Владислав Лекторский: О чем я никогда не думал? Я не знаю, как на это ответить. Наверное, есть много вещей, о которых я никогда не думал. Я еще этих вещей не знаю. Потом буду о них думать. Я допускаю, конечно, что существуют интересные вещи, о которых я не думал, а надо бы. Вы думаете, я обо всем думал? Нет, конечно. Я думал далеко не обо всем, далеко не все вопросы мне ясны, далеко не все вопросы я решил. Что-то мне ясно, что-то не ясно. Поэтому я считаю, что я, не смотря на свои 80 лет, многого не знаю, чувствую себя учеником, начинающим в философии. Потому что по-моему философией можно заниматься только тогда, когда ты чувствуешь себя немножко…так... Потому что если ты все знаешь, все продумал, если ясны ответы на все вопросы, то можно уже перестать заниматься философией. Я еще не перестал. Дерк Перебум: Я никогда серьёзно не думал о том, почему отражения в зеркале переворачиваются справа налево, а не сверху вниз. Маркус Габриэль: Как я могу быть уверен, что не думаю об этом, пока отвечаю на ваш вопрос? Рубен Апресян (иноагент): Легче сказать, о чем я думал. В смысле думал и продумывал в меру сил до видимых логических завершений или хотя бы понимал, что обдумываемое мной не продумывается с удовлетворительной полнотой, более того, не продумывается вот в этом и в этом и в силу недостатка у меня такого или другого ресурса. Досадно, когда думание о чем-то оставляет впечатление продуманности, а через какое-то время, может быть совсем скоро, обнаруживается, что кто-то продумал все это интереснее, остроумнее, глубже, а к тому же легко и изящно. Но здесь требуется ряд уточнений касательно думания, мышления, рассуждения, как и форм проявления интеллектуального мужества (из-за нехватки которого продумывание сплошь и рядом оказывается просто незавершенным), и вот об этом еще надо будет специально подумать. Владимир Миронов: Ну это трудно сказать. Я затрудняюсь. Проще перечислять то, над чем я думал. Не знаю, это для меня загадка, честно говоря, потому что сам факт думанья о том, о чем я не думал, порождает такой парадоксальный случай. То есть можно назвать что угодно, в принципе. Потому что никто и ничто мне не запрещает думать о чем угодно, а отсюда вытекает, что я не могу помнить все, о чем задумывался. Я просто думаю. Тут нет прямого объекта. Есть простые вещи, когда я рассуждаю, допустим, о бутылке воды, а есть просто осознание самого удовольствия от того, что я могу думать, осознание того, что я могу в своей голове выстраивать нейродинамические кубы, перестраивать эти шарики, которые мне позволяют наслаждаться неожиданным взглядом на вещи. Майкл Данн: Имеете в виду до сих пор? Дэвид Чалмерс: Об ответе на этот вопрос. Александр Дугин: Ни о чем. Альфред Мили: О медведе, танцующим с акулой. До сего дня. Данил Разеев: Я не думал о любви и счастье. С философской точки зрения эти темы казались мне банальными. Теперь я понимаю, что я ошибался. Об этом обязательно надо думать. Эрик Олсон: Почти обо всем. Отношение тех тем, даже метафизических, о которых я действительно хоть сколько-то размышлял, к тем, о которых я не думал, близко к нулю. Всего один пример: я никогда не думал о природе сознания. Частично это связано с тем, что этот вопрос не достаточно ясен, чтобы я понимал, с чего мне начать о нем думать. Я не смог бы сказать с хоть сколько-то разумной степенью подробности, что можно было бы считать теорией сознания — даже плохой теорией сознания, — или на какой вопрос она должна давать ответ. Я также не уверен, что сознание действительно обладает той невероятной важностью, которую ему приписывают многие люди, — впрочем это не ценностное, а чисто автобиографические суждение. Говоря более общо, я не могу продвинуться в какой-то теме далеко, до тех пор пока я не сформирую для себя четкого понимания обсуждаемого вопроса — а достижение этого этапа занимает у меня много времени. В большинстве случаев я вообще никогда его не достигаю. Здорово было бы иметь мудрые мысли по поводу широкого спектра философских проблем, но мой ум так не работает.
Владислав Лекторский: О чем я никогда не думал? Я не знаю, как на это ответить. Наверное, есть много вещей, о которых я никогда не думал. Я еще этих вещей не знаю. Потом буду о них думать. Я допускаю, конечно, что существуют интересные вещи, о которых я не думал, а надо бы. Вы думаете, я обо всем думал? Нет, конечно. Я думал далеко не обо всем, далеко не все вопросы мне ясны, далеко не все вопросы я решил. Что-то мне ясно, что-то не ясно. Поэтому я считаю, что я, не смотря на свои 80 лет, многого не знаю, чувствую себя учеником, начинающим в философии. Потому что по-моему философией можно заниматься только тогда, когда ты чувствуешь себя немножко…так... Потому что если ты все знаешь, все продумал, если ясны ответы на все вопросы, то можно уже перестать заниматься философией. Я еще не перестал. Дерк Перебум: Я никогда серьёзно не думал о том, почему отражения в зеркале переворачиваются справа налево, а не сверху вниз. Маркус Габриэль: Как я могу быть уверен, что не думаю об этом, пока отвечаю на ваш вопрос? Рубен Апресян (иноагент): Легче сказать, о чем я думал. В смысле думал и продумывал в меру сил до видимых логических завершений или хотя бы понимал, что обдумываемое мной не продумывается с удовлетворительной полнотой, более того, не продумывается вот в этом и в этом и в силу недостатка у меня такого или другого ресурса. Досадно, когда думание о чем-то оставляет впечатление продуманности, а через какое-то время, может быть совсем скоро, обнаруживается, что кто-то продумал все это интереснее, остроумнее, глубже, а к тому же легко и изящно. Но здесь требуется ряд уточнений касательно думания, мышления, рассуждения, как и форм проявления интеллектуального мужества (из-за нехватки которого продумывание сплошь и рядом оказывается просто незавершенным), и вот об этом еще надо будет специально подумать. Владимир Миронов: Ну это трудно сказать. Я затрудняюсь. Проще перечислять то, над чем я думал. Не знаю, это для меня загадка, честно говоря, потому что сам факт думанья о том, о чем я не думал, порождает такой парадоксальный случай. То есть можно назвать что угодно, в принципе. Потому что никто и ничто мне не запрещает думать о чем угодно, а отсюда вытекает, что я не могу помнить все, о чем задумывался. Я просто думаю. Тут нет прямого объекта. Есть простые вещи, когда я рассуждаю, допустим, о бутылке воды, а есть просто осознание самого удовольствия от того, что я могу думать, осознание того, что я могу в своей голове выстраивать нейродинамические кубы, перестраивать эти шарики, которые мне позволяют наслаждаться неожиданным взглядом на вещи. Майкл Данн: Имеете в виду до сих пор? Дэвид Чалмерс: Об ответе на этот вопрос. Александр Дугин: Ни о чем. Альфред Мили: О медведе, танцующим с акулой. До сего дня. Данил Разеев: Я не думал о любви и счастье. С философской точки зрения эти темы казались мне банальными. Теперь я понимаю, что я ошибался. Об этом обязательно надо думать. Эрик Олсон: Почти обо всем. Отношение тех тем, даже метафизических, о которых я действительно хоть сколько-то размышлял, к тем, о которых я не думал, близко к нулю. Всего один пример: я никогда не думал о природе сознания. Частично это связано с тем, что этот вопрос не достаточно ясен, чтобы я понимал, с чего мне начать о нем думать. Я не смог бы сказать с хоть сколько-то разумной степенью подробности, что можно было бы считать теорией сознания — даже плохой теорией сознания, — или на какой вопрос она должна давать ответ. Я также не уверен, что сознание действительно обладает той невероятной важностью, которую ему приписывают многие люди, — впрочем это не ценностное, а чисто автобиографические суждение. Говоря более общо, я не могу продвинуться в какой-то теме далеко, до тех пор пока я не сформирую для себя четкого понимания обсуждаемого вопроса — а достижение этого этапа занимает у меня много времени. В большинстве случаев я вообще никогда его не достигаю. Здорово было бы иметь мудрые мысли по поводу широкого спектра философских проблем, но мой ум так не работает.
BY Философское кафе
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. To that end, when files are actively downloading, a new icon now appears in the Search bar that users can tap to view and manage downloads, pause and resume all downloads or just individual items, and select one to increase its priority or view it in a chat. But because group chats and the channel features are not end-to-end encrypted, Galperin said user privacy is potentially under threat. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. The S&P 500 fell 1.3% to 4,204.36, and the Dow Jones Industrial Average was down 0.7% to 32,943.33. The Dow posted a fifth straight weekly loss — its longest losing streak since 2019. The Nasdaq Composite tumbled 2.2% to 12,843.81. Though all three indexes opened in the green, stocks took a turn after a new report showed U.S. consumer sentiment deteriorated more than expected in early March as consumers' inflation expectations soared to the highest since 1981.
from ms
