Инъекция психоанализа

Поэтому психоаналитик в моем понимании — это тот, кто, владея в определенном объеме теорией и техникой, постоянно готов при этом увидеть ситуацию новым взглядом, в новом ракурсе, в новом аспекте.
Еще Микаэл Балинт настаивал на относительности любого знания. Я не умаляю роль знания теории, но убежден, что оно всегда должно оставаться незавершенным, открытым вперед. Я — сторонник сомнения, сторонник незнания — того незнания, что наступает после стадии знания, а не того, что предшествует ей. Окончательное знание — это кандалы. Мне доводилось слышать, что великая балерина Анна Павлова могла летать на сцене, так как в детстве прогуляла урок физики, где рассказывали про закон всемирного тяготения.
Творчество не может существовать лишь в рамках сотворенного ранее. Я понимаю, что многие из моих коллег с опаской отнеслись бы к представлению о психоанализе как об одном из жанров искусства.
Но по этому поводу я мог бы процитировать слова нашего соотече-ственника, замечательного российского психиатра начала ХХ столетия Николая Осипова: «Психотерапевт всегда ведет свое лечение более или менее самостоятельно. От Дюбуа, Фрейда, Оппенгеймера мы получаем только известные мысли и знания, но всякий случай психотерапевтического лечения есть акт творческий со стороны врача».
И вот что непосредственно касается супервизорства, от темы которого я вроде бы так далеко уклонился: знание, черпаемое нами и у корифеев психоанализа, и у супервизоров, самые образы и тех, и других — это наше профессиональное Супер-Эго. Его руководящая роль неизбежна на определенной стадии нашего развития, но плохо, если она закрепится навсегда. Важнейшим критерием личностной зрелости субъекта эго-психологи называют главенство Эго в структуре психического аппарата, при котором, по определению Петера Куттера, Супер-Эго оставляет позицию «над» Эго и занимает место «рядом» с ним, то есть из цензора и судьи превращается в доброжелательного советчика (Куттер, 1997). Другими словами, профессионализм психоаналитика начинается с обретения внутренней свободы от авторитетов. Свобода же обретается тогда, когда мы даем человеку понять, что слышим и чувствуем его боль не потому, что выполняем таким путем рекомендацию супервизора, а потому, что слышим и чувствуем его боль.
Эрик Эриксон, автор теории идентичности, говорил, что достижение идентичности подразумевает победу человека над неким внутренним кризисом. Если кризис связан с конфликтом, то в нашей области это конфликт между желанием узнать новое, шагнуть за границы познанного и описанного, и страхом перед этим шагом. Иногда я подозреваю, что именно этот страх заставил Фрейда прервать отношения с Юнгом.
Новое не имеет границ, и психоаналитик в моем понимании — тот, кто принимает и признает бесконечность внутреннего мира человека; кто способен увидеть в собеседнике не только то, что описывается диагнозом, и выстроить коммуникацию, не скованную ни методологическими шаблонами, ни теоретическими установками.
Он — тот, кто, обладая необходимыми знаниями, открыт для новых знаний, для неизвестного как в других, так и в самом себе. Он готов к диалогу с представителями любых школ, направлений, смежных гуманитарных и естественных наук; способен усомниться в право-мерности собственного подхода к любой проблеме, увидеть ситуацию в новом ракурсе; способен на откровенный разговор с самим собой.
И стремление к этой идентичности подобно стремлению к линии го-ризонта, обречено на неуспех и все же необходимо. Идентичность вечно реализуется в динамике данного процесса.

Разговор с супервизором, или дорога в Авиньон / Д.С. Рождественский. — Ижевск: ERGO, 2023. — 192 с. — (Серия «Линии психоанализа»).

www.group-telegram.com/nl/LapsychanalyseNietzsche.com/10843

56 viewsFeb 28 at 23:41

Поэтому психоаналитик в моем понимании — это тот, кто, владея в определенном объеме теорией и техникой, постоянно готов при этом увидеть ситуацию новым взглядом, в новом ракурсе, в новом аспекте.
Еще Микаэл Балинт настаивал на относительности любого знания. Я не умаляю роль знания теории, но убежден, что оно всегда должно оставаться незавершенным, открытым вперед. Я — сторонник сомнения, сторонник незнания — того незнания, что наступает после стадии знания, а не того, что предшествует ей. Окончательное знание — это кандалы. Мне доводилось слышать, что великая балерина Анна Павлова могла летать на сцене, так как в детстве прогуляла урок физики, где рассказывали про закон всемирного тяготения.
Творчество не может существовать лишь в рамках сотворенного ранее. Я понимаю, что многие из моих коллег с опаской отнеслись бы к представлению о психоанализе как об одном из жанров искусства.
Но по этому поводу я мог бы процитировать слова нашего соотече-ственника, замечательного российского психиатра начала ХХ столетия Николая Осипова: «Психотерапевт всегда ведет свое лечение более или менее самостоятельно. От Дюбуа, Фрейда, Оппенгеймера мы получаем только известные мысли и знания, но всякий случай психотерапевтического лечения есть акт творческий со стороны врача».
И вот что непосредственно касается супервизорства, от темы которого я вроде бы так далеко уклонился: знание, черпаемое нами и у корифеев психоанализа, и у супервизоров, самые образы и тех, и других — это наше профессиональное Супер-Эго. Его руководящая роль неизбежна на определенной стадии нашего развития, но плохо, если она закрепится навсегда. Важнейшим критерием личностной зрелости субъекта эго-психологи называют главенство Эго в структуре психического аппарата, при котором, по определению Петера Куттера, Супер-Эго оставляет позицию «над» Эго и занимает место «рядом» с ним, то есть из цензора и судьи превращается в доброжелательного советчика (Куттер, 1997). Другими словами, профессионализм психоаналитика начинается с обретения внутренней свободы от авторитетов. Свобода же обретается тогда, когда мы даем человеку понять, что слышим и чувствуем его боль не потому, что выполняем таким путем рекомендацию супервизора, а потому, что слышим и чувствуем его боль.
Эрик Эриксон, автор теории идентичности, говорил, что достижение идентичности подразумевает победу человека над неким внутренним кризисом. Если кризис связан с конфликтом, то в нашей области это конфликт между желанием узнать новое, шагнуть за границы познанного и описанного, и страхом перед этим шагом. Иногда я подозреваю, что именно этот страх заставил Фрейда прервать отношения с Юнгом.
Новое не имеет границ, и психоаналитик в моем понимании — тот, кто принимает и признает бесконечность внутреннего мира человека; кто способен увидеть в собеседнике не только то, что описывается диагнозом, и выстроить коммуникацию, не скованную ни методологическими шаблонами, ни теоретическими установками.
Он — тот, кто, обладая необходимыми знаниями, открыт для новых знаний, для неизвестного как в других, так и в самом себе. Он готов к диалогу с представителями любых школ, направлений, смежных гуманитарных и естественных наук; способен усомниться в право-мерности собственного подхода к любой проблеме, увидеть ситуацию в новом ракурсе; способен на откровенный разговор с самим собой.
И стремление к этой идентичности подобно стремлению к линии го-ризонта, обречено на неуспех и все же необходимо. Идентичность вечно реализуется в динамике данного процесса.

Разговор с супервизором, или дорога в Авиньон / Д.С. Рождественский. — Ижевск: ERGO, 2023. — 192 с. — (Серия «Линии психоанализа»).

BY Инъекция психоанализа