Baza

Когда Виктору Василенко было пять лет, он попал в детский дом. Шёл 1937 год — самый разгар репрессий. Отца Виктора расстреляли, ложно обвинив в контрреволюционной деятельности, и очень скоро семья «врага народа» оказалась разрушена: мать отправили в лагерь, московскую квартиру отняли, а детей увезли в Пензу.

Спустя годы отца и мать всё-таки реабилитировали. Виктор Василенко же начал бороться за свои права, пытаясь получить квартиру. В этом деле ему, как и другим жертвам репрессий, помогал «Мемориал» (организация признана в РФ иноагентом), тогда как суд предложил подождать 20-30 лет в очереди наравне с другими льготниками.

Но теперь может исчезнуть даже маленький шанс восстановить справедливость, поскольку в декабре «Мемориалу» грозит ликвидация по иску прокуратуры. Если это произойдёт, то делами Виктора и других жертв, заниматься, вероятно, больше никто не будет.

«Мне уже 90 лет, и остальным не меньше. В очереди стоять мы не можем, мы умрём».

Baza.io

«Отца расстреляли, маму отправили в лагерь, а меня — в детдом».

90-летний пенсионер пытается вернуть имущество, которое у его семьи отняли во время Большого террора.

www.group-telegram.com/nl/bazabazon.com/8880

198.2K viewsDec 1, 2021 at 07:29

Когда Виктору Василенко было пять лет, он попал в детский дом. Шёл 1937 год — самый разгар репрессий. Отца Виктора расстреляли, ложно обвинив в контрреволюционной деятельности, и очень скоро семья «врага народа» оказалась разрушена: мать отправили в лагерь, московскую квартиру отняли, а детей увезли в Пензу.

Спустя годы отца и мать всё-таки реабилитировали. Виктор Василенко же начал бороться за свои права, пытаясь получить квартиру. В этом деле ему, как и другим жертвам репрессий, помогал «Мемориал» (организация признана в РФ иноагентом), тогда как суд предложил подождать 20-30 лет в очереди наравне с другими льготниками.

Но теперь может исчезнуть даже маленький шанс восстановить справедливость, поскольку в декабре «Мемориалу» грозит ликвидация по иску прокуратуры. Если это произойдёт, то делами Виктора и других жертв, заниматься, вероятно, больше никто не будет.

«Мне уже 90 лет, и остальным не меньше. В очереди стоять мы не можем, мы умрём».

BY Baza