Верунчик, хлопнувшая пивка за подрыв Прилепина, внесена в список гадин. А чего так поздно-то?

***
Я помню как Верунчик Полозкова
Брала у режиссера Боякова
Банан с руки, и упирая взор
Вперёд, в океанический простор,
Читала вирши про Адель и Жужу,
Про лютый край, про северную стужу,
Где в нищей и жирующей стране
Произрастают вирши на говне.
Гоанский бриз всем кудри шевелил,
Семейный вечер был культурен, мил,
И как бы ничего не предвещало,
Что будет трющить Верочка хлебало
От Боякова и его дружков,
Объевшись либеральных ништяков.

Потом, свинцовых возжелав гостинцев
Прилепину за хлопцев-украинцев,
Свинтила пончик Вера из страны.
И хуй с ней, нам такие не нужны.
Но сколько крестников таких - ползучий стыд! -
Ещё культура русская таит?
Вот, говорят, актеров-либералов
Поп Охлобыстин покрестил немало,
А хули толку? Толку в этом нет,
Коли на Русь раззявили еблет!
Мораль: ты, Ваня, больше не крести,
Кричи лишь «Гойда!» и «Мирррамистиииин!».

"Ополченский романс", продолжаем наблюдать по НТВ. Герой фильма, либероидный журналист, спрашивает у боевого ополченца Дака, который его сопровождает по ДНР: "А вам приходилось убивать когда-нибудь, по-настоящему?". Причем накануне Дак у него на глазах расфоршмачил украинскую диверсионную группу очередями, ножом и гранатами. Предложил бы экранизаторам-вайнштейнам давать каждой серии название. Эту назвал бы "Амнезия".

Девица Лера Лепесткова,
Красавица и поэтесса,
Средь мастериц пера и слова
Имела ранг тяжеловеса.
Тяжелой поступью Брунгильды
Бродя по рощицам Парнаса,
Она себе завоевала
Титло поэта экстра-класса,
И толпы дамочек бесхозных
За ней на чтения ходили,
И в виршах мутных и серьезных
Глубины смыслов находили.
Ну а пиит Похмелин Вася
Был ясен, как стекло бутылки,
И ликом вовсе не прекрасен,
И плотничал на лесопилке.
Его любили патриоты,
Неофашисты и студенты,
Еще очки он заработал
Воспев движенье "белой ленты",
К своим поклонникам прибавив
Носатых ушлых либералов,
Но, жаль, к плакатной этой славе
Деньжонок прилагалось мало.
А вот пиит Ефрем Быковер
На революции поднялся,
Но Вася - он на то и Вася -
В бабле с Ефремом не сравнялся.
А ресторатор Герман Векслер,
Любитель муз и рифмоплетов,
Задумчиво качаясь в кресле,
Вел сам с собой разбор полетов.
"Да, в баре "Пятница, 13"
С культуркой ничего не вышло,
Хоть были там Ефрем и Вася,
Народ не въехал, ком им в дышло.
Вулканова вот тоже жалко,
Обидело блядво поэта.
Но, прямо скажем, кто их знал-то
До революции до этой?
Теперь же в "Лепестке купины",
Да вот хотя бы на открытье,
Я все устрою чин по чину,
Для всей Москвы создам событье!
Ефремку позову, и Васю,
А также Леру Лепесткову.
Я под нее в Барвихе квасил,
Хотя не понял, блин, ни слова.
Вулканов пусть пока покурит,
Пока что лирики не в моде.
Уж извини, любезный Шурик,
Кабак - всегда призыв к свободе!"
На следующий день у Геры
Сидел промоутер Боянов,
Занудно приводя примеры
Событий модных ресторанов.
"Да нахуй мне твои ивенты! -
Ему ответил Векслер прямо. -
Вот список, мне нужны поэты,
Вот эти два и эта дама.
Чего? Быковер просит тридцать?
Ибать, пошел он кверху жопой!
Пусть будут Вася и девица.
Ну, ладно, допивай и топай!"

Спустя неделю за накрытой
Поляной в "Лепестке купины",
Кто с "дьюарсом", кто с "Маргаритой",
Сидели дамы и мужчины.
Сияли мисочки с икрою,
И поросюк блестел умильно,
И тарталетки с фуагрою
Повсюду высились обильно.
Под микс из Лепса и Носкова
Две пары бодро танцевали.
В углу Похмелин с Лепестковой
Друг другу водки подливали.
Валерия чуть пригубляла,
Зато Похмелин пил как бочка,
И восклицал: "А чо, халява!
Давай, хуйни со мною, дочка!"
Но Герман подошел к ним грозно
И произнес: "Какого хера?
Короче, блин, пока не поздно,
Идите и читайте, Лера".
И Лера, кутаясь в платочек,
Взошла лебедушкой на сцену
И молвила, прищуря очи:
"Привет вам, зеркала и стены.
Ну и респекты непременно
всем, кто собрался в этом зале".
Но тихо вполз за ней Похмелин,
Певец сиротства и печали.
Спустил он брюки неуклюже,
Едва лишь Лера рот открыла:
"Арман любил Адель и Жужу,
Но всем им досаждал Гаврила..."
Покуда Лера Лепесткова
Читала байку про Гаврилу,
Седой творец ржаного слова
Драконил лысого дурилу.
Сначала дамы рты открыли
Как бы в глубоком упоеньи,
И Лепесткова о Гавриле
Сурово продолжала чтенье,
Но публикум заволновался,
Смешки по залу прокатились,
"Арман с Гаврилою остался,
Адель и Жужа покорились", -
Так завершила Лепесткова
Бессмертный опус про Гаврилу,
И зал взорвался смехом, ревом
И криками: "Что это было?!"
А Лепесткова оглянулась,
И вспыхнула, как куст купины,
В платочек гордо завернулась
И плюнула в лицо мужчины,
В его лицо в простой оправе
Из редкого седого пуха,
И взвизгнув: "Сдохни, тварь, в канаве!" -
Умчалась прочь от пира духа.
Похмелин под аплодисменты,
Шатаясь, к микрофону вышел,
В такие пьяные моменты
Он гул миров нездешних слышал,
И запихнув елду обратно,
И брюки подобрав немножко,
Он возгласил: "Я ссал, понятно?
Я ссал на лунную дорожку!
Когда в душе дерьмо и смута,
Когда скребется в сердце кошка,
Так классно ссытся почему-то
На снег и лунную дорожку.
Она бывает в речке, в луже,
Но снег и лунная дорожка,
Оно тоскливее и хуже...
Подайте мне Адель и Жужу,
А лучше - водки и картошки!"

Он принял в руки батл "Столичной",
Хлебнул из горлышка грамм двести,
Икнул и произнес: "Отлично", -
И, блеванув, упал на месте.
"Иваныч! Гера! Гений сцены! -
Со всех сторон раздались крики. -
Ну ты красава! Ахуенно!
А Вася, бля, поэт великий!
Ну ни хуя себе перфоманс!
Быковер просто не канает,
Замучили стишки про совесть!

(Окончание)

Всё! Твой кабак теперь узнают".
Иваныч гордо улыбался,
Как режиссер Больших и Малых,
И подсчитать барыш старался,
И фото в глянцевых журналах,
И как не обойти поэтов,
Чтобы и им достались крошки,
И звал под своды кабинетов
Пройтись по снежной по дорожке...

Но поэтесса Лепесткова
Мыслишек рой приятный сбила,
Когда, вдруг появившись снова,
Бесстыже бабки попросила.
И на заблеванного Васю
Скосив глазастую мордаху,
Промолвила: "Как он прекрасен!
Он мой! А вы идите на хуй!"

Постскриптум барышням и дамам.
Поэт - он не совсем мужчина,
Он куст ползучий с красным срамом,
Неопалимая купина.

☝️И снова - давнее, о Лерочке. Пардон, Верочке.

Пью ли я текилу, пью ли я портвейн,
Все равно я Пупкин, а не, бляць, Вайнштейн,
Я бы и Фанштейном согласился быть,
Лишь бы в Голливуде телок подолбить...

https://www.group-telegram.com/stepantsov_z.com/6777

Знаю, виделись на позициях, я ему свой сборник подарил. Удачи, Александр!
https://www.group-telegram.com/Evnshatun/6670

Листая старенький айпад…

БОГЕМИЙ МАЛАШЕНКО

НАД МОГИЛОЙ НЕМЦОВА

Над могилою Бори Немцова
серый дождичек обложной,
и блестят изразцы леденцово
сквозь несладость погоды блажной.
Но так больно сверкают их краски,
будто смерть сыпанула в ответ
жизни-скряге за все недосластки
горсть своих запоздалых конфет…
Милый Боря, по прозвищу Шарфик,
никаких не терпевший удил,
наш земной извертевшийся шарик
недостаточно ты исходил.
Не доспорил, ночной обличитель,
безобидно вздымая кулак,
с комендантами общежитий,
с участковыми на углах.
Недопил ни ацтекского зелья,
ни останкиновского пивка.
Серый дождичек, выдай под землю
ну, хотя бы твои полглотка!...
Есть в российских поэтах бродяжье,
как исправиться их не проси,
а навеки хозяин приляжет-
бродят строчки его по Руси.

(Но таков же народный политик,
Если он голосист и речист,
Если он был по жизни не нытик,
Он меж нами и небом таксист.)

Над могилою Бори Немцова
серый дождичек обложной.

В неделимости русского слова
нет политики «областной».
Приходя из Рязани, из Тотьмы,
из Хабаровска, Сочи, Зимы,
если чувствуем почву, как плоть мы,
обнимаем вселенную мы.
Есть поэт всероссийский, вселенский,
а не тотьминский и не псковской:
нет политики деревенской,
нет поэзии городской.
Над могилою Бори Немцова
серый дождичек обложной.
Только тучи висят не свинцово,
а просвечены все до одной.

Золотистая просветь на сером-
Бунтарей и поэтов судьба.
Светит Ельцин и светит Есенин
ясной плотницкой стружкой со лба…

Я, наверно, на свете зажился,
слишком часто в пустое встревал,
слишком часто я сытым ложился,
слишком редко голодным вставал.
Но за всю мою лишнюю славу,
и за всю мою лишнюю жизнь
послужу ещё русскому слову,
чтобы слово и дело сошлись.
В нашей жизни, на беды небедной,
есть спасенье одно от беды:
за несчастьями слишком не бегай,
а от лишнего счастья – беги.
Перед смертью, как перед обрывом,
завещает светящийся стих:
можно быть самому несчастливым,
но счастливыми делать других.

Также наши сайкобилли-слоняры THE MEANTRAITORS уже завтра выступают с презентацией нового сингла в Петербурге.

Оказывается, помимо Макаревича, Ромы Зверя и Дианы Арбениной есть ещё и такой писатель.

https://www.group-telegram.com/aavst2022/8421

Писатель, бди. Планета в опасности!

Прочел о покушении на о. Тихона Шевкунова. Вспомнился анекдот.

Инопланетяне прилетают на Землю. Собираются делегации разных стран, религиозные лидеры и расспрашивают пришельцев об их жизни. Очередь доходит до Папы Римского:
— Знаете ли вы о Спасителе и Господе Боге нашем, Иисусе Христе?
— А, Иисус, — отвечает инопланетянин. — Конечно, мы его знаем. Он навещает нас каждый год, чтобы удостовериться, что мы в порядке.
— Каждый год?! Да мы уже как 2000 лет ждем его второго пришествия! —удивленный, Папа восклицает
Пришелец видит, что священник начинает гневаться, и пытается его успокоить:
— Ну, может, ему нравится наш шоколад больше чем ваш...
— Шоколад? А это здесь вообще при чем?!
— Когда он впервые посетил нашу планету, мы подарили ему огромную коробку шоколадок. Теперь это наша традиция... Погодите, а вы что сделали?

В СБУ допрашивают ВСУшника, который расстрелял весь полевой штаб.
- Рассказывай как было.
- Как, как? Запихнули меня в бусик, привезли сюда, дали автомат, иди воевать. Я им говорю, я не умею. А они мне, да просто убивай всех кто говорит по-русски.
- И что?
- Они все говорили по-русски.

Свободу шаманам!
https://www.group-telegram.com/chto_gov/38168

Ну и вдогоночку про шамана:

ДВА БРАТА И ВОЛЬНАЯ ВОЛЯ

Из дальней Якутии, мёрзлой и сладкой,
Как мясо коня на морозе,
В больших сапогах и с линялой палаткой,
Шагала глиста в коматозе.

На мятом лице мужичка-сахаляра
Блуждали лишь два выраженья:
Зачем он смешал самогон и соляру? –
И в брюхе бурленье и жженье.

Но, двигаясь твёрдо к поставленной цели,
Мужик говорил себе: – Саня,
Правители наши в Москве озверели,
Совсем не считаются с нами.

Не надо мне денег от нефти и газа,
От северных труб и от южных,
Но парочку лямов с якутских алмазов
В валюте мне выплатить нужно.

Я слышал, в Москве брат мой сильно страдает,
Актёр популярный Ефремов.
За то, что на власть он в стихах нападает,
С карьерой актёрской проблема.

Стихи не его, но, по сути, не важно
(Я сам ведь шаман самозванный!),
За то, что транслирует Миша отважно,
Его ненавидят тираны.

И главный тиран, и московский наместник,
Хоть он, говорят, и из наших –
Из лютых хакасов колдун и кудесник,
Как идол гранитный он страшен.

Ещё там ведьмак из Тувы с ними рядом,
Пожаров лесных усмиритель,
Способный тайфун останавливать взглядом,
Пустынь и песков покоритель.

Но если мы с Мишей, волшебником слова,
Возьмёмся за гуж с новой силой,
То будет Рублёвка свободною снова,
А с нею Москва и Россия.

Хотите узнать, как он стал моим братом?
Обычное дело: гастроли,
Московский артист, как всегда неженатый, -
И мама сдалась поневоле.

Поверила, дура: кино, режиссёры,
Фата, подвенечное платье...
Но писем всё нет, а рожать уже скоро.
Был добр, но забывчив, наш батя.

Отвергнута домом, семьёй и страною,
Одна меня мать воспитала,
К шаманам ходила подмышкой со мною,
На капищах с ними плясала.

Не знаю, что было там, то или это,
Пока я лежал на поляне,
Но сгустки энергий Небесного Света
Делила со мною маманя.

Мишаня, иду я, твой братец острожный,
Сожрём упырей с потрохами!
Я их буду жечь своим солнцем таёжным,
А ты распылять их стихами.

Подключим мы духов, и нижних и вышних,
Навальный пришлёт пионеров,
И вместе - актёр, и шаман, и айтишник, -
Отменим министров и мэров!

Отменим солдат, обучение в школе,
Болезни, ментов, угнетенье!

Лишь небо над нами, лишь кони и воля,
Тайга и шаманское пенье.

А шаманы-пидоры существуют? В прошлый раз шаман был там, нормальный, из Огайо.

https://www.group-telegram.com/naehavshie/27627

Завершая тему шамана.
https://vk.com/wall12123559_103510

НАКАТИКАДАВАЙ