Расцветы Красоты

ЭКСПЛУАТАЦИЯ БЕЗ ГОСПОДСТВА В ОБЩЕСТВЕ ДОСТИЖЕНИЙ

Современная утрата веры, которая касается не только Бога или потустороннего, но и самой реальности, делает человеческую жизнь радикально преходящей. Она никогда не была настолько преходящей, как сегодня. Радикально преходящей оказывается не только человеческая жизнь, но и мир вообще. Ничто не гарантирует долговечности и постоянства. В силу этой нехватки бытия возникают нервозность и беспокойство. Принадлежность к роду могла бы поспособствовать звериному спокойствию животного, трудящегося ради него. Но позднесовременное Я (Ich) является совершенно изолированным. Религии как танатотехники, которые унимали бы страх перед смертью и вызывали бы чувство долговечности, также отслужили свой век. Всеобщая денарративизация мира усиливает чувство тленности. Она делает жизнь голой. Труд сам является голой деятельностью. Голый труд — это как раз та деятельность, что соответствует голой жизни. Голый труд и голая жизнь обусловливают друг друга. В силу отсутствия нарративной танатотехники возникает необходимость поддерживать безусловное здоровье этой голой жизни. Уже Ницше говорил, что после смерти Бога здоровье приобретает статус богини (Göttin). Если бы оно давало смысловой горизонт, превосходящий голую жизнь, здоровье не смогло бы абсолютизироваться до такой степени.

Более голой, чем жизнь homo sacer (лат. человек священный), является сегодняшняя жизнь. Homo sacer — это изначально кто-то, исключенный из общества за преступление. Его можно безнаказанно убить. Согласно Агамбену, homo sacer выражает абсолютно убиваемую жизнь. Как homines sacri он описывает евреев в концентрационном лагере, узников Гуантанамо, людей без документов, беженцев, которые дожидаются эвакуации в пространстве вне закона или же вегетативных больных в реанимационном отделении, прикованных к аппарату жизнеобеспечения. Если позднесовременное общество достижений сводит всех нас к голой жизни, то не только люди на границе общества или в чрезвычайном положении, то есть не только исключенные, но и все мы без исключения оказываемся homines sacri. У них, конечно, есть та особенность, что они являются не абсолютно убиваемыми, а абсолютно неубиваемыми. Они будто живые мертвецы. Здесь слово sacer означает не «проклятый», а «священный». Ныне простая голая жизнь сама оказывается священной, так что ее поддерживают любой ценой.

Именно на голую, ставшую радикально преходящей жизнь реагируют гиперактивностью, истерией работы и производительности. Сегодняшнее ускорение также во многом связано с этой нехваткой бытия. Трудовое общество достижений — это не свободное общество. Оно производит новые типы принуждения. Диалектика господина и раба в итоге приводит не к тому обществу, в котором каждый свободен и способен на досуг. Скорее оно приводит к трудовому обществу, в котором господин сам стал трудящимся рабом. В этом обществе принуждения каждый располагает собственным трудовым лагерем. Этот трудовой лагерь примечателен тем, что в нем заключенные одновременно являются надзирателями, а жертвы — хищниками. В нем эксплуатируют самого себя. Тем самым становится возможной и эксплуатация без господства. У людей, страдающих от депрессии, ПРЛ или СЭВ, развиваются симптомы, которые наблюдались также у Muselmänner в концентрационных лагерях. Muselmänner — это обессиленные, изможденные арестанты, которые, как и люди с острой формой депрессии, стали полностью апатичными и даже уже неспособны отличить физический холод от приказов надзирателя. Мы не можем избавиться от подозрения, что позднесовременное animal laborans с нейрональными расстройствами само является Muselmann, с той очевидной разницей, что в отличие от Muselmann оно лучше питается и нередко заплывает жиром.

(Byung-Chul Han. Müdigkeitsgesellschaft)

www.group-telegram.com/ms/rastsvetykrasoty.com/2342

771 viewsJan 23 at 16:18

ЭКСПЛУАТАЦИЯ БЕЗ ГОСПОДСТВА В ОБЩЕСТВЕ ДОСТИЖЕНИЙ

Современная утрата веры, которая касается не только Бога или потустороннего, но и самой реальности, делает человеческую жизнь радикально преходящей. Она никогда не была настолько преходящей, как сегодня. Радикально преходящей оказывается не только человеческая жизнь, но и мир вообще. Ничто не гарантирует долговечности и постоянства. В силу этой нехватки бытия возникают нервозность и беспокойство. Принадлежность к роду могла бы поспособствовать звериному спокойствию животного, трудящегося ради него. Но позднесовременное Я (Ich) является совершенно изолированным. Религии как танатотехники, которые унимали бы страх перед смертью и вызывали бы чувство долговечности, также отслужили свой век. Всеобщая денарративизация мира усиливает чувство тленности. Она делает жизнь голой. Труд сам является голой деятельностью. Голый труд — это как раз та деятельность, что соответствует голой жизни. Голый труд и голая жизнь обусловливают друг друга. В силу отсутствия нарративной танатотехники возникает необходимость поддерживать безусловное здоровье этой голой жизни. Уже Ницше говорил, что после смерти Бога здоровье приобретает статус богини (Göttin). Если бы оно давало смысловой горизонт, превосходящий голую жизнь, здоровье не смогло бы абсолютизироваться до такой степени.

Более голой, чем жизнь homo sacer (лат. человек священный), является сегодняшняя жизнь. Homo sacer — это изначально кто-то, исключенный из общества за преступление. Его можно безнаказанно убить. Согласно Агамбену, homo sacer выражает абсолютно убиваемую жизнь. Как homines sacri он описывает евреев в концентрационном лагере, узников Гуантанамо, людей без документов, беженцев, которые дожидаются эвакуации в пространстве вне закона или же вегетативных больных в реанимационном отделении, прикованных к аппарату жизнеобеспечения. Если позднесовременное общество достижений сводит всех нас к голой жизни, то не только люди на границе общества или в чрезвычайном положении, то есть не только исключенные, но и все мы без исключения оказываемся homines sacri. У них, конечно, есть та особенность, что они являются не абсолютно убиваемыми, а абсолютно неубиваемыми. Они будто живые мертвецы. Здесь слово sacer означает не «проклятый», а «священный». Ныне простая голая жизнь сама оказывается священной, так что ее поддерживают любой ценой.

Именно на голую, ставшую радикально преходящей жизнь реагируют гиперактивностью, истерией работы и производительности. Сегодняшнее ускорение также во многом связано с этой нехваткой бытия. Трудовое общество достижений — это не свободное общество. Оно производит новые типы принуждения. Диалектика господина и раба в итоге приводит не к тому обществу, в котором каждый свободен и способен на досуг. Скорее оно приводит к трудовому обществу, в котором господин сам стал трудящимся рабом. В этом обществе принуждения каждый располагает собственным трудовым лагерем. Этот трудовой лагерь примечателен тем, что в нем заключенные одновременно являются надзирателями, а жертвы — хищниками. В нем эксплуатируют самого себя. Тем самым становится возможной и эксплуатация без господства. У людей, страдающих от депрессии, ПРЛ или СЭВ, развиваются симптомы, которые наблюдались также у Muselmänner в концентрационных лагерях. Muselmänner — это обессиленные, изможденные арестанты, которые, как и люди с острой формой депрессии, стали полностью апатичными и даже уже неспособны отличить физический холод от приказов надзирателя. Мы не можем избавиться от подозрения, что позднесовременное animal laborans с нейрональными расстройствами само является Muselmann, с той очевидной разницей, что в отличие от Muselmann оно лучше питается и нередко заплывает жиром.

(Byung-Chul Han. Müdigkeitsgesellschaft)

BY Расцветы Красоты