Я у мамы богослов

«Мыслю, следовательно существую», – говорил основатель философского рационализма Рене Декарт. Шлейермахер, наверное, сказал бы примерно так: «Чувствую, следовательно существую». И именно на противопоставлении рационального и чувственного строится разница между рационализмом и романтизмом. Разум в рационализме является эпистемологической категорией. То же можно сказать и о чувствах в философии романтизма.

Фридрих Шлейермахер, весьма болезненно переносивший удары модернизма по родной для него лютеранской церкви, увидел в романтизме способ избежать конфронтации с господствовавшей тогда наукой. Сокращая Бинцаровского, так опишем суть богословского либерализма: этот метод предлагает построить религию не на разуме, а на чувствах, соответственно, для Шлейермахера религия представляла собой чувство зависимости от Бога. Христианин Шлейермахера должен был ощущать свою связь с Богом, чувствовать, что Бог живет в нем, наслаждаться Богом в своих чувствах. Бог в такой системе является не объектом познания, а содержанием чувства или опыта.

Таким образом, самым высоким апофеозом романтического богословия являлась идея, что, как сказал Бинцаровский, «богословие рождается из религиозного опыта».

Легко заметить, что богословие, взявшее за эпистемологический метод религиозный опыт, обречено на субъективизм, отрицающий, хоть и не всегда прямо и открыто, объективное откровение. В такой системе никто не может претендовать на окончательное, объективно правильное знание о Боге, то есть каждое знание о Боге вполне уместно, ведь построено на личном опыте-откровении.

Гарольд Браун отмечает, что Шлейермахер настолько изменил обусловленность теологического дискурса, что после него самые умудренные умы в протестантизме изъяли из своего словаря слово «ересь». Не это ли мы сегодня видим во многих евангельских церквях? Истина чувствуется из опыта, а не «знается» из догматики, она постигается неким интуитивным порывом, иногда ее нельзя выразить словами. Ортодокс - это тот, кто чувствует и чувствует так, как чувствует лидер группы или движения. В такой доведенной до крайности пост-христианской и очень либеральной по своей сути религии догма становится мертвой буквой, не достойной того, чтобы в нее верить или на ней основывать свою веру. Но смерть догмы всегда является и смертью ереси, стоит ли удивляться, что мы пришли к тому, что вполне себе консервативный пастор [к сожалению, нынешнее определение консерватизма сводится к отношению к ЛГБТ: либералы «за», а консерваторы - «против»] может считать, что единственная ересь - это существование ересей?

www.group-telegram.com/nl/reformedtheologyandmemes.com/80

832 viewsSep 26, 2024 at 12:28

«Мыслю, следовательно существую», – говорил основатель философского рационализма Рене Декарт. Шлейермахер, наверное, сказал бы примерно так: «Чувствую, следовательно существую». И именно на противопоставлении рационального и чувственного строится разница между рационализмом и романтизмом. Разум в рационализме является эпистемологической категорией. То же можно сказать и о чувствах в философии романтизма.

Фридрих Шлейермахер, весьма болезненно переносивший удары модернизма по родной для него лютеранской церкви, увидел в романтизме способ избежать конфронтации с господствовавшей тогда наукой. Сокращая Бинцаровского, так опишем суть богословского либерализма: этот метод предлагает построить религию не на разуме, а на чувствах, соответственно, для Шлейермахера религия представляла собой чувство зависимости от Бога. Христианин Шлейермахера должен был ощущать свою связь с Богом, чувствовать, что Бог живет в нем, наслаждаться Богом в своих чувствах. Бог в такой системе является не объектом познания, а содержанием чувства или опыта.

Таким образом, самым высоким апофеозом романтического богословия являлась идея, что, как сказал Бинцаровский, «богословие рождается из религиозного опыта».

Легко заметить, что богословие, взявшее за эпистемологический метод религиозный опыт, обречено на субъективизм, отрицающий, хоть и не всегда прямо и открыто, объективное откровение. В такой системе никто не может претендовать на окончательное, объективно правильное знание о Боге, то есть каждое знание о Боге вполне уместно, ведь построено на личном опыте-откровении.

Гарольд Браун отмечает, что Шлейермахер настолько изменил обусловленность теологического дискурса, что после него самые умудренные умы в протестантизме изъяли из своего словаря слово «ересь». Не это ли мы сегодня видим во многих евангельских церквях? Истина чувствуется из опыта, а не «знается» из догматики, она постигается неким интуитивным порывом, иногда ее нельзя выразить словами. Ортодокс - это тот, кто чувствует и чувствует так, как чувствует лидер группы или движения. В такой доведенной до крайности пост-христианской и очень либеральной по своей сути религии догма становится мертвой буквой, не достойной того, чтобы в нее верить или на ней основывать свою веру. Но смерть догмы всегда является и смертью ереси, стоит ли удивляться, что мы пришли к тому, что вполне себе консервативный пастор [к сожалению, нынешнее определение консерватизма сводится к отношению к ЛГБТ: либералы «за», а консерваторы - «против»] может считать, что единственная ересь - это существование ересей?

BY Я у мамы богослов