group-telegram.com/StuffandDocs/5134
Last Update:
Неслучившееся
Встреча в парижском поезде — две женщины не видели друг друга почти полвека. Одинокий старик-поэт, все знакомые которого остались на страницах писем и поэтических сборников. И оба — тоскуют о том, что могло быть, но чего никогда не было. Егор Сенников в новом выпуске цикла «Расходящиеся тропы» рассказывает о том, что значит грустить о несделанном. Мыслей так много, что в один стандартный пост они не уместились – переходите по ссылке, чтобы прочитать выпуск целиком.
В квартире старого поэта завелся добровольный помощник. Скажем, секретарь — за этим эвфемизмом часто скрывается универсальный человек, который и мусор вынесет, и собаку выгуляет, заварит кофе, проследит за уборкой, а потом будет слушать бурчание пожилого человека, перебирающего в памяти образы давно умерших знакомых. Часто такие люди на что-то надеются: хотят не только кусочек чужой славы, но и мечтают стать кем-то равным — а может, чем черт не шутит, и литературным душеприказчиком.
Старика уже шесть десятилетий все знают как Рюрика Ивнева, а молодой помощник — начинающий украинский поэт Сергей Суша. Ивнев вспоминает, что Суша всех конкурентов за «тело» поэта оттеснил. А Ивнев пристроил молодого провинциала в Литинститут. И царственно принимал услуги сожителя-домработника. А тот (опять же, по словам 88-летнего старика Ивнева) наглел: требовал переписать на себя завещание, просил дорогие подарки. Потом из дома стали пропадать вещи: автографы Есенина, Луначарского, потом картина… В общем, секретаря Сушу изгнали.
Бывший секретарь потом плевался в Ивнева стихами:
Ты поучаешь,
Как достичь высот земных…
Но жалок тот, кто жизнь
Провел в тиши келейной,
Как пустоцвет, —
Ни для себя,
Ни для других.
Ивнев и сам когда-то начинал как такой же застенчивый секретарь у Луначарского. Второстепенный поэт, он, оказался всеобщим петербургским знакомым. И почти никто не отзывался о нем хорошо. Допустим, спишем на токсичность авторов (Гиппиус) или склонность к фантазиям (Георгий Иванов, автор великолепных, но недостоверных мемуаров о Серебряном веке). Но и официальная биография свидетельствует о неспособности сказать свое собственное слово.
Вот он приезжает в Петербург со своего Кавказа, постоянно козыряет своим дядей — тифлисским генерал-полицмейстером (родственные связи потом помогут избежать мясорубки Первой мировой), пишет стихи, в которых то пристает к революционерам 1905 года, то тут же в них разочаровывается, меняет маски, преображается в надрывного, карикатурного символиста, разбирается со своей сексуальной ориентацией…
После Октября 1917 года появляется в доме Луначарского, становится вдруг его секретарем и вообще раздувается от собственной важности — ну как же, шанс сам пришел в руки, если не получилось тогда, то получится сейчас. Ивнев рвется всюду, проводит митинги, агитирует за большевиков, заслуживает нелюбовь бывших знакомых, но и своим для большевиков не станет никогда; в 1955 году (столько воды утекло), его высмеивают в фельетоне «Крокодила», сравнивая его переводы и стихи с виршами безграмотного крестьянина. И в том же году над ним издеваются в эмигрантском американском издании «Новое русское слово» — какой-то старый знакомый пишет, что тот «ренегат» и отмазался от призыва на фронт, благодаря родственнице (а до того истерически написал прошение на имя императора, с просьбой освободить от службы).
Продолжение выпуска.
#сенников
Поддержите «Кенотаф» подпиской: телеграм-канал | Boosty
BY Stuff and Docs
Share with your friend now:
group-telegram.com/StuffandDocs/5134