Котик Гремлин тащится. Спасибо за внимание.

С Новым годом!

План по сканированию на сегодня по минимуму, но выполнен; обработка для выкладывания в Сеть займет отдельное время, но всё будет. Ну а пока, поскольку «Военно-Ученый Архив» работает и обновляется и вечером 4 января:

Кагарлицкий Ю. В. Отвага и мужество: к формированию временной перспективы в военном нарративе // Хронотоп войны: пространство и время в культурных репрезентациях социального конфликта: материалы Третьих международных научных чтений «Мир и война: культурные контексты социальной агрессии» и Научной конференции «Мир и война: море и суша» (Санкт-Петербург — Кронштадт, 21-24 октября 2007 г.) / Отв. ред. И. О Ермаченко. — М.; СПб.: ИВИ РАН, 2007. С. 8-10.

Тема — интереснейшая: история возникновения и утверждения слов, кажется, бытовавших в языке всегда, заодно с историей толкования и трактовки этих слов в различные эпохи. Причем в вопросе просто ради интереса не разобраться, не будучи в материале. Благо, конкретно этот велосипед незачем изобретать заново.

(На всякий случай, самым внимательным, бдительным и неравнодушным: посмотреть инициалы автора и охолонуть).

Командир полка в составе [германского] Азиатского корпуса [в составе армии Османской империи] писал, что всякий иностранец в Константинополе проходит 6 стадий: бурное восхищение, крайнее удивление, тихое отвращение, бешенство, «что ж, будем работать» и «я больше так не могу».

...По мере развития ситуации на фронтах (со временем все более неутешительной и безнадежной прогностически...) градус дискуссий не столько между союзниками, сколько между плохо связанными друг с другом германскими ведомствами в Порте (их насчитывалось от 6 до 9 (!) инстанций) возрастал. Центральные ведомства (в Берлине, а также в находившейся еще дальше германской Ставке...) выказывали крайнее недовольство и несостоятельностью очередных надежд и проектов, а также попытками эмиссаров на местах не столько оправдаться, сколько усомниться в изначальной реалистичности поставленных целей и ожиданий от османского союзника, и без того демонстрировавшего чудеса стойкости вопреки всем европейским представлениям о минимальных требованиях к ведению боевых действий. Упорствуя в неадекватных мерках и требованиях, германские офицеры даже не замечали, что обвиняют османских коллег примерно за те же качества, за которые так хвалят их солдат: крайний фатализм, стойкость к любым военным лишениям, готовность выполнять приказы всему и вся и т. д.

Эмиссары не только в Константинополе, но и в Алеппо, Сивасе, Мосуле, Назарете и т. д. оказывались заложниками средств связи, горько возмущаясь беспечностью османских властей, управлявших столь громадной и пестрой державой, не имея к этому действенных рычагов. ...С учетом специфического темперамента и манер обеих сторон раздражение в обстановке титанической схватки могло дать самые тяжелые последствия. С 1915 г. почти постоянными стали слухи об отравлении или с трудом замаскированном убийстве германских эмиссаров (военного атташе Э. фон Ляйпцига в июне 1915 г., германского посла фон Вангенхайма в октябре 1915 г., К. фон дер Гольца в апреле 1916 г. и т. д.) как в столице, так и на фронтах. Порой некоторые акции удавалось довести до конца, убив не только ненавистного кайзеровского офицера (фон Мютцнера, например), но и его ближайшего и слишком сработавшегося османского коллегу (полковника Суди-бея). Был раскрыт и едва ли не варфоломеевских масштабов заговор турецких военных, намеревавшихся перебить германских эмиссаров, так что сотни офицеров оказались под арестом, а десятки (якобы) были казнены. [Примечание авторов: «С рядом подобных цифр следует обращаться с крайней осторожностью, ведь они слишком высоки, но не встречают почти никакого подтверждения в источниках и литературе»].

…Катастрофические события в османских войсках, лишенных необходимых медикаментов, санитарных частей и способов остановить развитие эпидемических заболеваний, хорошо известны, однако масса смертей вызывалась не плохим функционированием османской медицины, а в куда большей степени элементарным недоеданием, а также специфическим – и шокирующим особенно немцев – представлением о гигиене и ценности ее поддержания в полевых условиях. Контраст между германскими госпиталями … и османскими медицинскими «импровизациями» был слишком велик. Зачастую пренебрежение и недоверие было необоснованным либо, по меньшей мере, несправедливым к османским военным медикам, нередко имевшим германские университеты за плечами, но теперь вынужденным действовать в военно-полевых условиях, считавшихся в кайзеровской армии безусловно немыслимыми.

…Любые конкретные примеры смертей от эпидемий, прокатившихся на исходе Великой войны по всему миру (включая знаменитую «испанку», которую пытаются сделать «ответственной» за исход всей кампании 1918 г.), меркнут перед шокирующими данными о количестве османских солдат, умерших от голода, что официально было приравнено к гибели за Отечество [Из примечания авторов: за 6,5 месяцев зимой 1917/18 гг. в войсках 6-й армии – 12735 человек].

(Мирзеханов В.С., Ланник Л.В. В перекрестье имперских проектов. Pax Ottomanica от первой конституции до Лозаннского мира. М.: Издательство «Аспект-Пресс», 2025. С. 241, 243-244, 247, 248).

За документальную цитату спасибо Геноциду и декабристам

«Канун Рождества я провел один. Меня давила тоска и хотелось поделиться с близкими, своими мыслями и переживаниями. Я принялся писать своей любимой бабушке письмо, стараясь вложить в него больше души; и никогда в жизни не чувствовал я себя таким одиноким, забытым, как в этот момент, который каждый из нас привык проводить в тесном кругу своих родных.

Я уже кончал писать, когда незнакомая голова просунулась между 2-мя снопами ржи, заменявшими дверь, и попросила разрешение войти.

Вошедший оказался присланным из штаба полка с рождественскими подарками от матери командирши. Тут на первом плане лежала бутылка кахетинского вина, 1/3 большого Варшавского торта, всякие сладости и деликатесы. Мне тотчас же пришла в голову мысль — недаром же сложили наши прадеды название для командирских жен «мать командирша». Сейчас это название я символизировал, переживал и мысленно тепло приветствовал. Немедленно была передана м-м Мдивани благодарственная телефонограмма и поздравление с праздником.

Такая неожиданность сильно приподняла нервы. Я вылез из теплой маленькой норы и пошел по окопам. На дворе было препротивно. Дул пронизывающий ветер. Один за другим обходил я взводы. Часовые бодрствовали, переминаясь с ноги на ногу; из нор землянок несся густой храп.

«Ну что», — спрашивал я часовых, — «что-нибудь видишь?» — «Никак нет, Ваше Благородие, мы слушаем. А когда немец пущает ракету, то смотрим»...

Подойдя к пулемету, я увидел притаившуюся фигуру дежурного номера. В моей роте пулеметы были Грузинского полка.

«Как твой пулемет, исправен?» — задал я вопрос. — «Так точно, пулемет хороший, только тот, что при Вашей 6-ой роте бьет еще резче», — был ответ.

«Святые люди», — думал я».

(Попов К. С. Воспоминания кавказского гренадера. 1914-1920 гг. Белград, 1925. С. 73-74).

С Рождеством, православные.

Начальник: Чем это ты, любезнейший, бьешь козырного туза?
Подчинённый: Визитной карточкой-с вашего превосходительства.
Начальник: Хе, хе, хе!

(Лемке М. К. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб., 1904. С. 26)

Статья 2007 года о фильме «Падение Берлина» в контексте сталинской киномифологемы, написанная по документам Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ), с массивными цитатами из сценария — к утру доверстать точно не успею, но постараюсь подготовить и выложить текст на сайте в пятницу.

Если что, у меня там уже выложена диссертация автора статьи, Н. В. Черновой: Полководческий образ Сталина периода гражданской войны в трактовке советского художественного кинематографа второй половины 1930-х — начала 1950-х годов. Была защищена в том же 2007 году, но о «Падении Берлина» в ней не говорится. И хорошо, значит, не зря сканировал.

Выложил небольшую по объему текста, но фундированную статью:

Портнягин Д. И. Британские дипломатические и военные представители о состоянии русской армии и флота в 1917 г. // Великая война 1914-1918: Альманах Российской ассоциации историков Первой мировой войны: Россия в Первой мировой войне: Вып. 3. — М., 2013. С. 22-26.

О том, как британские военные и дипломатические круги относились к происходившему в Русской армии, и в России в целом после падения самодержавия в 1917 году, говорится и пишется очень много; мнений различной степени корректности уйма, вплоть до конспирологии. Ну, а вот — нечастый, и оттого более ценный пример обращения к этой теме историка, причем непосредственно по документам британских архивов. Исследование спектра суждений и наблюдений британских военных и дипломатов, прошедших сквозь призму их представлений о России и Русской армии, с рядом цитат из источников. Рекомендую.

Приведем любопытное свидетельство о стремлении части офицерства к установлении в России военной диктатуры. Письмо, написанное военным инженером Ле Пейджем военно-морскому атташе в Петрограде капитану Гренфеллу, заинтересовало Форин офис и было направлено Дж. Бьюкененом заместителю министра иностранных дел лорду Роберту Сесилу. Автор сообщает о своих беседах со старшими офицерами крейсера черноморского флота «Алмаз», включая командира А. С. Зарина. Позднее, после Октябрьской революции, этот крейсер приобрел плохую репутацию среди противников большевиков, поскольку его экипаж принял активное участие в установлении советской власти в Одессе. В личной беседе 23 мая 1917 г. капитан А. С. Зарин затронул вопрос о желательности установления военной диктатуры в России и попросил Ле Пейджа дать ему рекомендательное письмо для встречи с британским послом в Петрограде. Неизвестно, состоялась ли эта встреча, но испрашиваемое письмо Ле Пейдж дал, правда не к Дж. Бьюкенену, а к военному атташе.

Очень подробно рисует состояние русской армии на Северном фронте доклад британского консула в Риге, который Дж. Бьюкенен перенаправил министру иностранных дел Артуру Бальфуру. Главное внимание консул уделил состоянию дисциплины в 12-й армии. Автор привел множество примеров морального разложения и падения дисциплины в армии. Например, когда командующий армией генерал Р. Д. Радко-Дмитриев увидел трех солдат в карауле сидящими с винтовками между колен и потребовал, чтобы они встали в его присутствии, те проигнорировали его требование. Когда же он спросил их, знают ли они, что он командующий армией, ответ был: «Очень рады слышать это».