Стальной шлем

Товарищ Пряников упрощает

Тут пару недель назад внимание общественности привлёк портрет Генриха Ягоды, который «красовался» на стенгазете в здании ОВД, где проходил выездной суд над Алексеем Навальным. Про то, кто такой Ягода и чем он отметился в годы своего руководства карательными органами советской диктатуры, хорошо рассказал Роман Юнеман в одном из своих недавних видео.

На волне обсуждений Павел Пряников с канала «Толкователь» выкатил пост, в котором призывал не судить о делах минувших дней «нынешними мерками» и почему-то именовал Ягоду «либералом» на основании того, что тот в своё время делал поблажки партийным оппозиционерам и создавал им сносные условия в политизолятарах. Это, мол, и стало причиной, почему в преддверии Большого террора «либерал» Ягода был заменён на более жёсткого Ежова.

Прежде всего, хочется ещё раз посетовать на ужасающую неразработанность политического языка в России, в результате чего слово «либерал» у нас можно использовать к месту и ни к месту, и характеризовать им кого ни попадя.

А вообще рассуждения Пряникова подтолкнули к тому, чтобы провести аналогию с другим общеизвестным тоталитарным режимом. Насколько понимаю, очередной «исторический закон» у нас пока не принят, да и в президентской инициативе говорилось только о запрете отождествления на период Второй мировой. Хочется, во-первых, показать, насколько нехорошо разбрасываться некорректными терминами, а во-вторых, затронуть тему того самого «контекста».

В первые месяцы 1933 г. Германию захлестнула волна уличного террора, во время которого любого представителя гражданского общества могли убить, избить или взять под «охранный арест». Всего от террора нацистских штурмовиков в эти месяцы в той или иной степени пострадали до 100 тыс. человек.

Естественно, арестованных нужно было где-то размещать. Государственная пенитенциарная система с таким зашкаливающим количеством заключённых справиться не могла. Тогда штурмовики начали сгонять узников в «дикие концлагеря», размещая их где придётся: в заброшенных домах, подвалах, бараках и сараях. Никакого контроля и надзора над всей этой коричневорубашечной приблатнённой гопотой не существовало. По желанию левой пятки любого подобного отброса заключённого могли избить, а то и ножичком полоснуть. Первый комендант Дахау Хильмар Веккерле прямо наставлял своих подчинённых, чтобы они стали для Германии тем же, чем для России стала ЧК. Любопытные параллели с советскими «коллегами» от самих нацистов, не правда ли?

Однако диктатура только оформлялась, а потому концлагеря, находившиеся в состоянии хаотичного беспредела, ещё могли инспектироваться официальными надзорными органами. Несколько проверок привели чиновников министерства юстиции в ужас, и с лета 1933 г. контроль над концлагерями начал постепенно передаваться от СА к… СС.

Эсэсовцы значительно сократили численность заключённых: с 30 тыс. летом 1933 г. до 4 тыс. к лету 1935 г. Число лагерей сократили в несколько раз и переместили их из подвалов и сараев на свежий воздух. Был выработан единый дисциплинарный кодекс для всех лагерей, который унифицировал правила содержания. Надзиратели стали походить на профессиональных охранников, а не на прежних полубандитов. Били и пытали теперь за конкретные проступки, а не по прихоти тюремщиков (так, по крайней мере, должно было быть на бумаге). Правда, доступ надзорным инстанциям в лагеря отныне был закрыт.

Так вот, интересный вопрос. Подробные мероприятия по мысли Пряникова позволяют приклеить к эсэсовцам в контексте 1933/35 гг. ярлык «либералов»? А что, жести же стало меньше.

Я, впрочем, считаю эсэсовцев подонками и мразями независимо от того, лютовали они больше или меньше своих предшественников из СА. Как и Ягоду, бывшего таким же подонком, сгноившим сотни тысяч невинных спецпоселенцев и узников ГУЛАГа. Никакие «поблажки партийным оппозиционерам в политизолятарах» оценку этого персонажа изменить не в состоянии. И то, что следующий людоед на должности советского обер-палача – Николай Ежов, оказался ещё более отмороженным, кровавый облик Ягоды никоим образом не смягчает.

www.group-telegram.com/nl/stahlhelm.com/2212

3.1K viewsedited  Feb 5, 2021 at 17:27

Товарищ Пряников упрощает

Тут пару недель назад внимание общественности привлёк портрет Генриха Ягоды, который «красовался» на стенгазете в здании ОВД, где проходил выездной суд над Алексеем Навальным. Про то, кто такой Ягода и чем он отметился в годы своего руководства карательными органами советской диктатуры, хорошо рассказал Роман Юнеман в одном из своих недавних видео.

На волне обсуждений Павел Пряников с канала «Толкователь» выкатил пост, в котором призывал не судить о делах минувших дней «нынешними мерками» и почему-то именовал Ягоду «либералом» на основании того, что тот в своё время делал поблажки партийным оппозиционерам и создавал им сносные условия в политизолятарах. Это, мол, и стало причиной, почему в преддверии Большого террора «либерал» Ягода был заменён на более жёсткого Ежова.

Прежде всего, хочется ещё раз посетовать на ужасающую неразработанность политического языка в России, в результате чего слово «либерал» у нас можно использовать к месту и ни к месту, и характеризовать им кого ни попадя.

А вообще рассуждения Пряникова подтолкнули к тому, чтобы провести аналогию с другим общеизвестным тоталитарным режимом. Насколько понимаю, очередной «исторический закон» у нас пока не принят, да и в президентской инициативе говорилось только о запрете отождествления на период Второй мировой. Хочется, во-первых, показать, насколько нехорошо разбрасываться некорректными терминами, а во-вторых, затронуть тему того самого «контекста».

В первые месяцы 1933 г. Германию захлестнула волна уличного террора, во время которого любого представителя гражданского общества могли убить, избить или взять под «охранный арест». Всего от террора нацистских штурмовиков в эти месяцы в той или иной степени пострадали до 100 тыс. человек.

Естественно, арестованных нужно было где-то размещать. Государственная пенитенциарная система с таким зашкаливающим количеством заключённых справиться не могла. Тогда штурмовики начали сгонять узников в «дикие концлагеря», размещая их где придётся: в заброшенных домах, подвалах, бараках и сараях. Никакого контроля и надзора над всей этой коричневорубашечной приблатнённой гопотой не существовало. По желанию левой пятки любого подобного отброса заключённого могли избить, а то и ножичком полоснуть. Первый комендант Дахау Хильмар Веккерле прямо наставлял своих подчинённых, чтобы они стали для Германии тем же, чем для России стала ЧК. Любопытные параллели с советскими «коллегами» от самих нацистов, не правда ли?

Однако диктатура только оформлялась, а потому концлагеря, находившиеся в состоянии хаотичного беспредела, ещё могли инспектироваться официальными надзорными органами. Несколько проверок привели чиновников министерства юстиции в ужас, и с лета 1933 г. контроль над концлагерями начал постепенно передаваться от СА к… СС.

Эсэсовцы значительно сократили численность заключённых: с 30 тыс. летом 1933 г. до 4 тыс. к лету 1935 г. Число лагерей сократили в несколько раз и переместили их из подвалов и сараев на свежий воздух. Был выработан единый дисциплинарный кодекс для всех лагерей, который унифицировал правила содержания. Надзиратели стали походить на профессиональных охранников, а не на прежних полубандитов. Били и пытали теперь за конкретные проступки, а не по прихоти тюремщиков (так, по крайней мере, должно было быть на бумаге). Правда, доступ надзорным инстанциям в лагеря отныне был закрыт.

Так вот, интересный вопрос. Подробные мероприятия по мысли Пряникова позволяют приклеить к эсэсовцам в контексте 1933/35 гг. ярлык «либералов»? А что, жести же стало меньше.

Я, впрочем, считаю эсэсовцев подонками и мразями независимо от того, лютовали они больше или меньше своих предшественников из СА. Как и Ягоду, бывшего таким же подонком, сгноившим сотни тысяч невинных спецпоселенцев и узников ГУЛАГа. Никакие «поблажки партийным оппозиционерам в политизолятарах» оценку этого персонажа изменить не в состоянии. И то, что следующий людоед на должности советского обер-палача – Николай Ежов, оказался ещё более отмороженным, кровавый облик Ягоды никоим образом не смягчает.

BY Стальной шлем