Холархия

А что Советы: как понимали интерфейсы в социалистическом мире?

В смутные времена импортозамещения возникает закономерный вопрос о том, как могли развиваться целые отрасли технологий в советском проекте. Понятно, что опыт изоляции открывал те или иные формы знаний и управленческих практик, которые являлись специфическими аналогами того, что уже было у других стран. Да, у нас не было рыночной экономики, не было рекламы, не было маркетинга, торговли и инвестиций — однако те или иные проблемы и задачи производства и продукта в любом случае имели решение. Иногда на технологическом уровне это выглядело нелепо: если шаровой поезд (шаропоезд) или аэросани еще могли быть частью истории техники, то в области массового сегмента зачастую рождались монстры. Один из ярких примеров — аппликатор Кузнецова, средство иглоукалывания на резине, которым предлагалось лечить все болезни, буквальная азиатчина в медицине.

Но как обстояло дело с работой технологии на уровне пользовательского восприятия? Погрузимся в историю. Уже в 1919 году Ленин подписал «Декрет о свободе технического творчества» — по крайней мере на словах в нем регламентировалось полное наплевательство на патентное право. С 20-х годов начался массовый запуск кружков рационализаторов и разнообразных движений по улучшению производства. Идеологически эта борьба смыкалась со стахановским движением, отражая общую тенденцию борьбы за производительность труда. При этом сложно сказать, в какой степени данные инновации касались обертки продукта, ГОСТов для кнопок и потребительских инструкций.

К 60-м годам страна превратилась в настоящего технологического Левиафана, который имел некоторые впечатляющие достижения в своем послужном списке — будь то космос или ядерная энергетика. При этом Советский союз почти не мог создавать бытовые приборы или игровую электронику — то есть продукты с характерным акцентом на интерфейсах и внешней оболочке.

Почему же так мало внимания уделялось доступности технологии для пользователя? Здесь надо выделить три характерных класса проблем: 1). глобальное недоверие к людям в советской матрице смыслов; 2). проектирование систем управления с унифицированным визуальным языком — идеологический интернационализм не способствовал признанию русского основным языком общения; 3). запрет психологии в СССР вплоть до 40-х годов, в том числе — и инженерной психологии.

Давайте начнем с первого пункта и сразу обратимся к творческому наследию одного из первых советских юзабилистов в СССР — Анатолия Костина, который также был первопроходцем-психологом на космической станции «Мир».

«Идеология полной автоматизации, то есть «человека на борту», которую еще можно принять для первых кораблей «Восток» и «Восход», была сохранена и в дальнейшем при разработке следующего корабля — «Союз», всех его модификаций и многоразового корабля «Буран». Автоматические режимы оставались основными, штатными, а полуавтоматические и ручные — лишь резервными, дублирующими автоматику».

Так как нахождение на космическом корабле подразумевало полную автоматизацию процессов, у многих испытуемых возникало чувство недоверия к автоматике и желание перевести управление в ручной режим. По этой причине случилось сразу несколько космических аварий. Позицией космонавтов пренебрегали, ее не учитывали.

Но, упоминая конфликт между космонавтами и учеными вкупе со стратегией на ограничение автоматизации, Костин также пишет: «ставка на автоматику» является следствием нашей прошлой идеологической установки, что человек — это «винтик» огромного механизма, а раз так, то техника важнее, она решает все! Именно ей, а не человеку, оказывается доверие и отдается предпочтение.

И это — краеугольный камень специфического отношения к интерфейсам в социалистических странах. Недоверие к принимающим решения людям, как на уровне идеологии, так и на уровне конкретных конструкторских бюро, сильно сказалось и на качестве интерфейсов. Нет живого человека-оператора — нет и интерфейсов. Проще говоря, нет современного диджитала.

Препарирующий советскую ламповую готику @gulagdigital — для Холархии.

www.group-telegram.com/ms/holarhia.com/254

4.2K viewsedited  Apr 28, 2022 at 10:05

А что Советы: как понимали интерфейсы в социалистическом мире?

В смутные времена импортозамещения возникает закономерный вопрос о том, как могли развиваться целые отрасли технологий в советском проекте. Понятно, что опыт изоляции открывал те или иные формы знаний и управленческих практик, которые являлись специфическими аналогами того, что уже было у других стран. Да, у нас не было рыночной экономики, не было рекламы, не было маркетинга, торговли и инвестиций — однако те или иные проблемы и задачи производства и продукта в любом случае имели решение. Иногда на технологическом уровне это выглядело нелепо: если шаровой поезд (шаропоезд) или аэросани еще могли быть частью истории техники, то в области массового сегмента зачастую рождались монстры. Один из ярких примеров — аппликатор Кузнецова, средство иглоукалывания на резине, которым предлагалось лечить все болезни, буквальная азиатчина в медицине.

Но как обстояло дело с работой технологии на уровне пользовательского восприятия? Погрузимся в историю. Уже в 1919 году Ленин подписал «Декрет о свободе технического творчества» — по крайней мере на словах в нем регламентировалось полное наплевательство на патентное право. С 20-х годов начался массовый запуск кружков рационализаторов и разнообразных движений по улучшению производства. Идеологически эта борьба смыкалась со стахановским движением, отражая общую тенденцию борьбы за производительность труда. При этом сложно сказать, в какой степени данные инновации касались обертки продукта, ГОСТов для кнопок и потребительских инструкций.

К 60-м годам страна превратилась в настоящего технологического Левиафана, который имел некоторые впечатляющие достижения в своем послужном списке — будь то космос или ядерная энергетика. При этом Советский союз почти не мог создавать бытовые приборы или игровую электронику — то есть продукты с характерным акцентом на интерфейсах и внешней оболочке.

Почему же так мало внимания уделялось доступности технологии для пользователя? Здесь надо выделить три характерных класса проблем: 1). глобальное недоверие к людям в советской матрице смыслов; 2). проектирование систем управления с унифицированным визуальным языком — идеологический интернационализм не способствовал признанию русского основным языком общения; 3). запрет психологии в СССР вплоть до 40-х годов, в том числе — и инженерной психологии.

Давайте начнем с первого пункта и сразу обратимся к творческому наследию одного из первых советских юзабилистов в СССР — Анатолия Костина, который также был первопроходцем-психологом на космической станции «Мир».

«Идеология полной автоматизации, то есть «человека на борту», которую еще можно принять для первых кораблей «Восток» и «Восход», была сохранена и в дальнейшем при разработке следующего корабля — «Союз», всех его модификаций и многоразового корабля «Буран». Автоматические режимы оставались основными, штатными, а полуавтоматические и ручные — лишь резервными, дублирующими автоматику».

Так как нахождение на космическом корабле подразумевало полную автоматизацию процессов, у многих испытуемых возникало чувство недоверия к автоматике и желание перевести управление в ручной режим. По этой причине случилось сразу несколько космических аварий. Позицией космонавтов пренебрегали, ее не учитывали.

Но, упоминая конфликт между космонавтами и учеными вкупе со стратегией на ограничение автоматизации, Костин также пишет: «ставка на автоматику» является следствием нашей прошлой идеологической установки, что человек — это «винтик» огромного механизма, а раз так, то техника важнее, она решает все! Именно ей, а не человеку, оказывается доверие и отдается предпочтение.

И это — краеугольный камень специфического отношения к интерфейсам в социалистических странах. Недоверие к принимающим решения людям, как на уровне идеологии, так и на уровне конкретных конструкторских бюро, сильно сказалось и на качестве интерфейсов. Нет живого человека-оператора — нет и интерфейсов. Проще говоря, нет современного диджитала.

Препарирующий советскую ламповую готику @gulagdigital — для Холархии.

BY Холархия