Вышел на этот раз полный ролик нашего с Александром Кащенко разговора. Вообще, это, наверное, первый разговор формата, когда я пытаю собеседника вопросами "где наша великая культура? где наша великая философия? где наше мощное образование? делать-то что?". Я, может, и перегибаю палку, зато получаю радикально точные ответы — "этих убрать, этих сменить, тех поставить".
Как говорил Леонид Броневой в образе Мюллера: "Разведчик должен изъясняться только существительными и глаголами: он пришёл, она встретилась, он передал". Очень толковая мысль. Сначала нам нужно вооружиться четким понятийным аппаратом, чтобы максимально твердо ответить на важные вопросы, влияющие на дальнейшее функционирование системы, потом придет время для более витиеватых формул. Великое исправление имен — это все-таки, когда каждое слово стоит на своем месте, каждое понятие имеет четкие границы определения. У либералов, кстати, именно так, поэтому их риторика воспринимается будто бы легче.
А если не получится, то будем показывать одного Достоевского. Хотя бы напоследок отыграемся.
Вышел на этот раз полный ролик нашего с Александром Кащенко разговора. Вообще, это, наверное, первый разговор формата, когда я пытаю собеседника вопросами "где наша великая культура? где наша великая философия? где наше мощное образование? делать-то что?". Я, может, и перегибаю палку, зато получаю радикально точные ответы — "этих убрать, этих сменить, тех поставить".
Как говорил Леонид Броневой в образе Мюллера: "Разведчик должен изъясняться только существительными и глаголами: он пришёл, она встретилась, он передал". Очень толковая мысль. Сначала нам нужно вооружиться четким понятийным аппаратом, чтобы максимально твердо ответить на важные вопросы, влияющие на дальнейшее функционирование системы, потом придет время для более витиеватых формул. Великое исправление имен — это все-таки, когда каждое слово стоит на своем месте, каждое понятие имеет четкие границы определения. У либералов, кстати, именно так, поэтому их риторика воспринимается будто бы легче.
А если не получится, то будем показывать одного Достоевского. Хотя бы напоследок отыграемся.
At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. However, the perpetrators of such frauds are now adopting new methods and technologies to defraud the investors. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. For example, WhatsApp restricted the number of times a user could forward something, and developed automated systems that detect and flag objectionable content. But Telegram says people want to keep their chat history when they get a new phone, and they like having a data backup that will sync their chats across multiple devices. And that is why they let people choose whether they want their messages to be encrypted or not. When not turned on, though, chats are stored on Telegram's services, which are scattered throughout the world. But it has "disclosed 0 bytes of user data to third parties, including governments," Telegram states on its website.
from ms
