«Юра! Ты – молодец, ты – герой, Юра! Ты будешь жить! Я тебе шесть литров крови влил, только не умирай! Ты два раза уже умирал, больше не надо!» Я очнулся. Белый потолок, белые халаты, белые бинты, подернутые алым. Стойкий запах крови и спирта. Шепот и стон. Белгородский военный госпиталь — один из перевалочных пунктов, куда бойцов привозят прямо с передовой – истекающими кровью, грязными, в сознании и без... Надо мной склонился доктор и с кавказским таким акцентом тихо произнес: «Вы приехали сюда нас защищать. Спасибо вам, Юра! Вот самолёт стоит. Ты сейчас в Москву поедешь. Там тебя отремонтируют. Мы здесь так не сможем.» Помню я доктора этого, но имени не знаю. Хотел ему «спасибо» сказать, но так и не смог. Вот найти бы его… кавказец лысый такой. Он мне жизнь спас.
Второй раз очнулся уже в реанимации госпиталя Бурденко... Первое, что ощутил – сушняк дикий. Бутылка воды рядом, но не дотянуться. Смотрю, а я связанный и весь в железе… Подумал, как же я буду лежать, я же человек такой подвижный. «Вот, Юрик, довоевался…» Это был первый ближний бой, в котором я выстоял: ни одна пуля не попала, сколько их летало надо мной. А в укрепрайоне – нашла меня моя мина… видимо, судьба такая.
В тот день по приказу выдвинулись мы занимать новую позицию. Первый КАМАЗ с песком пришёл, разложили, закрепились. А второй не успел. Только приехал гружёный, и тут прямое попадание — мина в машину, водитель сразу выпал, от меня метрах в десяти. И как они начали бить по нам. Мы в кольце, никуда не деться. А в это время ВСУ БТР выгнали и как шмальнули по нашим мешкам, всё к чертям разлетелось. Ребята мои — кто куда, как муравьи, в разные стороны. Еле успели отступить назад. Я добрался до своего укрепрайона и пацанов вывел. Пули летали над ушами, я и полз, и бежал. Как отступили, почувствовал себя уверенней. Я сам рыл все эти окопы, у меня в взводе не было ни одного «трёхсотого», когда я там стоял. Всё было по уму сделано. Здесь я уже почти как дома. Но тут один из моих пареньков сообщил, что ВСУ технику выгнали в нашем направлении, надо срочно отходить за речку, до следующего укрепрайона. Мальчики туда побежали. А я — только вылез из окопа и слышу – мина летит. Их особенность такая, при запуске не слышно, а звук полёта ни с чем не спутать. Подумал, успею укрыться в старом блиндаже. Но сделал лишь три шага… Резкий звук, сизый дым. Меня рывком подбросило в воздух. Время будто замедлилось. В этом коротком полете взрывной волны вижу под собой ребят, что бежали только что впереди, с хрустом падаю на асфальт. Пытаюсь двинуться — не могу. Неужели меня контузило, думаю… Кричу своим: «Я – ранен!» Но какое там! Все бегут, кто куда… А у меня была с собой граната. Я подумал, лучше подорвусь, чем здесь останусь. Пытаюсь дотянуться рукой — не могу. Рук-ног не чувствую, а боль невыносимая… Тут паренек подлетает из моего взвода. Я, корчась, хриплю ему: «Сделай укол мне, он у рукаве…» Он в карман лезет, ничего не находит, быстро достает свой. Замешкался, глядит растерянно: «Куда колоть?» «В ногу коли!» А он мне: «Прапор… у тебя нет ноги…» Я ему: «Нет ноги, коли в руку!» А он: «У тебя и руки нет…»
Я видел, как умирают даже от простого ранения в ногу, если вовремя не перевязать. Сколько парней так вытекло здесь… Я понял, что это конец. Но тут второй наш пацанчик подбежал. Как-то они меня замотали и по щебёнке потащили. А тут «копейка» резко задом к нам сдает, меня кидают внутрь, и по газам. Как я доехал, не знаю. Думал, я весь «стеку» по дороге, но как-то выжил.
Потом были операции — сначала одна, затем вторая, третья, четвёртая… Собирали меня, собирали, но до конца не собрали. Я всю жизнь мечтал побывать в Москве. Вот и побывал… Какая ирония.
«Юра! Ты – молодец, ты – герой, Юра! Ты будешь жить! Я тебе шесть литров крови влил, только не умирай! Ты два раза уже умирал, больше не надо!» Я очнулся. Белый потолок, белые халаты, белые бинты, подернутые алым. Стойкий запах крови и спирта. Шепот и стон. Белгородский военный госпиталь — один из перевалочных пунктов, куда бойцов привозят прямо с передовой – истекающими кровью, грязными, в сознании и без... Надо мной склонился доктор и с кавказским таким акцентом тихо произнес: «Вы приехали сюда нас защищать. Спасибо вам, Юра! Вот самолёт стоит. Ты сейчас в Москву поедешь. Там тебя отремонтируют. Мы здесь так не сможем.» Помню я доктора этого, но имени не знаю. Хотел ему «спасибо» сказать, но так и не смог. Вот найти бы его… кавказец лысый такой. Он мне жизнь спас.
Второй раз очнулся уже в реанимации госпиталя Бурденко... Первое, что ощутил – сушняк дикий. Бутылка воды рядом, но не дотянуться. Смотрю, а я связанный и весь в железе… Подумал, как же я буду лежать, я же человек такой подвижный. «Вот, Юрик, довоевался…» Это был первый ближний бой, в котором я выстоял: ни одна пуля не попала, сколько их летало надо мной. А в укрепрайоне – нашла меня моя мина… видимо, судьба такая.
В тот день по приказу выдвинулись мы занимать новую позицию. Первый КАМАЗ с песком пришёл, разложили, закрепились. А второй не успел. Только приехал гружёный, и тут прямое попадание — мина в машину, водитель сразу выпал, от меня метрах в десяти. И как они начали бить по нам. Мы в кольце, никуда не деться. А в это время ВСУ БТР выгнали и как шмальнули по нашим мешкам, всё к чертям разлетелось. Ребята мои — кто куда, как муравьи, в разные стороны. Еле успели отступить назад. Я добрался до своего укрепрайона и пацанов вывел. Пули летали над ушами, я и полз, и бежал. Как отступили, почувствовал себя уверенней. Я сам рыл все эти окопы, у меня в взводе не было ни одного «трёхсотого», когда я там стоял. Всё было по уму сделано. Здесь я уже почти как дома. Но тут один из моих пареньков сообщил, что ВСУ технику выгнали в нашем направлении, надо срочно отходить за речку, до следующего укрепрайона. Мальчики туда побежали. А я — только вылез из окопа и слышу – мина летит. Их особенность такая, при запуске не слышно, а звук полёта ни с чем не спутать. Подумал, успею укрыться в старом блиндаже. Но сделал лишь три шага… Резкий звук, сизый дым. Меня рывком подбросило в воздух. Время будто замедлилось. В этом коротком полете взрывной волны вижу под собой ребят, что бежали только что впереди, с хрустом падаю на асфальт. Пытаюсь двинуться — не могу. Неужели меня контузило, думаю… Кричу своим: «Я – ранен!» Но какое там! Все бегут, кто куда… А у меня была с собой граната. Я подумал, лучше подорвусь, чем здесь останусь. Пытаюсь дотянуться рукой — не могу. Рук-ног не чувствую, а боль невыносимая… Тут паренек подлетает из моего взвода. Я, корчась, хриплю ему: «Сделай укол мне, он у рукаве…» Он в карман лезет, ничего не находит, быстро достает свой. Замешкался, глядит растерянно: «Куда колоть?» «В ногу коли!» А он мне: «Прапор… у тебя нет ноги…» Я ему: «Нет ноги, коли в руку!» А он: «У тебя и руки нет…»
Я видел, как умирают даже от простого ранения в ногу, если вовремя не перевязать. Сколько парней так вытекло здесь… Я понял, что это конец. Но тут второй наш пацанчик подбежал. Как-то они меня замотали и по щебёнке потащили. А тут «копейка» резко задом к нам сдает, меня кидают внутрь, и по газам. Как я доехал, не знаю. Думал, я весь «стеку» по дороге, но как-то выжил.
Потом были операции — сначала одна, затем вторая, третья, четвёртая… Собирали меня, собирали, но до конца не собрали. Я всю жизнь мечтал побывать в Москве. Вот и побывал… Какая ирония.
Just days after Russia invaded Ukraine, Durov wrote that Telegram was "increasingly becoming a source of unverified information," and he worried about the app being used to "incite ethnic hatred." On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. Also in the latest update is the ability for users to create a unique @username from the Settings page, providing others with an easy way to contact them via Search or their t.me/username link without sharing their phone number. Telegram has gained a reputation as the “secure” communications app in the post-Soviet states, but whenever you make choices about your digital security, it’s important to start by asking yourself, “What exactly am I securing? And who am I securing it from?” These questions should inform your decisions about whether you are using the right tool or platform for your digital security needs. Telegram is certainly not the most secure messaging app on the market right now. Its security model requires users to place a great deal of trust in Telegram’s ability to protect user data. For some users, this may be good enough for now. For others, it may be wiser to move to a different platform for certain kinds of high-risk communications. The gold standard of encryption, known as end-to-end encryption, where only the sender and person who receives the message are able to see it, is available on Telegram only when the Secret Chat function is enabled. Voice and video calls are also completely encrypted.
from nl
