Notice: file_put_contents(): Write of 10288 bytes failed with errno=28 No space left on device in /var/www/group-telegram/post.php on line 50
Warning: file_put_contents(): Only 4096 of 14384 bytes written, possibly out of free disk space in /var/www/group-telegram/post.php on line 50 Якеменко | Telegram Webview: yakemenko/17021 -
В этот день 99 лет назад покончил с собой Сергей Есенин.
Массовое сознание склонно к штампам, клишированию всего и вся, так как клише лучше и быстрее усваиваются, крепко вцепляются в мозг и создают твердую конструкцию бытия. Пушкин наше всё (бакенбарды), Гоголь литературный юродивый (нос и челка), Чехов певец сумерек (пенсне), Толстой ел траву, ходил босиком, писал романы объемом «могила школьника» (борода, белая рубаха). Есенина клишировали похожим образом. Пьяница, скандалист, хулиган (златые кудри). Многие знают, как начинаются несколько стихов. Никто не знает, чем они заканчиваются.
Увесистые биографии, которые наприлепили литературные негры никогда не читавшим его потешным окололитературным денщикам, укравшим подполковничьи сапоги, тем более бездарные фильмы лишь затрудняют и откровенно портят восприятие Есенина. Вообще убогое постсоветское «есениноведение» (в самом широком смысле), которое тридцать лет сидит с видом человека, который собрался чихнуть, но никак не чихнет, ничего не сделало для того, чтобы люди лучше поняли Есенина. Прилипалы написали о нем в сотни раз больше, чем он сам, а читают его, а не их. Впрочем, « Бог их прости, больных, пустых и грязных. А нам они наскучили давно».
В советское время признаться в любви к Есенину на интеллигентской кухне означало отлучение от кухни, «Голоса Америки» и самиздата. Его не пели со сцен казенными, капитанскими голосами присяжные столичные певцы, но зато его любила и знала провинция.
И это неудивительно. Он был типично нашим поэтом, которого невозможно измерить никаким аршином, который весь сшит из разноцветных клочков, налезающих друг на друга – пьянство, ругань, строки, написанные детским почерком, широкий, мягкий, артистичный, фольклорный язык, низкий голос при внешности херувима, трубка, которую он не курил, боязнь заразиться, друзья, фобии, лютая тоска и разгульное, жуткое - двери с петель – веселье, чтение стихов перед святой княгиней Елизаветой в Марфо-Мариинской обители и похабные стишки на стенах Страстного монастыря.
Почти каждая эта деталь при ближайшем рассмотрении имеет косвенное отношение к Есенину, как к поэту, но все вместе они дают странную, зыбкую картинку - Есенин есть, но его нельзя ощутить в целостности, самое главное в нем, как пятнадцатый камень сада Реандзи, всегда не видно, но именно оно и создает убедительное ощущение общей трагической гениальности, той гениальности, какая только и бывает в России. Поэтому, как ни странно, лучше всего о нем написали Мариенгоф и Шнейдер, которых невозможно вообразить рядом друг с другом.
А с ним рядом можно.
Трудно представить, что было бы с Есениным, если бы судьба отвела ему еще лет пять. Все послереволюционные годы Есенин пытался себя приспособить к новой фантасмагорической жизни, но у него не вышло. Отсюда и мука и маета и горячечное пьянство и паскудство и прозрения о самоубийстве (В зеленый вечер под окном на рукаве своем повешусь) – он по определению не мог приглушить темперамент и стать литературным совслужащим, тем более, что это все равно бы не спасло, а вот испортить уже наше впечатление от его творчества вполне могло. Так что ушел вовремя, так, как умеют уходить те, кто все высказал.
В отличие от Маяковского, он не получил официального признания и поэтому впечатление о нем складывается так, как и должно – из читательского восприятия, своего и чужого. Кстати, его стоит читать именно после Маяковского, как стоит горячий кофе запивать холодной водой. Цветаева точно сказала: «Маяковского долго читать невыносимо от чисто физической растраты. После Маяковского нужно долго и много есть». Вот этой пищей и может стать Есенин – контраст двух великих и совершенно несравнимых людей, стилей, языков, образных рядов дают стереоскопическое видение обоих.
И времени, без которого их просто нет.
…Месяц умер, Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… И — разбитое зеркало.
В этот день 99 лет назад покончил с собой Сергей Есенин.
Массовое сознание склонно к штампам, клишированию всего и вся, так как клише лучше и быстрее усваиваются, крепко вцепляются в мозг и создают твердую конструкцию бытия. Пушкин наше всё (бакенбарды), Гоголь литературный юродивый (нос и челка), Чехов певец сумерек (пенсне), Толстой ел траву, ходил босиком, писал романы объемом «могила школьника» (борода, белая рубаха). Есенина клишировали похожим образом. Пьяница, скандалист, хулиган (златые кудри). Многие знают, как начинаются несколько стихов. Никто не знает, чем они заканчиваются.
Увесистые биографии, которые наприлепили литературные негры никогда не читавшим его потешным окололитературным денщикам, укравшим подполковничьи сапоги, тем более бездарные фильмы лишь затрудняют и откровенно портят восприятие Есенина. Вообще убогое постсоветское «есениноведение» (в самом широком смысле), которое тридцать лет сидит с видом человека, который собрался чихнуть, но никак не чихнет, ничего не сделало для того, чтобы люди лучше поняли Есенина. Прилипалы написали о нем в сотни раз больше, чем он сам, а читают его, а не их. Впрочем, « Бог их прости, больных, пустых и грязных. А нам они наскучили давно».
В советское время признаться в любви к Есенину на интеллигентской кухне означало отлучение от кухни, «Голоса Америки» и самиздата. Его не пели со сцен казенными, капитанскими голосами присяжные столичные певцы, но зато его любила и знала провинция.
И это неудивительно. Он был типично нашим поэтом, которого невозможно измерить никаким аршином, который весь сшит из разноцветных клочков, налезающих друг на друга – пьянство, ругань, строки, написанные детским почерком, широкий, мягкий, артистичный, фольклорный язык, низкий голос при внешности херувима, трубка, которую он не курил, боязнь заразиться, друзья, фобии, лютая тоска и разгульное, жуткое - двери с петель – веселье, чтение стихов перед святой княгиней Елизаветой в Марфо-Мариинской обители и похабные стишки на стенах Страстного монастыря.
Почти каждая эта деталь при ближайшем рассмотрении имеет косвенное отношение к Есенину, как к поэту, но все вместе они дают странную, зыбкую картинку - Есенин есть, но его нельзя ощутить в целостности, самое главное в нем, как пятнадцатый камень сада Реандзи, всегда не видно, но именно оно и создает убедительное ощущение общей трагической гениальности, той гениальности, какая только и бывает в России. Поэтому, как ни странно, лучше всего о нем написали Мариенгоф и Шнейдер, которых невозможно вообразить рядом друг с другом.
А с ним рядом можно.
Трудно представить, что было бы с Есениным, если бы судьба отвела ему еще лет пять. Все послереволюционные годы Есенин пытался себя приспособить к новой фантасмагорической жизни, но у него не вышло. Отсюда и мука и маета и горячечное пьянство и паскудство и прозрения о самоубийстве (В зеленый вечер под окном на рукаве своем повешусь) – он по определению не мог приглушить темперамент и стать литературным совслужащим, тем более, что это все равно бы не спасло, а вот испортить уже наше впечатление от его творчества вполне могло. Так что ушел вовремя, так, как умеют уходить те, кто все высказал.
В отличие от Маяковского, он не получил официального признания и поэтому впечатление о нем складывается так, как и должно – из читательского восприятия, своего и чужого. Кстати, его стоит читать именно после Маяковского, как стоит горячий кофе запивать холодной водой. Цветаева точно сказала: «Маяковского долго читать невыносимо от чисто физической растраты. После Маяковского нужно долго и много есть». Вот этой пищей и может стать Есенин – контраст двух великих и совершенно несравнимых людей, стилей, языков, образных рядов дают стереоскопическое видение обоих.
И времени, без которого их просто нет.
…Месяц умер, Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… И — разбитое зеркало.
Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. But because group chats and the channel features are not end-to-end encrypted, Galperin said user privacy is potentially under threat. Pavel Durov, a billionaire who embraces an all-black wardrobe and is often compared to the character Neo from "the Matrix," funds Telegram through his personal wealth and debt financing. And despite being one of the world's most popular tech companies, Telegram reportedly has only about 30 employees who defer to Durov for most major decisions about the platform. In addition, Telegram's architecture limits the ability to slow the spread of false information: the lack of a central public feed, and the fact that comments are easily disabled in channels, reduce the space for public pushback. You may recall that, back when Facebook started changing WhatsApp’s terms of service, a number of news outlets reported on, and even recommended, switching to Telegram. Pavel Durov even said that users should delete WhatsApp “unless you are cool with all of your photos and messages becoming public one day.” But Telegram can’t be described as a more-secure version of WhatsApp.
from nl
