников Башара Асада и нарастившей свое влияние «Хезболлы», рассматривая асадовский режим как защитника христианской общины в Ливане. В 2016 году он стал президентом после торга, длившегося 2,5 года между союзниками и противниками «Хезболлы».

Сейчас пост президента был вакантен с октября 2022 года – торг снова носил длительный характер. «Хезболла» настаивала на кандидатуре Сулеймана Франжье, внука экс-президента (1970-1976) и лидера одного из влиятельных маронитских кланов. Франжье доверяли в Сирии – его дед-президент был другом Хафеза Асада. Но для противников «Хезболлы» Франжье неприемлем. Попытки Франции выступить в качестве посредника завершились неудачей.

Характер торга принципиально изменился после свержения режима Башара Асада – Сирия перестала влиять на ливанскую политику. Его падение привело к распаду иранской «оси сопротивления», так как Сирия осуществляла в ней логистические функции. К тому же «Хезболла» ослаблена после мощных ударов израильской армии, ее ведущие лидеры погибли. Ливанская элита заинтересована в выводе ЦАХАЛ с юга Ливана – но Израилю нужны гарантии, что пограничную зону займут армейские части и в нее не вернутся формирования «Хезболлы». Таким гарантом может быть президент, обладающий влиянием на армию и не связанный с «Хезболлой». Идеальный вариант – генерал Жозеф Аун (однофамилец Мишеля Ауна, в отличие от него никогда не бывший союзником «Хезболлы»).

Вопрос о будущем президенте Ливана обсуждался во время миссии представителя Джо Байдена на Ближнем Востоке Амоса Хохштейна, согласовывавшим действия с Саудовской Аравией. Только что США решили выдать $95 млн Ливану вместо Египта - на повышение квалификации военных, укрепление границ, борьбу с терроризмом, а также на «удовлетворение потребностей безопасности, затронутых сменой власти в Сирии». Катар организовывал финансирование ливанской армии – и в этом качестве много контактировал с ее командующим. Францию кандидатура Ауна также устраивала.

Франжье снял свою кандидатуру. Ослабленная «Хезболла» была вынуждена уступить, хотя проголосовала за Жозефа Ауна лишь со второго раза. Давние противники Асада - маронитский лидер Самир Джаджа и бывший премьер, суннит Саад Харири – также поддержали Ауна. К консенсусу не захотела присоединяться лишь партия Мишеля Ауна – у генералов-однофамильцев непростые отношения.

Жозеф Аун обещал прекратить «вмешательство в правосудие для защиты преступников» и обеспечить власти «монополию на оружие». Это явные намеки на желание контролировать «Хезболлу», хотя новый президент вряд ли будет вступать с ней в жесткий конфликт, чреватый новой гражданской войной. В любом случае, ослабление позиций Ирана затронуло не только Сирию, но и Ливан.

Алексей Макаркин

Сервис по поиску высокооплачиваемой работы SuperJob провел опрос представителей экономически активного населения России (то есть без неработающих пенсионеров) о том, кого из героев кино и сериалов хотели бы видеть в качестве своего руководителя.

Вопрос задавался открытый, так что респонденты могли сами называть персонажей. С этим во многом связан широкий разброс ответов. Чаще всего называли Тони Старка из «Железного человека» (6% голосов). На втором месте — Шерлок Холмс, Глеб Жеглов и Бэтмен (по 5%). На третьем месте Катерина Тихомирова («Москва слезам не верит») и Людмила Калугина («Служебный роман»), Макс Отто фон Штирлиц, Грегори Хаус («Доктор Хаус») и Терминатор (по 4%). По 3% голосов опрошенных набрали Роман Шилов («Ментовские войны»), Миранда Пристли («Дьявол носит "Прада"»), Андрей Быков («Интерны») и Филипп Преображенский («Собачье сердце»). Остальные варианты получили менее 3%.

Такие опросы SuperJob проводит регулярно. В 2021 году первые три места заняли герои западного кинематографа: Тони Старк с 7% голосов, доктор Хаус (6%), капитан Джек Воробей (4%). Самый популярный отечественный персонаж, Людмила Калугина, набрала 3%.

В 2023 году – то есть уже после начала СВО – ситуация изменилась. Респонденты существенно реже стали называть «идеальных руководителей» - никто из них не получил более 4%. Западные герои стали «отступать» в рейтинге, но среди российских не было очевидного лидера - первое место делили Жеглов и Штирлиц – по 4%. Тони Старк и доктор Хаус получили по 3%, Людмила Калугина, Шерлок Холмс, Бэтмен и Роман Шилов – по 2%. Остальные – еще меньше.

Так что сейчас «иностранцы» стали возвращать свои позиции – Тони Старк снова в лидерах – хотя их лидерство пока не столь убедительное, как в период до начала СВО. И с первых позиций (что в 2023-м, что в 2025-м) исчез Джек Воробей – эпатажным фигурам в нынешней очень серьезной ситуации в лидерах не место, «прикалываться» как-то не хочется. Зато усиливается запрос на женщин, обладающих сильными волевыми качествами. И в то же время в таком руководителе видят более гуманную фигуру, хотя такой гуманизм может тщательно скрываться – как в первой половине «Служебного романа».

И опросы показывают как отсутствие сильных архетипичных фигур (Жеглов и Штирлиц, бывшие такими символами в советское время, уходят в историю), так и достаточно высокую степень вестернизации современного урбанизированного общества. И еще интересный момент – Штирлиц, как известно, это действующий под маской штандартенфюрера полковник советской разведки Исаев. Молодые поколения узнают его все хуже, но Тони Старк и Брюс Уэйн (Бэтмен) при всех различиях, тоже носят маски, причем, в отличие от Исаева-Штирлица, в прямом смысле. Успешные бизнесмены, они тем самым превращаются в «спасителей», противостоящих злу.

И здесь можно вспомнить знаменитый опрос ВЦИОМа 1999 года о том, кого из героев россияне хотели бы видеть президентом. Правда, опросы надо сравнивать осторожно. Во-первых, президент – это все же не просто руководитель (под которым может пониматься и глава государства, и начальник по работе); масштаб другой, ответственность выше. Во-вторых, опрос ВЦИОМа носил закрытый характер - то есть респондентам предложили список из 14 киногероев, из них только двое («Крепкий орешек» и «Рэмбо») были из зарубежных фильмов – видимо, других столь же узнаваемых персонажей, подходящих на роль лидера, социологи в то время не нашли.

И тогда на первом месте оказался Петр I (19%), затем маршал Жуков и Жеглов (по 13%), Штирлиц (10%). «Крепкий орешек» и Рэмбо оказались аутсайдерами – 2 и 1%. Теперь Петра I и Жукова в рейтинге нет, так как люди в открытом опросе их не называют – они герои реальной истории, а респонденты имеют в виду вымышленных киногероев. Но вряд ли в 1999 года даже в ответах на открытый вопрос многие назвали бы других иностранных персонажей – общество по своим культурным ориентирам оставалось еще советским, несмотря на процесс встраивания в глобальный мир. Но сейчас прошло уже четверть века – и общество уже другое.

Алексей Макаркин

С началом нового 2025 года появились дополнительные серьезные разночтения между Ереваном и Москвой. Правительство Армении одобрило законопроект, позволяющий начать процесс вступления страны в Европейский союз. 9 января армянский кабмин официально заявил об этом. Многие комментаторы из стран ЕС уже поспешили идентифицировать действия властей Армении как первый шаг на пути к евроинтеграции и выходу из-под российского влияния. В медиа-и-сетевом пространстве России, напротив прозвучали слова об инициативе Еревана, как о новой «красной линии» в отношениях с Москвой.

Что же дальше? Можно ли говорить о некоем финальном выборы Армении в пользу Запада? Евросоюз, конечно же, не весь Запад. Но в прессе и в социальных сетях активно обсуждается перспектива подписания Соглашения о стратегическом партнерстве между Ереваном и Вашингтоном. Власти Армении не опровергают этой информации, хотя и не спешат подтвердить. Тем не менее, глава МИД республики прозрачно намекнул на возможность такого поворота. Более того, в российском политико-экспертном сообществе евроинтеграция давно уже воспринимается, как некое вспомогательное средство на пути в «евро-атлантическую семью».

Напомним, что с 2017 года между Ереваном и Брюсселем действует Соглашение о всеобъемлющем и расширенном партнерстве. Эту модель воспринимают, как некую «третью линию», возможность сосуществования в пространстве евразийской и европейской интеграции, но с упором на первую из этих двух. Но сейчас речь идет об одобрении законопроекта об инициировании вступления страны в ЕС. При этом Никол Пашинян констатирует, будто бы предостерегая от завышенных ожиданий (хотя куда уж выше!), что данный процесс еще «не означает членства Армении в Евросоюзе в прямом смысле этого слова». Конечно, не означает, ведь помимо рвения официального Еревана необходимо еще и согласие Брюсселя, и государств- участников европейского интеграционного объединения.

Пашинян говорит о том, что «решение по этому вопросу может быть принято только путем референдума». Скорее всего, тем самым армянский премьер пытается купировать недовольство Москвы. Но получается это у него не слишком убедительно. Тем паче, по многим вопросам в спектре от реформы судебной системы до Карабаха Пашинян и ранее апеллировал к народному волеизъявлению, но затем отказывался от такого формата утверждения того иного государственного решения.

И тем не менее, российские представители пока что реагируют осторожно. Такие спикеры, как президентский пресс-секретарь Дмитрий Песков или вице-премьер правительства РФ Алексей Оверчук говорят о несовместимости одновременного участия в ЕС и ЕАЭС. Не забывая упомянуть о том, что Ереван имеет право на любой «суверенный выбор». И здесь имеется важный момент. Армянское руководство уже не первый год жестко критикует ОДКБ (хотя и не ставит последнюю точку в виде выхода из этой организации). Но по части ЕАЭС критики намного меньше, если она вообще есть. Ереван с началом нового 2025 года сдает председательский пост в этом объединении Минску. Но за год своего председательства армянская сторона не пыталась играть роль «троянского коня» Евросоюза внутри евразийской интеграционной структуры.

И думается, наличие реальных выгод от членства Армении в ЕАЭС- ключевая проблема на европейском пути Еревана.

Сергей Маркедонов

«Мы создаем Комиссию по стратегическому партнерству США-Армения. Она дает нам возможность расширить сотрудничество в различных областях: экономические вопросы, безопасность и оборона, демократия, правосудие. Мы становимся еще более сильными партнерами». Этими словами американский госсекретарь Энтони Блинкен прокомментировал событие, которое в последние несколько месяцев активно обсуждалось в прессе и в социальных сетях. Вашингтон и Ереван подписали Хартию о стратегическом партнерстве.

Шестнадцать лет назад Штаты подписали аналогичный документ с Грузией. Но в ноябре прошлого года Госдеп устами своего споуксмена Мэттью Миллера заявил о приостановке этого соглашения. Выходит, Вашингтон решил компенсировать «выпадающие геополитические доходы» в Закавказье за счет соседней Армении? Насколько новые договоренности меняют региональный дизайн безопасности?

По словам Арарата Мирзояна, подписание Хартии делает двустороннюю кооперацию «более амбициозной». Но если внимательно изучить текст документа, то в нем нет ничего такого, что действительно можно было бы оценить, как революционный прорыв в американо-армянских отношениях. Про укрепление демократии в Армении Вашингтон постоянно говорит, начиная с 1991 года. Что же касается углубления оборонного взаимодействия, то данная формула не предполагает (по крайней мере сейчас) каких-то развернутых и четко прописанных гарантий в сфере безопасности.

Ряд комментаторов указали на то, что документ со стороны США подписан уходящей администрацией. Мол де, имплементировать ее будет уже команда Дональда Трампа. И не факт, что все пойдет, как изначально задумывалось. Впрочем, американские администрации при всей их риторической резкости, как правило стремятся сохранять преемственность по ключевым направлениям внешней политики. Тем паче, что Армения не приоритет номер 1 для Вашингтона, она- часть широкой евразийской палитры.

После того, как Ереван утратил контроль над Карабахом, а команда Никола Пашиняна сделала вывод о необходимости диверсификации внешней и оборонной политики, армянские власти стремятся искать источники безопасности везде, где только можно. В Индии, в Иране, во Франции, в ЕС в целом, в Штатах и, несмотря на все негативные тренды, в России. Обратим внимание на недавний визит в Ереван секретаря Высшего совета национальной безопасности Ирана Али Акбар Ахмадиана. Практически синхронно с новостями из Вашингтона прозвучало приглашение для Арарата Мирзояна посетить Москву, сделал его глава МИД РФ Сергей Лавров. «Надеюсь, в скором времени визит состоится» - резюмировал российский министр.

Подобного рода поиски, конечно, ведутся не от хорошей жизни. Ереван беспокоит и риторика Ильхама Алиева, и его поддержка со стороны Анкары, и фокусировка Москвы на Украине. Но движение Армении на Запад ожидаемо не приветствуется Россией и Ираном, а сам Запад, и прежде всего, США, рассматривают армянскую «вестернизацию», скорее инструментально. Ослабим влияние Москвы и Тегерана, а там видно будет!

Сергей Маркедонов

В Ливане вторая серия политической драмы «Хезболлы».

На прошлой неделе президентом Ливана стал генерал Жозеф Аун, поддержанный США, Францией, Саудовской Аравией. Две шиитские партии – «Хезболла» и «Амаль» - проголосовали за его кандидатуру, но крайне неохотно, со второго раза. И явно рассчитывая на то, что кандидатура премьера (а он по квоте должен быть мусульманином-суннитом) будет с ними согласована. По принципу cohabitation («сосуществования»), известного из истории французской политики, когда президент и премьер принадлежат к разным политическим силам.

«Хезболлу» устраивал премьер Наджиб Микати, в правительстве которого она была формально представлена довольно скромно (двумя второстепенными министрами – труда и общественных работ, но ее реальное влияние было существенно больше. Сразу после избрания президентом Жозефа Ауна была распространена информация, что у Микати хорошие шансы сохранить свой пост – коалиция поддерживавших его депутатов с участием «Хезболлы», «Амаль» и христианского Свободного патриотического движения (СПД), основанного предыдущим президентом Мишелем Ауном, выглядела внушительной основой, к которой присоединялись и другие партии.

И вдруг СПД, которая не голосовала за Жозефа Ауна, неожиданно поддержала другого кандидата - Навафа Салама. Он выходец из известной ливанской суннитской семьи, его отец и брат были премьер-министрами. В то же время сам Наваф Салам никогда не был министром или депутатом – профессор права, дипломат (многолетний постоянный представитель Ливана в ООН), он с 2018 года является судьей Международного суда ООН, а в феврале прошлого года стал его председателем. Салам был дистанцирован и от сирийского режима Башара Асада, и от «Хезболлы» - и его кандидатура шиитов явно не устраивает.

Ливанские СМИ утверждают, что лидер СПД Джебран Басиль (зять Мишеля Ауна) отказался от союза с «Хезболлой» под влиянием Франции. Отметим, что Басиль еще со времен первого президентства Дональда Трампа находится под американскими санкциями – и он может быть заинтересован в их снятии.

«Хезболла» заявляет о перевороте. На первый взгляд, это выглядит странным, так как речь идет о парламентской комбинации. И «сосуществование» в ливанской политике в последние годы имело место в 2016-2019 годах (президент Мишель Аун и премьер Саад Харири), а затем его не было – так что оно совсем не обязательно.

Но есть важный момент – квоты в ливанской политике (в том числе в парламенте) существуют на основе последней по времени переписи населения, которая прошла в 1932 году – еще во время французского мандата. Тогда более половины (53,7%) населения были христианами и 45,3% - мусульманами (еще один процент составляли адепты других религий). С тех пор многое изменилось, немалая часть христиан эмигрировала от гражданской войны, национальный баланс стал иным. По оценкам, около 60% населения составляют мусульмане и около 40% - христиане.

Шиитов в стране более четверти, и их число увеличивается. Но ни один ливанский президент (по квоте христианин-маронит) не соглашался на проведение новой переписи, результаты которой заведомо ущемят интересы его общины, так как приведут к перераспределению квот. Поэтому расстановка сил в сирийской политике отражает реалии столетней давности. И сейчас возникает вопрос – будут ли представлены в новом правительстве интересы четверти (минимум) населения страны, причем вооруженной (христианские милиции, сыгравшие ключевую роль в гражданской войне, разоружил еще Хафез Асад, выполняя неформальную роль протектора Ливана).

Ну и, конечно, связка Жозеф Аун – Наваф Салам – это очередной признак ослабления позиций Ирана на Ближнем Востоке. Впрочем, его масштаб будет ясен после формирования правительства. И, главное, удастся ли новым властям разоружить «Хезболлу» - механизмов этого пока не видно. Ливанская армия слишком слаба, хотя ее сейчас накачивают ресурсами. Не приглашать же для выполнения данной миссии нового сирийского вождя Ахмеда аш-Шараа.

Алексей Макаркин