Дом на набережной знают почти все, а Винно-Соляной двор, на чьём месте этот дом встал, знают далеко не все. Исправляем пробел!
Обе фотографии сняты со звонницы Храма Христа Спасителя; разница между сниками 154 года. Посмотрите какой узенькой была Берсеневская набережная.
Водка и соль — были монополиями Российского государства. Склад и продажа этих товаров сосредоточились у Каменного моста ещё со времен Петра Великого. Посмотреть на старый мост вы можете здесь, так будет легче ориентироваться.
Сначала двор назывался кружечным. Потом целый квартал между Москвой-рекой и Водоотводным каналом стали называть Винно-Соляным. Вход во двор был через башенку (она хорошо видна почти в центре верхнего снимка).
Это были обычные, непритязательные пакгаузы с двумя пожарными прудами. Сейчас бы назвали оптово-розничный склад.
Двор стали ломать в начале 1900 годов. Часть его территории заняла трамвайная электростанция, а в конце 1920-х здесь начали строить жилой дом для советской номенклатуры.
Дом на набережной знают почти все, а Винно-Соляной двор, на чьём месте этот дом встал, знают далеко не все. Исправляем пробел!
Обе фотографии сняты со звонницы Храма Христа Спасителя; разница между сниками 154 года. Посмотрите какой узенькой была Берсеневская набережная.
Водка и соль — были монополиями Российского государства. Склад и продажа этих товаров сосредоточились у Каменного моста ещё со времен Петра Великого. Посмотреть на старый мост вы можете здесь, так будет легче ориентироваться.
Сначала двор назывался кружечным. Потом целый квартал между Москвой-рекой и Водоотводным каналом стали называть Винно-Соляным. Вход во двор был через башенку (она хорошо видна почти в центре верхнего снимка).
Это были обычные, непритязательные пакгаузы с двумя пожарными прудами. Сейчас бы назвали оптово-розничный склад.
Двор стали ломать в начале 1900 годов. Часть его территории заняла трамвайная электростанция, а в конце 1920-х здесь начали строить жилой дом для советской номенклатуры.
The next bit isn’t clear, but Durov reportedly claimed that his resignation, dated March 21st, was an April Fools’ prank. TechCrunch implies that it was a matter of principle, but it’s hard to be clear on the wheres, whos and whys. Similarly, on April 17th, the Moscow Times quoted Durov as saying that he quit the company after being pressured to reveal account details about Ukrainians protesting the then-president Viktor Yanukovych. Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today." At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. Such instructions could actually endanger people — citizens receive air strike warnings via smartphone alerts. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders.
from nl
