Ждём взаимное объявление о победе.

На границе опять стрельба - то ли не до всех довели приказ (или довели специфическим образом), то ли в воздухе чувствуется дух Каргила.

Тогда гражданские власти Пакистана вовсю договаривались с индийцами о разрядке, а армейские подразделения в то же время просачивались через Линию контроля, и Шариф неожиданно узнал о том, что его страна втянулась в конфликт, от индийской стороны.

Сообщения о нарушении прекращения огня исходят от главы правительства Джамму и Кашмира Омара Абдуллы — как может догадаться сведущий в региональной индийской политике читатель, он приходится родственником (внуком) Шейху Абдулле, сыгравшему ключевую роль в событиях 1947-1948 гг.

Биография Шейха Абдуллы в независимой Индии отличалась извилистостью. В 1948-1953 гг. он возглавлял кашмирское правительство, потом сидел в индийской тюрьме по обвинению в сепаратистском заговоре. В 1964 году его из тюрьмы освободили: надо было вести переговоры с Пакистаном и требовался посредник. Шейх Абдулла направился в пакистанский Кашмир, где он уже воспринимался не как «коллаборационистское отребье», а как «герой мирного сопротивления». Потом отношения с индийским правительством опять испортились, Шейх Абдулла был изгнан из Кашмира, но в 1975 году его партия выиграла выборы и он опять стал во главе штата.

Абдулла был идеальным медиатором на индийско-пакистанских переговорах — во многом потому, что он, кашмирский сепаратист, с равным скепсисом относился и к Индии, и к Пакистану. Впрочем, под конец жизни он слишком активных требований о кашмирской независимости не выдвигал и на момент смерти в 1982 году был вполне встроен в индийскую политику.

Для индусских националистов Шейх Абдулла все эти десятилетия был врагом едва ли меньшим, чем пакистанское правительство. Лидер пятой колонны, заложивший под индийскую конституцию мину замедленного действия в виде 370 статьи, враг кашмирских индусов — вот как-то так. К этому добавились и обвинения в семейственности — в 1982 году руководство «Национальной конференцией» и кресло председателя кашмирского правительства фактически перешли по наследству к старшему сыну, Фаруку Абдулле.

Шейх Абдулла был женат на дочери управляющего отелем из кашмирско-европейской семьи, Фарук Абдулла вообще женился на англичанке, так что его сына Омара Абдуллу этническим кашмирцем можно называть с некоторой долей условности. Тем не менее, Омар в 2009-2015 гг. тоже возглавлял кашмирское правительство, после отмены автономии несколько месяцев посидел в тюрьме, но в 2024 году привёл свою партию к убедительной победе на региональных выборах и вновь возглавил Кашмир. Как и у отца с дедом, отношения с Дели и Исламабадом у него сложные.

https://youtu.be/NvgjlNa5bxs — завтра будем здесь много говорить про Кашмир и индийско-пакистанский конфликт

Каждый раз, когда обостряются отношения с Пакистаном, обязательно прилетает по сети пекарен Karachi Bakery. Вот и вчера в Хайдарабаде группа активистов заявилась в заведение и стала предъявлять: чего это они вообще, почему пекарня названа в честь крупнейшего пакистанского города, тут что, иностранные агенты собираются? Активистов выпроводили, скандал замяли.

Грустная ирония состоит в том, что сеть пекарен 70 лет назад основал Кханчанд Рамнани, индус-синдхи, бежавший из Карачи в 1947 году. Естественно, никаких тёплых чувств к Пакистану он не испытывал, а заведение назвал в честь того наполовину индусского Карачи, где прошли его детство и юность. Но кого это теперь волнует?

К вопросу о городе Карачи решил вспомнить вот о чём: в Пакистане до сих пор есть индусы и их не так уж мало — примерно 5,2 миллиона человек, население небольшой европейской страны. Практически все пакистанские индусы живут в провинции Синд и её главном городе Карачи. Почему так получилось?

Синд вообще-то является очень рано исламизированной территорией, с раннего средневековья здесь существовало мусульманское большинство, а доля индусов на рубеже XIX-XX вв. колебалась где-то в районе 20-25%. Когда начались разговоры о создании Пакистана, то сразу подразумевалось, что уж Синд-то войдёт в его состав целиком, никакого раздела не будет.

Возможно именно из-за этой определённости 1947 год в Синде прошёл относительно гладко. Ну как «гладко», в Карачи и окрестностях были погромы, уехало больше половины местных индусов. Но, в сравнении с зомби-апокалипсисом развернувшимся в соседнем Панджабе, Синд был просто оазисом спокойствия. Во всяком случае, индусская община здесь делилась по принципу «решили уехать/решили остаться», а не по принципу «смогли/не смогли добежать до границы».

Место уехавших из Карачи индусов массово занимали урдуязычные мигранты-мухаджиры. С ними у местных мусульман-синдхи отношения не сложились, на этом фоне оставшиеся индусы, хоть и «идолопоклонники», но свои, стали восприниматься лучше. В Карачи сейчас живёт 200 тыс. индусов — в абсолютных цифрах больше , чем до 1947 года.

Но большая часть индусов-синдхи живёт в сельской местности, в пустынной восточной часи штата. В пограничном с Индией округе Тхарпаркар индусов больше 40%, а в соседнем Умеркоте вообще индусское большинство.

Умеркот — единственный округ в Пакистане с индусским большинством

Немного статистики и сравнения с Панджабом: в 1941 году индусы и сикхи в сумме составляли 27% населения Синда и 22,4% населения западных районов Панджаба. Сейчас в Синде доля индусов и сикхов 8,9%*, а в пакистанском Панджабе 0,15%.

*индусские организации Синда утверждают, что на самом деле 14%, но верим официальным данным

Если панджабцы-мусульмане в XX веке на сто процентов приняли новую пакистанскую идентичность, отказавшись даже от статуса собственного языка в пользу урду, то с мусульманами-синдхи всё вышло немного сложнее. До 1947 года они поддерживали местную регионалистсткую партию Иттихад, в которой не последнюю роль играло семейство Бхутто. В 1947 году Бхутто и синдхи в целом Пакистан приняли, но с некоторыми оговорками: хотелось бы реальной федерализации, официального статуса синдхи, хотелось бы, чтобы в Карачи мигранты-мухаджиры не отнимали все рабочие места, а на общенациональном уровне пуштуны и панджабцы поделились бы властью.

Идея отделения от Пакистана и создания независимого государства Синдхудеш массовой поддержкой не пользуется, но сепаратистские группы есть. Внутри Пакистана они в основном занимаются акциями против мухаджиров и китайских компаний, а вот в диаспоре топят именно за независимость. Излишне говорить, что идея Синдхудеш пользуется популярностью среди индийцев, особенно среди перебравшихся в Индию индусов-синдхи.

В индийском интернете очень любят пофантазировать про то, как пакистанцам в тыл ударят белуджи, Синдхудеш объявит независимость и вообще будет полное счастье.

В связи с пакистанскими индусами решил вспомнить одну очень важную историю: в декабре 2019 года индийский парламент принял поправки к закону о гражданстве, вызвавшие массовые протесты в том лагере, который в Индии называется «светским». Протестовал Конгресс и активисты коммунистических партий, студенты университета им. Джавахарлала Неру, возмущение выразило Управление ООН по правам человека и городской совет Сиэтла, штат Вашингтон. В общем, буря поднялась знатная, хотя в русскоязычное пространство новости практически не попадали.

Из-за чего всё началось? Поправки вводили упрощённый порядок получения гражданства для выходцев из Пакистана, Афганистана и Бангладеш. Вот только этот упрощённый порядок распространялся на представителей определённых религий: индусов, джайнов, буддистов, сикхов, парсов и христиан. Нетрудно заметить, что одной очень крупной религии в списке нет.

Админ испытывал что-то вроде когнитивного диссонанса. С одной стороны, левый секулярный лагерь в Индии был ему чисто по-человечески весьма симпатичен. С другой стороны…эээ, вы сейчас серьёзно? Вы протестуете из-за того, что правительство фактически приняло приняло программу по защите интересов пакистанских и бангладешских индусов? Этим группам очень непросто живётся, если им становится несколько легче, то это ведь можно только приветствовать, нет? Да, в список не включены мусульмане, но если их включить, то закон потеряет смысл, распространившись на всех граждан упомянутых стран. И потом — мусульмане вроде бы не сталкиваются в Пакистане с дискриминацией по религиозному принципу?

(В скобках отмечу, что закон окончательно проблемы не решал: он касался тех, кто прибыл в Индию до 2014 года. Прочим беженцам и сейчас часто приходится проходить все круги бюрократического ада)

Да, можно было подозревать, что правящие индусские националисты вслед за этими поправками готовят какую-то пакость в отношении гражданских правд индийских мусульман — вот только это были именно подозрения и они не оправдались. Можно было говорить, что самой идее общинного деления в законодательстве светского государства места нет — и такая позиция вызывает уважение. Вот только в индийском семейном кодексе это деление присутствовало изначально и эта ситуация «светский лагерь» почему-то устраивала. Наоборот, когда Нарендра Моди решил это деление потихоньку упразднять, то «светскому лагерю» это не очень понравилось.

Резюмируя: редакция Шлема не особо восхищается БДП (и тем более, политикой БДП в отношении меньшинств), но про то, что в англоязычной прессе описывается как far-right legislative initiatives часто ничего плохого сказать не может .

Мизорам стал первым официально признанным штатом Индии, достигшего результата 100%-ой грамотности. Для штата, живущего в таких непростых условиях (граница с Бангладеш и Мьянмой, постоянные проблемы с коммуникациями и инфраструктурой, непростая ситуация с безопасностью) - очень крутой результат, даже если у них действует модель Кералы, где навык "расписаться на бумажке" приравнивается к грамотности. А так вообще очень интересный штат Индии.

Если позволите, админ продолжит говорить про находящуюся в процессе написания книгу. Про цели и задачи работы было уже сказано раньше. Про географические рамки тоже особенно объяснять не нужно — нас интересует то, что происходило в границах территорий, управляемых вице-королём как прямо (собственно «Британская Индия») так и косвенно (княжества). Да, в обозначенное пространство попадают не интересующие нас Бирма и Аден, но это всё частности, с географией дело ясное. А вот какие у нас будут хронологические рамки?

Можно писать про всю новую и новейшую историю Индии. Ост-Индская компания, Сипайское восстание, национальное движение, Ганди, независимость и т. д. Это профанация. В лучшем случае, у нас получится новый учебник, в худшем случае — какая-нибудь «История Индии за 90 минут». Мы не собираемся устраивать тут сжатый пересказ англоязычной википедии, поэтому на весь период XIX-XX вв. не замахиваемся.

Можно сконцентрироваться на каком-нибудь знаменательном событии. 1947 год или хоть то же сипайское восстание. Но тогда мы будем двигаться к созданию обычной монографии, а у читателя не будет ответа на вопрос «откуда взялись поминаемые здесь люди?». И это я молчу про то, что по большинству «громких» тем вполне себе читабельные монографии присутствуют — нет нужды делать ту работу, которая уже сделана.

Мы пойдём по срединному пути. Наша история будет начинаться в 1885 году и заканчиваться в 1915. В 1885 году был создан Индийский национальный конгресс, это считается отправной точкой в истории национального движения. А в 1915 году, после многих лет проведённых в Южной Африке, в Индию вернулся Ганди и это, в некотором смысле, событие не менее ключевое.

Но, если честно, даты выбраны до некоторой степени произвольно. Главное, что мы концентрируемся на рубеже XIX-XX вв. Термин Belle Epoque к индийской истории обычно не применяется, но вы, надеюсь, поняли, о чём идёт речь. Три десятилетия перед Мировой войной — колониальные империи нерушимы, Британская империя нерушима особенно, поступь прогресса неостановима, а Ганди молод.

В обзорных работах по индийской истории выбранному нами периоду обычно чрезмерного внимания не уделяется: сипаи уже закончились, национально-освободительное движение ещё не развернулось во всю ширь. Ну Конгресс основали (кто? зачем?), ну была какая-то не очень понятная суета в Бенгалии в 1905 году (почему потребовалось эту Бенгалию делить? почему всем это так не понравилось?), ну кинули в британских чиновниках несколько бомб (кто кидал? сторонники Конгресса или нет?), потом начинается ПМВ, ну а дальше всё ясно — Ганди, Неру, гражданское неповиновение и т. д. и т. п.

Не очень богатый на события период — но сразу после него следует революция, в центре которой стоит Ганди. Иными словами, к 1915 году к этой революции уже всё было готово. Иными словами, в выбранный нами период, в соответствии с бессмертным учением Бенедикта Андерсона, на самом деле и происходило формирование единой индийской политической нации. Если в 1885 году идея индийского национализма только зарождается в умах крайне ограниченной группы лиц в Бомбее, Калькутте и Мадрасе, то к началу ПМВ они уже разделяются обществом — кстати, само «общество» тоже примерно в период 1885-1915 гг. и возникает.

Если мы пишем про национально-освободительное движение, то у нас есть два плохих пути. Когда-то я писал про то, как вредно вляпываться обеими ногами в национально-освободительный нарратив. Не менее вреден и путь номер два: неиронично нацепить на себя пробковый шлем и, спятив как мартовский заяц, начать вещать про бремя белого человека и «при лорде Керзоне порядок то был!». Справедливости ради, сейчас распространена несколько иная версия подобного подхода: объяснять любое действие любого человека или любой группы лиц в пределах Южной Азии Хитрым планом Лондона.

Конечно, хорошие работы по индийской истории в первый и второй вариант обычно не скатываются, но авторы концентрируются практически всегда на национально-освободительном движении, а у читателя складывается убеждение, что в Индии кроме него ничего и не было

Мы же опять попытаемся выбрать срединный путь, о котором расскажем чуть позже.

Итак, в чём будет наш «срединный путь» в рассказе про индийское антиколониальное движение?

Во-первых, будем исходить из того, что у нас нет послезнания про 1947 год. На заре XX века мы не имеем никаких оснований полагать, что Британская империя рухнет. Кстати, оснований так полагать не имеют и участники национального движения, которые в тот период скорее хотели не независимости, а переформатирования отношений с Лондоном по канадско-австралийскому образцу.

Более того, сам термин «национальное движение» мы должны употреблять с большой осторожностью. Скорее следовало бы говорить про политизированную часть индийского общества, интересующуюся политикой. И «политика» здесь вовсе не замыкается на отношениях с администрацией вице-короля. Городское управление, социальные преобразования, формирование отношения к собственному прошлому — это всё «политика» в широком смысле слова. Ну и конечно споры между умеренными и радикалами, индусами и мусульманами, бенгальцами и маратхами, куда ж без этого.

И главное: мы не хотим, чтобы у читателя создалось впечатление, что индийцы рубежа XIX-XX вв. занимались исключительно политической борьбой. В стране вообще-то были и другие активности. Армия постоянно участвовала в каких-то локальных (и не очень) конфликтах. Была, извините, экономика. Строились железные дороги, стремительно росли города, звонили первые телефоны и ехали первые автомобили, Рабиндранат Тагор стихи писал. В общем, в книге мы постараемся сделать так, чтобы соотношение «политического» и «неполитического» хотя бы иногда приближалось к 50/50.

Возникает ещё одна проблема: как бы нам сделать так, чтобы писать не только про высококастовых индусов с британским образованием? Ведь есть ещё огромное количество людей, про которых мы знаем гораздо меньше исключительно потому, что они про себя не писали — крестьяне, представители низших каст, женщины. Ну или три в одном: низкокастовые женщины из сельской местности.

Стоп, админ, ты же ничего нового не говоришь, просто начинаешь нам пересказывать положения школы Subaltern Studies — самого модного из того, что появилось в индийской гуманитарной науке за последние десятилетия. Ранаджит Гуха, Партха Чаттерджи, неограмшианство всякое.

Так скажут наши прошаренные читатели и будут полностью правы — в нашей книге вообще ничего нового не планируется. Но наработки про субалтернов мы действительно используем, попытавшись дать голос тем, кого обычно не очень замечают. Но к оптике школы у нас есть вопросы. И дело даже не в том, что от имени субалтернов обычно говорят образованнейшие бенгальские брахманы, переехавшие в Калифорнию или Нью-Йорк любой заговоривший субалтерн автоматически субалтерном быть прекращает. Дело в том, что мы не согласны с тем, что эти самые «молчащие» группы следует искать в горных деревнях или хотя бы в городских трущобах. Нам кажется, что колониальные чиновники-индийцы — это тоже в некотором роде субалтерны. Равно и индийские предприниматели. Равно и бескрайний мир княжеской Индии. Равно и первые индийские феминистки. Да иными словами всё, что за пределами Индийского национального конгресса.

Что ещё мы будем стараться учитывать в книге? То, что пишем мы всё-таки для русскоязычного читателя, поэтому связи Индии с Российской империей для нас интереснее, чем аналогичные связи с Германией/Францией/Японией. И Россия, насколько это вообще возможно, в нашем повествовании будет появляться. Переписка Ганди с Толстым, размышления Ленина об индийских радикалах, самые разные путешественники, которых в интересующий нас период заносило в Южную Азию — от цесаревича Николая до Чехова или Корнилова. Ну и то, как в это время в Индии воспринимают Россию, тоже весьма занимательно.

Ну и главное: как всё это совмещать в рамках одной книги? Политика, экономика, Ганди, Конгресс, вице-короли, железные дороги и кинематограф… Мы поступим так: раз мы рассматриваем период 1885-1915 гг., то мы и взглянем на индийскую историю тридцать и один раз, из каждого года. Возьмём год 1885 и попытаемся понять: что вообще было в Индии интересного в этом году, помимо основания Конгресса? А чем занимался Ганди? Тагор? Вивекананда? И нельзя ли всё это как-то связать в единое повествование?

Мы, в некотором смысле, будем повторять метод Флориана Иллиеса,но это не страшно. Во-первых, это не повторение, а оммаж, во-вторых, в книге ведь ничего нового не будет, я вас уже успел предупредить.

Это будет нечто вроде путеводителя по Индии рубежа веков. Государство же, которое в этот момент занимало почти всю территорию Южной Азии, называли «Британским Раджем». Или просто «Радж» — правление. Таким и будет рабочее название — Путеводитель по Раджу.

Постоянные читатели канала подтвердят, что рекламы тут всегда было мало, и вообще монетизацией мы не грешили. «Пробковый шлем» всегда был личным блогом, где публикуются случайные мысли про Южную Азию — админ его вёл и будет вести для своего удовольствия. А если из этого пытаться делать работу, то никакого удовольствия не останется — так думаю.

Но книга — это другое дело. Это большой проект, который уже съел много времени, а съест ещё больше. К чему я это всё веду — я завожу Бусти и буду рад вашей поддержке.

С этим каналом ничего страшного не случится: здесь по-прежнему будут появляться самые разные посты. Но есть истории и материалы, которые слишком велики для канала, в книгу по разным причинам не попадут и слишком интересны, чтобы про них можно было забыть. Вот их-то я и буду публиковать для платных подписчиков. Для тех, кто подпишется на более высокий уровень, появится возможность заказать дополнительные тексты на интересующие вас темы.

Вообще, там есть целая система уровней подписки, устроенная по образу и подобию нежно нами любимой салютной системы в Британской Индии.

В общем, ждём всех желающих в новом филиале Шлема. Послезавтра там выйдет первый текст.

В 1896 году одна из бенгальских газет рассказала читателям о некоем адвокате М. К. Ганди, который безуспешно вёл борьбу за избирательные права индийцев в Южной Африке. Это было чуть ли не первое упоминание Ганди в индийской прессе, но нам в статье интересно совершенно другое. Автор заметки сетовал: индиец может быть членом британского парламента, может командовать бразильской армией, а вот голосовать в Южной Африке не может.

Стоп, подумал, админ, читавший эту газетную статью. Член парламента — это Дадабхаи Наороджи, один из основателей Конгресса, который действительно сумел избраться в палату общин. А вот что за бразильский офицер имеется в виду? Не присочинил ли автор?

Нет, история вполне реальная. Естественно, бразильской армией интересующий нас персонаж не командовал, но офицером в Бразилии скорее всего был. «Скорее всего» — потому, что в его мюнгхаузеновской биографии правду от вымысла отделить очень сложно. Но мы это сделать всё же попробуем — а заодно попробуем понять, почему его биография так интересовала и вдохновляла индийцев на рубеже XIX-XX вв.

(А за продолжением рассказа я вас бессовестно отсылаю в филиал Шлема на Бусти. Это только первая часть первого из текстов, подписывайтесь) — https://boosty.to/raaj/posts/c2613504-2e50-49cd-9b02-f7ae5f8141a9