Хорошее замечание к посту выше от коллеги — с пересказом обзорной статьи по теме. Два дополнительных объяснения, зачем автократы делегируют функции насилия негосударственным акторам, которые я упустил выше: 1) защита от военного переворота — создание парамилитарных структур, которые бы сдерживали армию (привет Силам быстрого реагирования в Судане); 2) снижение затрат — не нужно задействовать госструктуры.

Как автократы создают условия падения собственного режима. Корректировка «демократизации по ошибке» Трейзмана

Политолог Дэниел Трейзман считает, что 64-67% случаев перехода от авторитаризма к демократии происходят не в результате сознательного выбора элит или структурных экономических факторов, а вследствие ошибок диктаторов. Это так называемая «демократизация по ошибке». Диктатор подрывает основы собственного режима случайно. Например, он начинает войну, чтобы консолидировать общество. Хорошей иллюстрацией здесь будет Фолклендская война, развязанная аргентинской хунтой во главе с Леопольдо Галтьери.

Политологи Пер Фредерик Андерсон и Джэн Теорелл предложили иное объяснение демократизации авторитарных режимов. Их объяснительная модель строится на предположении, что ключевую роль играет действия диктатора по укреплению своей власти и государства (state capacity) для противодействия попыткам элит сместить его с должности.

Что такое «государственный потенциал/сила»? Это возможность государства достигать своих целей, используя для этого свои институты.

Эта переменная концептуализируются следующим образом:

📍Доход государства

📍Качество человеческого капитала среди чиновников

📍Способность собрать информацию для качественного управления государством (перепись населения, налоговый учет и т.д.)

Когда власть автократа крепнет, а сила государства растет, способность элит свергнуть его снижается. Это вынуждает их вкладываться в демократизацию режима. Например, организовать или поддержать оппозиционное движение в стране. Следуя этой логике, через какое-то время в стране существует высокая вероятность демократического транзита. Например, Испания после ухода Франко или ЮАР во время апартеида.

Чтобы протестировать свою теорию, они решили проверить две гипотезы:

▪️Вероятность смещения диктатора с поста путем переворота или убийства снижается по мере роста силы государства

▪️Авторитарные режимы в сильных государствах имеют больше шансов столкнуться с демократизацией

Все гипотезы подтвердились. Сила государства оказалась довольно точным предиктором вероятности смещения диктатора элитами и демократизации. Более того, как оказалось, значительный эффект оказывают вооруженные силы. Если автократ имеет сильную армию, то есть высокая вероятность потери власти независимо от того, обладает ли государство высоким потенциалом или нет.

В общем, инвестиции в укрепление возможностей государства — это «палка о двух концах» для автократов: они умножают их личную власть, но подрывают устойчивость режима в долгосрочной перспективе.

Andersson, P. F., & Teorell, J. (2025). The Double-Edged Sword: How State Capacity Prolongs Autocratic Tenure but Hastens Democratization. Journal of Conflict Resolution, 00220027241293395.

А.Т.

#кратко

🔹Подпишись на Political Animals

12 июня 1990 года Съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете России, которую в тот же день подписал председатель Верховного совета РСФСР Борис Ельцин. Это событие стало важным шагом в борьбе республиканской политической элиты и оппозиции с союзным руководством. Позже эта дата стала историческим основанием для официального государственного праздника — Дня России или Дня независимости России.

К сожалению, в наше время история распада СССР рассматривается полярно и политизировано — либо с позиции «великой геополитической катастрофы», которая была вызвана действием внешний сил и неких «предателей» изнутри, либо наоборот как идеологическое поражение «сил зла» против «сил добра» — демократов.

Поэтому я хочу посоветовать сразу несколько медиа-материалов и академической литературы по теме, чтобы вы лучше разобрались, что же происходило в России на рубеже 1980-1990-х:

Посмотреть/послушать:

— курс политолога Кирилла Рогова «Большой транзит» — замечательная серия видео-лекций о политической истории СССР и России от начала Перестройки до транзита власти в 1999 году. Из него вы узнаете: как и почему начались реформы Горбачева, к каким конфликтам внутри политической системы СССР они привели, как коллапсировали главные институты режима, как происходил переходный период 1991-1993 годов, а также как выглядела политика в России 1990-х на федеральном и региональном уровне.

— Два ролика экономиста Григория Баженова: 1) про экономические причины коллапса СССР, провальные реформы при Горбачеве и появление олигархов; 2) про политэкономию первой половины 1990-х: Павловскую реформу, реформы Гайдара и проблему инфляции.

Почитать:

— Kotkin, Stephen. "Armageddon Averted. The Soviet Collapse, 1970-2000" (2008) — отличная книга-саммари о причинах коллапса советского авторитарного режима. Большой плюс работы заключается в том, что она позволяет взглянуть на фундаментальные факторы наступления в СССР экономического и политического кризиса, которые уходят своими корнями еще в 1970-е и ранее.

— Cohen, Stephen F. “Was the Soviet System Reformable?” (2004) — статья о том, насколько вообще была реалистичной попытка Горбачева осуществить масштабные политические и экономические реформы в СССР, не затрагивая базовые институты, на которых держался советский политический режим. Не со всеми выводами статьи согласен, но она правда достойна вашего внимания.

— Николай Митрохин. «Очерки советской экономической политики в 1965-1989 годах» (2023) — книга в двух томах историка позднесоветского периода Николая Митрохина это, пожалуй, один из самых увлекательных и обстоятельных рассказов об экономической стороне коллапса советской системы (особенно для тех, кто читал «Гибель империи» Гайдара, но хочет узнать больше). Я бы сказал, что это взгляд на причины конца СССР со стороны political economy — как и почему принимались те или иные экономические политики, в чьих интересах, как они провоцировали конфликты внутри советских элит и т.д.

В дополнение к источникам выше советую почитать вот эту статью Владимира Гельмана о причинах неудачной демократизации России в начале 1990-х.

​​«Власть в погонах»: чем являются и не являются военные режимы

Наконец-то удалось ознакомиться с долгожданной книгой политолога Григория Голосова «Власть в погонах. Военные режимы в современном мире». Как нетрудно догадаться, посвящена она феномену военного режима:

«Режим, при котором власть в общенациональном масштабе или решающее влияние на национальный процесс принятия основных политических решений приобретается структурами, способными к легитимному применению вооруженного насилия, удерживается этими структурами и передается внутри совокупности этих структур».

Такой тип авторитарного режима был весьма распространен в 1960-80-х годах XX века, в основном в африканских и латиноамериканских странах. С тех пор они встречаются куда реже и скорее остались в прошлом — хотя в последние годы мы снова наблюдаем их некоторый подъем в Африке.

Военные режимы и военные перевороты — достаточно хорошо изученная тема в сравнительной политологии, однако до недавнего времени в русскоязычном пространстве очень не хватало доступных широкому читателю работ, которые бы давали актуальное представление о них. Новая книга Голосова — попытка закрыть этот пробел, на мой взгляд, довольно успешная.

Из нее вы узнаете:

— что вообще из себя представляет военный режим, и как не спутать его с другими видами диктатур;
— почему они столь часто появлялись именно в странах Глобального юга;
— как организовывают или предотвращают заговоры военных;
— почему вообще происходят военные перевороты;
— по каким причинам военные режимы столь недолговечны, а также более склонны к демократизации, чем другие виды автократий.

Крайне рекомендую всем к ознакомлению.

Я же постараюсь в ближайшие недели написать более детальный обзор книги.

Тут заверстали красивые карточки по мотивам моего лонгрида о Хоппе — можете ознакомиться, если еще не.

Выложил на Бусти и в закрытом телеграм-канале два любопытных перевода о проблемах и вызовах современной либеральной демократии, а также способах их решения:

Эссе политолога Адама Пшеворского «Кто решает, что является демократичным?». Чтобы ответить на этот вопрос, для начала нужно разобраться, а что такое демократия. Политические теоретики выделяют два вида концепций демократии: минималистские и максималистские.

Первые крутятся вокруг процедурной составляющей демократии: «режим считается демократическим, только если у людей есть свобода выбирать и, при необходимости, менять правительство».

Со вторыми все намного сложнее — ведь они касаются реализации политическим режимом тех или иных ценностей, будь то равенство, справедливость или свобода. Однако у каждого человека свой набор ценностей — а значит и свой максималистский подход к определению демократии.

Только разобравшись с этими вопросами, мы сможем понять, какие действия политиков являются антидемократическими, а какие просто не нравятся некоторым избирателям.

Статья политологов Стивена Левицки и Дэниела Зиблатта «Когда должно править большинство?». Совсем недавно на этом канале я затрагивал вопрос важности немажоритарных институтов для стабильности либеральной демократии — правил игры, ограничивающих влияние электората на какие-либо сферы.

Это же эссе дает более четкую концептуализацию более общему понятию — контрмажоритарным институтам, то есть тем, «которые ограничивают власть электорального большинства, обычно с целью защиты прав или интересов меньшинств».

Какие из этих институтов защищают граждан от тирании большинства и необходимы для существования либеральной демократии, а какие накладывают несправедливые ограничения на реализацию воли электората? Одни из самых цитируемых авторов в области изучения современных авторитарных режимов пытаются прочертить грань между этими двумя явлениями.

Читать на Бусти
Читать в Телеграме

Недавно писал в медиа колонку об откате демократии в Сальвадоре при Букеле. Центральной проблемой этой страны в последние десятилетия стал взлет организованной преступности — Сальвадор регулярно занимал первые места в мире по уровню убийств на 100 тысяч человек. Основная причина этого — в 1979–1992 годах в Сальвадоре шла Гражданская война, которая привела к росту миграции в США, подъему неконтролируемого насилия в условиях и так небогатого общества.

Послевоенные правительства плохо справлялись с преступностью (хотя корректнее сказать недостаточно хорошо — во вторую половину 2010-х число убийств начало снижаться). Разочарование в ведущих политических силах привело к победе на президентских выборах 2019 года Найиба Букеле — тот всего за несколько лет с помощью чрезвычайных репрессивных мер действительно резко снизил число убийств, но параллельно с этим обеспечил себе несменяемость власти.

Ниже — краткий пересказ рисерча о том, какой эффект организованная преступность оказывала на экономику Сальвадора. Там же по ссылке можно найти подкаст с автором статьи.

В общем, наглядный кейс, который показывает, чем грозит государству потеря монополии на насилие.

Выпускник РЭШ, а ныне профессор Новой школы бизнеса и экономики в Лиссабоне Никита Мельников рассказывает об исследовании влияния банд на экономику Сальвадора:

Наша первая гипотеза, конечно же, была связана с насилием – убийствами, грабежами, которые совершают банды на своей территории. Однако мы быстро поняли, что это не так. Банды грабили и убивали людей не только на своей территории – ничто не мешало им делать то же самое на другой стороне улицы. Оказалось, что ключевая причина – банды препятствовали свободному перемещению ресурсов и экономической активности.

Пересказ основных выводов читайте в колонке на сайте РЭШ. Подробное изложение механизмов влияния и методов их индентификации вы найдете в статье (доступ открытый).

Идет ли Россия по стопам Китая в области регулирования интернета?

Последние новости о создании в РФ национального месседжера и последовавшие за этим предложения заблокировать альтернативные зарубежные продукты, включая Телеграм, вновь обострили разговоры о том, насколько наше государство следует китайскому опыту и готовит нам Чебурнет.

Тема интернета в автократиях часто рассматривается политологами в рамках концепта цифрового авторитаризма (digital authoritarianism) — практик использования современных IT-технологий недемократическими режимами для организации слежки, цензуры, манипуляции общественным мнением и превентивных акций против гражданской самоорганизации.

Китайская модель регулирования интернета построена на почти тотальном контроле государства: сеть обслуживает несколько крупных государственных провайдеров, доступ к иностранным сайтам и популярным сервисом затруднен развитой системой блокировок, а на отечественных платформах работает выборочная цензура, которая банит политически-нежелательный контент: критический по отношению к КПК, Си Цзиньпину и направленный на побуждение к коллективным действиям.

При этом цензоры оставляют некоторое пространство для критики местных властей и отдельных политик — поскольку каналы обратной связи нужны любому политическому режиму.

В отсутствие конкуренции со стороны международных платформ в Китае действуют собственные популярные мессенджеры, видео-хостинги, соцсети, поисковики и так далее, которыми владеют крупные компании, вроде Tencent — естественно, такие фирмы активно сотрудничают с государством.

Политолог Маргарет Робертс в своей книге "Censored: Distraction and Diversion Inside China's Great Firewall" (2018) пишет о трех столпах китайской цензурной стратегии (fear-friction-flooding):

— страх (fear) — использование репрессивных мер в отношении нарушителей законов, ограничивающих свободу слова и распространения информации.

— воспрепятствование (в оригинале friction, дословно «‎трение») — усложнение доступа к информации. Китайский интернет не такой же, как в Северной Корее (Кванмён) — он не отрезан тотально от глобальной сети, его пользователи могут попасть на заблокированные зарубежные сайты, но для этого придется воспользоваться VPN. Из-за усложнения пути пользователя к средствам обхода блокировок неизбежно прибегает лишь меньшинство.

— шум (в оригинале flooding, дословно «затопление») — распространение фейков, пропаганды или сбивающих с толку новостей, которые забивают собой информацию критического характера — с помощью автоматизированных пользователей (ботов) или платных комментаторов (троллей).

Столь развитая система контроля сети в КНР связана с тем, что китайское государство задумалось о регулировании этой отрасли еще на заре появления интернета в стране в 1990-х, когда лишь меньшинство домохозяйств имело к нему доступ, и первые шаги на этом направлении не заставили себя долго ждать.

Российский подход к регулированию интернет-пространства отличался от китайского. Государство активно занялось этим вопросом лишь с начала 2010-х, когда интернет уже активно проник в страну. Оно прибегало лишь к выборочной цензуре, не блокировало популярные иностранные платформы, запретительное законодательство развивалось постепенно.

Однако уже к 2025 году кажется, будто этот период остался в прошлом: государство создало развитую инфраструктуру блокировок, законодательство закручено, крупные западные сервисы в России не доступны большинству пользователей — они вытесняются российскими аналогами с помощью нерыночных инструментов, сеть заполнена троллями и ботами.

Вероятно, это результат многолетнего обмена практиками между РФ и КНР, внедрение которых особенно активизировалось с наступлением пандемии COVID-19, а затем — событий 2022 года.

Поэтому на текущий момент я не уверен, что российский и китайский подходы к регулированию интернета столь сильно различаются — скорее, за последние годы они наоборот максимально сблизились.

Кстати, о феномене авторитарного обучения (authoritarian learning), к которому можно отнести и описанные выше тенденции, у меня уже был пост — можете ознакомиться.

«Только не списывай точь-в-точь», — как диктатуры учатся друг у друга

По рекомендации одного уважаемого профессора (профессорши?) ознакомился с новой книгой политолога Стивена Холла "The Authoritarian International. Tracing How Authoritarian Regimes Learn in the Post-Soviet Space" (2023), которая посвящена феномену authoritarian learning (дословно — авторитарное обучение) на постсоветском пространстве.

С опорой на столь родные нашему уху примеры, Холл предлагает более широкий взгляд на исследование обмена опытом между диктатурами — подобные процессы происходят не столь иерархично и линейно, как их описывали более ранние авторы.

Во-первых, недемократические режимы не просто перенимают успешные практики друг у друга — как например, произошло с законодательством об иностранных агентах — они именно что учатся на своих и чужих ошибках и успехах, передают свой опыт собратьям по политическому режиму. Скажем, неудачный для автократий опыт «цветных революций» и «арабской весны» был учтен в России и Беларуси, где режимы изменили свои подходы к борьбе с массовыми акциями. Протесты в Молдове 2009 года и Евромайдан 2013 года оказали влияние на стратегии последующих правительств этих стран в отношении протестов. Про то, как удачные авторитарные белорусские практики перекочевывают в Россию, думаю, пояснять не нужно.

Во-вторых, авторитарное обучение идет сразу на нескольких уровнях: 1) через контакты и связи между авторитарными элитами разных стран; 2) с помощью международных организаций регионального уровня, состоящих из недемократических режимов — например, СНГ или ШОС; 3) между государственными институтами близкого профиля — например, спецслужбами.

В-третьих, эти процессы происходят не сверху-вниз — нет такого, что только самая сильная в регионе автократия обучает остальные недемократические режимы механизмам продления жизни — все учатся у всех.

Вот такая вот она, авторитарная глобализация XXI века — а мы с вами живем в самом ее очаге.

Коллега рассказывает о довольно известном исследовании феномена welfare chauvinism — поддержки националистическими партиями расширения государства всеобщего благосостояния при условии ограничения доступа к социалке имигрантов.

Еще в 1999 году экономист Милтон Фридман говорил о следующем противоречии: "You cannot simultaneously have a welfare state and free immigration. I am in favor of free immigration, but not if you have a welfare state".

За этим высказыванием стоит предположение о том, что имигранты увеличивают бюджетную нагрузку, пользуясь государственной социальной системой, но отдавая взамен меньше налоговых поступлений. Поэтому открытые границы приводят к усугублению дефицита бюджета — а значит нужно либо ограничивать иммиграцию, либо сокращать социальные программы.

На самом деле, в реальности все куда сложнее: существует множество разных моделей дизайна welfare state и миграционной политики, которые дают разные результаты. В одних странах имигранты в среднем (держите в голове, что это вообще не однородная группа) оказываются «фискально-позитивными» — возвращают государству больше налогами, чем потребляют социальных благ. В других — наоборот, оказываются экономически невыгодными для государства, расходуя больше социалки и отдавая меньше налоговых отчислений. И чтобы разобраться в этом вопросе, нужно смотреть на то: 1) какие группы имигрантов приезжают в страну — образование, опыт работы и т.д; 2) насколько для них доступен местный рынок труда, какие ниши в нем занимают приезжие; 3) какими социальными услугами пользуются в зависимости от их легального и социального статуса. А затем попытаться все это добро проанализовать — в общем-то, нетривиальная задача для любого ученого.

Естественно, в практической политике говорящие головы упрощают эту сложную тему до уровня одной цитаты Фридмана и на этом фармят очки поддержки электората, пользуясь популярными предрассудками и искажениями.

Всё о военных режимах

Изначально я просто хотел сделать развернутый обзор новой книги Голосова «Власть в погонах» — но в итоге несколько увлекся темой и написал огромный разбор самой темы военных режимов и переворотов по мотивам этой работы с добавлением кучи дополнительных источников, чтобы подробнее раскрыть разные аспекты:

— Что такое военный режим, и как его отличить от других автократий: почему не каждый режим, который появился в результате действий армии, действительно является военным, по какой причине этот тип режима появился лишь в XX веке и так далее.

— Как колониализм поспособствовал возникновению военных режимов в странах Глобального Юга — почему они получили столь широкое распространение именно в Африке, Латинской Америке и Азии, но не в Европе.

— Механизмы контроля силовых структур и армии — что нужно сделать, чтобы у вас к власти не пришла хунта. Какие институты могут застраховать режим от военного переворота: от дробления ведомств до контроля правящей партией. Как вообще выглядят военно-гражданские отношения в разных странах: рассмотрим на примере СССР и современной России, коммунистического Китая и не только.

— Девять элементов успешного coup d'état (не повторяйте в домашних условиях): от каких факторов зависели успехи и провалы военных переворотов.

— Почему вообще военные решаются на переворот, и какие режимы больше всего рискуют стать его жертвами: обратимся к статистическим данным, историям чилийской хунты Пиночета и военного режима в Южной Корее под предводительством Пака Чон Хи.

— Почему военные режимы живут меньше других диктатур и чаще демократизируются: по каким причинам власть военных оказывается непродолжительной, почему силовики часто решают передать власть гражданским и вернуться в казармы.

В общем, если вы внезапно захотели прочесть 30к знаков об истории военных диктатур с привлечением статистических данных и разбором самых интересных кейсов — то велкам:

Читать на Бусти
Читать в Телеграме

Читатели с Юга России — обратите внимание на лекционный тур по городам региона, в котором участвуют Родион Белькович и Андрей Быстров из ЦРИ, исторический блогер Николай Росов, экономист Павел Усанов и автор проекта «СтудВоля» Олег Пырсиков.

4-27 июля, шесть городов: Ростов-на-Дону, Волгоград, Сочи, Пятигорск, Ставрополь, Краснодар.

Ищите свой в расписании по ссылке.

Хижина дяди Тома — канал об истории, культуре и политике США

Автор знакомит своих читателей с историческими событиями прошлого и рассказывает о сегодняшних политических процессах:

🇺🇸 политика Дональда Трампа приближает сельское хозяйство к катастрофе, но американские фермеры не сдаются и пытаются выжить в таких сложных условиях;

🇺🇸 конфликт США и Ирана возник еще в 50-е годы прошлого столетия;

🇺🇸 как американцы вели борьбу с пиратами и что из этого вышло;

🇺🇸 правда ли, что новая администрация Белого дома специально устраивает хаос в международных отношениях, чтобы потом предложить России и Китаю вместе управлять миром;

🇺🇸 первые студенческие протесты прошли в начале XIX века, каковы их причины и причём тут крах старого миропорядка.

Подписаться

#промо

Успехи словацких социал-демократов: почему это так интересно?

К разговору о том, как левая экономическая повестка и национализм сочетаются между собой.

Последнее время с интересом наблюдаю за ситуацией в Словакии — еще одной страной в Восточной Европе, которая идет по пути автократизации после (очередного) прихода к власти Роберто Фицо. Если вкратце, то сейчас там происходит классика democratic subversion: сворачивание институтов демократии силами, которые сами пришли к власти путем демократических выборов.

Но в этом случае меня интересует не автократизация как таковая (в этом кейсе нет ничего уникального), а электоральный успех политической силы, которая занимает одновременно социал-демократические и националистические позиции.

Не секрет, что за последние десятилетия мейнстримные европейские партии подрастеряли свою популярность. На смену парламентам, в которых доминируют народные «зонтичные»‎ партии приходят более фрагментированные созывы. Этому тренду можно дать множество объяснений. Вместе с экономическими переменами на смену традиционным социальным расколам (город-село, рабочие-буржуазия) пришли новые (миграция, экология, глобализация), изменились общественные ценности, информационное потребление. Поэтому старые партии уступают место новым.

Особенно тяжко приходится социал-демократам. Свой традиционный рабочий электорат они давно потеряли — тот ушел к «правым» партиям, которые выступают за ограничение массовой миграции, а значит за протекционизм рынка труда — а за богатого образованного избирателя им приходится конкурировать с новыми «левыми», то бишь зелеными, а также либеральными партиями. Что делать?

Самый очевидный путь — частично перенимать риторику новых правых партий и пытаться отколоть часть их избирателей. Однако, как показывает исследование результатов европейских выборов 1976-2017 годов, эта стратегия приводит, с одной стороны, к потери традиционного лояльного электората партий, а с другой — к переходу сторонников правых партий обратно к традиционным мейнстримным силам — те оказываются для них недостаточно последовательными на фоне уже существующих националистически-настроенных партий.

Причем тут Словакия? Здесь я сошлюсь на свежее исследование: "The strategic dilemma of social democracy: Lessons from Slovakia (2025)". В 2020 году в словацкой социал-демократической партии Smer-SD случился раскол. Часть организации во главе с Петером Пеллегрини (нынешний президент) выделилась в новую силу — Hlas-SD, которая стояла на традиционных социал-демократических и более проевропейских позициях. А вот Smer-SD во главе с Фицо (нынешний премьер), оставаясь экономически левой партией, сместилась в сторону евроскептицизма и национализма. В результате Smer-SD удалось привлечь на свою сторону консервативный и националистически-настроенный электорат (его в Словакии много), в то время, как Hlas-SD — либеральный средний класс. Обе партии успешно выступили на парламентских выборах 2023 года и вместе с националистической партией SNS сформировали правящую коалицию. Парадоксальным образом раскол партии по социально-культурным и глобалистским вопросам привел не к их краху, а к обоюдному успеху.

Естественно, этот случай следует рассматривать через специфический восточноевропейский политический контекст: незавидная экономическая ситуация многих стран региона, разочарование в евроинтеграции, откат демократии, популярность нативистской повестки, вот это вот все.

В чем Россия — нетипичный персоналистский режим?

Как-то мимо меня прошла новая колонка политолога Дэниела Трейсмана, в которой тот рассуждает о вероятностях эволюции текущего персоналистского режима в РФ и приходит к довольно нетривиальным выводам — делюсь с вами самыми интересными фрагментами:

«Доступные нам сравнительные данные не подтверждают сделанный прежде вывод о том, что персоналистские диктатуры в наименьшей степени способствуют переходу к демократии. По данным Барбары Геддес и ее соавторов, через пять лет после смены лидера демократиями становились 10% монархий, 15% однопартийных диктатур и 22% персоналистских диктатур. Более высокий показатель (38%) только у военных режимов, чьи лидеры, как правило, могли безопасно вернуться в казармы.

<...>

Если мы посмотрим на типичный профиль персоналистского авторитарного режима, то обнаружим, что такие режимы, как правило, встречаются в бедных и экономически слаборазвитых странах. Согласно данным Maddison Project 2020, в период с 1946 по 2010 год средний доход на душу населения в персоналистских диктатурах составлял всего $3455 (по паритету покупательной способности в долларах 2011 года). В то время как ВВП на душу населения в России по тем же данным составлял $12 391 в 2000 году и $24 948 в 2019-м. Помимо этого, Россия в начале XXI века является значительно более образованной страной, чем «нормальные» персоналистские диктатуры. К 2010 году более четверти трудоспособного населения России имело высшее образование, тогда как средний показатель по персоналистским диктатурам в период с 1946 по 2010 год составлял около 2%. Наконец, еще одним отличием России от типичной персоналистской диктатуры является то, что к моменту прихода Путина к власти она имела некоторый опыт многопартийных и достаточно конкурентных выборов.

<...>

Перспективы персоналистских диктаторов после ухода с поста оказываются значительно лучше в богатых странах, чем в бедных, а вероятность перехода к демократии — существенно более высокой.

<...>

Персоналистские диктатуры редко оказываются преддверием демократии, но это прежде всего связано с тем, что мы наблюдаем этот тип режима в основном в весьма бедных странах с низким уровнем образования. Хотя вероятность демократии для военных режимов все равно существенно выше, ее вероятность для «продвинутых» персоналистских режимов возрастает и оказывается выше 50% в том случае, если годовой доход на душу населения превышает $5000. Вероятность перехода к демократии, по всей видимости, в большей или, во всяком случае, в неменьшей степени зависит от уровня экономического развития, нежели от типа авторитарного режима.

<...>

В классе богатых персоналистских диктатур можно выделить два типа. С одной стороны, примерами персоналистских диктаторов в стране с уровнем доходов, сопоставимым с путинской Россией, являются Муаммар Каддафи в Ливии и Ильхам Алиев в Азербайджане. В обоих случаях источником дохода является нефть. Другими примерами служат послевоенные диктаторы Иберийского полуострова: Франко, Ариас Наварро и — на протяжении года перед переходом к демократии — Адольфо Суарес в Испании, а также Каетану и Кошта Гомеш в Португалии, чьи режимы достигали уровня дохода на душу населения около $11 000–15 000.

Вопрос для тех, кто склонен к спекуляциям, заключается в следующем: на что больше похоже современное российское общество — на Ливию при Каддафи или на Иберийский полуостров в последние годы его диктаторов в начале 1970-х?»

Естественно, эти выводы не являются никаким точным прогнозом — их не существует в социальном мире.

Хороший обзор региональных выборов этого года в России

Сегодня — День Рождения вашего покорного слуги, автора этого телеграм-канала

Интереса ради я погуглил, какие значимые историко-политические события случились в этот же день. Оказалось, что 12 июля 100 года до н. э. родился Гай Юлий Цезарь. Во-первых, он был диктатором в классическом смысле этого слова — временным управленцем с широкими полномочиями в чрезвычайный период. Во-вторых, стал одним из тех, благодаря кому слово «диктатор» приобрело то самое значение, которое мы в него вкладываем и по сей день.

Да — я начал этот день с мыслями о Римской империи республике. Цивилизации, история которой и пробудила во мне интерес к политическим процессам еще в детстве.

В общем, спасибо, что читаете этот довольно нишевый канал.

Если же вы хотите поздравить и поддержать то, что я делаю, то подпишитесь:

▪️на Бусти
▪️или закрытый телеграм-канал

И там, и там я регулярно публикую уникальный дополнительный контент: циклы статей по сложным темам, которые не рассказать отдельными постами, обзоры книг, отдельные заметки и переводы интересных материалов о современной политике.

Либо просто поздравить однократным донатом через телеграм-бот или тот же Бусти.

Благодарю всех!