Ну что, руководительницы фракции «Зеленых» официально заявляют, что дадут своим депутатам «рекомендацию не голосовать» за финансовый план ХДС/ХСС и СДПГ, предполагающий поправки к Основному закону. Объяснение всё то же: черно-красные очень щедры и конкретны на обещения разным категориям населения, но очень скупы на объяснения, как рассчитывают возвращать набранные под это дело долги. Их требование — представить четкий и детальный план по тому, как государство вернет себе деньги. В четверг должно пройти первое чтение законопроекта, то есть за три дня, получается... Нууу...

С другой стороны, это все-таки рекомендация, а не общефракционное решение. Плюс, лидерки прямо говорят, что переговоры продолжатся. Фридрих Мерц должен встретиться с «Зелеными» сегодня во второй половине дня.

Тем временем Йенс Шпан из ХДС/ХСС заявил, что, в принципе, можно и не договариваться с соседними странами о разворачивании на границе с ними просителей убежища в Германии. Типа, не хотят забирать обратно — не наши проблемы. Заския Эскен из СДПГ уже сказала, что так, мол, не договаривались. И правда, в документе, составленном после зондирования, говорится, что такая мера — только по согласованию с соседями.

В общем, не переключайтесь, это все будет очень бодро.

Дорогие правые читатели, официально приношу извинения, что не включил вариант: как меня угораздило оказаться в этой партии...

может, вы из старых бойцов просто...

Ёмкое интервью Томаса Хестерманна, который с 2007 года исследует освещение насильственных преступлений на телевидении, а с 2019-го - в газетах. Вот на эту тему.

Ключевой тезис: пока АдГ и другие акторы правого толка обвиняют утвердившиеся (etablierte) немецкие СМИ в том, что они распространяют «лево-зеленую пропаганду», эти самые СМИ в 93,5% случаев сообщают о происхождении преступника, если это - иностранец (не знаю, имеются ли в виду также бывшие мигранты с немецким паспортом). Это данные за 2018 год. В тот же период в 95% публичных заявлений АдГ, где упоминалось происхождение преступников, речь шла также об «иностранцах».

Результаты его наблюдений свидетельствуют о том, что 15-20 лет назад ключевой для СМИ была фигура жертвы. Если пострадал ребенок, женщина или человек с немецким паспортом, такая история имела куда больше шансов быть освещенной. Год за годом внимание редакций смещалось в сторону тех, кто совершил преступление, но ещё в 2014-м происхождение не играло главной роли. И только после кельнских событий в новогоднюю ночь 2015/2016 (тогда молодые люди преимущественно североафриканского и ближневосточного происхождения напали более, чем на тысячу собравшихся женщин), более чем в 80% сообщений с упоминанием о корнях преступника речь стала идти о мигрантах. При том, что, согласно полицейской статистике, они совершают всего около трети насильственных преступлений. В итоге, те, кто бы очень удивился заголовку «Ещё один католик зарезал жену», говорит Хестерманн, не видят ничего предосудительного, когда речь идёт о «ещё одном сирийце».

Тут можно спросить, как часто СМИ вообще упоминают происхождение тех, кто совершил преступление? Ответа в интервью нет, но на самом деле мне не кажется это столь уж важным. С точки зрения читательского/зрительского восприятия, новости с происхождением преступника как бы дополняют те, в которых его «забыли» назвать. Впечатление создается вполне определенное: преступления кругом совершают одни иностранцы. И что жизнь кругом становится все опаснее для «обычного человека», хотя криминальная статистика ничего подобного по сравнению с 2013-м годом не фиксирует.

Мне кажется, я могу представить себе этот механизм: редакцию обвиняют в том, что вы «скрываете правду», или она просто замечает, что новости про преступников-мигрантов расходятся особенно хорошо - и потом начинает сама разгонять спрос, увеличивая предложение. И могу себе представить даже тех журналистов, которые сами начинают верить в собственный bias, забыв, откуда он взялся. Профессия ведь не освобождает от тихой ксенофобии, которой дай только повод стать громкой.

Но как быть с тем, что на мигрантов, которые составляют около 15% населения, приходится около трети насильственных преступлений, если верить полицейской статистике? «Не нужно сравнивать молодых мужчин в больших городах [из которых преимущественно состоит мигрантское сообщество] с пожилыми женщинами в деревне», - отвечает Хестерманн, указывая на старение граждан Германии и напоминая, что как группа они более гендерно сбалансированы. Ну, и добавлю от себя, «если верить» - это ключевое: к самой полицейской статистике как источнику знаний об уровне преступности вопросов хватает.

Интервью Хестерманн давал через три дня после того, автомобиль протаранил толпу людей в Мангейме. За рулем был немец без миграционного прошлого. И это преступление не вызвало резонанса, даже близко сравнимого с событиями в Ашаффенбурге.

Хестерманн говорит, что освещение, конечно, отличается в левой taz и правым Bild, но паттерн остается одним и тем же. И уточняет в интервью Zeit, что Zeit в его мониторинг не входит 😉

Сегодня первое голосование по финансовому пакету в Бундестаге. Важный процедурный момент: в первом чтении достаточно простого большинства, голоса «Зеленых» не нужны. Потом законопроект уйдет в комитет по бюджету, и уже после рассмотрения там, на голосовании во втором/третьем чтении, в следующий вторник 18 марта они будут необходимы для квалифицированного большинства в две трети. Так что не удивляйтесь, как это справились без «Зеленых» (я бы удивился).

интересная, конечно, опечатка в заголовке...

По итогам зондирования ХДС/ХСС и СДПГ договорились не только о финансовом пакете, но и о том, чтобы еще раз обсудить правила выборов в Бундестаг.

В Verfassunsblog подробный анализ последствий избирательной реформы «светофорной» коалиции от профессорки из Трира Антье фон Унгерн-Штернберг.

Сначала мое любимое развлечение - объяснить немецкую избирательную систему коротко и ясно (лучше даже не пробуй).

Итак, каждая земля базово имеет закрепленное количество кресел в Бундестаге, при общем их числе до реформы - 598. При этом Германия разделена на 299 округов, за одного из кандидатов в котором немцы отдают свой «первый голос». «Второй голос» - за земельные партийные списки. Итоговое распределение мест должно соответствовать вторым голосам, полученным партиями. Сначала места от партии получали победившие одномандатники, а потом, если от положенного количества оставалось что-что, - участники партсписков. В идеальном случае половину мест занимали одномандатники, другую - кандидаты по партспискам.

Но это в идеальном. На практике иногда партии (обычно это был ХДС) получали больше победивших одномандатников, чем им полагалось мест в соответствии со вторыми голосами. И раньше все победители в округах все рано проходили в Бундестаг. Это назвалось «избыточные мандаты». Чтобы восстановить пропорцию, с 2013 года действовали еще и выравнивающие мандаты для остальных. В итоге Бундестаг в 2021-м дорос до 736 депутатов. И «светофор» отменил все дополнительные мандаты и ограничил число депутатов 630.

Что получилось?
Политики, победившие в 23 округах, остались без места в Бундестаге (не хватило голосов по партспискам). А четыре округа оказались вообще «пустыми»: никто из политиков, баллотировавшийся там (ни победители, ни их соперники), в Бундестаг не попал.

Но самое главное: кто должен остаться за бортом? Те, у кого ниже всех полученный процент. А где сложнее всего победить с высоким процентом? Там, где много сильных конкурентов. То есть получается, что человек выиграл в самых сложных условиях, а в парламент не попал. А где особенно велика конкуренция? В больших городах, вроде Франкфурта-на-Майне, где победившие в обоих округах христианские демократы остались без места в Бундестаге.

Прогноз фон Унгерн-Штернберг: если избирательная система не поменяется, то самые влиятельные партийные функционеры постараются застолбить за собой надежные округа, а в сложные будут делегировать политиков второго ряда - со всеми вытекающими последствиями, вроде недопредставленности именно в тех в районах, где и так велика поляризация.

Интуитивно напрашивающийся вариант, при котором половина депутатов избирается строго по округам, а другая - по партспискам, и получившиеся результаты никак не обуславливают друг друга (так было какое-то время в РФ), плох двумя вещами. Во-первых, это бы резко удорожило для партий весь политический процесс (пришлось бы одновременно бороться и за общефедеральную популярность, и за победу на местах) и сделало бы политическую систему более закрытой для входа. Во-вторых, в значительной степени превратило бы партии из общенационального института в сообщество региональных политиков. Прямо сейчас от этой новации выиграли бы ХДС (традиционно силен одномандатниками), ХСС (всегда берет округа в Баварии) и АдГ (превратила восток в свою цитадель) - и уже это уменьшает вероятность принятия подобных поправок. Ну, или намекает на еще одно возможное поле сотрудничества правых и ультраправых, сказал бы кто-то

Предложение Унгерн-Штернберг - оставить базовую численность депутатов в 630 человек, сократить число округов до 200 (на треть), восстановить избыточные и выравнивавшие мандаты. Она считает, что при таком количестве округов Бундестаг не разрастется сверх меры. Минус очевиден: один депутат будет представлять больше людей, чем сейчас (и соответственно, будет хуже знаком с нюансами жизни в своем округе), зато представлено «своими» депутатами будет всё население.

Иронично, кстати, что если бы выборы-2025 прошли по старому законодательству, то в новом Бундестаге было бы 632 депутата - то есть на два больше, чем в реальности.

513 - "за". Приняли в Бундестаге

(сорри, опечатался изначально)

еще одно событие, которое произошло буквально в ту же минуту

Начался телефонный разговор Путина и Трампа

Об этом сообщил заместитель главы аппарата Белого дома Дэн Скавино. Он отметил, что «разговор проходит хорошо».

Для одобрения поправок к Основному закону хватило бы и поддержки 489 депутатов (ровно двух третей). Но итоговый результат на восемь голосов меньше, чем если бы их отдали все члены будущих правительственных фракций (а формирование «черно-красной» коалиции после сегодняшнего решения стало заметно ближе) и «Зеленых». Еще два голоса «за» принесли внефракционные депутаты.

Рассказываем, кто проголосовал «против».

Марио Чая (ХДС)
Уроженец Восточного Берлина был избран генеральным секретарем (руководителем политического блока) Христианско-демократического союза в январе 2022 года, одновременно с тем, как Фридрих Мерц стал председателем партии. Но уже в июле 2023-го Чая был неожиданно для публики отправлен в отставку по инициативе Мерца. На нынешних выборах в Бундестаг он выступал под лозунгом «Больше дипломатии, меньше „таурусов“», намекая на обещания лидера партии поставить дальнобойные ракеты Украине, — но проиграл кандидату от АдГ и не войдет в состав нового Бундестага. Он был первым из христианских демократов, кто открыто заявил, что будет голосовать против финансового пакета.

Ян Дирен (СДПГ)
Молодой (33 года) политик из Северного Рейна — Вестфалии был впервые избран в Бундестаг в 2021 году. Представляет левое крыло Социал-демократической партии и после полномасштабной российской агрессии против Украины голосовал против выделения дополнительных средств бундесверу и за приостановление военной помощи ВСУ.

Канан Байрам («Зеленые»)
Депутатка от «Зеленых», которая также не будет заседать в Бундестаге нового созыва: в октябре 2024 года она объявила, что не будет участвовать в следующих выборах из-за разногласий с руководством партии, которое она упрекнула в отходе от «зеленых» идей. Так, в июне 2022 года она была одной из тех, кто голосовал против дополнительного финансирования бундесвера (всего среди «Зеленых» таких оказалось четверо).
Голосовать против законопроекта планировал также Клаус-Петер Вилльш, гессенский депутат от ХДС с 1998 года, но в последний момент он изменил свое решение. Другой представитель ХДС, Томас Кубан, попросил занести в протокол, что голосует за финансовый пакет «через боль», принимая «всю критику и все беспокойства».

А вот кто не участвовал в голосовании:
Ронья Кеммер (ХСС) не смогла приехать в Берлин из-за трагических событий в семье.
В отличие от нее Йенс Кёппен, депутат от ХДС с 2005 года, с самого начала заявлял, что считает уходящий Бундестаг потерявшим легитимность и не правомочным принимать конституционные поправки. Стоит отметить, что он был единственным христианским демократом, который выступал против поставок тяжелых вооружений Украине.
Причины отсутствия на голосовании Тессы Ганзерер, Сабины Грютцмахер, Табеи Рёснер, Беаты Вальтер-Розенхаймер («Зеленые»), а также Незахат Барадари (СДПГ) неизвестны, но ни одна из них не будет работать в будущем созыве.

Интересно, что единогласно «против» была только «Левая». Среди свободых демократов, а также в «Альянсе Сары Вагенкнехт» были те, кто не стал участвовать в голосовании.

Теперь финансовые поправки должен одобрить Бундесрат, который соберется для этого в пятницу 21 марта.

промежуточный результат всей истории с финансовым пакетом и поправками со схематозами: "Зеленые" слегка подросли, ХДС/ХСС слегка упали, соц-демы упали более заметно, АдГ и "Левые" метнули ввысь.

Будущая коалиция, очевидно, рассчитывает это все отыграть экономическим чудом, а крайние силы по обоим флангам будут и дальше выигрывать от любой ситуации, которую можно будет маркировать емким русским словом "кринж".

Самый интересный для меня вопрос - научатся ли "Зеленые" получать бонусы в этой констелляции? Что-то я на их счет стал несколько менее оптимистичен (но это последнее - эмоция, даже не претензия на анализ).

Главное, что пытались оспорить противники финансового пакета в суде, — это право уходящего 20-го Бундестага принимать значимые решения (особенно такие, как поправки к Основному закону) после того, как уже был избран новый, 21-й. До этого такое случилось всего один раз, когда в 1998 году «старые» депутаты дали правительство добро на отправку бундесвера в Косово. Но почти все юристы (в том числе те, кто поддерживал претензии оппозиционеров с теоретико-демократической точки зрения) были с самого начала едины в том, что шансов у исков не было. Слишком недвусмысленна формулировка 39 статьи Основного закона: полномочия парламентариев прекращаются только «с момента первого заседания Бундестага нового созыва» (а оно, в свою очередь, должно пройти не позднее, чем через 30 дней после выборов). О чем истцам и сообщили.

Но до 1976 года тот же пассаж звучал по-другому: «Полномочия Бундестага истекают через четыре года после его первого заседания или после его роспуска». Франк-Вальтер Штайнмайер распустил 20-й Бундестаг 27 декабря — и, действуй до сих пор старая формулировка, с этого момента он потерял бы правомочность. Выборы предписывалось проводить в последнем квартале того года, когда истекали полномочия Бундестага, или, в случае роспуска, не позднее, чем через 60 дней после него.

Статья 39 была отредактирована через четыре года после того, как Бундестаг в 1972-м был распущен впервые. Формально - почему «формально», потом объясню - к изменениям депутатов подвиг не роспуск а то, что последнее заседание очередного созыва было намечено на июль 1976-го, выборы — на 3 октября, а вновь избранный Бундестаг мог собраться не раньше 14 декабря — через четыре года после первого заседания предыдущего (инициаторы поправок накидывали еще месяц-полтора для начала полноценной работы). И получалось, писали депутаты, что более чем на полгода ФРГ останется без парламента. Поэтому они решили убрать четырехлетие первого заседания прошлого созыва как точку отсчета для начала работы нового. Идея была в том, чтобы сократить время между выборами и первым заседанием избранных парламентариев. Кроме того, из Основного закона убрали положение о проведении выборов в последнем квартале года: иначе, например, избранный сейчас парламент провел бы свое последнее заседание в марте 2029 года, а следующие выборы прошли бы не раньше октября.

Чего я не до конца понимаю - это почему между последним заседанием действующего Бундестаге и выборами проходило два и более месяца. Могу только предположить, что без интернета и телевидения избирательная кампания отвлекала депутатов от парламентской работы куда сильнее. Во всяком случае, чем дальше в восьмидесятые, девяностые и нулевые, тем больше эта дистанция сокращалась.

Но самое главное, что и прежняя формулировка не лишала уходящий Бундестаг права собираться и принимать решения уже после избрания нового - до первого его заседания. И более того, депутаты, принявшие конституционные поправки в 1976 году, так и сделали: они собрались после очередных выборов даже дважды, чтобы, по требованию Конституционного суда, публично урегулировать вопросы собственных зарплат.

Единственное исключение - распущенный Бундестаг, полномочия которого прекращались сразу после роспуска. То есть 20-й Бундестаг - который, еще раз напомню, был распущен в декабре - никаких поправок принять бы не смог. Это была единственная по-настоящему новая реалия, и именно поэтому я предполагаю, что поправки были приняты, главным образом, ради того, чтобы распущенный Бундестаг мог продолжать работу.

Интересно ещё, станет ли нынешний прецедент основанием для того, чтобы ещё раз изменить 39 статью и, например, ограничить полномочия действующего Бундестага избранием нового. Или, например, запретить ему вносить после выборов конституционные поправки. Особенно смешно будет, если такое предложение инициирует ХДС/ХСС и Фридрих Мерц😜😜😜

Вы спросите: зачем вам это всё? Честно говоря, не знаю, просто хотел поделиться с вами своим ощущением, что демократия - это очень увлекательно.

Самое последнее на фоне новостей о том, что Бундесрат одобрил поправки: почему в 1976 году никто не мог вообразить себе, что случится нечто подобное сегодняшнему?

Это была Германия, в Бундестаге которой на протяжении пятнадцати лет заседали представители всего трех политических сил — ХДС/ХСС, СДПГ и СвДП. На выборах 1972-го национал-демократы, несмотря на политический кризис (а он был острым: ходили упорные слухи, что некоторым депутатам проплатили за то, чтобы они дали зеленый цвет досрочным выборам) набрали 0,6%, и это был лучший результат среди малых партий. Никто даже представить себе не мог, что в Бундестаге скоро появится четвертая партия (“Зеленые”), потом пятая, потом шестая и вот в 2025-м чуть не оказалась седьмая…

К чему я это? К тому, что любые поправки к Основному закону, по сути, предполагали широкий двухпартийный консенсус между ХДС/ХСС и социал-демократами. В том обсуждении, на которое ссылались в комментарии, спор шел о том, что будет, если Бундестаг примет обычный закон, который не устроит новый, — то есть такой, где хватает простого большинства голосов. Значит, новым парламентариям придется его отменять, получится перекидывание горячей картошкой на глазах у избирателей и т.д.

Конституционные поправки тогда вообще не подразумевались и, на мой взгляд, не могли в принципе, потому что для их принятия в тех реалиях распределение мест в парламенте не играло практически никакой роли: если две “общенародные” партии принципиально договорились, то у какой из них на пару десятков голосов больше, у какой - меньше, значения не имело. Никому и в голову не могло прийти, что уходящие парламентарии после выборов захотят принять поправку, которая не понравится вновь избранным (а вообще, главной темой дискуссии в 1976-м было то, сокращать ли срок работы уже действующего Бундестага или только следующего — решили, в итоге, в пользу второго варианта).

Насколько сильно изменился расклад политических сил с тех пор, иллюстрирует тот факт, что в 1976-м депутаты одобрили тридцать четвертую поправку к Основному закону. С тех пор (и до сегодняшнего дня) вступило в силу столько же. Но между 1949-м годом, когда Основной закон был принят, и 1976-м прошло 27 лет, а между 1976-м и 2025-м — почти полвека (справедливости ради, стоит сказать, что за все восьмидесятые годы, когда, несмотря на появление “Зеленых”, расклад сил, с точки конституционного процесса, почти не изменился, была принята всего одна поправка). Иными словами, достижение договоренностей в рамках конституционного процесса стало делом куда более трудным, а требования к их легитимности, очевидно, выросли. Нельзя сейчас сказать: ну ладно, базово все согласны, какая разница, каким созывом что примем.

Моя мысль состоит не в том, что Конституционный суд сделал что-то неверно, когда забраковал иски против финансового пакета, а в том, что нормы, которыми судьи руководствовались, принимая свои абсолютно обоснованные решения, неадекватны новым реалиям.

Сегодня установочное заседание двадцать первого Бундестага. Многие интриги — как стало принято за последние годы — будут связаны с АдГ. В частности, должность одного из вице-президентов Бундестага, которую то ли впервые в истории получит, то ли как обычно, не получит “Альтернатива”, важна еще и потому, что, согласно парламентскому регламенту, при отсутствии президента(ки) эти функции исполняет вице-президент, представляющий вторую по силе фракцию — то есть в нашем случае АдГ.

Среди вновь избранных депутатов самый возрастной — создатель АдГ Александр Гауланд. 84 года дедушке. Но не он будет открывать заседание двадцать первого Бундестага. А дело все в том, что в 2017 году в регламент внесли поправки, согласно которым определяющим критерием для определения “старейшего депутата” стал не возраст, а стаж работы. Уже тогда всем было ясно, что эту поправку за месяц до очередных выборов внесли специально под Гауланда или другого его ровесника из АдГ Вильгельма фон Готтберга. И даже “Зеленые” критиковали ее за то, что так создают “образ мучеников и легенды”.

Это возвращает нас к разговору брандмауэре и об ограничения влияния крайних сил. Кто-то скажет: если у вас каждая фракция всегда получала пост вице-президента — нельзя лишать его АдГ. Если у вас всегда установочное заседание нового созыва открывал старейший депутат, негоже в последний момент менять регламент.

Но посмотрим на эту ситуацию более конкретно. Гауланд хотя бы назвал национал-социализм “птичьим пометом на тысячелетней немецкой истории”, а фон Готтберг и вовсе высказывался в том духе, что “массовое убийство евреев в годы Второй мировой служит теперь поводом для криминализации немцев”, и соглашался с высказываниями, согласно которым память о Холокосте — “это миф, препятствующий научным исследованиям”. Должен ли такой человек открывать вновь избранный парламент? Должна ли партия, которая упоминает национал-социализм в своей программе только в том контексте, что хватит за него бесконечно стыдиться, быть представлена в президиуме немецкого парламента своим вице-спикером?

Демократии знают закон и политическую традицию. Именно традиция определяет то, что у каждой фракции обязательно есть вице-спикер, — закон предписывает, чтобы сначала он получил большинство депутатских голосов. Не получил — извини. Традиция говорит, что уходящий Бундестаг не должен менять Основной закон, — сам Основной закон этого не запрещает. Изменил — подчиняйтесь. Демократическая традиция исходит из благонамеренности всех участников политического процесса, закон помогает действовать, если в ней есть обоснованные сомнения. И, да, изменение закона — это тоже законное средство, простите за каламбур.

Демократия обладает не таким уж большим набором жестких средств самозащиты. Она редко может просто арестовать политического противника, выкинуть его из страны, отравить — не в последнюю очередь, потому, что для нее это чревато рисками, как правило, куда более серьезными, чем для авторитарного режима. Обратиться к закону вместо сложившейся традиции — одно из средств самозащиты, доступных демократии.

Даже это средство — рискованное, потому что в будущем оно может дать авторитарным политическим силам риторическое обоснование для их антидемократических действий. А еще есть предположение, что борьба с подобными силами таким методом делает их только более авторитарными. Возможно. Но, как было сказано, “если от тебя отгораживаются Мелони и Ле Пен, возможно, проблема не только в брандмауэре у тебя дома”.

Самый трогательный момент учредительного заседания: исполнение национального гимна слабослышащей депутаткой Хайке Хойбах.

Заседание завершено.