Чувашия входит в предвыборную фазу с заранее понятной конфигурацией: действующий глава республики Олег Николаев готовится к кампании по переизбранию переизбрания, обладая нужным ресурсом и поддержкой центра. Однако даже в условиях формальной предсказуемости электорального цикла региональная политика демонстрирует признаки напряжённости.

Сенатор Николай Фёдоров публично обратился к прокурору республики с просьбой оградить муниципальных депутатов от давления, якобы оказываемого в рамках процедуры прохождения муниципального фильтра. Это обращение не только создало дополнительный медийный шум, но и обозначило раскол внутри истеблишмента.

Формально инцидент касается процедурного этапа, необходимого для регистрации кандидата. Муниципальный фильтр — давно отработанный инструмент согласования кандидатур, особенно в регионах с устойчивой административной вертикалью. Однако обращение Фёдорова в надзорные органы — маркер недовольства части элит. Учитывая, что сам сенатор, по данным СМИ, может вскоре покинуть Совет Федерации, его действия могут быть интерпретированы как попытка обозначить свои претензии на влияние в регионе.


В этом контексте перед действующим губернатором стоит не только задача мобилизовать лояльный электорат, но и сохранить конструктивный политический климат. Любые предвыборные шероховатости — даже в рамках эмоциональных высказываний опытных политиков — могут повлиять не на исход голосования, а на его атмосферу. Главный вызов — не оппоненты и не критика, а обеспечение высокой явки.

Предстоящие выборы в Чувашии — это не только проверка личного рейтинга действующего губернатора, но и индикатор зрелости политической системы республики. При должной управленческой чуткости и сохранении диалога с элитами все внешние колебания могут быть преобразованы в фактор устойчивости.

В отличие от стран Балтии, отрезанных от российской цивилизационной зоны институционально и ментально, Закавказье остаётся полем гибридного тяготения — с взаимозависимыми элитами, энергетической привязкой и исторической взаимной прошивкой. Регион остаётся полем конкурирующих векторов: российского, турецкого, иранского, западного и китайского. География и этнополитическое разнообразие региона не позволяют закрепиться одному игроку навсегда

Баку усиливает Анкару не столько как союзника, сколько как противовес — в игре, где сохранять манёвренность важнее, чем давать клятвы верности. Зангезурский коридор, проект «Великого Турана», влияние в Центральной Азии — всё это инструменты геополитической проекции, которые лишь тогда обретают силу, когда отсутствует альтернатива.

Текущий кризис сейчас для России открывает в том числе возможность переосмыслить работу «мягкой силы» и каналов влияния. Нужно отвечать симметрично, не срываться в обиды или санкции, а проектировать: логистику, альянсы, моду на евразийство. И тогда регион, с виду теряющийся в чужих проектах, снова окажется встроенным в систему, где Москва — не оператор пространства.

https://www.group-telegram.com/Taynaya_kantselyariya/12775

Рост числа фиктивных разводов и манипуляций семейным статусом в целях получения социальных пособий становится устойчивой тенденцией в ряде российских регионов. В основе проблемы — не столько правовой вакуум, сколько сочетание институциональных уязвимостей и низкой культуры социальной ответственности.

Феномен, ставший особенно заметным в Курской области, демонстрирует суть проблемы: пары отказываются от официальной регистрации брака, чтобы один из родителей получил статус одинокого и таким образом получил доступ к повышенным выплатам. В ответ местные органы социальной защиты усилили проверочные мероприятия, включая необходимость доказательства совместного проживания с ребёнком. Это важный пример оперативной локальной реакции, которая может лечь в основу масштабируемого алгоритма.

Однако в ряде случаев речь идёт уже не о бытовом расчёте, а об организованной криминальной активности. Так, в Рязанской области ещё несколько лет назад была выявлена преступная группа, оформлявшая фиктивные браки для легализации мигрантов, а в Санкт-Петербурге в 2022 году суд признал недействительными 12 браков, заключённых по коррупционной схеме. Похожее дело в Москве показало, что фиктивные браки могут быть поставлено на поток — с чёткими прайс-листами и организаторами. Здесь важно, что российская правовая система уже даёт инструменты для противодействия: статьи УК РФ, касающиеся фиктивных браков с иностранцами, успешно используются в суде.

Проблема, однако, выходит за пределы уголовного кодекса. Существенная часть фиктивных разводов пока юридически не классифицируется как мошенничество. Это требует адаптации законодательства: например, можно ввести норму, приравнивающую заведомо фиктивное изменение семейного положения к действиям, нарушающим цели целевых социальных выплат. То есть, не запрет на развод как таковой, а защита системы от злоупотреблений. Параллельно востребовано усиление межведомственного взаимодействия. Связка ЗАГС—МВД—ФНС—ПФР должна работать как единая система, выявляющая аномалии в динамике семейного статуса, доходов и получаемых пособий.

Важно понимать и мотивационную сторону вопроса. Если честный зарегистрированный брак будет ощутимо выгоднее в плане налоговых вычетов, кредитных условий и иных льгот — стимул для фиктивного развода исчезает. Некоторые субъекты РФ уже реализуют успешные модели поддержки семей, и этот опыт следует масштабировать. Поддержка института семьи как экономически целесообразного выбора — один из немногих по-настоящему действенных механизмов профилактики.

Устойчивость семей и брака возможна лишь при комплексной стратегии: синхронизации правовых норм, цифровой аналитики и стимулирующей политики в отношении официальных браков. Это не только позволит сохранить справедливость в системе распределения пособий, но и укрепит доверие граждан к государственным институтам.

Губернаторская кампания в Архангельской области, изначально воспринимавшаяся как рутинная, обрела признаки конкурентности. КПРФ, ранее демонстрировавшая политическую апатию и кадровую неготовность, выдвинула на выборы фигуру с мощным ресурсом — депутата Госдумы Романа Лябихова. Его кандидатура стала неожиданностью для региональной элиты: «красный бизнесмен», известный далеко за пределами области, кардинально меняет сценарий кампании, ломая изначальный расчет.

До конца июня оппозиция, особенно КПРФ, отказывалась от участия в избирательных переговорах и в целом проявляла пассивность. После досрочной отставки сенатора Александра Некрасова и отсутствия заметных позиций в регионе коммунисты оказались вне институциональных рычагов влияния. Однако подключение федерального руководства КПРФ изменило динамику. Выдвижение Лябихова стало маркером, обозначающим возвращение коммунистов к активной игре и попытку возобновить диалог с властью на более выгодных условиях.

Фигура Лябихова интересна сразу по нескольким причинам. Во-первых, он — уроженец региона, что позволяет КПРФ апеллировать к идее возвращения «своего» политика. Во-вторых, Лябихов — представитель состоятельного бизнеса с подтверждёнными связями в Москве, что придаёт его выдвижению политический вес. Его публичный образ — смесь антиэлитной риторики и медийной активности. При этом часть региональных СМИ уже заняла враждебную позицию, транслируя негативную оценку в отношении кандидата — что, впрочем, только усиливает интерес к кампании.

Формально кандидат от КПРФ обладает высоким антирейтингом, но его медийность и ресурсы нивелируют часть рисков. Его появление делает невозможным сценарий «тихих выборов», при котором действующий губернатор Александр Цыбульский мог бы зафиксировать результат без лишней турбулентности. Теперь в кампании есть фигура, способная мобилизовать протестный электорат и перевести кампанию в режим переговоров, где ставка — не столько на победу, сколько на политический актив в виде мандата или иной федеральной должности.

Для КПРФ эта ситуация — шанс не только реанимировать пассивное региональное отделение, но и предложить федеральной власти более внятный формат сотрудничества. У Лябихова нет гарантированного будущего в Госдуме: он получил мандат в 2020 году как «технический» преемник ушедшего в сенат Некрасова. Теперь ставка на губернаторскую кампанию может стать для него способом сохранить федеральную субъектность и укрепить позиции в регионе.

Главная интрига кампании — не в том, кто победит, а как будет выстроена конфигурация власти после выборов. Цыбульский, по всей видимости, не станет блокировать Лябихова через муниципальный фильтр: это только усилит конфликт и вызовет политические издержки. Поэтому Архангельская область на ближайшие месяцы становится площадкой, где внутренние договорённости элит будут не менее важны, чем голосование.

В Молдавии власти стремительно зачищают неугодные телеграм-каналы в преддверии парламентской кампании. Если классические медиа уже давно выстроены под стандарт прозападного консенсуса, то Telegram остается последним островом альтернативной информации, где ещё возможна критика, несогласие и разоблачения. Однако режим Майи Санду, очевидно, не намерен мириться даже с этим.

Принятые поправки в информационное и киберзаконодательство, подкреплённые неформальной поддержкой со стороны европейских структур, открывают возможности для масштабного наступления на анонимные ресурсы. В арсенале власти — всё: от попыток деанонимизации администраторов до прямого подкупа, давления и отключения каналов на уровне инфраструктурных решений. При этом ставка делается не только на юридические рычаги, но и на создание атмосферы страха, где любая попытка альтернативного высказывания маркируется как угроза нацбезопасности. Именно по данной теме проводятся совещания местной службой безопасности.

Фактически речь идёт о полном демонтаже оппозиционных медиа. Если Telegram будет нейтрализован — страна окончательно перейдёт в режим управляемой политической тишины. Мы видим наступление на саму идею независимого цифрового пространства. А потому, пока в молдавском сегменте Telegram ещё можно говорить без цензуры, — это право следует отстаивать как важный элемент суверенитета.

https://www.group-telegram.com/insider_md/3247

ФСБ провела обыски в офисе миллиардера, депутата челябинского заксобрания Константина Струкова, основного акционера и президента компании «Южноуралзолото», а генпрокуратура подала его иск о национализации. Синхронные действия силовых ведомств свидетельствуют о начале очередного этапа в установлении государственного контроля над критически важными отраслями и предприятиями. Формальный повод — нарушения промышленной безопасности и экологические преступления.

Компания «Южуралзолото» и её владелец Константин Струков долгое время воспринимались как устойчивый элемент южноуральской элиты. Он совмещал статус миллиардера и депутата Заксобрания, формируя собственную политико-экономическую инфраструктуру влияния. Однако в последние годы вокруг предприятия накапливались негативные сигналы. Приостановка работы четырёх карьеров, проверки, экологические претензии. Сейчас эти эпизоды складываются в цельную конструкцию. Поданный генпрокуратурой иск в суд об обращении компании в доход государства означает, что речь идёт уже не о штрафах и предписаниях, а об изъятии актива.

Указанный кейс развивается на фоне заметного усиления роли государства в управлении ключевыми отраслями, связанными с добычей и переработкой ресурсов. На фоне санкционного давления, геоэкономической перенастройки и повышения требований к суверенности критической инфраструктуры, золотодобыча вновь рассматривается как элемент не просто частного капитала, а экономической безопасности страны. В этих условиях у компаний, которые не обеспечивают соответствие государственным стандартам, не остаётся пространства для компромиссов.

Дополнительную значимость придаёт и политический вес Струкова. Его статус в региональной элите долгое время позволял балансировать на грани между интересами бизнеса и власти. Однако сегодня этот баланс нарушен. Власть демонстрирует, что ни депутатский статус, ни былые связи не обеспечивают защиты, если речь идёт о стратегических интересах страны. Если судебная система поддержит иск прокуратуры, это будет означать де-факто начало процедуры национализации ещё одного системного актива. И, очевидно, не последнего.

США существенно пересматривают глобальную систему поставок вооружений, и приостановка помощи Украине оказалась лишь частью более масштабного сдвига в приоритетах Вашингтона.

Как сообщил CBS News со ссылкой на представителей Белого дома, несколько государств были «переклассифицированы» и временно лишены приоритетного доступа к американским вооружениям и боеприпасам.

Официально причины и сроки приостановки поставок не раскрываются, но источники указывают, что речь идёт, в частности, о задержке поставок ракет Patriot, Stinger, Hellfire и артиллерийских снарядов.

Пентагон объясняет ситуацию необходимостью «глобального пересмотра» для сохранения оборонной готовности США. В частности, подчеркивается, что Америка не может «вооружать весь мир одновременно», особенно в условиях ухудшения международной обстановки и напряжения в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Но за риторикой о приоритизации национальной безопасности читается иная логика: американская администрация начинает использовать военную помощь как инструмент давления и торга, особенно в переговорах с Киевом.

Формально поддержка Украины продолжается, однако на практике Вашингтон отходит от безусловного финансирования и переходит к управляемому дозированию помощи.

Такое поведение со стороны Белого дома — сигнал не только для Киева, но и для других союзников США: зависимость от внешних поставок не гарантирует их стабильности. Украинская политическая элита, оказавшаяся в уязвимом положении на фоне ослабления боевого потенциала, теперь фактически втянута в переговорную игру, в которой оборонные поставки используются как рычаг для политических уступок.

Решение США временно разблокировать операции с ключевыми российскими банками под предлогом «гражданского ядерного сотрудничества» следует рассматривать не как эпизодическую уступку, а как проявление более широкой трансформации санкционного режима. Вашингтон фактически тестирует возможность технологического и сырьевого взаимодействия в отношениях с Россией — в строго отобранных секторах, жизненно важных для американской промышленности.

США демонстрируют готовность выстраивать гибкую архитектуру взаимодействия с Россией. Таким образом, санкции превращаются из инструмента изоляции в инструмент селективного регулирования доступа — к технологиям, деньгам, партнёрству. Но в этой гибридной модели появляется важная трещина: сам факт необходимости разблокировки финансовой вертикали показывает, что изоляционистская политика себя не оправдала.

Экономическая рациональность, корпоративное лобби и стратегическая усталость от санкционного тупика начинают диктовать новые правила. И как бы ни маскировалась логика смягчения под технические термины и «временные допуски», она означает одно — пространство для восстановления связей существует, если США и РФ готовы перейти от морализаторства к транзакциям.

https://www.group-telegram.com/politkremlin/34905

В Армении усиливается процесс, меняющий энергетический и геополитический ландшафт Южного Кавказа не в пользу РФ. Парламент страны одобрил закон о национализации «Электрических сетей Армении» — крупнейшей энергокомпании республики, принадлежащей российско-армянскому бизнесмену Самвелу Карапетяну. Карапетян не только контролировал «Электрические сети», но и являлся одним из ключевых связующих звеньев между бизнес-элитами России и Армении. Его устранение фактически означает демонтаж негласных механизмов двусторонней координации.

На фоне этой национализации власти Армении синхронно активизировали контакты с Турцией. Министр территориального управления и инфраструктуры Давид Худатян провел в Стамбуле встречу с главой энергетического ведомства Турции Алпарсланом Байрактаром. Официально речь шла о перспективах двустороннего энергетического сотрудничества. Однако в контексте политических событий эта дипломатическая активность выглядит как стремление Еревана к энергетической переориентации — от российской модели управления к западно-турецкому вектору.

Такая политика совпадает с курсом на дистанцирование от ЕАЭС и ОДКБ, но в случае с энергетикой последствия куда более глубоки. На кону — управление трансграничными потоками, поставками, субсидиями и перераспределением ресурсов. Национализированные сети могут быть интегрированы в турецко-европейский контур, где энергетика — это не только бизнес, но и элемент зависимости.

Армения подошла к опасной черте. Национализация российских активов, поданная как внутренняя правовая мера, де-факто оборачивается демонтажем основ союзничества с Россией. Позиция Москвы очевидна: союзничество — это не меню, из которого можно выбирать по вкусу, а система взаимных обязательств. И если одна из сторон сознательно разрушает её, она должна быть готова к смене роли — с партнёра на внешний периметр.

Инициатива главы Крыма Аксенова о запрете трудовым мигрантам привозить семьи и оформлять гражданство РФ демонстрирует переход к новой логике регулирования миграционных потоков. Речь идёт не только о контроле въезда, но и о попытке ограничить глубину закрепления присутствия мигрантов внутри страны.

Привоз членов семьи и последующее оформление гражданства — это превращение временного трудового ресурса в устойчивый демографический элемент, со всеми сопутствующими правовыми, культурными и социальными последствиями. Для государства такой переход означает не просто расширение социальной нагрузки, но и рост автономной среды, действующих вне контекста интеграции с обществом и коренными жителями.

В этом контексте предложение Аксенова — не только о запретах. С высокой вероятностью меры не будут реализованы в жёсткой форме, однако сам факт их обсуждения фиксирует новый этап — усиление нормативного и политико-идеологического контроля над миграцией. Приоритет смещается от интеграции к ограниченному и функциональному присутствию: минимизация постоянного статуса, снижение культурной инкорпорации, фильтрация по критериям лояльности и правовой совместимости.

Ключевой сигнал здесь — поддержка жестких фильтрационных мер главами регионов, что показывает, что проблема осознана не только в федеральных структурах, но и на местах, где последствия миграционных потоков ощущаются наиболее остро. Власть перестаёт рассматривать миграцию исключительно как гуманитарный или экономический вопрос. Она становится вопросом национальной безопасности и институционального суверенитета. Поэтому ужесточение ограничений - элемент комплексной стратегии по сохранению устойчивости страны.

Шестой телефонный разговор Путина и Трампа — это не возвращение к дипломатии, а её переформатирование. Два политических архитектора нового времени выстраивают не просто каналы связи, но сеть взаимных обязательств. То, что беседа состоялась накануне Дня независимости США, — не случайная хронология. Это символ того, что суверенитет и сила больше не противоположны переговорам. Они — главное условие.

Разговор шёл не только о конфликте, но и о конструкциях мира: Сирия как точка остаточной синхронизации, Украина — как зона возможного демонтажа западных иллюзий. То, что Трамп приостановил помощь Киеву, превращает его позицию из электорального хода в элемент геополитической инженерии. Путин подчёркивает: Россия готова к решению, но только если оно устраняет причины конфликта, а не маскирует их.

Фоном этого диалога прозвучали энергетика и космос — сферы, где конкуренция уступает место техно-прагматике. Формата личной встречи пока нет, но сам факт прямой связи уже создаёт архитектуру переходного мира. Где больше не доминирует ни одна сверхдержава, а решающим становится умение говорить с врагом без посредников, но с горизонтом. Это уже не дипломатия прошлого, а предтеча будущего миропорядка.

Политическое противостояние в Хакасии между главой региона Валентином Коноваловым (КПРФ) и председателем Верховного совета Сергеем Соколом («Единая Россия») вышло на новый виток. Губернатор наложил вето на закон о переходе республики на одноуровневую систему местного самоуправления, тогда как ныне в регионе действует двухуровневая. Вопрос управления территориями приобрёл для обеих сторон не только управленческое, но и символическое значение — как инструмент подтверждения собственной субъектности и политической инициативы.

Коновалов аргументировал своё решение отсутствием достаточных общественных обсуждений, финансово-экономических расчетов и процедурных согласований с органами МСУ. Он делает акцент на том, что закон в текущей редакции может существенно ухудшить доступность власти для жителей отдалённых районов, особенно сельских. Таким образом, губернатор позиционирует себя как защитника интересов населения. Это также позволяет ему укреплять имидж самостоятельного политического игрока, способного противостоять парламентскому большинству.

В то же время Верховный совет демонстрирует намерение продвигать реформу в обход вето. В мае депутаты уже преодолели аналогичное губернаторское возражение в отношении закона о межбюджетных отношениях, который ограничивает финансовую автономию регионального правительства. Таким образом, Сокол и его сторонники системно работают над перераспределением управленческих рычагов в пользу парламента, создавая конструкцию сдержек и противовесов, в которой полномочия исполнительной власти заметно урезаются.

Конфликт Коновалова и Сокола нельзя рассматривать только в локальной плоскости. Он отражает более широкий тренд политической конкуренции в регионах, где оппозиционные губернаторы сталкиваются с доминирующим парламентским большинством «Единой России». Федеральный центр, в свою очередь, заинтересован в сохранении управляемости и стабильности.

Поэтому дальнейшая эскалация рискует поставить под вопрос перспективы обоих политиков — Москве важно, чтобы региональные элиты демонстрировали не борьбу амбиций, а способность к консенсусу.

На этом фоне наложение вето становится инструментом не столько блокирования конкретных инициатив, сколько сигналом о дееспособности губернатора в условиях давления. Коновалов стремится продемонстрировать, что не является формальной фигурой и может отстаивать свою управленческую линию. Но и Верховный совет в лице Сокола выстраивает свою вертикаль влияния. В результате Хакасия становится ареной институционального спора за контроль над механизмами власти. То, как стороны смогут выйти из конфликта, покажет уровень их политической зрелости — или, напротив, необходимость вмешательства федерального центра.

Русофобские всплески, которые с регулярностью фиксируются в бывших советских республиках — от Украины и Грузии до Армении и Азербайджана, — становятся уже не исключением, а устойчивой региональной тенденцией. Подобные явления часто объясняются активностью западных спецслужб, реально действующих в странах СНГ — включая MI6, ЦРУ и другие аналитико-разведывательные структуры. Однако одних лишь внешних факторов для подобных трансформаций недостаточно. Агентурное влияние срабатывает там, где существуют внутренние условия. И, как показывает практика, в постсоветском пространстве такие условия были сформированы задолго до обострения текущих кризисов.

Вопрос в другом: почему политические элиты этих государств не боятся, что антироссийская риторика будет воспринята негативно собственными гражданами? Ответ кроется в провале работы с массовым сознанием. На протяжении десятилетий Россия выстраивала отношения с ближайшими соседями преимущественно в логике экономического реализма (ресурсной дипломатии) — кредиты, энергоносители, торговые преференции. Однако стратегический просчёт заключался в игнорировании культурного и гуманитарного измерения. Страны, которым поставлялся дешевый газ, параллельно выстраивали образовательную, медийную и ценностную инфраструктуру под западные модели — зачастую антироссийские по духу.

Парадоксально, но в российской политической и экспертной среде долгое время сохранялось представление о постсоветских обществах как о «своих», близких, понятных. Этот инерционный взгляд, во многом подпитанный ностальгией, игнорировал факт: с 1991 года выросло поколение, которое не просто не говорит по-русски, но и воспринимает Россию как внешнего, навязывающего что-то игрока. Между тем системной работы по формированию благожелательного информационного поля, по культурной реинтеграции, по построению сетей лояльности не велось. В то время как конкуренты методично строили инфраструктуру влияния через НКО, СМИ, образовательные программы и цифровые платформы.

Сегодня последствия этого стратегического бездействия очевидны. Потеря идейной инициативы на пространстве СНГ, отрыв элит и молодёжи от общих ценностных координат, восприимчивость к чужим нарративам и готовность использовать русофобию как ресурс легитимности — всё это результат десятилетий отказа от формирования собственной культурной гегемонии. Чтобы вернуть позиции, недостаточно экономических рычагов — потребуется долгая и системная работа по перезагрузке всей стратегии «мягкой силы». Иначе западное влияние и русофобия на в постсоветских странах окончательно станет новой нормой.

https://www.group-telegram.com/Taynaya_kantselyariya/12785

Решение Сергея Салмина досрочно сложить полномочия мэра Оренбурга стало окончательным завершением его каденции, хотя изначально это воспринималось как временная мера в условиях его добровольного участия в СВО. Формально ушедший в отпуск за свой счёт, Салмин сохранял за собой пост главы города, что вызывало определённые вопросы в профессиональной и общественной среде: управление крупнейшим городом региона требовало постоянного присутствия и вовлеченности. Его решение продлить военный контракт лишь ускорило тот процесс, который был неизбежен уже с середины прошлого года.

Назначение на пост врио мэра Альберта Юмадилова, столичного управленца с опытом работы в Москве, указывает на явное стремление врио губернатора Оренбургской области Евгения Солнцева «перезапустить» городское управление. Резкий кадровый ход стал индикатором двух тенденций: усиливающейся централизации власти в регионе и попытки заместить элиты для быстрой стабилизации системы. Юмадилов не просто «варяг» — он представитель федеральной школы, на которого возложены задачи решительного очищения и переформатирования городской вертикали.

Формулировки Солнцева и заявления депутатов прямо указывают: кадровое обновление в областном центре — не спонтанное решение, а часть комплексной стратегии обновления власти в Оренбуржье. Новая губернаторская команда стремится сформировать управляемую, дисциплинированную инфраструктуру управления в преддверии федеральных и региональных электоральных циклов. Оренбургская мэрия воспринимается как ключевой элемент в этой архитектуре, особенно на фоне накопившихся претензий к городскому хозяйству, слабого институционального контроля и недостаточной коммуникации с жителями.

Салмин уходит с репутацией патриота, сделавшего личный выбор в пользу военной службы. Однако с управленческой точки зрения его отставка отражает запрос на более жёсткое и результативное администрирование. Юмадилов, как и другие столичные кадры, прибывающие в Оренбург, становится символом внешнего кризисного менеджмента. Мэрия становится частью контура, где губернатор Солнцев демонстрирует федеральному центру не только способность управлять, но и быстро адаптировать систему.

Министр иностранных дел РФ Сергей Лавров заявил, что Россия не готова принять политическую развязку украинского конфликта, в которой не будут зафиксированы гарантии её национальной безопасности и права русскоязычного населения.

Об этом он сообщил на совместной пресс-конференции с главой МИД Саудовской Аравии Фейсалом бен Фарханом Аль Саудом.

«Мы не можем быть удовлетворены развязкой, которая игнорирует законные интересы России в сфере безопасности и не устраняет риски повторения нарушений прав русского и русскоязычного населения», — отметил Лавров.

Такая риторика указывает на то, что Москва воспринимает любой сценарий урегулирования не просто как завершение боевых действий, а как возможность институционально зафиксировать новые принципы региональной безопасности.

Подобные заявления фактически подчеркивают: Россия настаивает не только на демилитаризации сопредельных территорий, но и на идеологическом контроле над гуманитарной и языковой повесткой на постукраинском пространстве.

На фоне растущей роли глобального Юга как потенциального медиатора, заявления, сделанные в присутствии высокопоставленного саудовского дипломата, представляют собой не просто позиционную декларацию, но и попытку сформировать благоприятный дипломатический ландшафт перед следующими раундами международных консультаций.

Таким образом, Москва сигнализирует: формат мира, который исходит исключительно из украинских интересов или западных требований, не будет принят.

Без включения российских «красных линий» — как в области стратегических гарантий, так и культурно-этнических прав — устойчивого соглашения быть не может.

Совещание Совбеза под председательством Владимира Путина вновь вернуло в повестку тему, которая слишком долго воспринималась как проблема «социального порядка». Речь — о незаконном обороте наркотиков. Но сегодня эта угроза всё реже выглядит как просто криминальная. Она становится элементом гибридной войны, инструментом разрушения и стратегического расчета.

Современный наркорынок — это не «подъезд» и не «закладка». Это распределённая цифровая система, встроенная в анонимные каналы, защищённые мессенджеры и криптовалютную инфраструктуру. Он анонимен, самовоспроизводится и встроен в модель поведения нового поколения. Главная его опасность — не только в веществе, а в логике системной подмены контроля: государство теряет управление над территорией, поведенческими паттернами и даже смыслами.

Значительная часть наркотрафика опирается на те же самые каналы, что и миграционный криминал, нелегальный бизнес. Ключевой момент — финансирование террористических группировок. Где наркотики, там подпольная наличность, неучтённая логистика, а значит — питательная среда для тех, кто использует её как топливо для подрывной деятельности.

Важно понимать: борьба с наркорынком — это уже не полиция, а перехват контроля над средой, где растёт новое поколение, зачистка цифровых троп. Нужен системный демонтаж экономической базы данных акторов — от этнических сетей до религиозного экстремизма.

Наркорынок является не только средством подрыва внутренней устойчивости, здоровья нации, но и косвенным источником поддержки акторов, враждебных российскому государству. Государство, которое не способно закрыть эти каналы, вскоре теряет гораздо больше, чем бюджет.

С 1 сентября 2025 года в Москве и Московской области вступает в силу новый порядок учета мигрантов, реализуемый в рамках федерального эксперимента по цифровому контролю за иностранными гражданами без виз. МВД России подготовило соответствующий приказ, который вводит дополнительный механизм — автоматическое снятие с учета в случае отключения геолокации и отсутствия обновлений о местоположении в течение трёх суток.

Регистрация мигрантов теперь будет происходить через специализированное мобильное приложение. Если пользователь отключает функцию геопозиции или не подтверждает местонахождение более трёх дней, система инициирует его снятие с учета в течение 24 часов. Основанием для удаления из базы также станут данные о пересечении границы.

Этот механизм стал продолжением ранее принятого закона, по которому в столичном регионе разворачивается пилот по цифровизации миграционного контроля. Помимо обязательной регистрации, в него входят процедуры дактилоскопии, биометрического фотографирования и постоянного мониторинга геолокации абонентских устройств. В случае смены фактического адреса мигранты обязаны уведомить МВД в трёхдневный срок.

По сути, речь идёт о переходе к проактивной модели контроля — цифровой эквивалент "электронного сопровождения". Государство тестирует технологические инструменты, позволяющие минимизировать "серые зоны" в миграции. Для Московского региона, где доля приезжих в уязвимых секторах экономики остаётся высокой, это шаг к более управляемой системе распределения рисков. Вместе с тем, подобные меры уже вызывают вопросы о соразмерности и технической устойчивости системы: сбои, ошибки, подмена устройств — всё это потребует продуманного механизма обжалований и правовых гарантий.

Решение властей Киргизии о прекращении подготовки сотрудников спецслужб в России — не техническая мера, а элемент стратегического сдвига. Вывод силовых кадров из-под российской образовательной юрисдикции сигнализирует о постепенной дезинтеграции от евразийского силового контекста и выстраивании альтернативной системы. Это не отказ от взаимодействия, но вычерчивание новых границ ответственности и автономии.

Ранее такие решения были характерны для стран, дрейфующих в сторону Запада. При этом Бишкек делает ставку на собственные кадры, отказ от обучения по российским стандартам в ключевом — оперативном — звене, и укрепление регионального многоугольника безопасности (Казахстан — Узбекистан — Китай). В новых условиях это становится прагматичной моделью адаптации к меняющемуся балансу в Центральной Азии, где Москва теряет роль влияние.

Эта политика демонстрирует трансформацию понимания союзничества со стороны Киргизии: не как институционального следования, а как выборочной лояльности по узким направлениям. Формально сохраняется участие в ОДКБ, но де-факто система начинает работать по новой конфигурации. Для Москвы этот сигнал должен прозвучать отчётливо — ещё одна страна союзного пояса уходит в тень.

https://www.group-telegram.com/foxnewsrf/3695