group-telegram.com/hellenistics/207
Last Update:
Большинству людей присущ способ мыслить, именуемый sklavenmoral, или же мораль рабов — и эти sklaven, эти рабы, так привыкли бояться смерти, что и представить себя не могут без оного страха — его-то рабами они в первую очередь и являются, из него и проистекает сама суть их рабства.
Именно страх смерти их порабощает, ведь не бывает никакого другого рабства, кроме того, что допустил сам невольник — он в любом случае мог бы попросту перестать дышать и тем освободиться. Как писал Р. Кайуа, соратник Батая, «какого бы рода ни была власть … она существует лишь как следствие согласия с нею … рабство бывает только добровольным: у тирана для надзора за людьми есть только их же глаза и уши, а для их угнетения — только их же руки».
Рабу не стать господином потому, что у него нет смелости, господину же никогда бы не опуститься до состояния раба, поскольку он готов погибнуть в любой момент, защищая свою свободу; в сериале «Рим» от HBO Клеопатра, которую рабыня уговаривает принять поражение, потеряв власть в обмен на жизнь — в ответ последняя дщерь Птолемеев сквозь слёзы проговаривает: «But that's a slave talk!» Затем Антоний убивает себя, не желая оказаться во власти соперника — «That is how nobility dies», говорит Клеопатра.
Игра, ставкой в которой служит жизнь — это нечто за пределами понимания простолюдина и всяческого человеческого скота, уровень мышления высших представителей рода человеческого. Это верно и для отечественной культуры: русский офицер, хрестоматийный представитель нации, какой-нибудь Лермонтов, — это тип, который откровенно скучает «под черкесскими пулями», а затем преспокойно гибнет на дуэли за здорово живёшь.
Как писал Ницше, прекрасно, наиболее глубоко из всех понявший древних, «людям заурядным все благородные и великодушные чувства кажутся нецелесообразными, а потому и невероятными; такие люди только глазами хлопают, когда слышат о подобных чувствах … вот-вот они скажут: „И тут кроется какая-нибудь выгода, всего ведь не углядишь“, — они недоверчиво относятся к каждому благородному человеку, как будто бы тот ищет себе выгод на каком-нибудь запретном пути. Если же вам удастся вполне их убедить, что лицу этому чужды какие бы то ни было эгоистические побуждения и преследования каких-либо выгод, то благородство они сочтут одним из видов глупости … „Как может он радоваться, когда ему грозит убыток, как можно с открытыми глазами искать себе вреда?!“»
В обмен на свою жизнь герой получает гораздо более важное и существенное для того, кого Ницше называет «высшими натурами» и «аристократией духа»; наградой ему служит то, собственно, ради чего он и отправился погибать в маргинальную зону, — а именно символический капитал, i.e. κλέος, то есть немеркнущая слава, также κῦδος, честь, при обилии которой становишься «честны́м молодцем», и ευχος, что примерно соответствует понятию «респект и уважуха».
Совокупность накопленного престижа у греков называлась χάρισμα, слово, схожее по смыслу и имеющее единое происхождением с иранским понятием «фарн» — и то, и другое в первую очередь есть золотистое сияние, дарованное богами, ореолом сверкающее вокруг головы (от которого происходят также христианские нимбы), символизирующее символическое достояние индивида и всего его рода.
#monomif
⬅️⬆️ «Тот самый мономиф: как античные ритуалы взросления породили знаменитый „Путь героя“», 5/10 ⤴️➡️
BY Эллиниcтика

Share with your friend now:
group-telegram.com/hellenistics/207