Можете считать меня свихнувшимся, но в том, что от проклятого автофикшна спасу нет, виноват Беккет. Гипотеза следующая. Есть интересный парадокс, связанный с французской словесностью: философские тексты второй половины XX века, написанные французами, сегодня принято считать концептуализацией процессов, которые в искусстве ассоциируются с именем постмодернизма. Насколько правомерна эта связь – другой вопрос, но мало кого удивишь задействованием инструментария деконструкции для чтения Кортасара, Эко и Павича, как и цитатами из Делеза и Бодрийяра в статьях о Пинчоне. Ставка на интертекстуальность и стилевое многообразие к середине 1980-х стала в художественной литературе общим местом, однако во Франции дела обстояли несколько иначе. Виной тому отчасти является проделанный Беккетом «путь вычитания». Вернее, Беккета в данном случае можно считать просто концептуальным персонажем – дело, конечно, не только в нем, а во всем условном круге, очерченном в первую очередь авторами Minuit и во многом определявшем в те годы лицо французской литературы. И Саррот, и Симон, и Дюрас, и Роб-Грийе в той или иной степени испытывали подозрение к «пути сложения», стратегии которого предлагал оживить европейский, американский и латиноамериканский постмодернизм (в этой связи мне больше нравится словосочетание «поздний модернизм», но не важно). Во Франции к этому времени сформировалась противоположная традиция – скупого, герметичного письма, которую продолжали Гибер, Дюрер, Ленуар, Туссен, Лорран (список может быть очень длинным). Как и у позднего Беккета, зачастую это были пронизанные автобиографическими мотивами вещи, только метафизический пласт все больше отходил на второй план, а приемы дневниковых записей наоборот постепенно приобретали наибольшую значимость. Темы личных травм, самокопаний, особого индивидуального опыта начали становиться мейнстримом, а скупая манера письма в виде заметок о своей жизни внезапно оказалась куда более подходящей для крупных тиражей, чем Барт и даже Фаулз. И если у Дубровского, придумавшего термин автофикшн, еще наблюдалась тяга к аллюзийности, то для Эрно она является ложным союзником, уводящим в сторону от реальности семейной или социальной травмы. К 90-м такого рода прозы во Франции уже скопилось столь много, что вся эта затея постепенно начала исчерпывать себя. Поэтому в каком-то смысле на сегодняшний запоздалый бум автофикшн (старт которому все-таки дала именно Франция) можно взглянуть еще и как на вульгаризацию того, что делало второе поколение авторов Minuit. Мало того, что в жанровом и тематическом плане перед нами выстраивается полк эпигонов, но и чисто стилистически все эти однотипные исповеди оказываются изводом стратегии вычитания. Не знаю, как вам, а мне кажется, что заголовок новой книги Саймона Кричли весьма актуален. Your Life is not a Fucking Story.
Можете считать меня свихнувшимся, но в том, что от проклятого автофикшна спасу нет, виноват Беккет. Гипотеза следующая. Есть интересный парадокс, связанный с французской словесностью: философские тексты второй половины XX века, написанные французами, сегодня принято считать концептуализацией процессов, которые в искусстве ассоциируются с именем постмодернизма. Насколько правомерна эта связь – другой вопрос, но мало кого удивишь задействованием инструментария деконструкции для чтения Кортасара, Эко и Павича, как и цитатами из Делеза и Бодрийяра в статьях о Пинчоне. Ставка на интертекстуальность и стилевое многообразие к середине 1980-х стала в художественной литературе общим местом, однако во Франции дела обстояли несколько иначе. Виной тому отчасти является проделанный Беккетом «путь вычитания». Вернее, Беккета в данном случае можно считать просто концептуальным персонажем – дело, конечно, не только в нем, а во всем условном круге, очерченном в первую очередь авторами Minuit и во многом определявшем в те годы лицо французской литературы. И Саррот, и Симон, и Дюрас, и Роб-Грийе в той или иной степени испытывали подозрение к «пути сложения», стратегии которого предлагал оживить европейский, американский и латиноамериканский постмодернизм (в этой связи мне больше нравится словосочетание «поздний модернизм», но не важно). Во Франции к этому времени сформировалась противоположная традиция – скупого, герметичного письма, которую продолжали Гибер, Дюрер, Ленуар, Туссен, Лорран (список может быть очень длинным). Как и у позднего Беккета, зачастую это были пронизанные автобиографическими мотивами вещи, только метафизический пласт все больше отходил на второй план, а приемы дневниковых записей наоборот постепенно приобретали наибольшую значимость. Темы личных травм, самокопаний, особого индивидуального опыта начали становиться мейнстримом, а скупая манера письма в виде заметок о своей жизни внезапно оказалась куда более подходящей для крупных тиражей, чем Барт и даже Фаулз. И если у Дубровского, придумавшего термин автофикшн, еще наблюдалась тяга к аллюзийности, то для Эрно она является ложным союзником, уводящим в сторону от реальности семейной или социальной травмы. К 90-м такого рода прозы во Франции уже скопилось столь много, что вся эта затея постепенно начала исчерпывать себя. Поэтому в каком-то смысле на сегодняшний запоздалый бум автофикшн (старт которому все-таки дала именно Франция) можно взглянуть еще и как на вульгаризацию того, что делало второе поколение авторов Minuit. Мало того, что в жанровом и тематическом плане перед нами выстраивается полк эпигонов, но и чисто стилистически все эти однотипные исповеди оказываются изводом стратегии вычитания. Не знаю, как вам, а мне кажется, что заголовок новой книги Саймона Кричли весьма актуален. Your Life is not a Fucking Story.
BY Homo innatus
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The SC urges the public to refer to the SC’s I nvestor Alert List before investing. The list contains details of unauthorised websites, investment products, companies and individuals. Members of the public who suspect that they have been approached by unauthorised firms or individuals offering schemes that promise unrealistic returns Oh no. There’s a certain degree of myth-making around what exactly went on, so take everything that follows lightly. Telegram was originally launched as a side project by the Durov brothers, with Nikolai handling the coding and Pavel as CEO, while both were at VK. The channel appears to be part of the broader information war that has developed following Russia's invasion of Ukraine. The Kremlin has paid Russian TikTok influencers to push propaganda, according to a Vice News investigation, while ProPublica found that fake Russian fact check videos had been viewed over a million times on Telegram. It is unclear who runs the account, although Russia's official Ministry of Foreign Affairs Twitter account promoted the Telegram channel on Saturday and claimed it was operated by "a group of experts & journalists." In 2018, Russia banned Telegram although it reversed the prohibition two years later.
from ms