Сергей Николаевич родился в Крыму, у матери, сбежавшей туда от геноцида в Османской империи. Вырос, воевал, был в плену у немцев, потом пережил депортацию на Урал, а в итоге, стал директором краснодарского торгового объединения гастрономов. Большим человеком! Только маленьким.
Когда в 1980-е краснодарскую торговлю трясло проверками, посадками и расстрелами, Сергея Николаевича не только не посадили, но даже не сняли с работы.
Потому что он был кристально честным человеком. И не просто кристально честным, а вообще со всех сторон образцом советского гражданина, таким, какими нам показывали советских граждан в кино и литературе. По утрам он варил два яйца всмятку, стоя над ними у плиты, втиснутой между раковиной и холодильником на пятиметровой кухне, вслух отсчитывал, сколько секунд им осталось вариться, вечерами обязательно смотрел 'День Кубани' и программу 'Время', вырезал заметки из журнала 'Вокруг света' про разные страны, куда — он знал — ему никогда не попасть, да и не тянуло его в разные страны, он ведь и так жил в лучшей, Советской стране.
Хотел только когда-нибудь съездить в Румынию — отыскать румына-врача, спрятавшего его от немцев, когда он сбежал из плена, а немцы пошли искать его по всем хатам, и румын, сам оккупант, сказал им: заходите, мол, проверяйте, только имейте в виду, у меня тут в хате тифозные.
Но и в Румынию не попал. Зато уже после СССР сам за рулем, на своем жигуленке Сергей Николаевич съездил в Голландию, где у него оставалась сестра, которую немцы схватили в Крыму, приняв за еврейку, но родня выхлопотала ей справку из сельсовета, что она армянка, а не еврейка, и ее вместо концлагеря угнали в Голландию на завод.
На тумбочке у кровати Сергея Николаевича стояла Большая советская энциклопедия. В багажнике жигуленка он возил продолговатые яблочки, а зимой — мандарины, и кормил ими годовалую внучку, хотя у внучки была аллергия, но разве может советский человек бояться каких-то там аллергий, и она странным образом, действительно прошла, как будто устала бороться с упорством советского человека.
По выходным Сергей Николаевич выбивал ковры во дворе, белил груши на даче, играл с соседями в домино, а иногда, отдавая дань своей этнической принадлежности, — в нарды. Влюбленные в него продавщицы с умилением любовались, как их Сергей Николаевич катает в обеденный перерыв вдоль трамвайных рельсов коляску с внучкой.
Потом он учил эту внучку, как найти дорогу из пункта А в пункт Б, если скорость такая-то, а время такое-то. Когда внучка задавала вопросы о мироустройстве, отправлял ее в спальню за Большой советской энциклопедией. В воскресенье возил в советский цирк или зоопарк и баловал нечищеным хрустким арахисом, продававшимся у бабулек в кулечке на Кооперативном рынке.
На пенсии Сергей Николаевич стал писать книгу, которую так и назвал — 'Правда внукам'. Он писал, а я редактировала.
На самом деле Сергея Николаевича звали Саркис Ншанович. Но это неважно, потому что на книжке все равно были только фамилия и инициалы — С.Н. Симонян. Он отказывался писать нашу фамилию с мягким знаком, так, как она указана в документах, потому что мягкий знак этот впихнули в его документы в депортации с неизвестной, но подозрительной целью.
Из этих ссыльных уральских справок мягкий знак перекочевал и в мой собственный паспорт, который я должна была получать в тот самый день, когда он умер, — в день моего 16-летия.
А родился Саркис Ншанович Симонян сегодня. 101 год назад.
Спасибо, дедушка, что показал мне дорогу из пункта А в пункт Б.
Сергей Николаевич родился в Крыму, у матери, сбежавшей туда от геноцида в Османской империи. Вырос, воевал, был в плену у немцев, потом пережил депортацию на Урал, а в итоге, стал директором краснодарского торгового объединения гастрономов. Большим человеком! Только маленьким.
Когда в 1980-е краснодарскую торговлю трясло проверками, посадками и расстрелами, Сергея Николаевича не только не посадили, но даже не сняли с работы.
Потому что он был кристально честным человеком. И не просто кристально честным, а вообще со всех сторон образцом советского гражданина, таким, какими нам показывали советских граждан в кино и литературе. По утрам он варил два яйца всмятку, стоя над ними у плиты, втиснутой между раковиной и холодильником на пятиметровой кухне, вслух отсчитывал, сколько секунд им осталось вариться, вечерами обязательно смотрел 'День Кубани' и программу 'Время', вырезал заметки из журнала 'Вокруг света' про разные страны, куда — он знал — ему никогда не попасть, да и не тянуло его в разные страны, он ведь и так жил в лучшей, Советской стране.
Хотел только когда-нибудь съездить в Румынию — отыскать румына-врача, спрятавшего его от немцев, когда он сбежал из плена, а немцы пошли искать его по всем хатам, и румын, сам оккупант, сказал им: заходите, мол, проверяйте, только имейте в виду, у меня тут в хате тифозные.
Но и в Румынию не попал. Зато уже после СССР сам за рулем, на своем жигуленке Сергей Николаевич съездил в Голландию, где у него оставалась сестра, которую немцы схватили в Крыму, приняв за еврейку, но родня выхлопотала ей справку из сельсовета, что она армянка, а не еврейка, и ее вместо концлагеря угнали в Голландию на завод.
На тумбочке у кровати Сергея Николаевича стояла Большая советская энциклопедия. В багажнике жигуленка он возил продолговатые яблочки, а зимой — мандарины, и кормил ими годовалую внучку, хотя у внучки была аллергия, но разве может советский человек бояться каких-то там аллергий, и она странным образом, действительно прошла, как будто устала бороться с упорством советского человека.
По выходным Сергей Николаевич выбивал ковры во дворе, белил груши на даче, играл с соседями в домино, а иногда, отдавая дань своей этнической принадлежности, — в нарды. Влюбленные в него продавщицы с умилением любовались, как их Сергей Николаевич катает в обеденный перерыв вдоль трамвайных рельсов коляску с внучкой.
Потом он учил эту внучку, как найти дорогу из пункта А в пункт Б, если скорость такая-то, а время такое-то. Когда внучка задавала вопросы о мироустройстве, отправлял ее в спальню за Большой советской энциклопедией. В воскресенье возил в советский цирк или зоопарк и баловал нечищеным хрустким арахисом, продававшимся у бабулек в кулечке на Кооперативном рынке.
На пенсии Сергей Николаевич стал писать книгу, которую так и назвал — 'Правда внукам'. Он писал, а я редактировала.
На самом деле Сергея Николаевича звали Саркис Ншанович. Но это неважно, потому что на книжке все равно были только фамилия и инициалы — С.Н. Симонян. Он отказывался писать нашу фамилию с мягким знаком, так, как она указана в документах, потому что мягкий знак этот впихнули в его документы в депортации с неизвестной, но подозрительной целью.
Из этих ссыльных уральских справок мягкий знак перекочевал и в мой собственный паспорт, который я должна была получать в тот самый день, когда он умер, — в день моего 16-летия.
А родился Саркис Ншанович Симонян сегодня. 101 год назад.
Спасибо, дедушка, что показал мне дорогу из пункта А в пункт Б.
In 2018, Russia banned Telegram although it reversed the prohibition two years later. Friday’s performance was part of a larger shift. For the week, the Dow, S&P 500 and Nasdaq fell 2%, 2.9%, and 3.5%, respectively. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. If you initiate a Secret Chat, however, then these communications are end-to-end encrypted and are tied to the device you are using. That means it’s less convenient to access them across multiple platforms, but you are at far less risk of snooping. Back in the day, Secret Chats received some praise from the EFF, but the fact that its standard system isn’t as secure earned it some criticism. If you’re looking for something that is considered more reliable by privacy advocates, then Signal is the EFF’s preferred platform, although that too is not without some caveats. I want a secure messaging app, should I use Telegram?
from us
