Продолжаю писать про Иранскую революцию, текст разрастается безбожно, и волевым решением ограничил рассказ падением шахского режима. Но один эпизод слишком ценен, чтобы его не публиковать. Про то, как постреволюционный Иран мог стать - или не мог, кто знает - обычной скучной республикой. Ну и про то, всегда ли политик должен быть принципиален.
Первоначальная версия конституции была разработана Временным правительством Базаргана. Основой для неё послужила голлистская конституция французской Пятой республики - с сильной президентской властью. Специальный комитет должен был проверять законодательство на соответствие исламу (нечто вроде конституционного суда; такой комитет, впрочем, был предусмотрен ещё конституцией 1906 года, просто оба шаха Пехлеви его не создавали), но никакого "верховного богослова" и тем более вилайята факиха (власти богословов, если переводить грубо) в конституции не предусматривалось.
Хомейни в целом был доволен проектом конституции. Он внёс только две поправки - женщины не могут быть судьями и избираться в президенты. Проект уже можно было выносить на референдум, на котором он, получив поддержку и Хомейни, и духовного лидера иранского Азербайджана Шариатмандари, и временного правительства, бесспорно, был бы принят. Но тут Базарган (председатель временного правительства) и Бани-Садр (в скором будущем первый президент Исламской республики) - главные светские, умеренно-левые и умеренно-либеральные союзники Хомейни - выстрелили себе в ногу, объявив, что проект надо сначала обсудить в выборном органе. Рафсанджани, ещё один лидер революции и в будущем фактически второй человек в государстве, отговаривал Бани-Садра, предупреждая, что в таком органе будут доминировать богословы (сам Рафсанджани, что интересно, тоже был богословом).
Рафсанджани был прав. В августе 1979 были проведены выборы; на них пришло 10 млн человек - в марте в референдуме, провозгласившем Исламскую революцию, участвовало вдвое больше. Из 73 членов Совета экспертов 55 действительно оказались богословами. Исламская революционная партия, которую поддерживал Хомейни, к этому времени успела закрепиться в сельской местности и небольших городах и успешно запугивала там всех своих противников. Многие умеренные успели разочароваться в революции и в выборах не участвовали. Единственного курдского делегата не допустили до работы Совета - в Курдистане уже кипело восстание, и армейская артиллерия сносила с лица земли непокорные деревни.
Прямо перед выборами светское временное правительство ввело новый закон о прессе, позволивший закрыть десять популярных газет за "антиисламскую позицию" и за связи с шахским режимом. В результате Национальный фронт, главная центристская сила в стране, призвала к бойкоту выборов. Хезболла врывалась в штаб-квартиры левых партий - Федаинов, Тудеха, MKO - избивала и выкидывала на улицы всех, кого в этих штаб-квартирах находила.
Спикером Совета стал аятолла Бехешти - один из ближайших сподвижников Хомейни. В итоге вместо президентской республики появилось нечто невиданное - теократия в республиканских одеждах. Рахбар, или верховный руководитель, а если точнее - верховный богослов, получил огромные полномочия. Он мог накладывать вето на любое решение исполнительной власти. Он назначал командующих Корпуса стражей и армии. Он мог объявлять войну, мир и мобилизацию. Он мог отклонить любую президентскую кандидатуру на выборах. Любой закон должен был проверяться Советом стражей конституции, шестерых членов которого рахбар назначал сам, а ещё шестерых избирал меджлис из числа членов Высшего совета справедливости, которых рахбар снова-таки назначал сам (в основном).
В конституции суверенитетом наделён не народ, как в республиках, и не монарх, как в монархиях, а Аллах. Это не преувеличение - буквально так и написано во второй статье. Вдобавок провозглашена задача объединения всех мусульман в единую нацию. Здесь иранские революционеры превзошли даже своих советских товарищей - те демонстрацию своих глобальных амбиций ограничили Земным шаром на гербе СССР и «весь мир разрушим до основанья» в гимне.
Продолжаю писать про Иранскую революцию, текст разрастается безбожно, и волевым решением ограничил рассказ падением шахского режима. Но один эпизод слишком ценен, чтобы его не публиковать. Про то, как постреволюционный Иран мог стать - или не мог, кто знает - обычной скучной республикой. Ну и про то, всегда ли политик должен быть принципиален.
Первоначальная версия конституции была разработана Временным правительством Базаргана. Основой для неё послужила голлистская конституция французской Пятой республики - с сильной президентской властью. Специальный комитет должен был проверять законодательство на соответствие исламу (нечто вроде конституционного суда; такой комитет, впрочем, был предусмотрен ещё конституцией 1906 года, просто оба шаха Пехлеви его не создавали), но никакого "верховного богослова" и тем более вилайята факиха (власти богословов, если переводить грубо) в конституции не предусматривалось.
Хомейни в целом был доволен проектом конституции. Он внёс только две поправки - женщины не могут быть судьями и избираться в президенты. Проект уже можно было выносить на референдум, на котором он, получив поддержку и Хомейни, и духовного лидера иранского Азербайджана Шариатмандари, и временного правительства, бесспорно, был бы принят. Но тут Базарган (председатель временного правительства) и Бани-Садр (в скором будущем первый президент Исламской республики) - главные светские, умеренно-левые и умеренно-либеральные союзники Хомейни - выстрелили себе в ногу, объявив, что проект надо сначала обсудить в выборном органе. Рафсанджани, ещё один лидер революции и в будущем фактически второй человек в государстве, отговаривал Бани-Садра, предупреждая, что в таком органе будут доминировать богословы (сам Рафсанджани, что интересно, тоже был богословом).
Рафсанджани был прав. В августе 1979 были проведены выборы; на них пришло 10 млн человек - в марте в референдуме, провозгласившем Исламскую революцию, участвовало вдвое больше. Из 73 членов Совета экспертов 55 действительно оказались богословами. Исламская революционная партия, которую поддерживал Хомейни, к этому времени успела закрепиться в сельской местности и небольших городах и успешно запугивала там всех своих противников. Многие умеренные успели разочароваться в революции и в выборах не участвовали. Единственного курдского делегата не допустили до работы Совета - в Курдистане уже кипело восстание, и армейская артиллерия сносила с лица земли непокорные деревни.
Прямо перед выборами светское временное правительство ввело новый закон о прессе, позволивший закрыть десять популярных газет за "антиисламскую позицию" и за связи с шахским режимом. В результате Национальный фронт, главная центристская сила в стране, призвала к бойкоту выборов. Хезболла врывалась в штаб-квартиры левых партий - Федаинов, Тудеха, MKO - избивала и выкидывала на улицы всех, кого в этих штаб-квартирах находила.
Спикером Совета стал аятолла Бехешти - один из ближайших сподвижников Хомейни. В итоге вместо президентской республики появилось нечто невиданное - теократия в республиканских одеждах. Рахбар, или верховный руководитель, а если точнее - верховный богослов, получил огромные полномочия. Он мог накладывать вето на любое решение исполнительной власти. Он назначал командующих Корпуса стражей и армии. Он мог объявлять войну, мир и мобилизацию. Он мог отклонить любую президентскую кандидатуру на выборах. Любой закон должен был проверяться Советом стражей конституции, шестерых членов которого рахбар назначал сам, а ещё шестерых избирал меджлис из числа членов Высшего совета справедливости, которых рахбар снова-таки назначал сам (в основном).
В конституции суверенитетом наделён не народ, как в республиках, и не монарх, как в монархиях, а Аллах. Это не преувеличение - буквально так и написано во второй статье. Вдобавок провозглашена задача объединения всех мусульман в единую нацию. Здесь иранские революционеры превзошли даже своих советских товарищей - те демонстрацию своих глобальных амбиций ограничили Земным шаром на гербе СССР и «весь мир разрушим до основанья» в гимне.
BY Василий Тополев
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram was founded in 2013 by two Russian brothers, Nikolai and Pavel Durov. Oleksandra Matviichuk, a Kyiv-based lawyer and head of the Center for Civil Liberties, called Durov’s position "very weak," and urged concrete improvements. "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into." Elsewhere, version 8.6 of Telegram integrates the in-app camera option into the gallery, while a new navigation bar gives quick access to photos, files, location sharing, and more. Messages are not fully encrypted by default. That means the company could, in theory, access the content of the messages, or be forced to hand over the data at the request of a government.
from nl
