Поменяла название блога, предыдущее стало выглядеть слишком модернистским и не позволяло делиться своим творчеством и более личными мыслями.
Например, делаю ресерч к будущей статье про анархизм в кино. Надо было вспомнить, что изображено на футболке Алеши в фильме «Пыль». Оказалось, что котик. Осталось понять, что это может означать.
Например, делаю ресерч к будущей статье про анархизм в кино. Надо было вспомнить, что изображено на футболке Алеши в фильме «Пыль». Оказалось, что котик. Осталось понять, что это может означать.
Смотрите, какие хорошие новости, в эти выходные в Москве будет эхо кинофестиваля «Послание к человеку»!! Дают экспериментальное кино и не только! 😍
Forwarded from сардинка на проводе (Alisa Nasrtdinova)
Короче, мы покажем на выходных много классного кино — в Гараже будет эхо «Послания к человеку»!
Жемчужина эха — подборка экспериментальных работ «Прерванные сны». Куратор Миша Железников собрал этот показ из трех экспериментальных конкурсов и получилось супер круто. В программе работа Жени Казанкиной «Три тайных ключа от любовной тоски» смонтированная из хроник швейцарского телевидения (нежная! звонкая! игривая!); комментарий к истории колониализма через изображения на спичечных коробках в «Прерванных снах господина Хеммади» Амиты Дутты; сновидение из глубин искусственного интеллекта в «Песне о Боспоре» Миши Максимишина; магический ритуал Майи Зак в «Дешифровке»; монтаж роликов о безопасности в апокалиптичном «Береги свой дом» Фрэнка Хита. Короче, это мощнецкий сеанс, горячо рекомендую.
https://garagemca.org/event/film-screening-interrupted-dreams
Будет сеанс с фильмами Маши Годованной, Даши Лихой и Инны Омельченко из Национального конкурса фестиваля. Смелое, любопытное, захватывающее, пронзительное кино снятое женщинами и рефлексирующее их опыт в разных формах и жанрах!
https://garagemca.org/event/echo-of-the-34th-message-to-man-iff-films-from-the-national-competition
Покажем еще поэтичную политическую документалистику «Ночь темна. Прощай здесь и везде» Сильвана Жоржа про марроканских подростков в Мелилье. Монохромный и монотонный мусорный мир «Мусорщика» Ахмада Бахрами и кинопортрет отшельника на руинах цивилизации где-то на севере Шотландии в «Боганклохе» Бена Риверса.
Обожаю кино за возможность оказаться в совершенно другой реальности, словно в чужом сне, который всё таки не сон. Вот, на эхе «Послания» все ровно так и будет.
Приходите!
Жемчужина эха — подборка экспериментальных работ «Прерванные сны». Куратор Миша Железников собрал этот показ из трех экспериментальных конкурсов и получилось супер круто. В программе работа Жени Казанкиной «Три тайных ключа от любовной тоски» смонтированная из хроник швейцарского телевидения (нежная! звонкая! игривая!); комментарий к истории колониализма через изображения на спичечных коробках в «Прерванных снах господина Хеммади» Амиты Дутты; сновидение из глубин искусственного интеллекта в «Песне о Боспоре» Миши Максимишина; магический ритуал Майи Зак в «Дешифровке»; монтаж роликов о безопасности в апокалиптичном «Береги свой дом» Фрэнка Хита. Короче, это мощнецкий сеанс, горячо рекомендую.
https://garagemca.org/event/film-screening-interrupted-dreams
Будет сеанс с фильмами Маши Годованной, Даши Лихой и Инны Омельченко из Национального конкурса фестиваля. Смелое, любопытное, захватывающее, пронзительное кино снятое женщинами и рефлексирующее их опыт в разных формах и жанрах!
https://garagemca.org/event/echo-of-the-34th-message-to-man-iff-films-from-the-national-competition
Покажем еще поэтичную политическую документалистику «Ночь темна. Прощай здесь и везде» Сильвана Жоржа про марроканских подростков в Мелилье. Монохромный и монотонный мусорный мир «Мусорщика» Ахмада Бахрами и кинопортрет отшельника на руинах цивилизации где-то на севере Шотландии в «Боганклохе» Бена Риверса.
Обожаю кино за возможность оказаться в совершенно другой реальности, словно в чужом сне, который всё таки не сон. Вот, на эхе «Послания» все ровно так и будет.
Приходите!
До нас, простых смертных, дошел постгуманизм по-собачьи от Бертрана Мандико, которому предлагаю дать уже прозвище Неококто.
Мандико часто в своих фильмах создает альтернативную версию ада с блестками, где бинарные оппозиции кружатся в неистовой агонии аффектов. В своей последней картине She is Cohnann он рассказывает историю о непобедимой в своей жестокости женщине. Как нас учила Лора Малви, женщина-воительница - это очень старая мужская фантазия. В этом смысле флирт с феминизмом в фильме получается очень жесткий, отпечаток на него накладывает и то, что режиссер уже много лет почти в каждом фильме признается в любви такому нон грата жанру как порнография.
Помимо истории взросления, обрамленной тяжелыми ницшеанскими декорациями — зрителя развлекают не только уже набившим оскомину развенчанием политиков и диктаторов, Мандико кормит мертвечиной даже активистов, художников и вегетарианцев. Конечно же, по французской кинотрадиции не абы как, а на классическом буржуазном обеде.
Рокайльный эпичный стиль режиссера совершенно не мешает ему показывать, что со времен древней истории ничего не изменилось: мораль и убеждения по прежнему остаются конструкциями весьма шаткими и дурно пахнущими. Даже больше: фильм подыгрывает Фуко и предлагает задуматься о том, что казнь как зрелище в наши дни в ходу как никогда раньше.
Зелье из цитат тоже получилось ядреное. От уже упомянутого Кокто до переклички с фильмами «Титан, «Субстанция», «Ночной портье» и прочих изысков а-ля Питер Гринуэй и пр-пр-пр, эту режиссерскую машинку не остановить, потому что она состоит из желаний, ну вы поняли.
Пожалуй, это самый зрительский его фильм. Может быть поэтому демоническая собака-фотограф с романтичным сердцем (кстати, ее зовут Райнер…) шепчет, как будто обращаясь за пределы экрана к нам: дайте мне почувствовать переполняющее вас варварство.
Мандико часто в своих фильмах создает альтернативную версию ада с блестками, где бинарные оппозиции кружатся в неистовой агонии аффектов. В своей последней картине She is Cohnann он рассказывает историю о непобедимой в своей жестокости женщине. Как нас учила Лора Малви, женщина-воительница - это очень старая мужская фантазия. В этом смысле флирт с феминизмом в фильме получается очень жесткий, отпечаток на него накладывает и то, что режиссер уже много лет почти в каждом фильме признается в любви такому нон грата жанру как порнография.
Помимо истории взросления, обрамленной тяжелыми ницшеанскими декорациями — зрителя развлекают не только уже набившим оскомину развенчанием политиков и диктаторов, Мандико кормит мертвечиной даже активистов, художников и вегетарианцев. Конечно же, по французской кинотрадиции не абы как, а на классическом буржуазном обеде.
Рокайльный эпичный стиль режиссера совершенно не мешает ему показывать, что со времен древней истории ничего не изменилось: мораль и убеждения по прежнему остаются конструкциями весьма шаткими и дурно пахнущими. Даже больше: фильм подыгрывает Фуко и предлагает задуматься о том, что казнь как зрелище в наши дни в ходу как никогда раньше.
Зелье из цитат тоже получилось ядреное. От уже упомянутого Кокто до переклички с фильмами «Титан, «Субстанция», «Ночной портье» и прочих изысков а-ля Питер Гринуэй и пр-пр-пр, эту режиссерскую машинку не остановить, потому что она состоит из желаний, ну вы поняли.
Пожалуй, это самый зрительский его фильм. Может быть поэтому демоническая собака-фотограф с романтичным сердцем (кстати, ее зовут Райнер…) шепчет, как будто обращаясь за пределы экрана к нам: дайте мне почувствовать переполняющее вас варварство.
Сегодня принимала участие в записи подкаста «Вкось», мы обсуждали кино, феминизм и постгуманизм, отчасти вспоминали мое исследование «Капризное отражение». Мне кажется, получилось интересно и содержательно, надеюсь, скоро, смогу поделиться записью.
В разговоре я вспомнила про Саарти Бартман, ее история имеет отношение и к феминизму, и к постгуманизму. Захотелось рассказать здесь о ней подробнее.
В разговоре я вспомнила про Саарти Бартман, ее история имеет отношение и к феминизму, и к постгуманизму. Захотелось рассказать здесь о ней подробнее.
YouTube
вкось
Share your videos with friends, family, and the world
Готтентотская Венера
Поучительный урок истории - судьба Саарти Бартман, африканской женщины из народа готтентотов. Ставшая европейской рабыней, она демонстрировалась обнаженной для развлечения публики: людей удивляли ее большие ягодицы, генетическая особенность, характерная для ее народности.
Саарти пытались освободить британские аболиционисты, но так как у нее был формальный контракт с владельцем - она не получила свободы. В последствии она была продана дрессировщику во Францию, где ее ждала более печальная судьба. Она стала не только экспонатом для простолюдинов, но и для французских ученых, изучавших ее как редкое животное. Больше всего последних волновали ее увеличенные половые губы, ведь это очень важно для науки и самоопределения человечества определить размер вульвы африканской женщины.
Как вы догадываетесь, все закончилось плохо, пытаясь пережить все происходящее, Саарти постепенно спилась. После смерти, ее тело вскрыли, а некоторые части, в том числе половые органы, выставлялись в Париже вплоть до середины 1970-х годов. Позднее, в 2000-е Нельсон Мандела с трудом договорился с французскими властями о том, чтобы ее останки вернули на родину для захоронения.
В 2010 году Абделатиф Кешиш снял фильм о Саарти «Черная Венера». Фильм смотреть очень неприятно, он злит, потому что в нем раскрывается то отвратительное, что является частью самой сути евро- и андроцентризма. Там много режиссерских ходов, например внешнее сходство лиц дрессировщика и ученого. Сцены, в которых героиня на потеху публике сначала изображает дикарку, а потом на слух повторяет сложнейшие скрипичные мелодии на этническом инструменте. Сцена, где ученый заглядывает ей между ног и пытается там «что-то рассмотреть» сделана с максимальным презрением к ученым мужам. Сама европейская культура сравнивается с венерическим заболеванием.
Характерно, что на Венецианском кинофестивале эта картина, кроме прочего, обличающая визуальное эстетическое удовольствие, проиграла в борьбе за главный приз комедийной драме Софии Копполы об актере, который страдает от депрессии. Председатель жюри того года Квентин Тарантино уточнил, что решение о выборе победителя было принято единогласно.
«Готтентотская Венера», идеал антипод Венеры Милосской, возвращает к вопросу о том, насколько дегуманизация является естественной и незаметной частью культуры. Очень больно, что история Саарти - не вымысел, а факт.
Поучительный урок истории - судьба Саарти Бартман, африканской женщины из народа готтентотов. Ставшая европейской рабыней, она демонстрировалась обнаженной для развлечения публики: людей удивляли ее большие ягодицы, генетическая особенность, характерная для ее народности.
Саарти пытались освободить британские аболиционисты, но так как у нее был формальный контракт с владельцем - она не получила свободы. В последствии она была продана дрессировщику во Францию, где ее ждала более печальная судьба. Она стала не только экспонатом для простолюдинов, но и для французских ученых, изучавших ее как редкое животное. Больше всего последних волновали ее увеличенные половые губы, ведь это очень важно для науки и самоопределения человечества определить размер вульвы африканской женщины.
Как вы догадываетесь, все закончилось плохо, пытаясь пережить все происходящее, Саарти постепенно спилась. После смерти, ее тело вскрыли, а некоторые части, в том числе половые органы, выставлялись в Париже вплоть до середины 1970-х годов. Позднее, в 2000-е Нельсон Мандела с трудом договорился с французскими властями о том, чтобы ее останки вернули на родину для захоронения.
В 2010 году Абделатиф Кешиш снял фильм о Саарти «Черная Венера». Фильм смотреть очень неприятно, он злит, потому что в нем раскрывается то отвратительное, что является частью самой сути евро- и андроцентризма. Там много режиссерских ходов, например внешнее сходство лиц дрессировщика и ученого. Сцены, в которых героиня на потеху публике сначала изображает дикарку, а потом на слух повторяет сложнейшие скрипичные мелодии на этническом инструменте. Сцена, где ученый заглядывает ей между ног и пытается там «что-то рассмотреть» сделана с максимальным презрением к ученым мужам. Сама европейская культура сравнивается с венерическим заболеванием.
Характерно, что на Венецианском кинофестивале эта картина, кроме прочего, обличающая визуальное эстетическое удовольствие, проиграла в борьбе за главный приз комедийной драме Софии Копполы об актере, который страдает от депрессии. Председатель жюри того года Квентин Тарантино уточнил, что решение о выборе победителя было принято единогласно.
«Готтентотская Венера», идеал антипод Венеры Милосской, возвращает к вопросу о том, насколько дегуманизация является естественной и незаметной частью культуры. Очень больно, что история Саарти - не вымысел, а факт.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Как вести себя, если исследование зашло в тупик.
В кадре пионерка феминистского танца Джеки Лансли в фильме Салли Поттер «Золотоискатели», 1983.
В кадре пионерка феминистского танца Джеки Лансли в фильме Салли Поттер «Золотоискатели», 1983.
Обсидиановое зеркало
Есть мнение, что художественные свойства фотографии случайны. За последний год я снимала автопортрет лишь несколько раз и всегда на снимках получался очень уставший человек, смотреть на которого мне было тоскливо. Снимки же, где получалась милая девушка, которая понравится и себе, и чьей-нибудь маме, иначе как селфи назвать не могу.
Вспомнилось, что бум селфи начался в 2010-е, за прошедшие пятнадцать лет эта привычка уже должна была стать частью нас. Да, кто-то «такое» не практикует, а то и аккаунтов в соцсетях и мессенджерах не держит, но этих людей скоро будут изучать как редких птиц.
Известно, что у жанра селфи есть канон: лицо должно быть плоским или снято слегка сверху, помещено на большей части кадра в пропорции, близкой к фото на документы. Пластически такой канон напоминает маску. Любой смысл в селфи постмодернистки должен быть облегчен мимолетностью, улыбкой, иронией или дополнительными объектами. Также известно, что лучшие селфи получаются в зеркале в общественном туалете. Все выходящее за пределы канона - заигрывание с ним. В конце концов это оружие по добыче лайков забрало у автопортрета последний вздох больших культурных нарративов.
У Белы Балаша в «Видимом человеке» было про то, что маска как образ плоскости лица обладает значением выражения смысловой глубины, которая выходит на поверхность и концентрируется на ней, как амальгама у зеркала, отражающая наоборот: то, что изнутри — наружу. Селфи как трикстер вывернуло это правило наизнанку и создало мимолетные лица-зеркала, обращенные вовне. И всегда это очень красивые лица, даже если эта красота пугает и потому завораживает своей искусственностью или мутациями под фильтрами. Фотографы жалуются, что люди уже не узнают и не любят больше свои лица на фото в объеме, с бороздами теней, заломами или текстурой кожи, указывающей на время, которому принадлежит тело. Что же мы получаем взамен за отказ от этой глубины? Романтик сейчас вспомнил, что даже плоский блин луны прячет свой объем в тени холодного космоса. Может быть мы, как прекрасные и ужасные, ненасытные и бесконечно сомневающиеся в своем присутствии нарциссические монстры, бесконечно фиксируя себя, обретаем какую-то иную темпоральность? Может, сотни цифровых копий лица, записанных в вечности, гарантируют нам упорядочивающий покой, сформулированное для себя нарративное «я», которое нам без отражения уже недоступно?
Еще не отсортированные, длинные визуальные страницы с множеством почти одинаковых снимков в памяти устройств напоминают мне письмо. Такое последовательное визуальное проговаривание себе себя сродни процедуре проговаривания на кушетке, которой Фрейд сто лет назад приучил хомо сапиенса. Каждый кадр будет затем рассмотрен на соответствие некой норме, иной будет выглядеть как симптом. После всех процедур отбора останется ключевой отпечаток, создающий временную точку отсчета. Время, присвоенное и обозначенное цифровой копией, навсегда остается с ней. Об этом было в «Падении дома Ашеров» у Эдагара По и красиво снято у Жана Эпштейна в одноименном фильме. В этом смысле селфи предстает уже эзотерической игрушкой, подобной магическим обсидиановым ацтекским зеркалам, служившим в ритуалах проводником скрытой правды, но забирающим взамен на это частичку жизни.
Есть мнение, что художественные свойства фотографии случайны. За последний год я снимала автопортрет лишь несколько раз и всегда на снимках получался очень уставший человек, смотреть на которого мне было тоскливо. Снимки же, где получалась милая девушка, которая понравится и себе, и чьей-нибудь маме, иначе как селфи назвать не могу.
Вспомнилось, что бум селфи начался в 2010-е, за прошедшие пятнадцать лет эта привычка уже должна была стать частью нас. Да, кто-то «такое» не практикует, а то и аккаунтов в соцсетях и мессенджерах не держит, но этих людей скоро будут изучать как редких птиц.
Известно, что у жанра селфи есть канон: лицо должно быть плоским или снято слегка сверху, помещено на большей части кадра в пропорции, близкой к фото на документы. Пластически такой канон напоминает маску. Любой смысл в селфи постмодернистки должен быть облегчен мимолетностью, улыбкой, иронией или дополнительными объектами. Также известно, что лучшие селфи получаются в зеркале в общественном туалете. Все выходящее за пределы канона - заигрывание с ним. В конце концов это оружие по добыче лайков забрало у автопортрета последний вздох больших культурных нарративов.
У Белы Балаша в «Видимом человеке» было про то, что маска как образ плоскости лица обладает значением выражения смысловой глубины, которая выходит на поверхность и концентрируется на ней, как амальгама у зеркала, отражающая наоборот: то, что изнутри — наружу. Селфи как трикстер вывернуло это правило наизнанку и создало мимолетные лица-зеркала, обращенные вовне. И всегда это очень красивые лица, даже если эта красота пугает и потому завораживает своей искусственностью или мутациями под фильтрами. Фотографы жалуются, что люди уже не узнают и не любят больше свои лица на фото в объеме, с бороздами теней, заломами или текстурой кожи, указывающей на время, которому принадлежит тело. Что же мы получаем взамен за отказ от этой глубины? Романтик сейчас вспомнил, что даже плоский блин луны прячет свой объем в тени холодного космоса. Может быть мы, как прекрасные и ужасные, ненасытные и бесконечно сомневающиеся в своем присутствии нарциссические монстры, бесконечно фиксируя себя, обретаем какую-то иную темпоральность? Может, сотни цифровых копий лица, записанных в вечности, гарантируют нам упорядочивающий покой, сформулированное для себя нарративное «я», которое нам без отражения уже недоступно?
Еще не отсортированные, длинные визуальные страницы с множеством почти одинаковых снимков в памяти устройств напоминают мне письмо. Такое последовательное визуальное проговаривание себе себя сродни процедуре проговаривания на кушетке, которой Фрейд сто лет назад приучил хомо сапиенса. Каждый кадр будет затем рассмотрен на соответствие некой норме, иной будет выглядеть как симптом. После всех процедур отбора останется ключевой отпечаток, создающий временную точку отсчета. Время, присвоенное и обозначенное цифровой копией, навсегда остается с ней. Об этом было в «Падении дома Ашеров» у Эдагара По и красиво снято у Жана Эпштейна в одноименном фильме. В этом смысле селфи предстает уже эзотерической игрушкой, подобной магическим обсидиановым ацтекским зеркалам, служившим в ритуалах проводником скрытой правды, но забирающим взамен на это частичку жизни.