дугоизлазни акценат

(назад)

Финансовый шок, пережитый в Финляндии в последнее доковидное лето, был так велик, что впоследствии очевидные карельско-кольские недочеты не вызывали никаких огорчений. «Чтобы по доброй воле поехать в Финляндию, – думал я, – нужно быть либо очень богатым, либо настолько верить в превосходство их севера над нашим, чтобы быть готовым отдать последние деньги ради приобщения к святой загранице». Это может звучать абсурдно, но имеет богатую традицию. Лесков писал (иронизуя над Катковым, но ведь все же правда!)

Катков открыл в правительстве бессилие и слабость и стал пугать, что нас «скоро отмежуют от Европы по Нарву» и что наши петербургские генеральши будут этому очень рады, «потому что им станет близко ездить за границу».

Могу ошибаться, но, кажется, ни в одной европейской литературе не уделено столько внимания Финляндии, сколько в русской. И тон рассуждений о нашей близкой загранице почти всегда одинаковый. В финском языке было бы (а, может, и есть) специальное длинное слово, означающее «настроение русских писателей, пишущих о Финляндии».

В этом есть сдержанное восхищение, зависть, поиск недостатков и – почти всегда – стыд за соотечественников. Классика жанра – «Немножко Финляндии» Куприна. Но очень хорошо и у Леонида Соболева:

[…] Финляндия, хмурая, как темь ее лесов, твердая, как гранит ее скал, непонятная, как ее язык, и враждебная, как колония. В этой толпе российских княжеств и азиатских царств она идет, ненавидя и молча, твердым финским временем. Не в пример всем им, великое княжество Финляндское, "составляя нераздельную часть государства Российского, во внутренних своих делах управляется особыми установлениями на основании особого законодательства".

И всероссийский обыватель, попадая в Финляндию, чувствует себя не дома, здесь он — всегда в гостях. Он старается идти по улице не толкаясь, он приобретает неожиданно вежливый тон и даже извозчику говорит "вы". Он торопливо опускает пять пенни в кружку, висящую в входной двери в трамвай, опасаясь презрительно безмолвного напоминания кондуктора — встряхивания кружкой перед забывчивым пассажиром. Чистота уличных уборных его ошеломляет, и он входит в их матовые стеклянные двери, как в часовню, — молча и благоговейно. Он деликатно оставляет недоеденный бутерброд за столом вокзального буфета, где за марку можно нажрать на все пять марок. Всероссийский обыватель ходит по улицам Гельсингфорса, умиляясь сам себе и восторгаясь заграничной культурой, тихий, как на похоронах, и радостный, как именинник...

Но истинно-русский человек не может быть долго трезвым на собственных именинах: он робко напивается в ресторане, и вино разжигает в нем патриотическое самолюбие. Чья страна? Финская? Что это за финская страна? Чухляндия! Провинция матушки России! Кто здесь хозяин?.. Российский обыватель вспоминает фельетоны Меньшикова в "Новом времени", где ясно доказывается, что Россия погибнет от финнов, поляков и жидов. Тогда он хлопает кулаком по столу. Шведы и финны брезгливо оглядываются. Потом появляются полицейские в черных сюртуках и молча выводят его в автомобиль, — даже не дерутся. В полицейском управлении точно и быстро называют сумму штрафа; она крупна так, что веселье и удаль спадают. С этого дня российский обыватель начинает отвечать чухнам их же ненавистью, перестает умиляться порядком и теряет всякий вкус к газовым плитам, дешевым прокатным автомобилям и автоматическим выключателям на лестницах, включающим свет ровно на столько времени, сколько нужно трезвому человеку, чтобы подняться на самый верхний этаж. Он живет в Гельсингфорсе напуганно, скучно, без размаха. Скучная страна Финляндия!

Надо сказать, что писатель ходил по краю обрыва. Роман «Капитальный ремонт» был написан в 1932 г., когда еще была актуальна идеологема «царская Россия – тюрьма народов», а потому образ дурачка-великоросса был в кассу. Но не за горами было и то время, когда за восхваление финнов можно было крепко попасть. Соболев прошел этот путь успешно. Но главное не это, а то, что его наблюдения поразительно метки.

(вперед)

#exomnisuomi

Telegram

дугоизлазни акценат

О Финляндии

(а потом к Польше вернусь, как и полагается всякому русскому)

Раздел восточноевропейского цикла на Картографе, посвященный Финляндии, получился каким-то подозрительно личным. Ну да тому есть причины: я с детства с особым трепетом относился…

www.group-telegram.com/no/exomni_cast.com/1591

864 viewsedited  Oct 13, 2023 at 15:00

(назад)

Финансовый шок, пережитый в Финляндии в последнее доковидное лето, был так велик, что впоследствии очевидные карельско-кольские недочеты не вызывали никаких огорчений. «Чтобы по доброй воле поехать в Финляндию, – думал я, – нужно быть либо очень богатым, либо настолько верить в превосходство их севера над нашим, чтобы быть готовым отдать последние деньги ради приобщения к святой загранице». Это может звучать абсурдно, но имеет богатую традицию. Лесков писал (иронизуя над Катковым, но ведь все же правда!)

Катков открыл в правительстве бессилие и слабость и стал пугать, что нас «скоро отмежуют от Европы по Нарву» и что наши петербургские генеральши будут этому очень рады, «потому что им станет близко ездить за границу».

Могу ошибаться, но, кажется, ни в одной европейской литературе не уделено столько внимания Финляндии, сколько в русской. И тон рассуждений о нашей близкой загранице почти всегда одинаковый. В финском языке было бы (а, может, и есть) специальное длинное слово, означающее «настроение русских писателей, пишущих о Финляндии».

В этом есть сдержанное восхищение, зависть, поиск недостатков и – почти всегда – стыд за соотечественников. Классика жанра – «Немножко Финляндии» Куприна. Но очень хорошо и у Леонида Соболева:

[…] Финляндия, хмурая, как темь ее лесов, твердая, как гранит ее скал, непонятная, как ее язык, и враждебная, как колония. В этой толпе российских княжеств и азиатских царств она идет, ненавидя и молча, твердым финским временем. Не в пример всем им, великое княжество Финляндское, "составляя нераздельную часть государства Российского, во внутренних своих делах управляется особыми установлениями на основании особого законодательства".

И всероссийский обыватель, попадая в Финляндию, чувствует себя не дома, здесь он — всегда в гостях. Он старается идти по улице не толкаясь, он приобретает неожиданно вежливый тон и даже извозчику говорит "вы". Он торопливо опускает пять пенни в кружку, висящую в входной двери в трамвай, опасаясь презрительно безмолвного напоминания кондуктора — встряхивания кружкой перед забывчивым пассажиром. Чистота уличных уборных его ошеломляет, и он входит в их матовые стеклянные двери, как в часовню, — молча и благоговейно. Он деликатно оставляет недоеденный бутерброд за столом вокзального буфета, где за марку можно нажрать на все пять марок. Всероссийский обыватель ходит по улицам Гельсингфорса, умиляясь сам себе и восторгаясь заграничной культурой, тихий, как на похоронах, и радостный, как именинник...

Но истинно-русский человек не может быть долго трезвым на собственных именинах: он робко напивается в ресторане, и вино разжигает в нем патриотическое самолюбие. Чья страна? Финская? Что это за финская страна? Чухляндия! Провинция матушки России! Кто здесь хозяин?.. Российский обыватель вспоминает фельетоны Меньшикова в "Новом времени", где ясно доказывается, что Россия погибнет от финнов, поляков и жидов. Тогда он хлопает кулаком по столу. Шведы и финны брезгливо оглядываются. Потом появляются полицейские в черных сюртуках и молча выводят его в автомобиль, — даже не дерутся. В полицейском управлении точно и быстро называют сумму штрафа; она крупна так, что веселье и удаль спадают. С этого дня российский обыватель начинает отвечать чухнам их же ненавистью, перестает умиляться порядком и теряет всякий вкус к газовым плитам, дешевым прокатным автомобилям и автоматическим выключателям на лестницах, включающим свет ровно на столько времени, сколько нужно трезвому человеку, чтобы подняться на самый верхний этаж. Он живет в Гельсингфорсе напуганно, скучно, без размаха. Скучная страна Финляндия!

Надо сказать, что писатель ходил по краю обрыва. Роман «Капитальный ремонт» был написан в 1932 г., когда еще была актуальна идеологема «царская Россия – тюрьма народов», а потому образ дурачка-великоросса был в кассу. Но не за горами было и то время, когда за восхваление финнов можно было крепко попасть. Соболев прошел этот путь успешно. Но главное не это, а то, что его наблюдения поразительно метки.

(вперед)

#exomnisuomi

BY дугоизлазни акценат