Товарищи, вы не поверите, но я тут опять залип над текстом. Он тоже в русле темы, над которой я залипал в предыдущий раз, но уже более детальный конкретно в части огневого обеспечения и проведения штурмовых действий, с показательными примерами.
В качестве небольшого спойлера могу сказать, что текст рождается по результатам наших параллельных размышлений и одновременно общего обсуждения проблематики с Андреем Маркиным. При этом никаких особо сакральных открытий мы, пожалуй, не сделали, и люди в теме, вероятно, скажут, что это уже и козе понятно. Но есть нюанс.
Вот, например, изучаю я документ с обобщением прошлогоднего боевого опыта группировки войск с размытым названием. И ведь что удивительно, в нём есть весьма годные рекомендации с чёткими указаниями на то, что следование данным рекомендациям призвано обеспечить повышение не только эффективности выполнения боевых задач, но и выживаемости личного состава, а вот указаний на то, чтобы гробить личный состав почём зря, в нём нет. Однако мясные штурмы при этом до сих пор остаются никак не избываемой нашей бедой.
Поэтому даже то, что, казалось бы, понятно и козе, следует проговаривать и стараться донести до умов, которым какая-то там коза - не указ. В общем, здравствуй, очень дорогая стена, это снова мы к тебе подкрадываемся с разбега.
В качестве небольшого спойлера могу сказать, что текст рождается по результатам наших параллельных размышлений и одновременно общего обсуждения проблематики с Андреем Маркиным. При этом никаких особо сакральных открытий мы, пожалуй, не сделали, и люди в теме, вероятно, скажут, что это уже и козе понятно. Но есть нюанс.
Вот, например, изучаю я документ с обобщением прошлогоднего боевого опыта группировки войск с размытым названием. И ведь что удивительно, в нём есть весьма годные рекомендации с чёткими указаниями на то, что следование данным рекомендациям призвано обеспечить повышение не только эффективности выполнения боевых задач, но и выживаемости личного состава, а вот указаний на то, чтобы гробить личный состав почём зря, в нём нет. Однако мясные штурмы при этом до сих пор остаются никак не избываемой нашей бедой.
Поэтому даже то, что, казалось бы, понятно и козе, следует проговаривать и стараться донести до умов, которым какая-то там коза - не указ. В общем, здравствуй, очень дорогая стена, это снова мы к тебе подкрадываемся с разбега.
Разумеется, никого не выгоняю, но заскучавших неволить не в состоянии. А вот тем, кто принимает мою манеру ведения канала левой задней лапой и через пень-колоду, хочу сейчас порекомендовать пару каналов. Они, в общем, тоже не развлекательные. Но очень годные для понимания и осмысления.
Товарищи, если кто вдруг ещё не в курсе, то довожу до сведения: на отечественных онлайн-платформах вышел документальный фильм Максима Фадеева и Сергея Белоуса «У края бездны. Битва за Мариуполь глазами очевидца».
Также обращаюсь к коллегам по этим нашим тележкам, которые по какой-то причине могли пропустить объявление от Realdoc (канал Максима Фадеева и Сергея Белоуса). Обратите внимание и, если не сложно, доведите до своих читателей. Плюс к этому, аналогичная просьба к владельцам страничек в ВК, ссылка на объявление здесь.
Фильм, прямо скажем, тяжёлый. Но очень сильный. Посмотрите сами и передайте по цепи.
Также обращаюсь к коллегам по этим нашим тележкам, которые по какой-то причине могли пропустить объявление от Realdoc (канал Максима Фадеева и Сергея Белоуса). Обратите внимание и, если не сложно, доведите до своих читателей. Плюс к этому, аналогичная просьба к владельцам страничек в ВК, ссылка на объявление здесь.
Фильм, прямо скажем, тяжёлый. Но очень сильный. Посмотрите сами и передайте по цепи.
Telegram
Realdoc
Свершилось! Наша тетралогия «У края бездны. Битва за Мариуполь глазами очевидца» с сегодняшнего дня выходит на отечественных онлайн-платформах — заметим, это ПЕРВЫЙ документальный фильм про СВО, который они покажут. Великое начало и настоящее событие!
Максим…
Максим…
В качестве преамбулы к нижеследующему материалу вынужден сделать небольшую оговорку. Вероятно, вы понимаете, какие бездны скрываются за приводимыми примерами. Возможно, вы также понимаете, насколько тяжело разбирать подобные примеры. Однако анализ требует максимально возможной безэмоциональности. Приходится как-то абстрагироваться...
К вопросу об артиллерийском обеспечении атакующих действий.
Какое-то время назад мы с Андреем Маркиным обсуждали некоторые характерные моменты этого вопроса и доразмышлялись до еретических соображений.
Для начала приведу пример с первого этапа операции. Цитирую:
В ходе наступления на Мариуполь наблюдался способ атаки нашим подразделением, похожий на уставной. Батальон на БМП из колонны развернулся в линию, примерно параллельную обороняемой противником позиции. Боевые машины остановились на дистанции 200-300 метров от позиций противника и вели огонь по окопам противника. Пехота спешилась с БМП и наступала фронтально на эти позиции, примерно находясь в одной линии. При этом наступающая пехота действовала в двойках-тройках, сближаясь условно зигзагами, то есть применяясь к местности насколько возможно, и ведя огонь из стрелкового оружия по противнику. Перемещаясь таким образом, пехота выходила на рубеж от 50 до 10 метров, после чего переходила в ближний бой, то есть делала рывок до атакуемого окопа и использовала ручные гранаты. Артиллерийской (в т.ч. миномётной) поддержки не было. Потери в атаке составили примерно половину личного состава.
По приведённому примеру хорошо видно, что даже при том, что сами по себе действия атакующих выполнялись практически по уставу, в общей организации атаки отсутствовал компонент прямой артиллерийской поддержки, при этом огневого воздействия одних боевых машин не хватило для надёжного подавления атакуемой позиции и атакующее подразделение понесло тяжёлые потери (которые по принятым критериям означают полную утрату боеспособности).
В недавней беседе с Максимом Калашниковым я уже касался этого момента и сейчас ещё раз его проговорю. По моему глубокому убеждению, если бы на первом этапе операции, до поступления на вооружение ВСУ ствольных и реактивных систем западного производства, наши войска вели боевые действия согласно уставу, с надлежащим взаимодействием между родами войск и комплексным обеспечением наступательных действий, мы бы имели все шансы достичь более весомых результатов при существенно меньших потерях.
Неизбываемые проблемы со связью (в том числе между бронетехникой и пехотой), безусловно, никак не способствовали налаживанию надлежащего взаимодействия между родами войск, однако смею напомнить, что члены клуба анонимных полководцев отличились забиванием на уставные нормы организации наступательных действий ещё в период проведения Дебальцевской операции, поэтому создаётся устойчивое впечатление, что организация боевой работы по уставу вообще не была в тренде практической военной мысли.
Артиллерия тогда имела странную тенденцию работать по задачам без прямого координирования огневого воздействия на оборонительные позиции противника с атакующими действиями пехоты, которая в свою очередь раз за разом напарывалась на неподавленную оборону и умывалась кровью (фраза "артиллерия уже отработала" стала одним из невесёлых армейских мемов). Пехота, разумеется, крыла артиллерию в три этажа, но главная проблема, пожалуй, заключалась всё-таки не в артиллерии как таковой (вспоминаем тот самый клуб анонимных полководцев).
Результативность работы нашей артиллерии в целом действительно оставляла желать много лучшего, в том числе в части надёжного поражения оборонительных позиций противника (поскольку отсутствие малых разведывательных БПЛА в артиллерийских частях не позволяло выстраивать разведывательно-огневые контуры и артиллерия имела тенденцию работать способом площадного поражения ненаблюдаемых целей при очаговом характере обороны).
Между тем артиллерия в принципе была способна обеспечивать атакующим подразделениям многослойную огневую поддержку, с переходом на огонь миномётов, которая могла бы подавлять оборону противника до рубежа максимально возможного сближения штурмовых групп с атакуемыми позициями с созданием паузы дезорганизации обороняющихся на атакуемой позиции, необходимой для финального рывка штурмовиков.
При этом напоминаю, что массового насыщения войск противника летающими глазами тогда ещё не было. Это очень важный нюанс, который необходимо отметить.
Продолжение ниже ⬇️
Какое-то время назад мы с Андреем Маркиным обсуждали некоторые характерные моменты этого вопроса и доразмышлялись до еретических соображений.
Для начала приведу пример с первого этапа операции. Цитирую:
В ходе наступления на Мариуполь наблюдался способ атаки нашим подразделением, похожий на уставной. Батальон на БМП из колонны развернулся в линию, примерно параллельную обороняемой противником позиции. Боевые машины остановились на дистанции 200-300 метров от позиций противника и вели огонь по окопам противника. Пехота спешилась с БМП и наступала фронтально на эти позиции, примерно находясь в одной линии. При этом наступающая пехота действовала в двойках-тройках, сближаясь условно зигзагами, то есть применяясь к местности насколько возможно, и ведя огонь из стрелкового оружия по противнику. Перемещаясь таким образом, пехота выходила на рубеж от 50 до 10 метров, после чего переходила в ближний бой, то есть делала рывок до атакуемого окопа и использовала ручные гранаты. Артиллерийской (в т.ч. миномётной) поддержки не было. Потери в атаке составили примерно половину личного состава.
По приведённому примеру хорошо видно, что даже при том, что сами по себе действия атакующих выполнялись практически по уставу, в общей организации атаки отсутствовал компонент прямой артиллерийской поддержки, при этом огневого воздействия одних боевых машин не хватило для надёжного подавления атакуемой позиции и атакующее подразделение понесло тяжёлые потери (которые по принятым критериям означают полную утрату боеспособности).
В недавней беседе с Максимом Калашниковым я уже касался этого момента и сейчас ещё раз его проговорю. По моему глубокому убеждению, если бы на первом этапе операции, до поступления на вооружение ВСУ ствольных и реактивных систем западного производства, наши войска вели боевые действия согласно уставу, с надлежащим взаимодействием между родами войск и комплексным обеспечением наступательных действий, мы бы имели все шансы достичь более весомых результатов при существенно меньших потерях.
Неизбываемые проблемы со связью (в том числе между бронетехникой и пехотой), безусловно, никак не способствовали налаживанию надлежащего взаимодействия между родами войск, однако смею напомнить, что члены клуба анонимных полководцев отличились забиванием на уставные нормы организации наступательных действий ещё в период проведения Дебальцевской операции, поэтому создаётся устойчивое впечатление, что организация боевой работы по уставу вообще не была в тренде практической военной мысли.
Артиллерия тогда имела странную тенденцию работать по задачам без прямого координирования огневого воздействия на оборонительные позиции противника с атакующими действиями пехоты, которая в свою очередь раз за разом напарывалась на неподавленную оборону и умывалась кровью (фраза "артиллерия уже отработала" стала одним из невесёлых армейских мемов). Пехота, разумеется, крыла артиллерию в три этажа, но главная проблема, пожалуй, заключалась всё-таки не в артиллерии как таковой (вспоминаем тот самый клуб анонимных полководцев).
Результативность работы нашей артиллерии в целом действительно оставляла желать много лучшего, в том числе в части надёжного поражения оборонительных позиций противника (поскольку отсутствие малых разведывательных БПЛА в артиллерийских частях не позволяло выстраивать разведывательно-огневые контуры и артиллерия имела тенденцию работать способом площадного поражения ненаблюдаемых целей при очаговом характере обороны).
Между тем артиллерия в принципе была способна обеспечивать атакующим подразделениям многослойную огневую поддержку, с переходом на огонь миномётов, которая могла бы подавлять оборону противника до рубежа максимально возможного сближения штурмовых групп с атакуемыми позициями с созданием паузы дезорганизации обороняющихся на атакуемой позиции, необходимой для финального рывка штурмовиков.
При этом напоминаю, что массового насыщения войск противника летающими глазами тогда ещё не было. Это очень важный нюанс, который необходимо отметить.
Продолжение ниже ⬇️
Сейчас предлагаю другой пример, уже из опыта боёв на Марьинском направлении весной прошлого года:
2-3 БМП на скорости подвозили штурмовые подразделения на исходную позицию для атаки под прикрытием артиллерийско-миномётного обстрела. БМП останавливались и производили высадку штурмовиков на дистанциях порядка 70 метров до позиций противника. Прекращение артиллерийско-миномётного огня по окопу противника синхронизировалось с моментом спешивания штурмовиков.
Далее штурмовые подразделения атаковали фронтально. Основной способ передвижения штурмовиков - пригнувшись, быстрым шагом, без перехода в положение лёжа. При движении штурмовики не бежали прямолинейно на окоп противника, а старались применяться к местности. Из-за этого ровной цепи атакующих не получалось, штурмовики сбивались в кучки. Эти кучки двигались на противника более или менее на одной линии. Фронт наступления для 30 человек составлял порядка 100 метров.
Дистанцию до окопов противника в 70 метров штурмовики проходили примерно за 2 минуты. Во время движения штурмовики вели огонь по окопу противника из автоматического оружия. После чего дошедшие штурмовики заскакивали в окоп противника. Бой в окопе длился в среднем примерно 10 минут. После этого либо окоп оказывался захваченным, либо практически все штурмовики убитыми.
Такой способ атаки приводил к высоким потерям среди атакующих. В случае удачной атаки в живых оставалось всегда менее половины штурмовиков, обычно порядка 40%, при неудачной гибли практически все.
Оружием обороны противника, которым наносилась большая часть потерь атакующим штурмовикам, были пулемёты ПКМ или Браунинг. При этом огонь обороны открывался практически сразу же после прекращения артиллерийско-миномётного обстрела.
Дабы не уходить в далёкие отклонения от заявленной темы, соображения по организации атак и действиям атакующих подразделений на основе приведённых примеров дам позднее в отдельном материале.
Сейчас сосредоточимся на отмеченной Андреем Маркиным проблеме падения эффективности тактического приёма прижимания к осколкам снарядов своей артиллерии. Далее цитирую:
Последнее наблюдение может иметь очень значимый характер.
Вывод атакующей пехоты на дистанцию в 70 метров под прикрытием артиллерийско-миномётного огня, в том числе дымов, с последующим немедленным рывком к позициям противника после переноса/прекращения огня средств артиллерийской поддержки и достижением атакуемых позиций через 2 минуты после такого переноса/прекращения по стандартам "классической" пехотной тактики должно рассматриваться как практически идеальное исполнение пехотной атаки.
Однако в реалиях СВО это приводит к полной потере боеспособности штурмующего подразделения после всего лишь одной атаки, причём такие потери наносит оружие обороняющихся в окопе солдат противника, а не внешние средства их огневой поддержки.
В значительной степени пехотная тактика со времён Первой мировой войны, подтверждённая во Вторую мировую войну, бывшая сутевой базой "сквозной атаки" в советских боевых уставах и фактически сохранившаяся по сей день в отечественных боевых уставах, основана на тактическом приёме прижимания к разрывам своих снарядов (огневому валу).
Этот приём базируется на том, что между моментом прекращения/переноса артиллерийского огня атакующих с обстреливаемой позиции и до момента, когда обороняющиеся поймут, что начался переход противника в атаку, и займут позиции для ведения огня по атакующим, проходит время, достаточное для того, чтобы атакующие успели выйти в непосредственную близость к атакуемому окопу. То есть во время рывка до окопа противника по атакующим практически не стреляют. На стороне атакующего информационное преимущество - он знает, когда будет перенос/прекращение огня, и использует его для совершения рывка, а обороняющийся должен это понять и успеть среагировать.
Однако технические средства наблюдения и радиосвязь, применяемые обороняющимися, лишают атакующих этого преимущества. Пауза дезорганизации на стороне обороняющегося сводится к нескольким секундам, за которые невозможно преодолеть расстояние до атакуемой позиции.
Продолжение ниже ⬇️
2-3 БМП на скорости подвозили штурмовые подразделения на исходную позицию для атаки под прикрытием артиллерийско-миномётного обстрела. БМП останавливались и производили высадку штурмовиков на дистанциях порядка 70 метров до позиций противника. Прекращение артиллерийско-миномётного огня по окопу противника синхронизировалось с моментом спешивания штурмовиков.
Далее штурмовые подразделения атаковали фронтально. Основной способ передвижения штурмовиков - пригнувшись, быстрым шагом, без перехода в положение лёжа. При движении штурмовики не бежали прямолинейно на окоп противника, а старались применяться к местности. Из-за этого ровной цепи атакующих не получалось, штурмовики сбивались в кучки. Эти кучки двигались на противника более или менее на одной линии. Фронт наступления для 30 человек составлял порядка 100 метров.
Дистанцию до окопов противника в 70 метров штурмовики проходили примерно за 2 минуты. Во время движения штурмовики вели огонь по окопу противника из автоматического оружия. После чего дошедшие штурмовики заскакивали в окоп противника. Бой в окопе длился в среднем примерно 10 минут. После этого либо окоп оказывался захваченным, либо практически все штурмовики убитыми.
Такой способ атаки приводил к высоким потерям среди атакующих. В случае удачной атаки в живых оставалось всегда менее половины штурмовиков, обычно порядка 40%, при неудачной гибли практически все.
Оружием обороны противника, которым наносилась большая часть потерь атакующим штурмовикам, были пулемёты ПКМ или Браунинг. При этом огонь обороны открывался практически сразу же после прекращения артиллерийско-миномётного обстрела.
Дабы не уходить в далёкие отклонения от заявленной темы, соображения по организации атак и действиям атакующих подразделений на основе приведённых примеров дам позднее в отдельном материале.
Сейчас сосредоточимся на отмеченной Андреем Маркиным проблеме падения эффективности тактического приёма прижимания к осколкам снарядов своей артиллерии. Далее цитирую:
Последнее наблюдение может иметь очень значимый характер.
Вывод атакующей пехоты на дистанцию в 70 метров под прикрытием артиллерийско-миномётного огня, в том числе дымов, с последующим немедленным рывком к позициям противника после переноса/прекращения огня средств артиллерийской поддержки и достижением атакуемых позиций через 2 минуты после такого переноса/прекращения по стандартам "классической" пехотной тактики должно рассматриваться как практически идеальное исполнение пехотной атаки.
Однако в реалиях СВО это приводит к полной потере боеспособности штурмующего подразделения после всего лишь одной атаки, причём такие потери наносит оружие обороняющихся в окопе солдат противника, а не внешние средства их огневой поддержки.
В значительной степени пехотная тактика со времён Первой мировой войны, подтверждённая во Вторую мировую войну, бывшая сутевой базой "сквозной атаки" в советских боевых уставах и фактически сохранившаяся по сей день в отечественных боевых уставах, основана на тактическом приёме прижимания к разрывам своих снарядов (огневому валу).
Этот приём базируется на том, что между моментом прекращения/переноса артиллерийского огня атакующих с обстреливаемой позиции и до момента, когда обороняющиеся поймут, что начался переход противника в атаку, и займут позиции для ведения огня по атакующим, проходит время, достаточное для того, чтобы атакующие успели выйти в непосредственную близость к атакуемому окопу. То есть во время рывка до окопа противника по атакующим практически не стреляют. На стороне атакующего информационное преимущество - он знает, когда будет перенос/прекращение огня, и использует его для совершения рывка, а обороняющийся должен это понять и успеть среагировать.
Однако технические средства наблюдения и радиосвязь, применяемые обороняющимися, лишают атакующих этого преимущества. Пауза дезорганизации на стороне обороняющегося сводится к нескольким секундам, за которые невозможно преодолеть расстояние до атакуемой позиции.
Продолжение ниже ⬇️
Продолжаю цитировать соображения Андрея Маркина:
Возможно, опыт обеих мировых войн и ряда последовавших больших региональных войн в части пехотной тактики, купленный кровью миллионов погибших солдат, становится ограниченно применимым для ведения современных боевых действий.
Если это так, то почти всё, что было написано по вопросам тактики пехотных атак до начала СВО, включая официальные руководящие и методические документы, устарело.
Конечно, вопрос этот слишком фундаментален, чтобы делать окончательные выводы на основании сведений, полученных от нескольких военнослужащих. Однако он безусловно заслуживает рассмотрения.
Возможно, для решения обозначенной проблемы обязательно применение ударных БПЛА, АГС и миномётов малых калибров, залповой стрельбы из подствольных гранатомётов на завершающем этапе подхода атакующих к окопу противника. Этот вопрос также требует отдельного рассмотрения.
Сразу хочу оговориться насчёт огневого вала. Данный приём в его классическом понимании и исполнении в сложившихся условиях практически нереализуем и, более того, не слишком актуален.
С одной стороны, современные средства наблюдения и обнаружения и (высоко)точные средства поражения воспрещают концентрацию большого количества артиллерийских средств и объёма боеприпасов на узких участках.
С другой стороны, общая высокая рассредоточенность сил и средств (включая тактические резервы), сильная разреженность боевых порядков и преимущественно очаговый характер обороны элементарно не предполагают наличия соответствующих целей для подвижного площадного поражения.
Возможно, в нашем случае можно было бы использовать термин "огневой вал" для удобства обозначения подвижного многослойного, но преимущественно точечного (в том числе за счёт ударных дронов) воздействия на подавление и уничтожение для комплексного огневого обеспечения наступательных действий.
Так вот, как показывает текущая практика, львиная доля атак срывается сейчас за счёт массового применения противником ударных дронов (которые представляют особую, критически значимую проблему). Устойчивость обороны противника в принципе обеспечивается в существенно большей степени внешними средствами огневой поддержки в сочетании с минными заграждениями, нежели действиями самой пехоты, занимающей атакуемые опорные пункты.
Однако атаки, переходящие в финальную фазу, подразумевают прямой огневой контакт с обороняющимися, и именно второй пример отражения штурмов силами и средствами непосредственно обороняющейся пехоты весьма показателен в плане оценки действенности эффекта артподдержки посредством воздействия на атакуемую позицию даже при практически идеальном исполнении пехотной атаки.
Проблема заключается в том, что обеспечить надёжное поражение атакуемой позиции только за счёт артиллерийско-миномётного огня чаще всего оказывается невозможным, при этом также не достигается эффект надёжного подавления обороны переднего края ввиду использования противником внешних средств наблюдения и устойчивого контура управления, благодаря которым обороняющиеся в состоянии оперативно реагировать на подход атакующих вообще без сколько-нибудь значимой паузы дезорганизации.
А теперь предлагаю пример варианта действий противника, также от прошлого года:
Для обеспечения атаки используется следующая хитрость. Противник начинает наносить удары из миномётов фиксированным числом мин, например, 6. И делает так на протяжении какого-то времени. В день атаки по позициям наносится удар из 5 мин. Укрывшиеся в окопах солдаты ждут удара 6-й мины, а его нет. Такое ожидание может удерживать солдат в укрытиях до 10 минут. Это время противник использует для окончательного сближения с атакуемой позицией. Без организации системы наблюдения извне позиции (преимущественно техническими средствами наблюдения, в основном - БПЛА) и системы оповещения парировать такую тактику сложно.
Что характерно, противник в этом случае работал не столько на уничтожение, сколько именно на подавление атакуемой позиции, и в отсутствие внешних средств наблюдения с немедленным оповещением обороняющихся данный тактический приём работал.
Окончание ниже ⬇️
Возможно, опыт обеих мировых войн и ряда последовавших больших региональных войн в части пехотной тактики, купленный кровью миллионов погибших солдат, становится ограниченно применимым для ведения современных боевых действий.
Если это так, то почти всё, что было написано по вопросам тактики пехотных атак до начала СВО, включая официальные руководящие и методические документы, устарело.
Конечно, вопрос этот слишком фундаментален, чтобы делать окончательные выводы на основании сведений, полученных от нескольких военнослужащих. Однако он безусловно заслуживает рассмотрения.
Возможно, для решения обозначенной проблемы обязательно применение ударных БПЛА, АГС и миномётов малых калибров, залповой стрельбы из подствольных гранатомётов на завершающем этапе подхода атакующих к окопу противника. Этот вопрос также требует отдельного рассмотрения.
Сразу хочу оговориться насчёт огневого вала. Данный приём в его классическом понимании и исполнении в сложившихся условиях практически нереализуем и, более того, не слишком актуален.
С одной стороны, современные средства наблюдения и обнаружения и (высоко)точные средства поражения воспрещают концентрацию большого количества артиллерийских средств и объёма боеприпасов на узких участках.
С другой стороны, общая высокая рассредоточенность сил и средств (включая тактические резервы), сильная разреженность боевых порядков и преимущественно очаговый характер обороны элементарно не предполагают наличия соответствующих целей для подвижного площадного поражения.
Возможно, в нашем случае можно было бы использовать термин "огневой вал" для удобства обозначения подвижного многослойного, но преимущественно точечного (в том числе за счёт ударных дронов) воздействия на подавление и уничтожение для комплексного огневого обеспечения наступательных действий.
Так вот, как показывает текущая практика, львиная доля атак срывается сейчас за счёт массового применения противником ударных дронов (которые представляют особую, критически значимую проблему). Устойчивость обороны противника в принципе обеспечивается в существенно большей степени внешними средствами огневой поддержки в сочетании с минными заграждениями, нежели действиями самой пехоты, занимающей атакуемые опорные пункты.
Однако атаки, переходящие в финальную фазу, подразумевают прямой огневой контакт с обороняющимися, и именно второй пример отражения штурмов силами и средствами непосредственно обороняющейся пехоты весьма показателен в плане оценки действенности эффекта артподдержки посредством воздействия на атакуемую позицию даже при практически идеальном исполнении пехотной атаки.
Проблема заключается в том, что обеспечить надёжное поражение атакуемой позиции только за счёт артиллерийско-миномётного огня чаще всего оказывается невозможным, при этом также не достигается эффект надёжного подавления обороны переднего края ввиду использования противником внешних средств наблюдения и устойчивого контура управления, благодаря которым обороняющиеся в состоянии оперативно реагировать на подход атакующих вообще без сколько-нибудь значимой паузы дезорганизации.
А теперь предлагаю пример варианта действий противника, также от прошлого года:
Для обеспечения атаки используется следующая хитрость. Противник начинает наносить удары из миномётов фиксированным числом мин, например, 6. И делает так на протяжении какого-то времени. В день атаки по позициям наносится удар из 5 мин. Укрывшиеся в окопах солдаты ждут удара 6-й мины, а его нет. Такое ожидание может удерживать солдат в укрытиях до 10 минут. Это время противник использует для окончательного сближения с атакуемой позицией. Без организации системы наблюдения извне позиции (преимущественно техническими средствами наблюдения, в основном - БПЛА) и системы оповещения парировать такую тактику сложно.
Что характерно, противник в этом случае работал не столько на уничтожение, сколько именно на подавление атакуемой позиции, и в отсутствие внешних средств наблюдения с немедленным оповещением обороняющихся данный тактический приём работал.
Окончание ниже ⬇️
Приведённый пример по сути подтверждает соображения Андрея Маркина от противного. Наше отставание в техническом оснащении войск, с одной стороны, очевидно даёт весомые тактические преимущества противнику, в том числе в плане свободы манёвра в использовании классических тактических приёмов (разве что на более продвинутом технологическом уровне); с другой же стороны, сокращает арсенал тактических приёмов, которые в состоянии эффективно применять наши собственные войска, включая непосредственную артподдержку штурмовых действий и базирующиеся на ней уставные формы пехотной атаки при поддержке бронетехники.
Наше окно возможностей для уставных способов организации и проведения наступательных действий с применением официально предусмотренных средств очевидно закрылось летом 2022 года. При этом, как я говорил выше, данное окно ещё и не было реализовано должным образом.
Между тем общие принципы, включая огневое подавление противника, остаются неизменными. Вопрос заключается в оптимальных средствах реализации этих принципов применительно к тем или иным фактическим условиям.
Рискну предположить, что для имеющихся условий роль артиллерии в части огневого обеспечения штурмовых действий нуждается в концептуальной корректировке, а практическая тенденция на минимизацию её участия в непосредственной поддержке наступающих войск огневым воздействием на атакуемые позиции вполне логична. Более того, совсем непраздным представляется также вопрос целесообразности артподготовки в части предварительного обстрела атакуемых опорных пунктов.
Варианты применения артиллерии в обеспечении атакующих действий, при которых формально артподготовка проведена и артподдержка штурмовым группам оказана, но по факту обеспечить надёжное поражение атакуемого опорника не удаётся, внешнее наблюдение и связь воспрещают создание паузы дезорганизации, при этом происходит достаточно быстрая засветка работающих артиллерийских средств, представляются контрпродуктивными. Грубо говоря, пользы атакующим мало, а рисков для самой артиллерии много.
В этом плане представляется логичным акцентировать внимание на ударных дронах и барражирующих боеприпасах, причём и на перспективу.
Разумеется, бывают сильно укреплённые опорные пункты (главным образом, в городской или промышленной застройке), которые имеет смысл скорее развалить крупным калибром, чем танцевать вокруг них танцы смерти, но это вопросы, требующие ситуативного привлечения средств особой мощности и предполагающие необходимость точного поражения.
Кроме того, при оказании непосредственной огневой поддержки атакующим, особенно для уничтожения или подавления тех самых сильно укреплённых позиций, бывают весьма эффективны танки на прямой наводке, но им самим в первую очередь требуется надёжная антидронная защита.
Логичными же вариантами использования артиллерии наиболее распространённых систем и калибров в обеспечении атакующих действий представляются задачи на уничтожение или подавление критически значимых целей в ближней тыловой зоне, которые угрожают как атакующим силам, так и самой артиллерии; уничтожение, подавление или отсечение тактических резервов противника и (применительно к РСЗО) дистанционное минирование угрожаемых направлений с целью изоляции атакуемого участка; уничтожение или подавление контратакующих сил противника с целью обеспечения закрепления пехоты на вновь занятой позиции.
Также, в зависимости от обстоятельств, включая наличие соответствующих боеприпасов, имеет смысл рассматривать вопрос постановки артиллерийскими средствами дымовых завес, в том числе путём задымления непосредственно оборонительных позиций противника.
При этом эффективность огневого поражения критически значимых целей (которые, напоминаю, не являются площадными) в огромной степени зависит от устойчивых разведывательно-огневых контуров, а также высокоточных боеприпасов.
Плюс к этому, весьма актуально применение кассетных боеприпасов, которые существенно повышают вероятность поражения выносного оборудования, включая терминалы спутникового интернета, антенны связи, ретрансляторы, радары контрбатарейной борьбы и т.д.
Наше окно возможностей для уставных способов организации и проведения наступательных действий с применением официально предусмотренных средств очевидно закрылось летом 2022 года. При этом, как я говорил выше, данное окно ещё и не было реализовано должным образом.
Между тем общие принципы, включая огневое подавление противника, остаются неизменными. Вопрос заключается в оптимальных средствах реализации этих принципов применительно к тем или иным фактическим условиям.
Рискну предположить, что для имеющихся условий роль артиллерии в части огневого обеспечения штурмовых действий нуждается в концептуальной корректировке, а практическая тенденция на минимизацию её участия в непосредственной поддержке наступающих войск огневым воздействием на атакуемые позиции вполне логична. Более того, совсем непраздным представляется также вопрос целесообразности артподготовки в части предварительного обстрела атакуемых опорных пунктов.
Варианты применения артиллерии в обеспечении атакующих действий, при которых формально артподготовка проведена и артподдержка штурмовым группам оказана, но по факту обеспечить надёжное поражение атакуемого опорника не удаётся, внешнее наблюдение и связь воспрещают создание паузы дезорганизации, при этом происходит достаточно быстрая засветка работающих артиллерийских средств, представляются контрпродуктивными. Грубо говоря, пользы атакующим мало, а рисков для самой артиллерии много.
В этом плане представляется логичным акцентировать внимание на ударных дронах и барражирующих боеприпасах, причём и на перспективу.
Разумеется, бывают сильно укреплённые опорные пункты (главным образом, в городской или промышленной застройке), которые имеет смысл скорее развалить крупным калибром, чем танцевать вокруг них танцы смерти, но это вопросы, требующие ситуативного привлечения средств особой мощности и предполагающие необходимость точного поражения.
Кроме того, при оказании непосредственной огневой поддержки атакующим, особенно для уничтожения или подавления тех самых сильно укреплённых позиций, бывают весьма эффективны танки на прямой наводке, но им самим в первую очередь требуется надёжная антидронная защита.
Логичными же вариантами использования артиллерии наиболее распространённых систем и калибров в обеспечении атакующих действий представляются задачи на уничтожение или подавление критически значимых целей в ближней тыловой зоне, которые угрожают как атакующим силам, так и самой артиллерии; уничтожение, подавление или отсечение тактических резервов противника и (применительно к РСЗО) дистанционное минирование угрожаемых направлений с целью изоляции атакуемого участка; уничтожение или подавление контратакующих сил противника с целью обеспечения закрепления пехоты на вновь занятой позиции.
Также, в зависимости от обстоятельств, включая наличие соответствующих боеприпасов, имеет смысл рассматривать вопрос постановки артиллерийскими средствами дымовых завес, в том числе путём задымления непосредственно оборонительных позиций противника.
При этом эффективность огневого поражения критически значимых целей (которые, напоминаю, не являются площадными) в огромной степени зависит от устойчивых разведывательно-огневых контуров, а также высокоточных боеприпасов.
Плюс к этому, весьма актуально применение кассетных боеприпасов, которые существенно повышают вероятность поражения выносного оборудования, включая терминалы спутникового интернета, антенны связи, ретрансляторы, радары контрбатарейной борьбы и т.д.
Я вполне допускаю, что мои собственные соображения периодически могут быть вполне себе спорными. Однако в целом в этих наших тележках достаточно, на мой взгляд, весьма годных соображений. Между тем нередко возникает ощущение, что все эти соображения по штатной организации, оснащению, тактике или обучению могут скорее быть восприняты непосредственно армией Лаоса или Руанды как таковой, нежели альтернативной армией Лаоса или Руанды.
Некоторые соображения по приведённым выше примерам атакующих действий, которые я обещал дать отдельно.
Делать какие-либо выводы относительно уровня подготовки пехоты по представленным описаниям не берусь (безотносительно объективно существующей проблемы с качеством обучения).
В первом случае действия атакующей пехоты по представленному описанию (работа в двойках-тройках, перемещения зигзагами, применение к местности) выглядят достаточно грамотно.
Здесь отмечу, что перемещения зигзагами не всегда практически реализуемы (скажем, у людей, ситуативно физически измотанных или в принципе недостаточно подготовленных, при этом тяжело нагруженных, может элементарно не быть сил на выполнение каких-то попутных манёвров) и целесообразны (в частности, на небольшой дистанции до атакуемого опорника может иметь смысл совершение максимально быстрого рывка по кратчайшей траектории).
Во втором случае отсутствие переходов штурмовиков в положение лёжа могло быть продиктовано как спорными физическими кондициями (что намекало бы на отсутствие должной системы отбора и надлежащей предварительной подготовки), так и тактической необходимостью максимально быстрого сближения с обороняющимся противником.
Сбивание в кучки также могло быть естественным следствием стремления атакующих применяться к местности, а не дефектов подготовки. Другое дело, что при таком сбивании штурмовики представляли уже более удобные для подавления групповые цели (независимо от средств поражения).
При этом стоит отметить достаточно узкий фронт наступления штурмовых групп (порядка 100 метров на 30 человек), который уже сам по себе сужал сектор огневого воздействия для противника, тем самым облегчая ему задачу.
Такая узость фронта могла проистекать из движения бронегруппы колонной ввиду повышенной минной опасности и остановки машин на относительно небольших расстояниях друг от друга, что осложняло бы более широкое рассредоточение штурмовиков после спешивания.
Однако при надёжном подавлении атакуемой позиции и отсутствии серьёзного внешнего огневого воздействия на атакующих, в том числе кассетными боеприпасами, этот фактор не представляется критическим. Другое дело, что такое отсутствие внешнего огневого воздействия на атакующих должно обеспечиваться комплексным разведывательно-огневым обеспечением атакующих действий.
Напоминаю, что от фактора минной обстановки в принципе зависит возможность атаковать в развёрнутых по фронту боевых порядках (цепью, цепью с уступом, прямым или обратным клином). Ранее здесь уже отмечалась устойчивая тенденция к выполнению пехотных атак в колонну по одному, т.е., соответственно, с максимально узким фронтом, именно ввиду повышенной минной опасности.
В обоих случаях невозможность надёжно подавить оборону огнём своего стрелкового оружия в процессе сближения с атакуемой позицией, находясь при этом под огнём противника, на мой взгляд, говорит в первую очередь о принципиальной сложности обеспечения такого подавления и, как очевидное следствие, о критической значимости обеспечения внешней огневой поддержки атакующих (если речь не идёт об отдельных случаях внезапных атак со скрытным подходом, при которых внешнее огневое воздействие на атакуемую позицию вообще не оказывается).
Независимо от сторонних средств огневой поддержки, огневое воздействие на атакуемую позицию имеющимися в распоряжении самой пехоты средствами, безусловно, имеет важное значение.
Обстоятельства предполагают необходимость задействования взводов огневой поддержки с тяжёлым пехотным вооружением (что особенно актуально для атак бронегруппами с десантом при протяжённой серой зоне).
При этом возникает непраздный вопрос: не имеет ли смысла включение в структуру ВОПов расчётов операторов БПЛА? Функционал дронов в части непосредственной огневой поддержки пехоты и наименование взводов вполне себе намекают (кстати, ПТУРисты с хорошо наработанной моторикой управления ракетой, на мой взгляд, без особого труда могли бы освоить дроны на оптоволокне).
Правда, для эффективного использования ВОПов надо бы ещё не сливать обученные ВОПовские кадры в бестолковых штурмах.
Продолжение ниже ⬇️
Делать какие-либо выводы относительно уровня подготовки пехоты по представленным описаниям не берусь (безотносительно объективно существующей проблемы с качеством обучения).
В первом случае действия атакующей пехоты по представленному описанию (работа в двойках-тройках, перемещения зигзагами, применение к местности) выглядят достаточно грамотно.
Здесь отмечу, что перемещения зигзагами не всегда практически реализуемы (скажем, у людей, ситуативно физически измотанных или в принципе недостаточно подготовленных, при этом тяжело нагруженных, может элементарно не быть сил на выполнение каких-то попутных манёвров) и целесообразны (в частности, на небольшой дистанции до атакуемого опорника может иметь смысл совершение максимально быстрого рывка по кратчайшей траектории).
Во втором случае отсутствие переходов штурмовиков в положение лёжа могло быть продиктовано как спорными физическими кондициями (что намекало бы на отсутствие должной системы отбора и надлежащей предварительной подготовки), так и тактической необходимостью максимально быстрого сближения с обороняющимся противником.
Сбивание в кучки также могло быть естественным следствием стремления атакующих применяться к местности, а не дефектов подготовки. Другое дело, что при таком сбивании штурмовики представляли уже более удобные для подавления групповые цели (независимо от средств поражения).
При этом стоит отметить достаточно узкий фронт наступления штурмовых групп (порядка 100 метров на 30 человек), который уже сам по себе сужал сектор огневого воздействия для противника, тем самым облегчая ему задачу.
Такая узость фронта могла проистекать из движения бронегруппы колонной ввиду повышенной минной опасности и остановки машин на относительно небольших расстояниях друг от друга, что осложняло бы более широкое рассредоточение штурмовиков после спешивания.
Однако при надёжном подавлении атакуемой позиции и отсутствии серьёзного внешнего огневого воздействия на атакующих, в том числе кассетными боеприпасами, этот фактор не представляется критическим. Другое дело, что такое отсутствие внешнего огневого воздействия на атакующих должно обеспечиваться комплексным разведывательно-огневым обеспечением атакующих действий.
Напоминаю, что от фактора минной обстановки в принципе зависит возможность атаковать в развёрнутых по фронту боевых порядках (цепью, цепью с уступом, прямым или обратным клином). Ранее здесь уже отмечалась устойчивая тенденция к выполнению пехотных атак в колонну по одному, т.е., соответственно, с максимально узким фронтом, именно ввиду повышенной минной опасности.
В обоих случаях невозможность надёжно подавить оборону огнём своего стрелкового оружия в процессе сближения с атакуемой позицией, находясь при этом под огнём противника, на мой взгляд, говорит в первую очередь о принципиальной сложности обеспечения такого подавления и, как очевидное следствие, о критической значимости обеспечения внешней огневой поддержки атакующих (если речь не идёт об отдельных случаях внезапных атак со скрытным подходом, при которых внешнее огневое воздействие на атакуемую позицию вообще не оказывается).
Независимо от сторонних средств огневой поддержки, огневое воздействие на атакуемую позицию имеющимися в распоряжении самой пехоты средствами, безусловно, имеет важное значение.
Обстоятельства предполагают необходимость задействования взводов огневой поддержки с тяжёлым пехотным вооружением (что особенно актуально для атак бронегруппами с десантом при протяжённой серой зоне).
При этом возникает непраздный вопрос: не имеет ли смысла включение в структуру ВОПов расчётов операторов БПЛА? Функционал дронов в части непосредственной огневой поддержки пехоты и наименование взводов вполне себе намекают (кстати, ПТУРисты с хорошо наработанной моторикой управления ракетой, на мой взгляд, без особого труда могли бы освоить дроны на оптоволокне).
Правда, для эффективного использования ВОПов надо бы ещё не сливать обученные ВОПовские кадры в бестолковых штурмах.
Продолжение ниже ⬇️
Далее, при проведении пеших атак без задействования бронетехники (в условиях непротяжённой серой зоны) у нормальных командиров в принципе проработаны тактические варианты с разделением штурмовых групп на подгруппы, одна из которых как раз выполняет функции огневого обеспечения групповым оружием.
Между тем, на мой взгляд, имеет смысл подумать над разделением штурмовых групп на маневренную и огневую подгруппы и при организации атак бронегруппами с десантом (в дополнение к внешним средствам огневой поддержки). Если брать наиболее распространённый вариант малых опорников с небольшими гарнизонами, для штурма которых может задействоваться пара БМП с десантом порядка 15-20 человек, то такое разделение вполне реализуемо, тем более что заваливаться всей толпой на такие опорники смысла не имеет. По моему наивному разумению, лучше давить огнём, чем людской массой.
В этом случае сразу после спешивания огневая группа занимала бы позиции, применяясь к местности, и открывала огонь кам минимум на подавление, а маневренная максимально быстро сближалась бы с атакуемой позицией, не тратя ни лишнего времени на ведение огня (за исключением случаев критической необходимости), ни носимый боезапас, который с большим эффектом можно было бы расходовать непосредственно при зачистке атакуемой позиции.
Возможности высадки таких подгрупп по разнесённым точкам зависят от факторов минной обстановки, рельефа местности и наличия огневой поддержки атакуемой позиции с фланга.
При наличии (в том числе, ввиду недоработок самого противника) или создании (скажем, надлежащим инженерно-сапёрным обеспечением) относительно благоприятных условий представляется возможным разнесение этих точек с реализацией одного из стандартных вариантов, например: атаки с полуохвата при фронтальной поддержке, фронтальной атаки при поддержке с полуохвата, атаки с полуохвата на одном фланге при поддержке с полуохвата на другом фланге.
При отсутствии свободы манёвра с разнесением точек высадки маневренная подгруппа после спешивания может смещаться под прикрытием огневой подгруппы.
Отдельно отмечу, что, при всём многообразии средств дистанционного поражения и особой роли малых ударных дронов, штурмовые группы, доходящие до опорников, всё-таки вступают в контактный бой. Учитывая и данное объективное обстоятельство, и соображения о подгруппах, необходимо подчеркнуть важность хорошего владения индивидуальным и групповым оружием и тактическими приёмами.
Теперь непосредственно о фронтальном характере атак в обоих приведённых примерах.
К манёврам могут не располагать обстоятельства. В частности, фланговый (полу)охват может быть затруднён огневым воздействием со смежного опорного пункта противника. Между тем смею заметить, что комплексное обеспечение атаки должно в таком случае включать и подавление смежной позиции, воспрещающей манёвр штурмовой группы.
Сложная минная обстановка также требует соответствующего инженерно-сапёрного обеспечения атаки для расширения поля для манёвра, в первую очередь бронетехники штурмовой группы, от чего зависит наиболее благоприятная для последующего штурма точка высадки десанта. Т.е. обстоятельства необходимо стараться моделировать под себя всеми возможными способами.
Другое дело, что определяющую роль в возможности манёвра может играть рельеф, против которого не попрёшь. Например, при пехотных атаках по лесополкам их фронт ограничен шириной этих самых лесополок, пространства для манёвра нет, огневые подгруппы вообще вынуждены вести огонь поверх подползающих к атакуемой позиции штурмовиков. Опять же, какой-нибудь овраг, болото, заболоченный овраг и т.д. будут препятствовать манёвру бронетехники штурмовой группы.
Однако в обоих случаях рисуются фронтальные атаки с открытки. Более того, в первом случае развёртывание батальонной колонны на БМП в линию прямо намекает на отсутствие сплошных минных заграждений и, соответственно, наличие возможности для манёвра.
В общем, в планировании даже единой точки высадки десанта (при невозможности разнесения) необходимо ориентироваться на возможность захода хотя бы на полуохват атакуемой позиции.
Окончание ниже ⬇️
Между тем, на мой взгляд, имеет смысл подумать над разделением штурмовых групп на маневренную и огневую подгруппы и при организации атак бронегруппами с десантом (в дополнение к внешним средствам огневой поддержки). Если брать наиболее распространённый вариант малых опорников с небольшими гарнизонами, для штурма которых может задействоваться пара БМП с десантом порядка 15-20 человек, то такое разделение вполне реализуемо, тем более что заваливаться всей толпой на такие опорники смысла не имеет. По моему наивному разумению, лучше давить огнём, чем людской массой.
В этом случае сразу после спешивания огневая группа занимала бы позиции, применяясь к местности, и открывала огонь кам минимум на подавление, а маневренная максимально быстро сближалась бы с атакуемой позицией, не тратя ни лишнего времени на ведение огня (за исключением случаев критической необходимости), ни носимый боезапас, который с большим эффектом можно было бы расходовать непосредственно при зачистке атакуемой позиции.
Возможности высадки таких подгрупп по разнесённым точкам зависят от факторов минной обстановки, рельефа местности и наличия огневой поддержки атакуемой позиции с фланга.
При наличии (в том числе, ввиду недоработок самого противника) или создании (скажем, надлежащим инженерно-сапёрным обеспечением) относительно благоприятных условий представляется возможным разнесение этих точек с реализацией одного из стандартных вариантов, например: атаки с полуохвата при фронтальной поддержке, фронтальной атаки при поддержке с полуохвата, атаки с полуохвата на одном фланге при поддержке с полуохвата на другом фланге.
При отсутствии свободы манёвра с разнесением точек высадки маневренная подгруппа после спешивания может смещаться под прикрытием огневой подгруппы.
Отдельно отмечу, что, при всём многообразии средств дистанционного поражения и особой роли малых ударных дронов, штурмовые группы, доходящие до опорников, всё-таки вступают в контактный бой. Учитывая и данное объективное обстоятельство, и соображения о подгруппах, необходимо подчеркнуть важность хорошего владения индивидуальным и групповым оружием и тактическими приёмами.
Теперь непосредственно о фронтальном характере атак в обоих приведённых примерах.
К манёврам могут не располагать обстоятельства. В частности, фланговый (полу)охват может быть затруднён огневым воздействием со смежного опорного пункта противника. Между тем смею заметить, что комплексное обеспечение атаки должно в таком случае включать и подавление смежной позиции, воспрещающей манёвр штурмовой группы.
Сложная минная обстановка также требует соответствующего инженерно-сапёрного обеспечения атаки для расширения поля для манёвра, в первую очередь бронетехники штурмовой группы, от чего зависит наиболее благоприятная для последующего штурма точка высадки десанта. Т.е. обстоятельства необходимо стараться моделировать под себя всеми возможными способами.
Другое дело, что определяющую роль в возможности манёвра может играть рельеф, против которого не попрёшь. Например, при пехотных атаках по лесополкам их фронт ограничен шириной этих самых лесополок, пространства для манёвра нет, огневые подгруппы вообще вынуждены вести огонь поверх подползающих к атакуемой позиции штурмовиков. Опять же, какой-нибудь овраг, болото, заболоченный овраг и т.д. будут препятствовать манёвру бронетехники штурмовой группы.
Однако в обоих случаях рисуются фронтальные атаки с открытки. Более того, в первом случае развёртывание батальонной колонны на БМП в линию прямо намекает на отсутствие сплошных минных заграждений и, соответственно, наличие возможности для манёвра.
В общем, в планировании даже единой точки высадки десанта (при невозможности разнесения) необходимо ориентироваться на возможность захода хотя бы на полуохват атакуемой позиции.
Окончание ниже ⬇️
Касательно роли бронетехники, фактор непосредственной огневой поддержки пехоты бронемашинами штурмовой бронегруппы имеет весьма существенное значение.
Из описания второго примера можно предположить, что БМП использовались просто в качестве средства доставки штурмовиков. В первом же случае БМП вели огонь по атакуемой позиции, но этого огня очевидно не хватило для надёжного подавления атакуемой позиции.
При вероятной предпочтительности перевода наших бронемашин на 57-мм автоматическую пушку, имеющийся калибр 30 мм, казалось бы, вполне способен обеспечить достаточно эффективное огневое подавление пехоты. Как показывает практика, вражеские "Брэдли" в состоянии весьма результативно давить нашу пехоту огнём 25-мм автоматических пушек, т.е. дело явно не в калибре как таковом, причём там не только калибр, но и сами снаряды меньше (25 × 137 мм против наших 30 × 165 мм).
Кроме того, если говорить о непосредственной огневой поддержке штурмовых групп с дистанций от нескольких сотен метров и ближе, то и фактическая дальность прицельной стрельбы определяющей роли не играет.
Дело в системе управления огнём боевой машины, кучности стрельбы автоматической пушки, тактико-технических характеристиках используемых боеприпасов (в частности, наши осколочно-фугасные снаряды плохо работают на мягких грунтах, замедлитель срабатывает после зарывания снаряда в землю).
Плюс к этому, при современных средствах поражения, к которым добавились ещё и малые ударные дроны, ставшие сегодня главным бичом бронетехники, важнейшим фактором является также степень защищённости бронемашин, по которой "Брэдли" также уверенно опережают наши БМП (в том числе, в части устойчивости к подрывам на противотанковых минах, которые разбирают наши машины в хлам).
Однако объективное отставание наших БМП - это уже проблема иного уровня, которую при этом наша официозная медийка весьма топорно старается приглушить.
Наконец, помимо отмеченной Андреем Маркиным проблемы затруднительности создания паузы дезорганизации обороняющихся одним артиллерийско-миномётным воздействием при современных средствах наблюдения, связи и управления, отмечу ещё один небольшой тактический нюанс.
Ситуационная осведомлённость технологически продвинутого противника способна также нивелировать эффект скрытной подползающей атаки, которая предполагает обстрел атакуемой позиции миномётами малых калибров и АГС с прекращением или переносом огня при приближении подползающей штурмовой группы на расстояние броска ручной гранаты, когда штурмовики начинают имитировать продолжение обстрела бросками гранат для поддержания эффекта подавления практически до подползания вплотную к атакуемой позиции.
Действенность данного тактического приёма в высочайшей степени зависит от максимально благоприятствующих скрытному подходу условий местности и максимально возможной маскировки штурмовой группы от разведывательных БПЛА, в том числе с тепловизионными средствами наблюдения. Иначе, даже при наличии недостаточно просматриваемых непосредственно с атакуемой позиции участков, летающие глаза противника в сочетании с устойчивым контуром управления реализовать данный тактический приём не дадут.
Из описания второго примера можно предположить, что БМП использовались просто в качестве средства доставки штурмовиков. В первом же случае БМП вели огонь по атакуемой позиции, но этого огня очевидно не хватило для надёжного подавления атакуемой позиции.
При вероятной предпочтительности перевода наших бронемашин на 57-мм автоматическую пушку, имеющийся калибр 30 мм, казалось бы, вполне способен обеспечить достаточно эффективное огневое подавление пехоты. Как показывает практика, вражеские "Брэдли" в состоянии весьма результативно давить нашу пехоту огнём 25-мм автоматических пушек, т.е. дело явно не в калибре как таковом, причём там не только калибр, но и сами снаряды меньше (25 × 137 мм против наших 30 × 165 мм).
Кроме того, если говорить о непосредственной огневой поддержке штурмовых групп с дистанций от нескольких сотен метров и ближе, то и фактическая дальность прицельной стрельбы определяющей роли не играет.
Дело в системе управления огнём боевой машины, кучности стрельбы автоматической пушки, тактико-технических характеристиках используемых боеприпасов (в частности, наши осколочно-фугасные снаряды плохо работают на мягких грунтах, замедлитель срабатывает после зарывания снаряда в землю).
Плюс к этому, при современных средствах поражения, к которым добавились ещё и малые ударные дроны, ставшие сегодня главным бичом бронетехники, важнейшим фактором является также степень защищённости бронемашин, по которой "Брэдли" также уверенно опережают наши БМП (в том числе, в части устойчивости к подрывам на противотанковых минах, которые разбирают наши машины в хлам).
Однако объективное отставание наших БМП - это уже проблема иного уровня, которую при этом наша официозная медийка весьма топорно старается приглушить.
Наконец, помимо отмеченной Андреем Маркиным проблемы затруднительности создания паузы дезорганизации обороняющихся одним артиллерийско-миномётным воздействием при современных средствах наблюдения, связи и управления, отмечу ещё один небольшой тактический нюанс.
Ситуационная осведомлённость технологически продвинутого противника способна также нивелировать эффект скрытной подползающей атаки, которая предполагает обстрел атакуемой позиции миномётами малых калибров и АГС с прекращением или переносом огня при приближении подползающей штурмовой группы на расстояние броска ручной гранаты, когда штурмовики начинают имитировать продолжение обстрела бросками гранат для поддержания эффекта подавления практически до подползания вплотную к атакуемой позиции.
Действенность данного тактического приёма в высочайшей степени зависит от максимально благоприятствующих скрытному подходу условий местности и максимально возможной маскировки штурмовой группы от разведывательных БПЛА, в том числе с тепловизионными средствами наблюдения. Иначе, даже при наличии недостаточно просматриваемых непосредственно с атакуемой позиции участков, летающие глаза противника в сочетании с устойчивым контуром управления реализовать данный тактический приём не дадут.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Дорогой товарищ Лекс на днях прислал видео. Слава Богу, он в порядке, просто были накладки. Машинка сразу попала в работу, с ней пока тоже всё более-менее нормально, зацепило несильно. Но вот водитель выбыл по ранению. Благодарственные письма пока подвисли в отсутствие в батальоне официальных бланков. В обозримом будущем должны быть, просто выезды сильно ограничены.
Forwarded from Realdoc
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
По признанию зрителей, посмотревших первую часть тетралогии «У края бездны», фильм ошеломляет. Даже слишком. На фестивальных показах в первые минуты, когда зажигается свет, в залах царит гробовая тишина. Зритель приходит в себя, некоторое время возвращаясь в свою мирную реальность. У парней на фронте этого времени нет...
Сегодня вышел фильм второй — «Спасение "Малого"». Он о боевой взаимовыручке, о выборе между своей жизнью и жизнью друга, о внешних и личных мотивах бойцов "Сомали" идти дальше в пекло, несмотря ни на что.
Это погружение в городской бой как он есть. Фатальность происходящего вводит в оцепенение, но даже в секунде промедления кроется смерть. И на этом пути нет важнее этих двоих — твоего врага и твоего товарища. Первого ты должен убить, второго — спасти. Какой кровью и с каким риском ты это сделаешь? Ответ ищите во втором фильме тетралогии.
WINK (есть 4К)
KION (4К отдельно здесь)
OKKO (4К, работает в СНГ)
Кино1ТВ
DROM (работает на возвращенных территориях)
Каждую пятницу — новый эпизод.
Фильм создан исключительно на народные средства.
Расскажите о нём всем — друзьям, родственникам, коллегам. Перешлите этот пост дальше, сделайте репост, закиньте админам каналов (и ЭТОТ — пабликам в ВК). Выведем фильм в топ вместе!
Сегодня вышел фильм второй — «Спасение "Малого"». Он о боевой взаимовыручке, о выборе между своей жизнью и жизнью друга, о внешних и личных мотивах бойцов "Сомали" идти дальше в пекло, несмотря ни на что.
Это погружение в городской бой как он есть. Фатальность происходящего вводит в оцепенение, но даже в секунде промедления кроется смерть. И на этом пути нет важнее этих двоих — твоего врага и твоего товарища. Первого ты должен убить, второго — спасти. Какой кровью и с каким риском ты это сделаешь? Ответ ищите во втором фильме тетралогии.
WINK (есть 4К)
KION (4К отдельно здесь)
OKKO (4К, работает в СНГ)
Кино1ТВ
DROM (работает на возвращенных территориях)
Каждую пятницу — новый эпизод.
Фильм создан исключительно на народные средства.
Расскажите о нём всем — друзьям, родственникам, коллегам. Перешлите этот пост дальше, сделайте репост, закиньте админам каналов (и ЭТОТ — пабликам в ВК). Выведем фильм в топ вместе!
Некоторые соображения по вопросу выделения беспилотных сил в отдельный вид войск.
Мне в большей степени близка позиция, которую озвучивал Алексей Чадаев в феврале: беспилотники - это не "род войск", а сквозная технология, поэтому оформление беспилотных сил в отдельную структуру видится организационной ошибкой.
Товарищ Чадаев изменил свою позицию после истории с расчётом Эрнеста и Гудвина (цитирую): отдельный род войск - это, среди прочего, ещё и страховка от ситуации, когда операторов "списывают в штурма", к примеру, в результате конфликта с командиром.
Нюанс в том, что данная страховка пока, увы, гипотетична и достаточно эфемерна. Говорил об этом ещё в сентябре, когда мы уже наблюдали стрелковые части от ВКС и РВСН.
Также напоминаю, что те же инженерные и танковые войска, войска связи и артиллерия официально существуют в виде отдельных родов, но если не хватает пехоты, то соответствующие специалисты по ВУСам волшебным образом превращаются в пехоту. Т.е. никаких системных гарантий по факту всё ещё не просматривается.
Правда, при высочайшем внимании к предмету, некая страховка возможно всё же будет обеспечена. Но тут возникает другой вопрос - для кого? Для реальных специалистов своего дела или неких персонажей, которых запихнули на синекуру?
В этой связи возникает и вопрос относительно комплектования. Мы тут уже наблюдали разгоны внештатных структур, включая операторов, инженеров и техников БПЛА, с отправкой специалистов в пехотные порядки при одновременном формировании официальных подразделений БПЛА с набором новых штатов. Т.е. пока совершенно непонятно, попадут ли в эту новую структуру действующие профессионалы. Плюс к этому, кто и по каким критериям будет оценивать профессионализм? Не забываем про уже упомянутую выше синекуру.
На этом фоне, соответственно, вопрос с командными кадрами, включая высшее руководство беспилотных сил, также представляется весьма непраздным.
Ещё одним подводным камнем видится вопрос текущего и перспективного технического оснащения. На мой взгляд, есть неиллюзорные риски протаскивания под новую структуру формально определённой линейки поделий от персонажей, стремящихся к максимально возможной монополизации сектора, без адекватной гибкости и создания здоровой конкурентной среды.
Далее, с учётом создания отдельной структуры, пока непонятно, каким образом в войсках в целом будет реализовываться принцип той самой сквозной технологии. Ведь дроны - это именно что инструменты, крайне эффективные и критически значимые, для выполнения тех или иных задач в рамках боевой работы разных родов войск.
Если ситуация с выстраиванием разведывательно-огневых контуров для артиллерии и работающих в качестве средств огневой поддержки танков у нас более-менее налаживается, то каковы будут шансы на системную реализацию, например, контуров для пехоты: разведывательно-штурмовых (с сопровождением и корректировкой действий штурмовых групп за счёт летающих глаз) и ударно-штурмовых (с обеспечением прямой огневой поддержки штурмовых групп малыми ударными дронами)? Или "вам по штату не положено"?
Если всё-таки выводить армию на современный уровень оснащённости, то первоочередной задачей видится внесение корректив в уже существующие организационно-штатные структуры, в каковые структуры дроны различных видов и типов абсолютно органично вписываются именно как инструменты сообразно своему актуальному функционалу.
В частности, в подразделениях тактической разведки - разведывательные БПЛА (коптеры и крылья); во взводах огневой поддержки - малые ударные БПЛА (камикадзе и бомберы); в группах эвакуации и снабжения - транспортные дроны (наземные и воздушные); в сапёрных подразделениях - дроны минирования и разминирования (наземные и воздушные); в противотанковых подразделениях - БПЛА-камикадзе; в подразделениях ПВО - БПЛА-перехватчики и т.п.
Также сейчас, на мой взгляд, было бы вполне целесообразно использовать опыт противника в создании отдельных формирований ударных БПЛА под особые задачи, а вот на обозримую перспективу однозначно стоило бы уже озаботиться созданием беспилотоцентричных общевойсковых бригад нового типа.
Мне в большей степени близка позиция, которую озвучивал Алексей Чадаев в феврале: беспилотники - это не "род войск", а сквозная технология, поэтому оформление беспилотных сил в отдельную структуру видится организационной ошибкой.
Товарищ Чадаев изменил свою позицию после истории с расчётом Эрнеста и Гудвина (цитирую): отдельный род войск - это, среди прочего, ещё и страховка от ситуации, когда операторов "списывают в штурма", к примеру, в результате конфликта с командиром.
Нюанс в том, что данная страховка пока, увы, гипотетична и достаточно эфемерна. Говорил об этом ещё в сентябре, когда мы уже наблюдали стрелковые части от ВКС и РВСН.
Также напоминаю, что те же инженерные и танковые войска, войска связи и артиллерия официально существуют в виде отдельных родов, но если не хватает пехоты, то соответствующие специалисты по ВУСам волшебным образом превращаются в пехоту. Т.е. никаких системных гарантий по факту всё ещё не просматривается.
Правда, при высочайшем внимании к предмету, некая страховка возможно всё же будет обеспечена. Но тут возникает другой вопрос - для кого? Для реальных специалистов своего дела или неких персонажей, которых запихнули на синекуру?
В этой связи возникает и вопрос относительно комплектования. Мы тут уже наблюдали разгоны внештатных структур, включая операторов, инженеров и техников БПЛА, с отправкой специалистов в пехотные порядки при одновременном формировании официальных подразделений БПЛА с набором новых штатов. Т.е. пока совершенно непонятно, попадут ли в эту новую структуру действующие профессионалы. Плюс к этому, кто и по каким критериям будет оценивать профессионализм? Не забываем про уже упомянутую выше синекуру.
На этом фоне, соответственно, вопрос с командными кадрами, включая высшее руководство беспилотных сил, также представляется весьма непраздным.
Ещё одним подводным камнем видится вопрос текущего и перспективного технического оснащения. На мой взгляд, есть неиллюзорные риски протаскивания под новую структуру формально определённой линейки поделий от персонажей, стремящихся к максимально возможной монополизации сектора, без адекватной гибкости и создания здоровой конкурентной среды.
Далее, с учётом создания отдельной структуры, пока непонятно, каким образом в войсках в целом будет реализовываться принцип той самой сквозной технологии. Ведь дроны - это именно что инструменты, крайне эффективные и критически значимые, для выполнения тех или иных задач в рамках боевой работы разных родов войск.
Если ситуация с выстраиванием разведывательно-огневых контуров для артиллерии и работающих в качестве средств огневой поддержки танков у нас более-менее налаживается, то каковы будут шансы на системную реализацию, например, контуров для пехоты: разведывательно-штурмовых (с сопровождением и корректировкой действий штурмовых групп за счёт летающих глаз) и ударно-штурмовых (с обеспечением прямой огневой поддержки штурмовых групп малыми ударными дронами)? Или "вам по штату не положено"?
Если всё-таки выводить армию на современный уровень оснащённости, то первоочередной задачей видится внесение корректив в уже существующие организационно-штатные структуры, в каковые структуры дроны различных видов и типов абсолютно органично вписываются именно как инструменты сообразно своему актуальному функционалу.
В частности, в подразделениях тактической разведки - разведывательные БПЛА (коптеры и крылья); во взводах огневой поддержки - малые ударные БПЛА (камикадзе и бомберы); в группах эвакуации и снабжения - транспортные дроны (наземные и воздушные); в сапёрных подразделениях - дроны минирования и разминирования (наземные и воздушные); в противотанковых подразделениях - БПЛА-камикадзе; в подразделениях ПВО - БПЛА-перехватчики и т.п.
Также сейчас, на мой взгляд, было бы вполне целесообразно использовать опыт противника в создании отдельных формирований ударных БПЛА под особые задачи, а вот на обозримую перспективу однозначно стоило бы уже озаботиться созданием беспилотоцентричных общевойсковых бригад нового типа.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Очередной сигнал о ситуации с ранеными в штурмовых ротах 109 мсп в оперативном подчинении 132 омсбр (Торецкое направление).
Как сообщает Юлия, её родной брат Волков Дмитрий Павлович, призванный по мобилизации 15.10.2022, в ходе выполнения боевой задачи 03.10.2024 получил осколочные ранения нижних конечностей, лишился пальца, содержался в подвале медроты, надлежащего лечения и реабилитации не получил, передвигается с трудом, но 30.11.2024 отправлен назад в боевые порядки.
В личке Юлия дополнительно написала: Он уже год без отпуска. Отпуск по ранению не дали. У нас двоюродный брат уже погиб там, похоронили в октябре.
Разумеется, на войне бывает всякое (если вы понимаете, о чём я), но! проблемы с эвакуацией раненых, лечением, реабилитацией, отпусками по ранению, отправкой недолеченных и инвалидов на передок объективно есть (нам их не ципсохохлы подкидывают).
Заявление в Главную военную прокуратуру Юлия отправила, но данное обращение попросила опубликовать, поскольку реакция на заявление может опоздать.
Как сообщает Юлия, её родной брат Волков Дмитрий Павлович, призванный по мобилизации 15.10.2022, в ходе выполнения боевой задачи 03.10.2024 получил осколочные ранения нижних конечностей, лишился пальца, содержался в подвале медроты, надлежащего лечения и реабилитации не получил, передвигается с трудом, но 30.11.2024 отправлен назад в боевые порядки.
В личке Юлия дополнительно написала: Он уже год без отпуска. Отпуск по ранению не дали. У нас двоюродный брат уже погиб там, похоронили в октябре.
Разумеется, на войне бывает всякое (если вы понимаете, о чём я), но! проблемы с эвакуацией раненых, лечением, реабилитацией, отпусками по ранению, отправкой недолеченных и инвалидов на передок объективно есть (нам их не ципсохохлы подкидывают).
Заявление в Главную военную прокуратуру Юлия отправила, но данное обращение попросила опубликовать, поскольку реакция на заявление может опоздать.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Обращение от Дианы, супруги военнослужащего по контракту Стеценко Александра Анатольевича. Речь опять про 109 полк, и в фокусе внимания снова 3 батальон полка.
Как сообщает Диана, её муж ещё зимой получил тяжёлую контузию с переломом двух рёбер (которые в итоге срослись неправильно) и защемлением в крестцовом отделе позвоночника (в результате чего при наклоне головы немеют ноги).
30.07.2024 получил осколочные ранения верхней части правого бедра и нижней части левого предплечья. В руке перебиты две кости, повреждены сухожилия и нервы, осколки не извлечены, кости срослись неправильно, рука нормально не функционирует. Также остался осколок в ноге, которая при длительный ходьбе отнимается.
25.11.2024 Александра возили в больницу, где ему сделали снимки руки, рекомендовали операцию и дали направление на консультацию по месту жительства. В тот же день его вернули в боевые порядки.
27.11.2024 его вывели с позиций по медотводу, 30.11.2024 свозили в больницу, но признали годным и опять вернули в боевые порядки.
Как сообщает Диана, её муж ещё зимой получил тяжёлую контузию с переломом двух рёбер (которые в итоге срослись неправильно) и защемлением в крестцовом отделе позвоночника (в результате чего при наклоне головы немеют ноги).
30.07.2024 получил осколочные ранения верхней части правого бедра и нижней части левого предплечья. В руке перебиты две кости, повреждены сухожилия и нервы, осколки не извлечены, кости срослись неправильно, рука нормально не функционирует. Также остался осколок в ноге, которая при длительный ходьбе отнимается.
25.11.2024 Александра возили в больницу, где ему сделали снимки руки, рекомендовали операцию и дали направление на консультацию по месту жительства. В тот же день его вернули в боевые порядки.
27.11.2024 его вывели с позиций по медотводу, 30.11.2024 свозили в больницу, но признали годным и опять вернули в боевые порядки.
Из сообщения в личке: В медроте из-за того, что девочки видео скинули, отобрали связь - все кнопочные телефоны, про сенсорные я уже молчу. Да, речь всё про тот же 109 стрелковый полк 132 бригады.
109 полк не является каким-то исключительным примером, проблемы в целом типичны для многих наших частей. При этом в каких-то частях эти проблемы всё же так или иначе решаются, в том числе со сменой командного состава.
Тут в качестве примера могу привести 1307 полк (мы ему не так давно помогали с птицами), в котором в своё время всё тоже было крайне неблагостно (цитирую):
Раньше наш полк за глаза называли полком смерти. Ходили всякие шутки, что нас по ходу проиграли в карты и прочее. Попасть сюда было всё равно что получить чёрную метку...
А теперь это не так. Мы больше не полк смерти, потери у нас минимальные. И мы сделаем всё, чтобы так оно и оставалось.
Но вот в ситуации со 109 полком никаких позитивных подвижек до сих пор не наблюдается. Вместо этого, там продолжают драконить личный состав и отправлять небоеспособных людей на позиции.
В качестве примера отсылаю к данному посту месячной давности от документалиста и гуманитарщика Натальи Батраевой, руководителя волонтёрской группы СТАЛКЕР_фронту. Ранее, ещё в июле, в группе также публиковалось обращение от непосредственного участника событий с описанием неблагостных реалий в полку. Что мне ещё передали сейчас по цепи с земли, я цитировать пока не буду.
109 полк не является каким-то исключительным примером, проблемы в целом типичны для многих наших частей. При этом в каких-то частях эти проблемы всё же так или иначе решаются, в том числе со сменой командного состава.
Тут в качестве примера могу привести 1307 полк (мы ему не так давно помогали с птицами), в котором в своё время всё тоже было крайне неблагостно (цитирую):
Раньше наш полк за глаза называли полком смерти. Ходили всякие шутки, что нас по ходу проиграли в карты и прочее. Попасть сюда было всё равно что получить чёрную метку...
А теперь это не так. Мы больше не полк смерти, потери у нас минимальные. И мы сделаем всё, чтобы так оно и оставалось.
Но вот в ситуации со 109 полком никаких позитивных подвижек до сих пор не наблюдается. Вместо этого, там продолжают драконить личный состав и отправлять небоеспособных людей на позиции.
В качестве примера отсылаю к данному посту месячной давности от документалиста и гуманитарщика Натальи Батраевой, руководителя волонтёрской группы СТАЛКЕР_фронту. Ранее, ещё в июле, в группе также публиковалось обращение от непосредственного участника событий с описанием неблагостных реалий в полку. Что мне ещё передали сейчас по цепи с земли, я цитировать пока не буду.