В отличии от романа Вигдис Йорт «Жива ли мать» книга аргентинской писательницы Клаудии Пиньейро «Элена знает» попала в шорт-лист премии «Ясная Поляна 2024».
И абсолютно заслуженно. Это детективная история и семейная драма о болезни и телесности. Это роман о сложных отношениях матери и дочери, огромной потере и слепой родительской самоуверенности.
45-летнюю Риту нашли повешенной на церковной колокольне. Полиция уверена – это самоубийство и не ведёт расследование. Но мать Риты, Элена, знает, что что её дочь не могла покончить с собой: она никогда бы не пошла в церковь в дождливый день. У Элены болезнь Паркинсона и любые движения даются ей с огромным трудом и только после таблеток Леводопа. И всё-таки Элена решается на безумное путешествие, чтобы взыскать 20-летний долг жизнь за жизнь и поговорить с единственным человеком, который может ей помочь расследовать убийство дочери...
Эта книга про неоднозначный выбор жизни и смерти, про то, что мы можем понять ситуацию только лишь тогда, когда сами окажемся внутри неё. И про суку-болезнь, которая может накинуться на любого из нас, и кто защитится от неё сам, не факт, что убережёт близких.
В отличии от романа Вигдис Йорт «Жива ли мать» книга аргентинской писательницы Клаудии Пиньейро «Элена знает» попала в шорт-лист премии «Ясная Поляна 2024».
И абсолютно заслуженно. Это детективная история и семейная драма о болезни и телесности. Это роман о сложных отношениях матери и дочери, огромной потере и слепой родительской самоуверенности.
45-летнюю Риту нашли повешенной на церковной колокольне. Полиция уверена – это самоубийство и не ведёт расследование. Но мать Риты, Элена, знает, что что её дочь не могла покончить с собой: она никогда бы не пошла в церковь в дождливый день. У Элены болезнь Паркинсона и любые движения даются ей с огромным трудом и только после таблеток Леводопа. И всё-таки Элена решается на безумное путешествие, чтобы взыскать 20-летний долг жизнь за жизнь и поговорить с единственным человеком, который может ей помочь расследовать убийство дочери...
Эта книга про неоднозначный выбор жизни и смерти, про то, что мы можем понять ситуацию только лишь тогда, когда сами окажемся внутри неё. И про суку-болезнь, которая может накинуться на любого из нас, и кто защитится от неё сам, не факт, что убережёт близких.
Markets continued to grapple with the economic and corporate earnings implications relating to the Russia-Ukraine conflict. “We have a ton of uncertainty right now,” said Stephanie Link, chief investment strategist and portfolio manager at Hightower Advisors. “We’re dealing with a war, we’re dealing with inflation. We don’t know what it means to earnings.” Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care. The last couple days have exemplified that uncertainty. On Thursday, news emerged that talks in Turkey between the Russia and Ukraine yielded no positive result. But on Friday, Reuters reported that Russian President Vladimir Putin said there had been some “positive shifts” in talks between the two sides. In addition, Telegram's architecture limits the ability to slow the spread of false information: the lack of a central public feed, and the fact that comments are easily disabled in channels, reduce the space for public pushback.
from nl
