В Ташкенте удивило то, как сильно повседневная жизнь зависит от тени. Отдых, работа, ожидание, торг на базаре — всё это происходит в тени, которую отбрасывают элементы городской инфраструктуры. Перемещение обязательно нужно планировать с учетом невыносимой для москвича жары, которая стоит тут с 12 до 17. В это время Ташкент напоминает ту планету из Хроников Риддика, где лучи солнца превращали поверхность в смертельное пекло. Я, конечно, утрирую, но всё же...

Тем ценнее здесь становятся свежее утро и мягкий вечер, когда улицы города заполняются людьми; массивные деревья, предоставляющие укров от палящего солнца; и сервисы доставки, перекладывающие необходимость греться и потеть на кого-то другого.

Друзья, нужна ваша помощь с этнографическим исследованием. Если у кого-то есть хайповые знакомые в Алматы или в Каире (со вторым сложнее, знаю (важно чтобы это были местные, а не экспаты)) — можете меня с ними познакомить?

Хочу с кем-нибудь погулять по городу, походить по знаковым/тусовочным местам и поговорить о культуре.

Писать сюда: @eewara

if society is fixed, why social science?

В выходной день прочитал старый пост в блоге психиатра Скотта Александера, в котором он критикует достаточно популярный способ мыслить соотношение биологического и социального как соответственно (!) фиксированного и пластичного. Как пишет Александер, опыт осознанных интервенций в обе природы человека показывает, что отношение скорее обратное.

Александер приводит в пример знаменитую lead-crime hypothesis: ни одна социальная программа по борьбе с преступностью не оказала такого значимого эффекта, как запрет на бензин, содержащий тетраэтиловый свинец.

[продолжение поста выше]

Эта гипотеза до сих пор не получила универсального подтверждения (потому что для создания контрфакта было бы необходимо отравить свинцом пару тысяч детей и пронаблюдать за ними следующие 20 лет), хотя существует ряд исследований , подтверждающих ее. Но можно взять другой пример — ожирение, как это делает Ноа Смит у себя на сабстеке. Американцы перепробовали у себя в стране десятки, если не сотни, «социальных решений» проблемы ожирения. Ни одно из них не принесло значимых результатов: график ожирения карабкался вверх с той же скоростью. Но стоило появиться Оземпику («технологическому решению»), как график сначала перестал ползти вверх, а потом медленно пополз вниз.

Все это указывает на то, что социальная реальность может быть гораздо более жесткой, чем биологическая. Наши попытки интервенции в сферу социального (в том числе, основанные на экспертизе социальных учёных), возможно, хронически недооценивают эту жёсткость.