Бундесканцлер

​​Почему немцы не доверяют своим партиям?

Свежий опрос Forsa, согласно которому большинство немцев (52%) не считает ни одну из партий способной решить проблемы страны, в очередной раз фиксирует глубокую общественную неудовлетворенность функционированием немецкого государства. Но хоронить немецкие институты на этом фоне рано. Пугающие данные сами по себе не являются аномалией, а скорее олицетворяют общий для западных демократий тренд на эрозию партийных систем.

Кризис представительной демократии, к слову, это отнюдь не теория заговора или риторический прием популистов, а одна из популярнейших тем в современной политической философии и политологии. Интерес исследователей, как, собственно, и эмпирическую базу, подпитывает очередная волна автократизации и всюду наблюдаемый системный кризис доверия, выражающийся, например, в падении явки и росте популярности антисистемных движений . Но почему старая немецкая модель больше не работает?

Во-первых, партийные системы неизбежно эволюционируют. Стабильный этап «замороженной системы» с низкой электоральной волатильностью и малым эффективным числом партий (ENP) закончился, самое позднее, в момент объединения, когда новые электоральные предпочтения Востока и закрепление новых социальных расколов (экология, глобализация, миграция) ослабили доминирование т.н. «народных партий» (Volksparteien) — CDU/CSU и SPD.

Во-вторых, процессы фрагментации партийного ландшафта усилились за счёт общественной поляризации. Распространение социальных сетей и децентрализация информационных потоков привели к формированию «эко-камер» и кавалькаде относительно гомогенных идеологических лагерей. С одной стороны, это снижает эффективность политического диалога и привлекательность компромиссной политики «в центре». С другой, размывает прежнюю информационную гегемонию legacy media — одну из опор устойчивой медийной поддержки старых партий.

Наконец, отмирание традиционных партийных структур обусловлено и эндогенными факторами. Согласно классической теории картелизации, многолетнее пребывание у власти ведет к институционализации партий, снижая их зависимость от частных доноров и низовых инициатив. Государственное финансирование партий вместе с общей театрализацией политического процесса вызывает у граждан понятное ощущение «элитарного заговора» и утраты демократического контроля, которые впоследствии конвертируются в протестный голос. В нашем случае — за AfD и BSW.

Иначе говоря, нынешние 52% «против всех» в опросе Forsa о доверии к партиям невозможно объяснить ни политической конъюнктурой, ни колебанием общественного мнения, вызванного, например, неубедительной предвыборной кампанией ключевых кандидатов. Очевидно, что это свидетельство свойственного зрелым демократиям глобального сдвига. Но фундаментальнее вопрос не «почему», а «что дальше»: смогут ли старые партии приспособиться к новой электоральной реальности, как скоро нормализуются «популисты», и может ли превышенный градус общественной поляризации вылиться в нестабильность и политическое насилие?

@BundeskanzlerRU

www.group-telegram.com/no/bundeskanzlerRU.com/1747

2.4K viewsedited  Feb 12 at 07:00

​​Почему немцы не доверяют своим партиям?

Свежий опрос Forsa, согласно которому большинство немцев (52%) не считает ни одну из партий способной решить проблемы страны, в очередной раз фиксирует глубокую общественную неудовлетворенность функционированием немецкого государства. Но хоронить немецкие институты на этом фоне рано. Пугающие данные сами по себе не являются аномалией, а скорее олицетворяют общий для западных демократий тренд на эрозию партийных систем.

Кризис представительной демократии, к слову, это отнюдь не теория заговора или риторический прием популистов, а одна из популярнейших тем в современной политической философии и политологии. Интерес исследователей, как, собственно, и эмпирическую базу, подпитывает очередная волна автократизации и всюду наблюдаемый системный кризис доверия, выражающийся, например, в падении явки и росте популярности антисистемных движений . Но почему старая немецкая модель больше не работает?

Во-первых, партийные системы неизбежно эволюционируют. Стабильный этап «замороженной системы» с низкой электоральной волатильностью и малым эффективным числом партий (ENP) закончился, самое позднее, в момент объединения, когда новые электоральные предпочтения Востока и закрепление новых социальных расколов (экология, глобализация, миграция) ослабили доминирование т.н. «народных партий» (Volksparteien) — CDU/CSU и SPD.

Во-вторых, процессы фрагментации партийного ландшафта усилились за счёт общественной поляризации. Распространение социальных сетей и децентрализация информационных потоков привели к формированию «эко-камер» и кавалькаде относительно гомогенных идеологических лагерей. С одной стороны, это снижает эффективность политического диалога и привлекательность компромиссной политики «в центре». С другой, размывает прежнюю информационную гегемонию legacy media — одну из опор устойчивой медийной поддержки старых партий.

Наконец, отмирание традиционных партийных структур обусловлено и эндогенными факторами. Согласно классической теории картелизации, многолетнее пребывание у власти ведет к институционализации партий, снижая их зависимость от частных доноров и низовых инициатив. Государственное финансирование партий вместе с общей театрализацией политического процесса вызывает у граждан понятное ощущение «элитарного заговора» и утраты демократического контроля, которые впоследствии конвертируются в протестный голос. В нашем случае — за AfD и BSW.

Иначе говоря, нынешние 52% «против всех» в опросе Forsa о доверии к партиям невозможно объяснить ни политической конъюнктурой, ни колебанием общественного мнения, вызванного, например, неубедительной предвыборной кампанией ключевых кандидатов. Очевидно, что это свидетельство свойственного зрелым демократиям глобального сдвига. Но фундаментальнее вопрос не «почему», а «что дальше»: смогут ли старые партии приспособиться к новой электоральной реальности, как скоро нормализуются «популисты», и может ли превышенный градус общественной поляризации вылиться в нестабильность и политическое насилие?

@BundeskanzlerRU

BY Бундесканцлер