Все закаты – в тон одному Закату. Петербург – вообще город Заката. Город, Претерпевающий Закат. Долгий северный закат для Петербурга символичен. Рассветы здесь чаще всего мучительны: холодно, темно. Мучительна «петровская заря», пробуждение в новый день российской истории, вздергивание России на дыбы, хотя уже давно известно, что никто никуда не поскачет, а все так и замрет в претенциозной позе. Город строился на заре, на сотнях мертвецов, не переживших рассвета. Поскольку – поперек основного, закатного смысла. Ибо Петербург – Окно не столько на запад, сколько в закат, в мистические просторы заката. Это серьезнее. И это окно всегда распахнуто. В Петербурге возлагается меньше надежд на День Этого мира, чем, скажем, в Москве. Потому и говорят сведущие люди: этот город построен не для жизни. Петербург смотрит за горизонт пророческими, знающими очами: в закатный отказ от здешнего, в запредельность, в преодоленность дня, в запредельность, за-суетность, за-ночье. А тем временем ночная нечисть уже готовится как следует разгуляться после заката.
Следует ли полагать, что на закате Петербурга сочинители станут писать Книги и Поэмы Закатов, а восходы окажутся в небрежении? Тогда сбудется то, о чем я говорю, и город будет затоплен закатом, – вместо того, чтобы в него впасть.
Все закаты – в тон одному Закату. Петербург – вообще город Заката. Город, Претерпевающий Закат. Долгий северный закат для Петербурга символичен. Рассветы здесь чаще всего мучительны: холодно, темно. Мучительна «петровская заря», пробуждение в новый день российской истории, вздергивание России на дыбы, хотя уже давно известно, что никто никуда не поскачет, а все так и замрет в претенциозной позе. Город строился на заре, на сотнях мертвецов, не переживших рассвета. Поскольку – поперек основного, закатного смысла. Ибо Петербург – Окно не столько на запад, сколько в закат, в мистические просторы заката. Это серьезнее. И это окно всегда распахнуто. В Петербурге возлагается меньше надежд на День Этого мира, чем, скажем, в Москве. Потому и говорят сведущие люди: этот город построен не для жизни. Петербург смотрит за горизонт пророческими, знающими очами: в закатный отказ от здешнего, в запредельность, в преодоленность дня, в запредельность, за-суетность, за-ночье. А тем временем ночная нечисть уже готовится как следует разгуляться после заката.
Следует ли полагать, что на закате Петербурга сочинители станут писать Книги и Поэмы Закатов, а восходы окажутся в небрежении? Тогда сбудется то, о чем я говорю, и город будет затоплен закатом, – вместо того, чтобы в него впасть.
Мария Каменкович
BY Zаписки традиционалиста
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. Under the Sebi Act, the regulator has the power to carry out search and seizure of books, registers, documents including electronics and digital devices from any person associated with the securities market. But Kliuchnikov, the Ukranian now in France, said he will use Signal or WhatsApp for sensitive conversations, but questions around privacy on Telegram do not give him pause when it comes to sharing information about the war. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. Pavel Durov, a billionaire who embraces an all-black wardrobe and is often compared to the character Neo from "the Matrix," funds Telegram through his personal wealth and debt financing. And despite being one of the world's most popular tech companies, Telegram reportedly has only about 30 employees who defer to Durov for most major decisions about the platform.
from ms
