Октябрь 1993 : закрепление результатов приватизации и однополярности мира
*
С конца 1990-ых А.С. Панарин пишет о начале нового наступления победителей холодной войны, не удовольствовавшихся своей победой и жаждущих большего. Он говорит и о том - почему социальный, экспроприаторский характер этой новой войны замаскирован под конфликт цивилизаций. В строчках, посвященных октябрю 1993, он увязывает международное признание результатов приватизации в РФ с признанием ее верхами гегемонии единственной сверхдержавы...
*
"Действительной пружиной политической борьбы в стране, одним из кульминационных моментов которой был расстрел парламента в октябре 1993 года, является забота новых собственников о гарантиях своей собственности. Не борьба "демократии с тоталитаризмом", а борьба новых собственников за "полное и окончательное" закрепление результатов приватизации — вот истинное содержание постсоветского политического процесса.
Нечто подобное мы сегодня имеем на глобальном уровне. Да, США установили свой статус в качестве единственной сверхдержавы, получили в свое распоряжение почти все геополитическое наследие своего бывшего противника, успешно закрепляются в постсоветском пространстве как плацдарме для покорения всей Евразии. Но их грызет та же тревога, что и наших приватизаторов: они хотели бы иметь полное силовое закрепление того, к чему они получили доступ явочным образом.
Геостратегическое мышление Соединенных Штатов «зреет» по мере того, как происходит все более откровенная социальная поляризация мира и открываются две противоположные перспективы: одна — для избранных, предназначаемых для вхождения в новое информационное общество, другая, противоположная, — для отверженного большинства мира. Америке становится все более ясным, что новый мировой порядок — расистский по своей глубинной сути — не может держаться на какой-то инерции — он требует силового обеспечения. Следовательно, война, которую уже фактически начала сверхдержава, — это мировая гражданская война, разделяющая экспроприируемых и экспроприаторов. В этом — ключ к объяснению и самого характера войны, и сопутствующих ей "символических репрессий" — расчеловечивание жертв агрессии, выводимых за рамки цивилизованного отношения.
Но признание социального характера начавшейся мировой войны как войны, в основе которой лежит замысел глобальной экспроприации, сегодня еще скандализировало бы общественность на самом Западе. Поэтому мировой гражданской войне придумали камуфлирующие псевдонимы: сначала ее назвали мировым "конфликтом цивилизаций", теперь склоняются к тому, чтобы назвать ее "борьбой мировой цивилизации с мировым варварством".
Уже в теории "конфликта цивилизаций" содержится искомый потенциал легитимации конфронтационного мышления.
*
"Результаты приватизации не подлежат пересмотру" — этот принцип новейших реформ вполне может быть отнесен и к рамкам геополитически реформированного мира. Собственно, речь идет не об аналогии, а о содержательной увязке (...) в один пакет признания Западом номенклатурной приватизации с признанием нашими «западниками» результатов победы Запада в холодной войне и его новых прав в мире и в постсоветском пространстве. Эта договоренность несомненно, лежала в основе нового порядка.
Однако уже со второй половины 90-х годов множатся симптомы того, что новый порядок не является послевоенным, закрепляющим некий статус-кво. Он скорее является предвоенным. Западные хозяева обманули местных компрадоров. Судя по всему, угроза пересмотра результатов постсоветской приватизации может идти не только изнутри, как утверждали западные советники, рекомендующие нашим новым собственникам хранить свои счета за границей. Сегодня она идет не столько изнутри, сколько извне. Судя по всему, хозяева нового мира не согласны оставлять ресурсы постсоветского пространства исключительно в руках внутренних приватизаторов: они сами на них претендуют.
*
С конца 1990-ых А.С. Панарин пишет о начале нового наступления победителей холодной войны, не удовольствовавшихся своей победой и жаждущих большего. Он говорит и о том - почему социальный, экспроприаторский характер этой новой войны замаскирован под конфликт цивилизаций. В строчках, посвященных октябрю 1993, он увязывает международное признание результатов приватизации в РФ с признанием ее верхами гегемонии единственной сверхдержавы...
*
"Действительной пружиной политической борьбы в стране, одним из кульминационных моментов которой был расстрел парламента в октябре 1993 года, является забота новых собственников о гарантиях своей собственности. Не борьба "демократии с тоталитаризмом", а борьба новых собственников за "полное и окончательное" закрепление результатов приватизации — вот истинное содержание постсоветского политического процесса.
Нечто подобное мы сегодня имеем на глобальном уровне. Да, США установили свой статус в качестве единственной сверхдержавы, получили в свое распоряжение почти все геополитическое наследие своего бывшего противника, успешно закрепляются в постсоветском пространстве как плацдарме для покорения всей Евразии. Но их грызет та же тревога, что и наших приватизаторов: они хотели бы иметь полное силовое закрепление того, к чему они получили доступ явочным образом.
Геостратегическое мышление Соединенных Штатов «зреет» по мере того, как происходит все более откровенная социальная поляризация мира и открываются две противоположные перспективы: одна — для избранных, предназначаемых для вхождения в новое информационное общество, другая, противоположная, — для отверженного большинства мира. Америке становится все более ясным, что новый мировой порядок — расистский по своей глубинной сути — не может держаться на какой-то инерции — он требует силового обеспечения. Следовательно, война, которую уже фактически начала сверхдержава, — это мировая гражданская война, разделяющая экспроприируемых и экспроприаторов. В этом — ключ к объяснению и самого характера войны, и сопутствующих ей "символических репрессий" — расчеловечивание жертв агрессии, выводимых за рамки цивилизованного отношения.
Но признание социального характера начавшейся мировой войны как войны, в основе которой лежит замысел глобальной экспроприации, сегодня еще скандализировало бы общественность на самом Западе. Поэтому мировой гражданской войне придумали камуфлирующие псевдонимы: сначала ее назвали мировым "конфликтом цивилизаций", теперь склоняются к тому, чтобы назвать ее "борьбой мировой цивилизации с мировым варварством".
Уже в теории "конфликта цивилизаций" содержится искомый потенциал легитимации конфронтационного мышления.
*
"Результаты приватизации не подлежат пересмотру" — этот принцип новейших реформ вполне может быть отнесен и к рамкам геополитически реформированного мира. Собственно, речь идет не об аналогии, а о содержательной увязке (...) в один пакет признания Западом номенклатурной приватизации с признанием нашими «западниками» результатов победы Запада в холодной войне и его новых прав в мире и в постсоветском пространстве. Эта договоренность несомненно, лежала в основе нового порядка.
Однако уже со второй половины 90-х годов множатся симптомы того, что новый порядок не является послевоенным, закрепляющим некий статус-кво. Он скорее является предвоенным. Западные хозяева обманули местных компрадоров. Судя по всему, угроза пересмотра результатов постсоветской приватизации может идти не только изнутри, как утверждали западные советники, рекомендующие нашим новым собственникам хранить свои счета за границей. Сегодня она идет не столько изнутри, сколько извне. Судя по всему, хозяева нового мира не согласны оставлять ресурсы постсоветского пространства исключительно в руках внутренних приватизаторов: они сами на них претендуют.
Сегодня на Западе поднялась настоящая волна разоблачений "русской мафии", в состав которой более или менее явно зачисляются все более широкий круг представителей правящей российской элиты. Можно прямо сказать: общественное мнение Запада уже вполне готово к аресту российских вкладов за рубежом как запятнанных коррупцией и другими теневыми практиками. Одновременно все более говорится о неэффективном управлении страной, готовой быть захваченной уголовными элементами и террористами. Так что объявленная Америкой глобальная война с терроризмом вполне может в самое ближайшее время перейти в войну с "правящей российской мафией". Уже сегодня Россия окружается кольцом американских военных баз под многозначительным предлогом: нежеланием и неспособностью России эффективно бороться с силами преступности и терроризма, концентрирующимися во всем постсоветском пространстве.
*
"Не мир, но меч", меч нового имперского укротителя туземной анархии и варварства — вот что теперь готов нести Запад в лице своей воинственной сверхдержавы на Восток. Перед лицом этой "новой мировой идеи" нашим приватизаторам уже вряд ли стоит рассчитывать на "принцип неприкосновенности результатов приватизации".
Эти результаты будут пересмотрены новыми хозяевами мира, глядящими на своих бывших подручных с уже нескрываемым презрением.
(...)
Никакими новыми доверительными полномочиями нашу демократическую элиту они обременять более не намерены. Перед последней, следовательно, встает та же альтернатива, что и перед большевиками накануне Второй мировой войны: уйти в небытие, оставив всю свою собственность в распоряжение завоевателя, либо снова поднять патриотическое знамя. Без народа и против него отстоять свою новую собственность наша правящая элита не в состоянии — для этого она слишком перестаралась в пацифистском рвении разрушения армии и других бастионов государственности.
Отстоять собственность она может только вместе с народом, на основе новой идеи национального единства. Но для этого ей предстоит нелегкая работа реконструкции собственности и пересмотра результатов приватизации в сторону большего демократизма и принципа социальной справедливости. Поддаются ли новый строй и новая собственность такой реконструкции и хватит ли у новой элиты коллективной мудрости и воли на это — вот поистине главный вопрос эпохи начала новой империалистической войны.
*
А. С. Панарин " Стратегическая нестабильность XXI века" 2003
*
"Не мир, но меч", меч нового имперского укротителя туземной анархии и варварства — вот что теперь готов нести Запад в лице своей воинственной сверхдержавы на Восток. Перед лицом этой "новой мировой идеи" нашим приватизаторам уже вряд ли стоит рассчитывать на "принцип неприкосновенности результатов приватизации".
Эти результаты будут пересмотрены новыми хозяевами мира, глядящими на своих бывших подручных с уже нескрываемым презрением.
(...)
Никакими новыми доверительными полномочиями нашу демократическую элиту они обременять более не намерены. Перед последней, следовательно, встает та же альтернатива, что и перед большевиками накануне Второй мировой войны: уйти в небытие, оставив всю свою собственность в распоряжение завоевателя, либо снова поднять патриотическое знамя. Без народа и против него отстоять свою новую собственность наша правящая элита не в состоянии — для этого она слишком перестаралась в пацифистском рвении разрушения армии и других бастионов государственности.
Отстоять собственность она может только вместе с народом, на основе новой идеи национального единства. Но для этого ей предстоит нелегкая работа реконструкции собственности и пересмотра результатов приватизации в сторону большего демократизма и принципа социальной справедливости. Поддаются ли новый строй и новая собственность такой реконструкции и хватит ли у новой элиты коллективной мудрости и воли на это — вот поистине главный вопрос эпохи начала новой империалистической войны.
*
А. С. Панарин " Стратегическая нестабильность XXI века" 2003
Французская Интифада ?
История импорта палестино-израильского конфликта во Францию
"Ни один другой мировой конфликт не волнует, не мобилизует и не раскалывает французское общество в такой степени, как палестино-израильский конфликт. Он способен вывести на улицы десятки тысяч граждан.
Так, 9 октября на улицы Парижа в поддержку Израиля вышло 16 тысяч жителей.
Разумеется, этот особый интерес французского общества к происходящему в ближневосточном регионе обусловлен демографией: во Франции проживает крупная еврейская община, но также множество выходцев из арабских стран.
При этом, демографией дело не исчерпывается; исторически так сложилось, что к Израилю приковано внимание широкой общественности.
Надо сказать, что до Шестидневной войны 1967 года общественное мнение было скорее произраильским. В ходе этой войны существовали реальные опасения исчезновения Израиля с лица земли, и тогда в поддержку еврейского государства на улицы вышло огромное количество французов - в том числе много знаменитостей. То есть интерес совсем не ограничивался израильской общиной. Однако, по мере оккупации Израилем палестинских территорий, в общественном мнении Франции происходит перелом.
От образа, в котором Израиль был Давидом, противостоящим Голиафу, т.е. арабским странам, мы перешли к представлению, где Израиль - это мощный игрок, давящий слабую Палестину.
Во Франции давно идут дискуссии о том, насколько антисионизм увязан с антисемитизмом. Аргумент, согласно которому первый обязательно сопровождается вторым используют все те, кто хочет дискредитировать пропалестинские движения. Но этот аргумент весьма спорен, да и нельзя сказать, что все участники пропалестинских акций - антисионисты, многие исторически выступают в защиту мирного сосуществования двух государств.
После терактов в еврейских кварталах на улицах Розье и Коперника, осуществленных в начале 1980-ых пропалестинскими террористами, мы вступаем в фазу «импорта» конфликта во Францию. Но, несмотря на теракты, общественное мнение остается в значительной степени пропалестинским.
При этом, когда к власти в Газе пришел Хамас (2007), это вызвало раскол в местном пропалестинском движении, так как многие активисты выступали в защиту светской, а не радикально-исламской Палестины. Но на сегодняшний день этот раскол в значительной степени преодолен, и в моменты острых кризисов, атак против населения Палестины, все ее защитники выступают общим фронтом.
При каждом обострении, мы также наблюдаем рост антисемитских актов во Франции. Это было особенно заметно в первые годы второй Интифады: тогда фиксировалось около 900 антисемитских актов в год. То же самое происходило в 2008-2009 и в 2014. Последний подъем антисемитизма наблюдался в 2021 – когда за год было зафиксировано 600 актов антисемитизма.
Важно уточнить, что эти акты – будь то антисемитские надписи на зданиях, акты вандализма, забрасывание синагог коктейлями Молотова - далеко не всегда дело рук пропалестинских активистов. Палестино-израильский конфликт затрагивает самые широкие слои общества, которые так или иначе на него реагируют».
Марк Экер, исследователь института IFRI, главный редактор журнала «Politique Etrangère », автор книги «Французская Интифада: импорт палестино-израильского конфликта»
История импорта палестино-израильского конфликта во Францию
"Ни один другой мировой конфликт не волнует, не мобилизует и не раскалывает французское общество в такой степени, как палестино-израильский конфликт. Он способен вывести на улицы десятки тысяч граждан.
Так, 9 октября на улицы Парижа в поддержку Израиля вышло 16 тысяч жителей.
Разумеется, этот особый интерес французского общества к происходящему в ближневосточном регионе обусловлен демографией: во Франции проживает крупная еврейская община, но также множество выходцев из арабских стран.
При этом, демографией дело не исчерпывается; исторически так сложилось, что к Израилю приковано внимание широкой общественности.
Надо сказать, что до Шестидневной войны 1967 года общественное мнение было скорее произраильским. В ходе этой войны существовали реальные опасения исчезновения Израиля с лица земли, и тогда в поддержку еврейского государства на улицы вышло огромное количество французов - в том числе много знаменитостей. То есть интерес совсем не ограничивался израильской общиной. Однако, по мере оккупации Израилем палестинских территорий, в общественном мнении Франции происходит перелом.
От образа, в котором Израиль был Давидом, противостоящим Голиафу, т.е. арабским странам, мы перешли к представлению, где Израиль - это мощный игрок, давящий слабую Палестину.
Во Франции давно идут дискуссии о том, насколько антисионизм увязан с антисемитизмом. Аргумент, согласно которому первый обязательно сопровождается вторым используют все те, кто хочет дискредитировать пропалестинские движения. Но этот аргумент весьма спорен, да и нельзя сказать, что все участники пропалестинских акций - антисионисты, многие исторически выступают в защиту мирного сосуществования двух государств.
После терактов в еврейских кварталах на улицах Розье и Коперника, осуществленных в начале 1980-ых пропалестинскими террористами, мы вступаем в фазу «импорта» конфликта во Францию. Но, несмотря на теракты, общественное мнение остается в значительной степени пропалестинским.
При этом, когда к власти в Газе пришел Хамас (2007), это вызвало раскол в местном пропалестинском движении, так как многие активисты выступали в защиту светской, а не радикально-исламской Палестины. Но на сегодняшний день этот раскол в значительной степени преодолен, и в моменты острых кризисов, атак против населения Палестины, все ее защитники выступают общим фронтом.
При каждом обострении, мы также наблюдаем рост антисемитских актов во Франции. Это было особенно заметно в первые годы второй Интифады: тогда фиксировалось около 900 антисемитских актов в год. То же самое происходило в 2008-2009 и в 2014. Последний подъем антисемитизма наблюдался в 2021 – когда за год было зафиксировано 600 актов антисемитизма.
Важно уточнить, что эти акты – будь то антисемитские надписи на зданиях, акты вандализма, забрасывание синагог коктейлями Молотова - далеко не всегда дело рук пропалестинских активистов. Палестино-израильский конфликт затрагивает самые широкие слои общества, которые так или иначе на него реагируют».
Марк Экер, исследователь института IFRI, главный редактор журнала «Politique Etrangère », автор книги «Французская Интифада: импорт палестино-израильского конфликта»
Запад, универсальные ценности и Газа
С новой силой вспыхнувший палестино-израильский конфликт рискует еще больше углубить раскол между Западом и остальным миром (The West vs the Rest) и еще больше подорвать доверие к Западу, так как этот конфликт – вслед за конфликтом на Украине – привлекает внимание всего мира к противоречиям Запада и его двойственности в применении провозглашаемых им «универсальных моральных принципов» – считает Паскаль Бонифас, директор французского Института международных и стратегических отношений (IRIS) и автор книги «Война на Украине: геополитическое потрясение» (2023).
*
«Сегодня, из-за раскола между Западом и остальным миром, западные страны боятся оказаться втянутыми в гуманитарную катастрофу, которая может быть совершена Израилем, потому что они всячески поддерживают Израиль и не слишком ограничивают его право на самозащиту. Очевидно, что в глазах Запада палестинский конфликт сильно отличается от других конфликтов. Без поддержки Запада Израиль не смог бы сохранить контроль над территориями, завоеванными в 1967 году, и ему пришлось бы их вернуть, как это предусмотрено международным правом и многочисленными резолюциями, которые тщетно принимались после 1967 года. Весь остальной мир уже давно говорит о западных двойных стандартах: западные страны призывают к соблюдению международного права, уважению морали и ценностей, когда речь идет о странах, с которыми они враждуют, но когда дело касается их друзей, в частности Израиля, они обо этом забывают.
Поэтому слова о морали, которые западные страны регулярно произносят,
глядя в сторону России и Китая, звучат несколько фальшиво в свете такой поддержки Израиля, противоречащей международному праву.
Критика двойных стандартов Запада в отношении универсальных норм стала общим местом: все видят как Запад строг к некоторым странам, но все прощает Израилю... Война на Украине только усилила это ощущение. В своей книге я привожу примеры того, как разнятся наши подходы, в зависимости от страны. Осознанно или нет, Запад применяет к Украине иные критерии, чем к Палестине, и к России – чем к Израилю. В 2014 году Россию осудили за аннексию Крыма и даже ввели против нее санкции. Но мы никогда не осуждали и тем более не вводили санкций против Израиля за аннексию Восточного Иерусалима, Голанских высот или какой-либо другой территории. Нам даже кажется, что это было бы нелепо – западная общественность настолько привыкла к данному status quo, что требование санкций показалось бы ей крайне неуместным.
Но если мы призываем к самым жестким санкциям против России, если мы так решительно осуждаем - во имя международного права, во имя универсальных стандартов, во имя западных ценностей – силовой захват территорий Россией, приходится признать, что наше молчание в случае Израиля выглядит крайне странно. Когда мы горячо осуждаем бомбардировки гражданских позиций на Украине, странно, что мы так скупо отзываемся на бомбардировки мирных жителей в Газе. Не все мирные жители Газы связаны с ХАМАС, здесь не может быть коллективной ответственности, на что убедительно указывают различные международные организации... Сегодня, мы видим, что пропасть между Западом и остальным миром увеличивается, и можем предположить, что страны глобального Юга, которые еще не осудили Израиль, могут сделать это, если число жертв среди мирного населения возрастет, и – таким образом - еще больше изолировать Запад в этом вопросе.
Говорить с позиций морали, как мы постоянно делаем в отношении Украины, помалкивая, когда речь идет о Палестине, подрывает доверие к позициям Запада в глобальной стратегической дискуссии. Страны, которые систематически подчеркивают уважение к общечеловеческим или западным ценностям (слишком часто их путая), сегодня оказались лицом к лицу со своими противоречиями, и это видят во всем мире... Именно поэтому западные страны очень настойчиво призывают Израиль реагировать сдержанно, но факт остается фактом – израильская оккупация существует, политическое решение этого конфликта не было найдено за долгие годы, и именно поэтому сегодня регион оказался в трагической и тупиковой ситации...
С новой силой вспыхнувший палестино-израильский конфликт рискует еще больше углубить раскол между Западом и остальным миром (The West vs the Rest) и еще больше подорвать доверие к Западу, так как этот конфликт – вслед за конфликтом на Украине – привлекает внимание всего мира к противоречиям Запада и его двойственности в применении провозглашаемых им «универсальных моральных принципов» – считает Паскаль Бонифас, директор французского Института международных и стратегических отношений (IRIS) и автор книги «Война на Украине: геополитическое потрясение» (2023).
*
«Сегодня, из-за раскола между Западом и остальным миром, западные страны боятся оказаться втянутыми в гуманитарную катастрофу, которая может быть совершена Израилем, потому что они всячески поддерживают Израиль и не слишком ограничивают его право на самозащиту. Очевидно, что в глазах Запада палестинский конфликт сильно отличается от других конфликтов. Без поддержки Запада Израиль не смог бы сохранить контроль над территориями, завоеванными в 1967 году, и ему пришлось бы их вернуть, как это предусмотрено международным правом и многочисленными резолюциями, которые тщетно принимались после 1967 года. Весь остальной мир уже давно говорит о западных двойных стандартах: западные страны призывают к соблюдению международного права, уважению морали и ценностей, когда речь идет о странах, с которыми они враждуют, но когда дело касается их друзей, в частности Израиля, они обо этом забывают.
Поэтому слова о морали, которые западные страны регулярно произносят,
глядя в сторону России и Китая, звучат несколько фальшиво в свете такой поддержки Израиля, противоречащей международному праву.
Критика двойных стандартов Запада в отношении универсальных норм стала общим местом: все видят как Запад строг к некоторым странам, но все прощает Израилю... Война на Украине только усилила это ощущение. В своей книге я привожу примеры того, как разнятся наши подходы, в зависимости от страны. Осознанно или нет, Запад применяет к Украине иные критерии, чем к Палестине, и к России – чем к Израилю. В 2014 году Россию осудили за аннексию Крыма и даже ввели против нее санкции. Но мы никогда не осуждали и тем более не вводили санкций против Израиля за аннексию Восточного Иерусалима, Голанских высот или какой-либо другой территории. Нам даже кажется, что это было бы нелепо – западная общественность настолько привыкла к данному status quo, что требование санкций показалось бы ей крайне неуместным.
Но если мы призываем к самым жестким санкциям против России, если мы так решительно осуждаем - во имя международного права, во имя универсальных стандартов, во имя западных ценностей – силовой захват территорий Россией, приходится признать, что наше молчание в случае Израиля выглядит крайне странно. Когда мы горячо осуждаем бомбардировки гражданских позиций на Украине, странно, что мы так скупо отзываемся на бомбардировки мирных жителей в Газе. Не все мирные жители Газы связаны с ХАМАС, здесь не может быть коллективной ответственности, на что убедительно указывают различные международные организации... Сегодня, мы видим, что пропасть между Западом и остальным миром увеличивается, и можем предположить, что страны глобального Юга, которые еще не осудили Израиль, могут сделать это, если число жертв среди мирного населения возрастет, и – таким образом - еще больше изолировать Запад в этом вопросе.
Говорить с позиций морали, как мы постоянно делаем в отношении Украины, помалкивая, когда речь идет о Палестине, подрывает доверие к позициям Запада в глобальной стратегической дискуссии. Страны, которые систематически подчеркивают уважение к общечеловеческим или западным ценностям (слишком часто их путая), сегодня оказались лицом к лицу со своими противоречиями, и это видят во всем мире... Именно поэтому западные страны очень настойчиво призывают Израиль реагировать сдержанно, но факт остается фактом – израильская оккупация существует, политическое решение этого конфликта не было найдено за долгие годы, и именно поэтому сегодня регион оказался в трагической и тупиковой ситации...
Не бывает «хороших» и «плохих» убитых мирных жителей. ХАМАС должен быть осужден, но бомбардировки мирного палестинского населения должны быть осуждены так же решительно... Парадоксально, но позиции Запада в мире больше всего подрывают самые яростные его апологеты, которые утверждают, что Израиль имеет все права, потому что он защищается, потому что он подвергся террористической атаке, но от которых не слышно ни одного слова о правах палестинцев и ни одного слова о международном праве.
Раскол между Западом и остальным миром сегодня огромен, но израильско-палестинский конфликт и (...) возможная жесткая реакция Израиля могут еще больше их разделить и еще больше подорвать авторитет западного мира, который рискует попасть в ловушку собственных противоречий. (...) Конечно, наша политика двойных стандартов не нова, совсем не нова, но, учитывая масштаб возможной драмы и тот факт, что страны глобального Юга все лучше информированы, все более активны и все громче слышны на международной сцене, очевидно, что сегодня Западу уже невозможно - ни с моральной, ни с геополитической точки зрения – позволить себе то, что было можно раньше.»
https://www.youtube.com/watch?v=lQM82tpAATE
Раскол между Западом и остальным миром сегодня огромен, но израильско-палестинский конфликт и (...) возможная жесткая реакция Израиля могут еще больше их разделить и еще больше подорвать авторитет западного мира, который рискует попасть в ловушку собственных противоречий. (...) Конечно, наша политика двойных стандартов не нова, совсем не нова, но, учитывая масштаб возможной драмы и тот факт, что страны глобального Юга все лучше информированы, все более активны и все громче слышны на международной сцене, очевидно, что сегодня Западу уже невозможно - ни с моральной, ни с геополитической точки зрения – позволить себе то, что было можно раньше.»
https://www.youtube.com/watch?v=lQM82tpAATE
YouTube
L'Occident, les valeurs universelles et Gaza
La différence d'intensité des réactions de l’Occident à l'invasion de l'Ukraine et aux bombardements israéliens sur Gaza suscite une accusation de "deux poids, deux mesures" de la part des pays du Sud global. Ces protestations risquent de raviver la dichotomie…
В 1999 году Александр Зиновьев (чье рождение сегодня отмечается) дает в Le Figaro, в своем последнем западном интервью перед возвращением в Россию, весьма хлесткое описание того, что несколько позже стали называть "коллективным Западом".
*
– После краха коммунизма основным предметом ваших исследований стала западная система. Почему?
– Потому что произошло то, что я предсказывал: падение коммунизма превратилось в развал России.
– Выходит, борьба с коммунизмом прикрывала желание уничтожить Россию?
– Совершенно верно. Я это говорю, потому что в свое время был невольным соучастником этого для меня постыдного действа. Российскую катастрофу хотели и запрограммировали здесь, на Западе. Я читал документы, участвовал в исследованиях, которые под видом идеологической борьбы на самом деле готовили гибель России. И это стало для меня настолько невыносимым, что я не смог больше находиться в лагере тех, кто уничтожает мой народ и мою страну. Запад мне не чужой, но я рассматриваю его как вражескую державу.
– Вы стали патриотом?
– Патриотизм меня не касается. Я получил интернациональное воспитание и остаюсь ему верным. Я даже не могу сказать, люблю или нет русских и Россию. Однако я принадлежу этому народу и этой стране. Я являюсь их частью. Нынешние страдания моего народа так ужасны, что я не могу спокойно наблюдать за ними издалека. Грубость глобализации выявляет недопустимые вещи.
– Значит, роль Горбачева не была положительной?
– Я смотрю на вещи немного под другим углом. Вопреки устоявшемуся мнению советский коммунизм развалился не в силу внутренних причин. Его развал, безусловно, самая великая победа в истории Запада. Неслыханная победа, которая, я повторюсь, делает возможным установление планетарной власти. Конец коммунизма также ознаменовал конец демократии. Сегодняшняя эпоха не просто посткоммунистическая, она еще и постдемократическая! Сегодня мы являемся свидетелями установления демократического тоталитаризма, или, если хотите, тоталитарной демократии.
– Не звучит ли все это несколько абсурдно?
– Ничуть. Для демократии нужен плюрализм, а плюрализм предполагает наличие по крайней мере двух более или менее равных сил, которые борются между собой и вместе с тем влияют друг на друга. Во время холодной войны была мировая демократия, глобальный плюрализм, внутри которого сосуществовали две противоборствующие системы: капиталистическая и коммунистическая. (...) Сегодня мы живем в мире, где господствует одна-единственная сила, одна идеология и одна проглобализационная партия. Все это вместе взятое начало формироваться еще во время холодной войны, когда постепенно, в самых различных видах появились суперструктуры: коммерческие, банковские, политические и информационные организации. Несмотря на разные сферы деятельности, эти силы объединяла их транснациональная сущность.
(...) Как и другие страны, страны Запада подчинены контролю этих наднациональных структур. И это притом, что суверенитет государств тоже был неотъемлемой частью плюрализма, а значит, и демократии в планетарном масштабе.
Нынешняя господствующая сверхвласть подавляет суверенные государства. (...)
Так что демократия постепенно исчезает из общественной организации стран Запада. Повсюду распространяется тоталитаризм, потому что наднациональная структура навязывает государствам свои собственные законы. Эта недемократичная надстройка отдает приказы, дает санкции, организовывает эмбарго, сбрасывает бомбы, морит голодом. Даже Клинтон ей подчиняется. Финансовый тоталитаризм подчинил себе политическую власть. Холодному финансовому тоталитаризму чужды эмоции и чувство жалости. По сравнению с финансовой диктатурой, диктатуру политическую можно считать вполне человечной. Внутри самых жестоких диктатур было возможно хоть какое-то сопротивление. Против банков восставать невозможно.
– А что насчет революции?
– Демократический тоталитаризм и финансовая диктатура исключают возможность общественно революции."
http://www.intelros.org/in%20memoria/zinovev_berlin.htm
*
– После краха коммунизма основным предметом ваших исследований стала западная система. Почему?
– Потому что произошло то, что я предсказывал: падение коммунизма превратилось в развал России.
– Выходит, борьба с коммунизмом прикрывала желание уничтожить Россию?
– Совершенно верно. Я это говорю, потому что в свое время был невольным соучастником этого для меня постыдного действа. Российскую катастрофу хотели и запрограммировали здесь, на Западе. Я читал документы, участвовал в исследованиях, которые под видом идеологической борьбы на самом деле готовили гибель России. И это стало для меня настолько невыносимым, что я не смог больше находиться в лагере тех, кто уничтожает мой народ и мою страну. Запад мне не чужой, но я рассматриваю его как вражескую державу.
– Вы стали патриотом?
– Патриотизм меня не касается. Я получил интернациональное воспитание и остаюсь ему верным. Я даже не могу сказать, люблю или нет русских и Россию. Однако я принадлежу этому народу и этой стране. Я являюсь их частью. Нынешние страдания моего народа так ужасны, что я не могу спокойно наблюдать за ними издалека. Грубость глобализации выявляет недопустимые вещи.
– Значит, роль Горбачева не была положительной?
– Я смотрю на вещи немного под другим углом. Вопреки устоявшемуся мнению советский коммунизм развалился не в силу внутренних причин. Его развал, безусловно, самая великая победа в истории Запада. Неслыханная победа, которая, я повторюсь, делает возможным установление планетарной власти. Конец коммунизма также ознаменовал конец демократии. Сегодняшняя эпоха не просто посткоммунистическая, она еще и постдемократическая! Сегодня мы являемся свидетелями установления демократического тоталитаризма, или, если хотите, тоталитарной демократии.
– Не звучит ли все это несколько абсурдно?
– Ничуть. Для демократии нужен плюрализм, а плюрализм предполагает наличие по крайней мере двух более или менее равных сил, которые борются между собой и вместе с тем влияют друг на друга. Во время холодной войны была мировая демократия, глобальный плюрализм, внутри которого сосуществовали две противоборствующие системы: капиталистическая и коммунистическая. (...) Сегодня мы живем в мире, где господствует одна-единственная сила, одна идеология и одна проглобализационная партия. Все это вместе взятое начало формироваться еще во время холодной войны, когда постепенно, в самых различных видах появились суперструктуры: коммерческие, банковские, политические и информационные организации. Несмотря на разные сферы деятельности, эти силы объединяла их транснациональная сущность.
(...) Как и другие страны, страны Запада подчинены контролю этих наднациональных структур. И это притом, что суверенитет государств тоже был неотъемлемой частью плюрализма, а значит, и демократии в планетарном масштабе.
Нынешняя господствующая сверхвласть подавляет суверенные государства. (...)
Так что демократия постепенно исчезает из общественной организации стран Запада. Повсюду распространяется тоталитаризм, потому что наднациональная структура навязывает государствам свои собственные законы. Эта недемократичная надстройка отдает приказы, дает санкции, организовывает эмбарго, сбрасывает бомбы, морит голодом. Даже Клинтон ей подчиняется. Финансовый тоталитаризм подчинил себе политическую власть. Холодному финансовому тоталитаризму чужды эмоции и чувство жалости. По сравнению с финансовой диктатурой, диктатуру политическую можно считать вполне человечной. Внутри самых жестоких диктатур было возможно хоть какое-то сопротивление. Против банков восставать невозможно.
– А что насчет революции?
– Демократический тоталитаризм и финансовая диктатура исключают возможность общественно революции."
http://www.intelros.org/in%20memoria/zinovev_berlin.htm
«Провал политики мультикультурализма», «окончательный раскол единой и неделимой Французской Республики», «развенчание культа diversité (многообразия)» ...
Новый палестино-израильский кризис стал для Франции серьезным испытанием на внутреннюю прочность и очередным импульсом для переоценки ценностей.
Имея самую большую еврейскую и самую большую мусульманскую общину в Европе, Франция не могла рассчитывать остаться не затронутой драматическими событиями на Ближнем Востоке. Однако размах внутреннего противостояния превосходит ожидания.
Дело не ограничивается агрессивными политическими пикировками, войной в соцсетях или введением в стране максимального уровня террористической угрозы. Францию захлестнула новая мощнейшая волна антисемитизма.
По данным МВД Франции, с 7 по 31 октября в стране было зафиксировано 857 актов антисемитизма. Это вдвое больше, чем за весь 2022 год.
Из-за угрозы взрыва за 3 недели пришлось эвакуировать около 10 еврейских школ в парижском регионе; в Париже некоторые дома, где проживают евреи, были разрисованы звездами Давида; в ходе пропалестинских демонстраций (запрещенных властями) слышались антисемитские выкрики, угрозы расправы и призывы к интифаде.
По официальным данным, арестовано более 430 человек, ведется более 230 расследований. Под охрану жандармов и солдат Sentinelle взято около 956 объектов.
«Было бы ошибкой думать, что спусковым крючком для этого всплеска антисемитизма стало возмущение кадрами из Газы. Антисемитские акции начались 7 октября, еще до ответных действий Израиля», утверждает президент ассоциации по борьбе с антисемитизмом Crif, Джонатан Арфи.
В этих условиях наш идеал единой и неделимой Республики, который еще недавно был горизонтом всей нашей политики, кажется крайне наивным и утопическим – пишет издание Марианн.
Причиной тому не только демографическая революция которая произошла за последние 40 лет. «Учитывая последние доступные статистические данные, совсем скоро доля населения из арабо-мусульманских стран составит одну пятую или одну четвертую населения страны. Можно утверждать, что наша страна больше никогда не вернется к этнокультурной однородности, превалировавшей до конца 1970-ых. Речь идет о глубинном изменении нашего общества, которое будет иметь самые серьезные последствия», пишет один из ведущих социологов страны Жером Фурке в книге с говорящим названием - «Архипелаг Франция».
Глубинное изменение было многократно ускорено еще и потому, что Франция отказалась от своей традиционной модели ассимиляции в пользу модели мультикультурализма. Это отказ от древней максимы «Если живешь в Риме, живи по римским обычаям», в пользу другого правила – «Живи как хочешь, только не мешай другим».
«Смена вех» произошла при Франсуа Миттеране, который утверждал в речи 1987 года: «Французская цивилизация обогащалась всякий раз как она принимала иностранцев на своей земле. Мы не должны ассимилировать их. Мы должны просто жить вместе. Букет цветов хорош разнообразием форм и красок... Я хочу, чтобы Франция была открыта для приезжих... Я хочу, чтобы можно было оттолкнуть французскую культуру, пошатнуть ее обычаи».
Вышедшая в 1985 году книга Бернара Стази « Иммиграция – это удача для Франции » стала настоящей Библией всех прогрессивных политических и общественных сил, а кредо «культурное многообразие – наше богатство» - непререкаемой догмой.
За 40 лет идеал государства-нации, которое объединяет всех под общими знаменами, был заменен идеалом «разнообразия» - разнообразия этносов, культур, религий, полов, языковых норм и так далее.
Сегодня Франция пожинает плоды этой политики, а внутренние реакции на палестино-израильский конфликт заставляют в очередной раз задуматься о том, правильно ли было отказываться от французской традиционной модели плавильного котла (melting pot), в пользу американской общественной модели – «салатницы», salad bowl.
Однако, учитывая как далеко зашла трансформация, всё говорит о том, что изменения необратимы. Различные части "архипелага Франция" будут дрейфовать все дальше друг от друга...
Новый палестино-израильский кризис стал для Франции серьезным испытанием на внутреннюю прочность и очередным импульсом для переоценки ценностей.
Имея самую большую еврейскую и самую большую мусульманскую общину в Европе, Франция не могла рассчитывать остаться не затронутой драматическими событиями на Ближнем Востоке. Однако размах внутреннего противостояния превосходит ожидания.
Дело не ограничивается агрессивными политическими пикировками, войной в соцсетях или введением в стране максимального уровня террористической угрозы. Францию захлестнула новая мощнейшая волна антисемитизма.
По данным МВД Франции, с 7 по 31 октября в стране было зафиксировано 857 актов антисемитизма. Это вдвое больше, чем за весь 2022 год.
Из-за угрозы взрыва за 3 недели пришлось эвакуировать около 10 еврейских школ в парижском регионе; в Париже некоторые дома, где проживают евреи, были разрисованы звездами Давида; в ходе пропалестинских демонстраций (запрещенных властями) слышались антисемитские выкрики, угрозы расправы и призывы к интифаде.
По официальным данным, арестовано более 430 человек, ведется более 230 расследований. Под охрану жандармов и солдат Sentinelle взято около 956 объектов.
«Было бы ошибкой думать, что спусковым крючком для этого всплеска антисемитизма стало возмущение кадрами из Газы. Антисемитские акции начались 7 октября, еще до ответных действий Израиля», утверждает президент ассоциации по борьбе с антисемитизмом Crif, Джонатан Арфи.
В этих условиях наш идеал единой и неделимой Республики, который еще недавно был горизонтом всей нашей политики, кажется крайне наивным и утопическим – пишет издание Марианн.
Причиной тому не только демографическая революция которая произошла за последние 40 лет. «Учитывая последние доступные статистические данные, совсем скоро доля населения из арабо-мусульманских стран составит одну пятую или одну четвертую населения страны. Можно утверждать, что наша страна больше никогда не вернется к этнокультурной однородности, превалировавшей до конца 1970-ых. Речь идет о глубинном изменении нашего общества, которое будет иметь самые серьезные последствия», пишет один из ведущих социологов страны Жером Фурке в книге с говорящим названием - «Архипелаг Франция».
Глубинное изменение было многократно ускорено еще и потому, что Франция отказалась от своей традиционной модели ассимиляции в пользу модели мультикультурализма. Это отказ от древней максимы «Если живешь в Риме, живи по римским обычаям», в пользу другого правила – «Живи как хочешь, только не мешай другим».
«Смена вех» произошла при Франсуа Миттеране, который утверждал в речи 1987 года: «Французская цивилизация обогащалась всякий раз как она принимала иностранцев на своей земле. Мы не должны ассимилировать их. Мы должны просто жить вместе. Букет цветов хорош разнообразием форм и красок... Я хочу, чтобы Франция была открыта для приезжих... Я хочу, чтобы можно было оттолкнуть французскую культуру, пошатнуть ее обычаи».
Вышедшая в 1985 году книга Бернара Стази « Иммиграция – это удача для Франции » стала настоящей Библией всех прогрессивных политических и общественных сил, а кредо «культурное многообразие – наше богатство» - непререкаемой догмой.
За 40 лет идеал государства-нации, которое объединяет всех под общими знаменами, был заменен идеалом «разнообразия» - разнообразия этносов, культур, религий, полов, языковых норм и так далее.
Сегодня Франция пожинает плоды этой политики, а внутренние реакции на палестино-израильский конфликт заставляют в очередной раз задуматься о том, правильно ли было отказываться от французской традиционной модели плавильного котла (melting pot), в пользу американской общественной модели – «салатницы», salad bowl.
Однако, учитывая как далеко зашла трансформация, всё говорит о том, что изменения необратимы. Различные части "архипелага Франция" будут дрейфовать все дальше друг от друга...
"Мы выигрываем каждую битву с терроризмом, но проигрываем войну в целом"
Документальный франко-израильский фильм "Привратники" (Gatekeepers), ставший настоящий киносенсацией 2013 года, сегодня смотрится как зловещее пророчество.
Пять бывших начальников Шин Бет - общей службы безопасности Израиля, занятой обеспечением внутренней безопасности - (Авраам Шалом, Яаков Пери, Карми Гилон, Ами Аялон и Ави Дихтер), а также действующий на момент съёмок глава этого ведомства Юваль Дискин, рассказывают режиссеру Дрору Мореху о деятельности своей службы после победы Израиля в Шестидневной войне. Редко можно услышать столь откровенные признания глав спецслужб, проникнутые столь глубокой самокритикой.
Так, по словам Авраама Шалома, израильская разведка никогда не имела никакой стратегии, ограничиваясь соображениями исключительно тактики.
"Мы не смогли предвидеть все значительные события, - замечает Юваль Дискин. - Прозевали первую интифаду, вторую интифаду, убийство Рабина..."
Ливкидации террористов с "сопутствующими обстоятельствами" (т.е. гибелью мирных жителей), аресты тысяч подозреваемых, обыски, допросы и истязания - бывшие руководители спецслужб неторопливо рассказывают почти полвека войны с террором и существования страны в атмосфере постоянной подозрительности и растущей взаимной ненависти, многократно подпитываемой деятельностью Шин Бет, де факто контрпродуктивной. "Мы стали очень жестокими, у нас было очень много работы все эти годы, и нам просто некогда было думать о том, чего хотят палестинцы и как возможен мир", признают шин-бетовцы.
Их рассказы подтверждают прогнозы израильского философа Йешаяху Лейбовица, который сразу после Шестидневной войны сказал, что если Израиль попытается сохранить свое господство над другим народом на новых оккупированных территориях, то "коррупция, характерная для любого колониального режима, захватит Израиль...
"Страна, управляющая враждебным населением в миллион иностранцев, неизбежно превратится в государство Шин Бет со всеми вытекающими отсюда последствиями в плане образования, свободы слова, мысли и демократии", писал Лейбовиц в 1967 году.
Когда режиссер Дрор Морех напоминает об этих предречениях Ювалю Дискину, тот отвечает, что согласен с каждым словом.
С 1967 года Израиль ведет политику, которая обречена на провал и разрушительна для самого Израиля.
Пожалуй, самые страшные слова произносит Авраам Шалом, имеющий репутацию одного из самых жёстких шин-бетовцев : "Мы стали похожи на нацистов. Конечно, мы не ведем себя с палестинцами, как немцы вели себя с евреями. По отношению к палестинцам мы действуем так же, как нацисты действовали в отношении других оккупированных народов - бельгийцев, поляков, чехов..."
"Мы выигрываем каждую битву с терроризмом, но проигрываем войну целиком", признает в конце фильма Ами Аялон (с чьей помощью Мореху и удалось получить интервью с остальными шин-бетовцами).
Аялон вспоминает слова, сказанные ему в момент второй Интифады его знакомым, палестинским врачом. Эти слова показались ему тогда крайне удивительными, но сегодня их смысл ясен.
"Мы победили, - заявил Аялону палестинец в момент, когда над бунтующими шла кровавая расправа, а надежды на обретение Палестиной своего государства превращались в пыль...
- Мы победили, потому что наша победа — это видеть ваши страдания».
https://m.youtube.com/watch?v=yQzJlcSAt7w
Документальный франко-израильский фильм "Привратники" (Gatekeepers), ставший настоящий киносенсацией 2013 года, сегодня смотрится как зловещее пророчество.
Пять бывших начальников Шин Бет - общей службы безопасности Израиля, занятой обеспечением внутренней безопасности - (Авраам Шалом, Яаков Пери, Карми Гилон, Ами Аялон и Ави Дихтер), а также действующий на момент съёмок глава этого ведомства Юваль Дискин, рассказывают режиссеру Дрору Мореху о деятельности своей службы после победы Израиля в Шестидневной войне. Редко можно услышать столь откровенные признания глав спецслужб, проникнутые столь глубокой самокритикой.
Так, по словам Авраама Шалома, израильская разведка никогда не имела никакой стратегии, ограничиваясь соображениями исключительно тактики.
"Мы не смогли предвидеть все значительные события, - замечает Юваль Дискин. - Прозевали первую интифаду, вторую интифаду, убийство Рабина..."
Ливкидации террористов с "сопутствующими обстоятельствами" (т.е. гибелью мирных жителей), аресты тысяч подозреваемых, обыски, допросы и истязания - бывшие руководители спецслужб неторопливо рассказывают почти полвека войны с террором и существования страны в атмосфере постоянной подозрительности и растущей взаимной ненависти, многократно подпитываемой деятельностью Шин Бет, де факто контрпродуктивной. "Мы стали очень жестокими, у нас было очень много работы все эти годы, и нам просто некогда было думать о том, чего хотят палестинцы и как возможен мир", признают шин-бетовцы.
Их рассказы подтверждают прогнозы израильского философа Йешаяху Лейбовица, который сразу после Шестидневной войны сказал, что если Израиль попытается сохранить свое господство над другим народом на новых оккупированных территориях, то "коррупция, характерная для любого колониального режима, захватит Израиль...
"Страна, управляющая враждебным населением в миллион иностранцев, неизбежно превратится в государство Шин Бет со всеми вытекающими отсюда последствиями в плане образования, свободы слова, мысли и демократии", писал Лейбовиц в 1967 году.
Когда режиссер Дрор Морех напоминает об этих предречениях Ювалю Дискину, тот отвечает, что согласен с каждым словом.
С 1967 года Израиль ведет политику, которая обречена на провал и разрушительна для самого Израиля.
Пожалуй, самые страшные слова произносит Авраам Шалом, имеющий репутацию одного из самых жёстких шин-бетовцев : "Мы стали похожи на нацистов. Конечно, мы не ведем себя с палестинцами, как немцы вели себя с евреями. По отношению к палестинцам мы действуем так же, как нацисты действовали в отношении других оккупированных народов - бельгийцев, поляков, чехов..."
"Мы выигрываем каждую битву с терроризмом, но проигрываем войну целиком", признает в конце фильма Ами Аялон (с чьей помощью Мореху и удалось получить интервью с остальными шин-бетовцами).
Аялон вспоминает слова, сказанные ему в момент второй Интифады его знакомым, палестинским врачом. Эти слова показались ему тогда крайне удивительными, но сегодня их смысл ясен.
"Мы победили, - заявил Аялону палестинец в момент, когда над бунтующими шла кровавая расправа, а надежды на обретение Палестиной своего государства превращались в пыль...
- Мы победили, потому что наша победа — это видеть ваши страдания».
https://m.youtube.com/watch?v=yQzJlcSAt7w
YouTube
Привратники The Gatekeepers 2012 720p
Режиссёр Дрор Море 2012
Шесть бывших начальников ШАБАК (Общая служба безопасности Израиля) Авраам Шалом, Яаков Пери, Карми Гилон, Ами Аялон, Ави Дихтер, Юваль Дискин, рассказывают о деятельности своей службы, в период после победы Израиля в Шестидневной…
Шесть бывших начальников ШАБАК (Общая служба безопасности Израиля) Авраам Шалом, Яаков Пери, Карми Гилон, Ами Аялон, Ави Дихтер, Юваль Дискин, рассказывают о деятельности своей службы, в период после победы Израиля в Шестидневной…
За годы, прошедшие с конца холодной войны, отождествление коммунизма и нацизма стало общим местом в социальных науках, вульгатой западной историографии. Признать, что либеральному мироустройству нет альтернативы, - значит отказаться от видения истории как борьбы классов. Идти против общепринятой историографии крайне сложно, особенно в условиях, когда новое единомыслие продвигается всей системой СМИ, ставшей ключевым элементом в обеспечении известности и признания ученых. После исчезновения коммунистического лагеря началась травля историков, которые не отказывались от классового видения Французской революции, Парижской Коммуны или СССР. Совершенно очевидно, что подобный исторический негационизм ставит под сомнение сами основы научного знания.
Кристиан де Монлибер, Pourquoi le révisionnisme fait-il son retour?
***
Можно ли сказать, что в нашем обществе - где существует беспрецедентная в истории человечества свобода и возможность читать, размышлять, писать и публиковать - процветает независимое мышление и интеллектуальное многообразие ? Напротив, мы никогда не видели такого конформизма, такого подражательства, такого поклонения самым низкопробным оракулам, которым не нужен КГБ, чтобы изо дня в день повторять самые одиозные клише, которые к тому же выдаются за субверсивные и обличительные ! (...) Мы уже неоднократно убеждались в том, что приватизация человеческого существования ведет к унификации поведения и образа жизни. Мы возвели на пьедестал «права человека», но у нас нет автономных субъектов, которые могли бы их реализовать. Судя по всему, именно так можно определить главный вектор эволюции наших обществ.
Марсель Гоше, "La démocratie contre elle-même"
https://globalaffairs.ru/articles/konecz-prosveshheniya/
Кристиан де Монлибер, Pourquoi le révisionnisme fait-il son retour?
***
Можно ли сказать, что в нашем обществе - где существует беспрецедентная в истории человечества свобода и возможность читать, размышлять, писать и публиковать - процветает независимое мышление и интеллектуальное многообразие ? Напротив, мы никогда не видели такого конформизма, такого подражательства, такого поклонения самым низкопробным оракулам, которым не нужен КГБ, чтобы изо дня в день повторять самые одиозные клише, которые к тому же выдаются за субверсивные и обличительные ! (...) Мы уже неоднократно убеждались в том, что приватизация человеческого существования ведет к унификации поведения и образа жизни. Мы возвели на пьедестал «права человека», но у нас нет автономных субъектов, которые могли бы их реализовать. Судя по всему, именно так можно определить главный вектор эволюции наших обществ.
Марсель Гоше, "La démocratie contre elle-même"
https://globalaffairs.ru/articles/konecz-prosveshheniya/
Россия в глобальной политике
Конец проекта Просвещения
Похоже, что конец коммунизма стал концом и либерализма, превратив его в нечто иное. Исчезновение противостояния между двумя универсалистскими идеологиями оказалось фатальным для обеих, а 1989…
Поваленные дубы
***
О, как теперь шумят из призрачного мрака
Дубы, поваленные для костра Геракла...
В. Гюго
***
За несколько недель до смерти, настигшей его 9 ноября 1970 года, величайший из французских политиков говорил своему другу писателю следующие слова:
*
Шарль де Голль: «Франция была душой христианского мира, или, как мы сказали бы сегодня, - душой европейской цивилизации. Я сделал все, чтобы воскресить ее. (...) Я попытался уберечь Францию от небытия. Справился ли я с этим? Это скажут потомки. Вне сомнения, мы - свидетели конца Европы. Каким образом эта парламентская демократия, которая агонизирует повсюду в мире, может создать Европу? Желаю удачи этому объединению без объединителя! (...) Ну почему Франция должна следовать примеру своих соседей?! Почему, когда речь идет о таком многотрудном деле как создание Европы, превозносится та самая демократия, которая чуть не привела нас к гибели? (...) Они помешаны на демократии с тех пор как ее больше не существует! Антифашизм – вот удобный предлог. Вы, как и я, понимаете, что Европа может быть Европой Наций или ничем. Выбор сделан - ничем.
Мы – последние европейцы той Европы, что воплощала христианство. Той раздираемой на части Европы, которая всё-таки существовала. Европа, чьи нации ненавидели друг друга, была куда реальнее сегодняшней Европы. Да, да! Вопрос не в том, сможет ли Франция построить Европу; надо понять, что гибель Европы приведет к гибели Франции. (...) Истинная демократия впереди, а не позади нас, ее еще предстоит построить. Наконец, наиважнейший вопрос звучит так (...): что поставит на место веры эта первая цивилизация, ее отринувшая? Я допускаю, что цивилизация может существовать без веры, но я хотел бы знать, чем она ее заменит, сознательно или нет. Однако, все еще может измениться... Что произойдет в духовной сфере, если Франция вновь станет Францией? Что ж... Я сделал все, что мог. Если надо смотреть, как умирает Европа – давайте посмотрим. Это ведь случается не каждый день.
Андре Мальро: На ее место придет атлантическая цивилизация…
Шарль де Голль: На своем веку Франция повидала и другие».
***
André Malraux, « Les chênes qu’on abat »
Перевод НЗ
***
О, как теперь шумят из призрачного мрака
Дубы, поваленные для костра Геракла...
В. Гюго
***
За несколько недель до смерти, настигшей его 9 ноября 1970 года, величайший из французских политиков говорил своему другу писателю следующие слова:
*
Шарль де Голль: «Франция была душой христианского мира, или, как мы сказали бы сегодня, - душой европейской цивилизации. Я сделал все, чтобы воскресить ее. (...) Я попытался уберечь Францию от небытия. Справился ли я с этим? Это скажут потомки. Вне сомнения, мы - свидетели конца Европы. Каким образом эта парламентская демократия, которая агонизирует повсюду в мире, может создать Европу? Желаю удачи этому объединению без объединителя! (...) Ну почему Франция должна следовать примеру своих соседей?! Почему, когда речь идет о таком многотрудном деле как создание Европы, превозносится та самая демократия, которая чуть не привела нас к гибели? (...) Они помешаны на демократии с тех пор как ее больше не существует! Антифашизм – вот удобный предлог. Вы, как и я, понимаете, что Европа может быть Европой Наций или ничем. Выбор сделан - ничем.
Мы – последние европейцы той Европы, что воплощала христианство. Той раздираемой на части Европы, которая всё-таки существовала. Европа, чьи нации ненавидели друг друга, была куда реальнее сегодняшней Европы. Да, да! Вопрос не в том, сможет ли Франция построить Европу; надо понять, что гибель Европы приведет к гибели Франции. (...) Истинная демократия впереди, а не позади нас, ее еще предстоит построить. Наконец, наиважнейший вопрос звучит так (...): что поставит на место веры эта первая цивилизация, ее отринувшая? Я допускаю, что цивилизация может существовать без веры, но я хотел бы знать, чем она ее заменит, сознательно или нет. Однако, все еще может измениться... Что произойдет в духовной сфере, если Франция вновь станет Францией? Что ж... Я сделал все, что мог. Если надо смотреть, как умирает Европа – давайте посмотрим. Это ведь случается не каждый день.
Андре Мальро: На ее место придет атлантическая цивилизация…
Шарль де Голль: На своем веку Франция повидала и другие».
***
André Malraux, « Les chênes qu’on abat »
Перевод НЗ
Ода человеку, который был Францией
Из всех речей и слов памяти о Шарле де Голле – а их было произнесено и написано великое множество и поток их не иссякает и сегодня, подтверждая все сказанное ниже - пожалуй самые личные и проникновенные были написаны Роменом Гари, соратником де Голля, участником «Свободной Франции», писателем и дипломатом. Это «Ода человеку, который был Францией»...
***
"Если в глубине моей души и есть горечь утраты - острый укол грусти в это дождливое утро, которое принесло весть об уходе из жизни одного очень старого человека, который унес с собой мою молодость, - то она касается всего того, что связано с именем де Голля и что уносится в прошлое со скоростью света или медленно задыхается в затхлом «духе времени» : понятие чести, благородство, глубокая вера в достоинство, отказ от материальных достижений как самоцели.
Людей, которых можно назвать мечтателями-реалистами, крайне мало. Де Голль бесспорно был одним из них: проницательный тактик, он, тем не менее, призывал французов - и даже, сам того не сознавая, весь западный мир - подняться на мифические высоты, которые, насколько мне известно, не существуют или, во всяком случае, недостижимы.
Никто не знал так хорошо как де Голль, что западная цивилизация родилась именно из этой, в принципе невыполнимой, задачи : преодолеть разрыв между жалкой реальностью человеческого существования и мифом о человеке, который тот создал во славу себе.
Де Голль ушел, но то, что от него осталось и что всегда будет стоять на пути у посредственностей, лжецов, аферистов, властолюбцев и циников - это сам прецедент его существования, невероятная мощь его фигуры. Впервые в новейшей истории у французского народа появился ориентир. И именно поэтому, вполне вероятно, что главное достижение де Голля будет посмертным, а его исчезновение оставит в стране гораздо более глубокий след, чем всё то, чего он достиг в качестве главы государства.
Вполне возможно, что после смерти де Голль получит над Францией куда большую власть, чем та, которой он обладал когда-либо при жизни. И хотя он ушел в места куда более отдаленные, чем его ссылка 1940 года, уже никто не сможет отнять его у нас.
Ни малейший след политиканства больше никогда не коснется его подметок. Сегодня он стал для нас - еще более, чем был при жизни - образцом нравственной силы, духовного устремления, веры в человека, в конечный триумф человека, источником света..."
***
Romain Gary
Ode à l’homme qui fut la France Перевод НЗ
Из всех речей и слов памяти о Шарле де Голле – а их было произнесено и написано великое множество и поток их не иссякает и сегодня, подтверждая все сказанное ниже - пожалуй самые личные и проникновенные были написаны Роменом Гари, соратником де Голля, участником «Свободной Франции», писателем и дипломатом. Это «Ода человеку, который был Францией»...
***
"Если в глубине моей души и есть горечь утраты - острый укол грусти в это дождливое утро, которое принесло весть об уходе из жизни одного очень старого человека, который унес с собой мою молодость, - то она касается всего того, что связано с именем де Голля и что уносится в прошлое со скоростью света или медленно задыхается в затхлом «духе времени» : понятие чести, благородство, глубокая вера в достоинство, отказ от материальных достижений как самоцели.
Людей, которых можно назвать мечтателями-реалистами, крайне мало. Де Голль бесспорно был одним из них: проницательный тактик, он, тем не менее, призывал французов - и даже, сам того не сознавая, весь западный мир - подняться на мифические высоты, которые, насколько мне известно, не существуют или, во всяком случае, недостижимы.
Никто не знал так хорошо как де Голль, что западная цивилизация родилась именно из этой, в принципе невыполнимой, задачи : преодолеть разрыв между жалкой реальностью человеческого существования и мифом о человеке, который тот создал во славу себе.
Де Голль ушел, но то, что от него осталось и что всегда будет стоять на пути у посредственностей, лжецов, аферистов, властолюбцев и циников - это сам прецедент его существования, невероятная мощь его фигуры. Впервые в новейшей истории у французского народа появился ориентир. И именно поэтому, вполне вероятно, что главное достижение де Голля будет посмертным, а его исчезновение оставит в стране гораздо более глубокий след, чем всё то, чего он достиг в качестве главы государства.
Вполне возможно, что после смерти де Голль получит над Францией куда большую власть, чем та, которой он обладал когда-либо при жизни. И хотя он ушел в места куда более отдаленные, чем его ссылка 1940 года, уже никто не сможет отнять его у нас.
Ни малейший след политиканства больше никогда не коснется его подметок. Сегодня он стал для нас - еще более, чем был при жизни - образцом нравственной силы, духовного устремления, веры в человека, в конечный триумф человека, источником света..."
***
Romain Gary
Ode à l’homme qui fut la France Перевод НЗ
«Жизнь ради жизни»
Именно первая мировая война становится переломным моментом в коллективном сознании многих стран Европы, когда начавшийся ранее переход от героического, республиканского видения общества к идеалу обеспечения индивидуального процветания становится необратимым. Великая война нанесла такой удар по патриотическому идеалу, от которого Запад никогда не оправился. В трактате «Идолопоклонничество перед жизнью» (2020) французский философ Оливье Рей (1) вспоминает слова, признесенные героем знаменитого романа Селина «Путешествие на край ночи», двойником писателя, Фердинандом Бардамю: «Я точно знаю – я больше не хочу умирать! Ничего, кроме жизни как таковой, не имеет значения...»
Неудивительно, что эти слова произносит солдат Великой войны, пишет Рей. В 1914 году патриотический подъем был колоссален. Люди с энтузиазмом шли на фронт, видя в вооруженном противостоянии возможность прочувствовать и проявить добродетели самопожертвования, единства, мужества, которые в начале ХХ века уже отходили на второй план. Как писал в 1913 году Шарль Пеги (который станет одной из первых жертв Великой войны): «За последние 30 лет мир изменился больше, чем он изменился за 19 предшествующих веков, со времен Христа до конца XIX-ого столетия. Была античная эпоха. Была христианская эпоха. И есть современность».
В 1914 году война еще представлялась европейцам событием, позволяющим уйти от этой современности; событием, где древние добродетели героизма должны были оказаться востребованы, оттеснив расчет и рационализм новой эпохи. Сказать, что их ожидания не оправдались – это ничего не сказать. Писатель Пьер Дриё ла Рошель был одним из великого множества новобранцев, обнаруживших в самом начале войны, что большую часть времени они проводили, лежа на земле. "Я был поражен тем, что мне приходилось постоянно вжиматься в землю ; я думал, что это ненадолго. Но это продлилось четыре года... Сегодняшняя война - это постоянное унижение".
Отечество было тем абсолютом, выходящим за рамки индивидуального существования, ради которого люди соглашались рисковать и жертвовать жизнью. Но увы, поле боя, на которое попали воины в 1914 году, походило скорее на скотобойни Чикаго, нежели на равнины Марафона.
Война оказалась не разрывом с миром торжествующего капитализма и промышленного прогресса, а его продлением в чудовищной форме. Борьба за Отечество должна была возродить героическую эпоху, но, несмотря на все проявленное мужество, она окончательно ее похоронила.
Как только конфликт начался, поворачивать назад было уже поздно, и чем дольше он длился, тем более необходимым становилось его продолжение, чтобы солдаты, погибшие на фронте, не погибли напрасно.
Однако, как писала Симона Вейль, "когда человеку приходится проявить куда больше преданности и жертвенности, чем те, на которые он действительно способен, впоследствии неизбежно возникает резкая реакция отторжения. Между французами и Францией после 1918 года произошло то, что происходит в отношении к больному родственнику, которому требуется постоянный уход и против которого в тайне копится желчь и обида близких. Французы дали своей стране слишком много. Они дали ей больше, чем то, на что были готовы их сердца».
Отсюда ответная реакция: "Я больше не хочу за нее умирать". Во Франции Великая война стала акселератором перехода от поклонения Отечеству к поклонению "жизни как таковой". Которая стала новым абсолютом. Когда человек больше не готов отдать свою жизнь во имя чего бы то ни было, его единственной целью становится ее сохранение и совершенствование.
Идеал улучшения и продления индивидуального существования вытеснил идеал коллективного дела ради общего блага (Res Publica). Биология заменила политику.
Если раньше человеческий род жил с идеей, что бессмертие может быть достигнуто в первую очередь на коллективном уровне («Умрем за Спарту и останемся в памяти на века»), то теперь целью стало долголетие и – в идеале - достижение биологического бессмертия на уровне индивида.
*
(1) Olivier Rey « L’idolâtrie de la vie », Tracts Gallimard, 2020
Именно первая мировая война становится переломным моментом в коллективном сознании многих стран Европы, когда начавшийся ранее переход от героического, республиканского видения общества к идеалу обеспечения индивидуального процветания становится необратимым. Великая война нанесла такой удар по патриотическому идеалу, от которого Запад никогда не оправился. В трактате «Идолопоклонничество перед жизнью» (2020) французский философ Оливье Рей (1) вспоминает слова, признесенные героем знаменитого романа Селина «Путешествие на край ночи», двойником писателя, Фердинандом Бардамю: «Я точно знаю – я больше не хочу умирать! Ничего, кроме жизни как таковой, не имеет значения...»
Неудивительно, что эти слова произносит солдат Великой войны, пишет Рей. В 1914 году патриотический подъем был колоссален. Люди с энтузиазмом шли на фронт, видя в вооруженном противостоянии возможность прочувствовать и проявить добродетели самопожертвования, единства, мужества, которые в начале ХХ века уже отходили на второй план. Как писал в 1913 году Шарль Пеги (который станет одной из первых жертв Великой войны): «За последние 30 лет мир изменился больше, чем он изменился за 19 предшествующих веков, со времен Христа до конца XIX-ого столетия. Была античная эпоха. Была христианская эпоха. И есть современность».
В 1914 году война еще представлялась европейцам событием, позволяющим уйти от этой современности; событием, где древние добродетели героизма должны были оказаться востребованы, оттеснив расчет и рационализм новой эпохи. Сказать, что их ожидания не оправдались – это ничего не сказать. Писатель Пьер Дриё ла Рошель был одним из великого множества новобранцев, обнаруживших в самом начале войны, что большую часть времени они проводили, лежа на земле. "Я был поражен тем, что мне приходилось постоянно вжиматься в землю ; я думал, что это ненадолго. Но это продлилось четыре года... Сегодняшняя война - это постоянное унижение".
Отечество было тем абсолютом, выходящим за рамки индивидуального существования, ради которого люди соглашались рисковать и жертвовать жизнью. Но увы, поле боя, на которое попали воины в 1914 году, походило скорее на скотобойни Чикаго, нежели на равнины Марафона.
Война оказалась не разрывом с миром торжествующего капитализма и промышленного прогресса, а его продлением в чудовищной форме. Борьба за Отечество должна была возродить героическую эпоху, но, несмотря на все проявленное мужество, она окончательно ее похоронила.
Как только конфликт начался, поворачивать назад было уже поздно, и чем дольше он длился, тем более необходимым становилось его продолжение, чтобы солдаты, погибшие на фронте, не погибли напрасно.
Однако, как писала Симона Вейль, "когда человеку приходится проявить куда больше преданности и жертвенности, чем те, на которые он действительно способен, впоследствии неизбежно возникает резкая реакция отторжения. Между французами и Францией после 1918 года произошло то, что происходит в отношении к больному родственнику, которому требуется постоянный уход и против которого в тайне копится желчь и обида близких. Французы дали своей стране слишком много. Они дали ей больше, чем то, на что были готовы их сердца».
Отсюда ответная реакция: "Я больше не хочу за нее умирать". Во Франции Великая война стала акселератором перехода от поклонения Отечеству к поклонению "жизни как таковой". Которая стала новым абсолютом. Когда человек больше не готов отдать свою жизнь во имя чего бы то ни было, его единственной целью становится ее сохранение и совершенствование.
Идеал улучшения и продления индивидуального существования вытеснил идеал коллективного дела ради общего блага (Res Publica). Биология заменила политику.
Если раньше человеческий род жил с идеей, что бессмертие может быть достигнуто в первую очередь на коллективном уровне («Умрем за Спарту и останемся в памяти на века»), то теперь целью стало долголетие и – в идеале - достижение биологического бессмертия на уровне индивида.
*
(1) Olivier Rey « L’idolâtrie de la vie », Tracts Gallimard, 2020
За последние 15 лет число конфликтов в мире (с участием как государственных, так и негосударственных военных формирований) выросло в два раза. С 2014 расходы человечества на войну росли каждый год и составили в 2022 году около 2240 миллиардов долларов.
*
Графики
1 : Годовой оборот за 2022 год оружейной отрасли главных мировых производителей оружия
2. Биржевой рост компаний
3. 10 первых стран-продавцов оружия
4. Самые значительные трансферы оружия с 2017 по 2022 (сделки, чья сумма превышает 0,6% от общей суммы сделок страны)
*
Le Monde Diplomatique, dec-jan 2023-2024
*
Графики
1 : Годовой оборот за 2022 год оружейной отрасли главных мировых производителей оружия
2. Биржевой рост компаний
3. 10 первых стран-продавцов оружия
4. Самые значительные трансферы оружия с 2017 по 2022 (сделки, чья сумма превышает 0,6% от общей суммы сделок страны)
*
Le Monde Diplomatique, dec-jan 2023-2024
Несколько лет назад историк либеральной мысли Пьер Манен отмечал, что современное западное общество совершенно выбросило понятие страха из концептуального аппарата, с помощью которого мы анализируем политический порядок и организуем жизнь в сообществе. И это, по его мнению, весьма плачевно, ведь страх имеет не только важную практическую функцию, но и моральную миссию. Он смиряет гордыню, развеивает опасные заблуждения и помогает поддержать и восстановить мир.
*
"Тот, кто сегодня составляет указатель основных понятий политического либерализма и современной демократии, может безо всякого ущерба опустить слово "страх". По правде говоря, его отсутствие не было бы замечено, а вот его присутствие удивило бы и даже шокировало. Будучи неприятным отталкивающим аффектом, страх бросил бы зловещую тень на всю структуру позитивных и даже жизнерадостных представлений, описывающих современную политику. Однако, если присмотреться, то окажется, что все привычные для нас понятия решительно абстрактны, будь то «права человека», «представительство», «материальные и моральные интересы» или «разделение властей», тогда как страх - это нечто вполне конкретное, даже болезненно конкретное понятие, обозначающее базовый элемент человеческой природы в том виде, в каком каждый из нас ее наблюдает или переживает.
Как бы нам ни хотелось быть вольными творцами общественного порядка, полагающимися только на свою свободу, не мешало бы вспомнить, что современная политическая конструкция никогда не смогла бы возникнуть без учета нашей природы. Точнее, без учета той пассивности нашей природы, которая являет себя в момент страха. На эту наиважнейшую для политики особенность нашей природы указывают как Макиавелли, так и Гоббс.
Да, сегодня нам трудно поверить, что такое сложное и изысканное сооружение, как современный политический строй, может держаться на таком примитивном и вульгарном фундаменте, как страх. Наше самолюбие оскорблено, наш здравый смысл восстает против этого умозаключения... Как можно вывести принцип порядка из подобного узла страстей?
Для Гоббса сам аффект страха является источником и стержнем того, что он называет естественным правом и которое для него не столько закон, сколько вывод или теорема, вытекающая из человеческого страха перед смертью.
Он наделяет страх не только четкой политической функцией, но, более того, важной моральной миссией. Ведь страх является не просто самым постоянным, самым сильным и, следовательно, самым предсказуемым из человеческих побуждений, но и обладает исключительным свойством подавлять самый токсичный аффект всего человеческого рода и составляющих его индивидов, который Гоббс называет pride - гордыню, которая мешает человеку признать другого равным себе по природе. Это то непреодолимое искушение - мнить о себе больше, чем следует...
Подавляя тщеславие и гордыню, страх не только способствует миру между членами сообщества, обеспечивая порядок снаружи, но и выявляет фальшь внутри каждого из нас, развеивает честолюбивые и претенциозные заблуждения тех, кто считает, что боги к ним особо благосклонны, и поэтому охотно делают себя выразителями божественной воли; тех, кто считает себя выше других, полагая, что это превосходство дает им право повелевать или принижать последних..."
*
"Тот, кто сегодня составляет указатель основных понятий политического либерализма и современной демократии, может безо всякого ущерба опустить слово "страх". По правде говоря, его отсутствие не было бы замечено, а вот его присутствие удивило бы и даже шокировало. Будучи неприятным отталкивающим аффектом, страх бросил бы зловещую тень на всю структуру позитивных и даже жизнерадостных представлений, описывающих современную политику. Однако, если присмотреться, то окажется, что все привычные для нас понятия решительно абстрактны, будь то «права человека», «представительство», «материальные и моральные интересы» или «разделение властей», тогда как страх - это нечто вполне конкретное, даже болезненно конкретное понятие, обозначающее базовый элемент человеческой природы в том виде, в каком каждый из нас ее наблюдает или переживает.
Как бы нам ни хотелось быть вольными творцами общественного порядка, полагающимися только на свою свободу, не мешало бы вспомнить, что современная политическая конструкция никогда не смогла бы возникнуть без учета нашей природы. Точнее, без учета той пассивности нашей природы, которая являет себя в момент страха. На эту наиважнейшую для политики особенность нашей природы указывают как Макиавелли, так и Гоббс.
Да, сегодня нам трудно поверить, что такое сложное и изысканное сооружение, как современный политический строй, может держаться на таком примитивном и вульгарном фундаменте, как страх. Наше самолюбие оскорблено, наш здравый смысл восстает против этого умозаключения... Как можно вывести принцип порядка из подобного узла страстей?
Для Гоббса сам аффект страха является источником и стержнем того, что он называет естественным правом и которое для него не столько закон, сколько вывод или теорема, вытекающая из человеческого страха перед смертью.
Он наделяет страх не только четкой политической функцией, но, более того, важной моральной миссией. Ведь страх является не просто самым постоянным, самым сильным и, следовательно, самым предсказуемым из человеческих побуждений, но и обладает исключительным свойством подавлять самый токсичный аффект всего человеческого рода и составляющих его индивидов, который Гоббс называет pride - гордыню, которая мешает человеку признать другого равным себе по природе. Это то непреодолимое искушение - мнить о себе больше, чем следует...
Подавляя тщеславие и гордыню, страх не только способствует миру между членами сообщества, обеспечивая порядок снаружи, но и выявляет фальшь внутри каждого из нас, развеивает честолюбивые и претенциозные заблуждения тех, кто считает, что боги к ним особо благосклонны, и поэтому охотно делают себя выразителями божественной воли; тех, кто считает себя выше других, полагая, что это превосходство дает им право повелевать или принижать последних..."
https://m.youtube.com/watch?fbclid=IwAR0K4o_RWwta8sSg_RYfXQqE4O0q-2K2CN5pkEqnjnZVzx24bBVva5QZOUs&v=M3FwBXIaW1c&feature=youtu.be
"Осенний сон" в довольно приблизительном и в то же время очень верном исполнении Сержа Генсбура
"Осенний сон" в довольно приблизительном и в то же время очень верном исполнении Сержа Генсбура
YouTube
Serge Gainsbourg - Vieille Valse, Осенний Сон (1974)
Vieille Valse, Valse Ancienne, La Valse des Officiers (Rêve d'automne, Осенний Сон)
1/2
Тьерри де Монбриаль : «Сводить все международные отношения к международному праву - это наивность»
***
В Европе рассуждения в киссинджеровском духе стали в последние годы редкостью, во всяком случае в публичном пространстве. Одним из редких и ярких исключений было выступление одного из главных французских экспертов-международников, президента Французского института международных отношений (IFRI) Тьерри де Монбриаля, на коллоквиуме "Украинская война и мировой порядок" (Париж, 27 сентября 2022).
Фрагменты :
***
Первое, что я хочу сказать, - это то, что никакого мирового порядка не существует. После падения Советского Союза мировой порядок, бывший относительным, был полностью разрушен.
Советский Союз пал не в результате поражения в войне. Он фактически самоликвидировался. Поразительно, что советская дипломатия не оказала никакого сопротивления. Если бы, например, Горбачев потребовал нейтралитета для бывшей Восточной Германии в рамках воссоединения Германии, Запад, скорее всего, согласился бы.
Это чрезвычайно интересный исторический казус.
В 1990-е годы я много путешествовал по России. Я видел как сильны в тот момент были опасения распада внутренней империи, страх, что от нее останется лишь "Великое княжество Московское" ,(...) ведь вся история территориального строительства России - это история империи. Эти страхи были оправданными, и именно поэтому многие россияне желали "твердой руки".
(...)
Итак, один порядок разрушился, а другой не возник.
Как только Россия немного оправилась, она неоднократно изъявляла желание провести переговоры о новом порядке безопасности или хотя бы о пересмотре Хельсинской декларации 1975 года. Но эти пожелания всегда натыкались на отказ.
На первую конференцию по мировой политике, которую я учредил в 2008 году, организованную в Эвиане, мы пригласили президента Н. Саркози и президента Д. Медведева. Конференция дала им возможность встретиться на нейтральной территории. Их переговоры по Грузии прошли с определенным успехом. Медведев произнес весьма куртуазную речь, хорошо известную дипломатам, в которой он объяснил, почему необходимо обновить Хельсинские соглашения с учетом новых реалий.
Но все эти предложения были систематически отвергнуты. Параллельно шел полный демонтаж механизма "контроля над вооружениями" и всех результатов того великого дипломатического опыта, которым были переговоры по контролю над вооружениями эпохи конца холодной войны.
Мы - Запад – мы всё разрушили своими руками.
Всё, что я говорю, не имеет целью оправдать россисйкое нападение 24 февраля. Совершенно очевидно, что Россия нарушила нормы международного права.
(...)
У истории есть свои хитрости. Например, на совещании СБСЕ в Хельсинки в 1975 году участники согласовали совершенно невероятное положение - и я поражен, что никто об этом не говорит, - в соответствии с которым государства, подписавшие хельсинские соглашения, имели право в одностороннем порядке выбирать свои альянсы !
Здесь я должен вновь процитировать Киссинджера, говорившего, что абсолютная безопасность одного государства - это абсолютная незащищенность всех остальных. Это крайне экстравагантное положение Хельсинской декларации было включено в Парижскую хартию 1990 года. Сегодня этот аргумент постоянно приводится в пользу Украины, не говоря уже о Финляндии и Внешней Монголии.
Сводить все международные отношения к международному праву, - это, конечно, наивность. Хотя международное право очень важно и чрезвычайно полезно во многих обстоятельствах, это всего лишь заграждение, плотина... И некоторые волны перехлестывают через плотину.
Тьерри де Монбриаль : «Сводить все международные отношения к международному праву - это наивность»
***
В Европе рассуждения в киссинджеровском духе стали в последние годы редкостью, во всяком случае в публичном пространстве. Одним из редких и ярких исключений было выступление одного из главных французских экспертов-международников, президента Французского института международных отношений (IFRI) Тьерри де Монбриаля, на коллоквиуме "Украинская война и мировой порядок" (Париж, 27 сентября 2022).
Фрагменты :
***
Первое, что я хочу сказать, - это то, что никакого мирового порядка не существует. После падения Советского Союза мировой порядок, бывший относительным, был полностью разрушен.
Советский Союз пал не в результате поражения в войне. Он фактически самоликвидировался. Поразительно, что советская дипломатия не оказала никакого сопротивления. Если бы, например, Горбачев потребовал нейтралитета для бывшей Восточной Германии в рамках воссоединения Германии, Запад, скорее всего, согласился бы.
Это чрезвычайно интересный исторический казус.
В 1990-е годы я много путешествовал по России. Я видел как сильны в тот момент были опасения распада внутренней империи, страх, что от нее останется лишь "Великое княжество Московское" ,(...) ведь вся история территориального строительства России - это история империи. Эти страхи были оправданными, и именно поэтому многие россияне желали "твердой руки".
(...)
Итак, один порядок разрушился, а другой не возник.
Как только Россия немного оправилась, она неоднократно изъявляла желание провести переговоры о новом порядке безопасности или хотя бы о пересмотре Хельсинской декларации 1975 года. Но эти пожелания всегда натыкались на отказ.
На первую конференцию по мировой политике, которую я учредил в 2008 году, организованную в Эвиане, мы пригласили президента Н. Саркози и президента Д. Медведева. Конференция дала им возможность встретиться на нейтральной территории. Их переговоры по Грузии прошли с определенным успехом. Медведев произнес весьма куртуазную речь, хорошо известную дипломатам, в которой он объяснил, почему необходимо обновить Хельсинские соглашения с учетом новых реалий.
Но все эти предложения были систематически отвергнуты. Параллельно шел полный демонтаж механизма "контроля над вооружениями" и всех результатов того великого дипломатического опыта, которым были переговоры по контролю над вооружениями эпохи конца холодной войны.
Мы - Запад – мы всё разрушили своими руками.
Всё, что я говорю, не имеет целью оправдать россисйкое нападение 24 февраля. Совершенно очевидно, что Россия нарушила нормы международного права.
(...)
У истории есть свои хитрости. Например, на совещании СБСЕ в Хельсинки в 1975 году участники согласовали совершенно невероятное положение - и я поражен, что никто об этом не говорит, - в соответствии с которым государства, подписавшие хельсинские соглашения, имели право в одностороннем порядке выбирать свои альянсы !
Здесь я должен вновь процитировать Киссинджера, говорившего, что абсолютная безопасность одного государства - это абсолютная незащищенность всех остальных. Это крайне экстравагантное положение Хельсинской декларации было включено в Парижскую хартию 1990 года. Сегодня этот аргумент постоянно приводится в пользу Украины, не говоря уже о Финляндии и Внешней Монголии.
Сводить все международные отношения к международному праву, - это, конечно, наивность. Хотя международное право очень важно и чрезвычайно полезно во многих обстоятельствах, это всего лишь заграждение, плотина... И некоторые волны перехлестывают через плотину.
2/2
Я хотел бы добавить несколько слов о понятии жизненного интереса.
Из предыдущих выступлений ясно, что для России статус Украины представляет жизненный интерес, как по историческим причинам, так и по соображениям безопасности. Она рассматривает Украину как территорию, на которую претендуют США, что, с точки зрения Москвы, представляет непосредственную опасность. А когда на кону действительно стоят жизненно важные интересы, то за них готовы заплатить кровью.
Кто готов заплатить кровью за Украину ? Конечно, не французы, немцы или кто-либо еще из Европейского союза... и уж точно не Соединенные Штаты (они ни за что не пошлют ни одного солдата на Украину) !
(...)
Кто основные игроки, которые будут влиять на исход войны?
О Европе можно забыть. Страны, где будет решаться исход, - это Соединенные Штаты, Китай, Украина и Россия. Вопрос в том, когда американцы и китайцы захотят дать финальный свисток. Они не желают, чтобы ситуация вышла из-под контроля, и на самом деле гораздо более реалистичны - даже американцы - чем можно было бы предположить, судя по чисто идеологической риторике, о которой я говорил в начале своего выступления.
Вопрос в том, когда американцы скажут украинцам: стоп, надо договариваться!
(...)
Американская цель очень проста: в политически расширенной и ослабленной Европе Соединенные Штаты хотят укрепить Атлантический альянс и превратить его в союз против "анти-демократий", включив в единый пакет Китай и Россию, не говоря уже об Иране.
Это не то, чего хотели бы мы, европейцы, но мы уже фактически во всем уступили.
Я хотел бы предостеречь наших американских друзей: поначалу они могут выиграть в этой игре, но (...) если Европа начнет распадаться и возвращаться к старым ссорам, это создаст для них серьезные проблемы.
Что касается вопроса глобализации/деглобализации, - то было совершенно ясно сказано, что полная деглобализация в обозримом будущем невозможна. С другой стороны, стратегическое и экономическое расцепление (decoupling) не только возможно, но и весьма вероятно.
Китайцы, которые практикуют всё более «голлистский» подход, собираются уменьшить свою зависимость от всех стратегических видов экономической деятельности, даже если на это потребуется время.
В заключение я хочу выразить глубокое сожаление по поводу отсутствия стратегического мышления у европейских правящих кругов. Эта антистратегия означает, что каждый шаг почти автоматически задает следующий.
Мне жаль заканчивать на такой пессимистичной ноте, но когда вы говорите что-то неприятное - это в надежде вызвать реакцию."
***
Тьерри де Монбриаль, коллоквиум "Украинская война и мировой порядок" (Париж, 27 сентября 2022).
Я хотел бы добавить несколько слов о понятии жизненного интереса.
Из предыдущих выступлений ясно, что для России статус Украины представляет жизненный интерес, как по историческим причинам, так и по соображениям безопасности. Она рассматривает Украину как территорию, на которую претендуют США, что, с точки зрения Москвы, представляет непосредственную опасность. А когда на кону действительно стоят жизненно важные интересы, то за них готовы заплатить кровью.
Кто готов заплатить кровью за Украину ? Конечно, не французы, немцы или кто-либо еще из Европейского союза... и уж точно не Соединенные Штаты (они ни за что не пошлют ни одного солдата на Украину) !
(...)
Кто основные игроки, которые будут влиять на исход войны?
О Европе можно забыть. Страны, где будет решаться исход, - это Соединенные Штаты, Китай, Украина и Россия. Вопрос в том, когда американцы и китайцы захотят дать финальный свисток. Они не желают, чтобы ситуация вышла из-под контроля, и на самом деле гораздо более реалистичны - даже американцы - чем можно было бы предположить, судя по чисто идеологической риторике, о которой я говорил в начале своего выступления.
Вопрос в том, когда американцы скажут украинцам: стоп, надо договариваться!
(...)
Американская цель очень проста: в политически расширенной и ослабленной Европе Соединенные Штаты хотят укрепить Атлантический альянс и превратить его в союз против "анти-демократий", включив в единый пакет Китай и Россию, не говоря уже об Иране.
Это не то, чего хотели бы мы, европейцы, но мы уже фактически во всем уступили.
Я хотел бы предостеречь наших американских друзей: поначалу они могут выиграть в этой игре, но (...) если Европа начнет распадаться и возвращаться к старым ссорам, это создаст для них серьезные проблемы.
Что касается вопроса глобализации/деглобализации, - то было совершенно ясно сказано, что полная деглобализация в обозримом будущем невозможна. С другой стороны, стратегическое и экономическое расцепление (decoupling) не только возможно, но и весьма вероятно.
Китайцы, которые практикуют всё более «голлистский» подход, собираются уменьшить свою зависимость от всех стратегических видов экономической деятельности, даже если на это потребуется время.
В заключение я хочу выразить глубокое сожаление по поводу отсутствия стратегического мышления у европейских правящих кругов. Эта антистратегия означает, что каждый шаг почти автоматически задает следующий.
Мне жаль заканчивать на такой пессимистичной ноте, но когда вы говорите что-то неприятное - это в надежде вызвать реакцию."
***
Тьерри де Монбриаль, коллоквиум "Украинская война и мировой порядок" (Париж, 27 сентября 2022).