Начало и конец, или как я почти шесть лет читала Эмиля Золя 📚
То, что казалось мне прогулкой на год или два, растянулось почти на шесть. Отмечу, что в эти годы входят огромные перерывы между книгами: например, живя в Турции, я не прочла вообще ни одного романа цикла. Тем не менее если бы меня в 2019 году на каком-нибудь странном собеседовании спросили, где я себя вижу через пять лет, я при помощи французской классики смогла бы ответить: «читающей Ругон-Маккаров».
Но теперь Ругон-Маккары официально ВСЁ🕺
Задолжала:
1️⃣ Пост про Франкенштейна (всё ещё пишу 💻 )
2️⃣ Пост про последнего Золя, то есть отзыв на «Доктора Паскаля» (мне нужно очень многое о нём сказать)
3️⃣ Пост итоговый про Золя, в котором будет неимоверно субъективное ранжирование 20 книг от худшей к лучшей и всякие едкие и не очень примечания.
То, что казалось мне прогулкой на год или два, растянулось почти на шесть. Отмечу, что в эти годы входят огромные перерывы между книгами: например, живя в Турции, я не прочла вообще ни одного романа цикла. Тем не менее если бы меня в 2019 году на каком-нибудь странном собеседовании спросили, где я себя вижу через пять лет, я при помощи французской классики смогла бы ответить: «читающей Ругон-Маккаров».
Но теперь Ругон-Маккары официально ВСЁ
Задолжала:
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Сегодняшний день целиком посвящаю тому, чтобы писать отзывы. В задумчивости заглядываю к знакомым ребятам на каналы, и цепляюсь за словосочетание, так прочно засевшее в нашей среде: «Что почитать?»
Действительно, что. Меня удивляет такая постановка вопроса. Мои шкафы немножко мстят за то, что мне некуда их расширять, каким-то глухим чувством вины, когда я смотрю на них. Я чувствую, что ничьи советы решительно не вписываются в мою траекторию чтения, и что я как обычно лечу мимо и мейнстрима, и подлинной литературы не для всех.
Вследствие всех этих мыслей бросаю всё, что начато, и пишу черновик поста о том, как читать и комплектовать свою библиотеку чуть иначе. Это не инструкция и не призыв, а результат моего опыта и ощущений, которые на самом деле уже довольно долго преследуют меня.
Я буду разбираться с книгами в трёх направлениях: а) физически очищать шкафы, б) чистить залежи на читалке, в) удалять всё сомнительное в сервисах с подпиской типа яндекс.книг.
Если у вас есть мысли по поводу этого своеобразного мини книжного выгорания, приходите в комментарии обсудить. Я пытаюсь понять сейчас, как действительно отделить «моё» в жизни во всех направлениях.
Действительно, что. Меня удивляет такая постановка вопроса. Мои шкафы немножко мстят за то, что мне некуда их расширять, каким-то глухим чувством вины, когда я смотрю на них. Я чувствую, что ничьи советы решительно не вписываются в мою траекторию чтения, и что я как обычно лечу мимо и мейнстрима, и подлинной литературы не для всех.
Вследствие всех этих мыслей бросаю всё, что начато, и пишу черновик поста о том, как читать и комплектовать свою библиотеку чуть иначе. Это не инструкция и не призыв, а результат моего опыта и ощущений, которые на самом деле уже довольно долго преследуют меня.
Я буду разбираться с книгами в трёх направлениях: а) физически очищать шкафы, б) чистить залежи на читалке, в) удалять всё сомнительное в сервисах с подпиской типа яндекс.книг.
Если у вас есть мысли по поводу этого своеобразного мини книжного выгорания, приходите в комментарии обсудить. Я пытаюсь понять сейчас, как действительно отделить «моё» в жизни во всех направлениях.
Жорис-Карл Гюисманс, «Парижские арабески»
Когда я впервые познакомилась с творчеством Гюисманса, то пошла по простому пути и прочла самый его знаменитый роман — «Наоборот». Культ вещности, умноженный на истому декадентской тоски, тогда мне совершенно не понравился. Всё это напоминало невыносимо дотошные страницы из романа «Американский психопат» с перечислениями брендов и музыкальных альбомов, только в антураже XIX века и безо всякой надежды на жесткий черный юмор, какой был у Брета Истона Эллиса.
Но я дала Гюисмансу второй шанс, о котором жалеть мне не пришлось. Иногда полезно оглядываться на себя в прошлом и находить то, с чем ты не совпал когда-то, чтобы через года вновь подступиться к этому и увидеть как что-то в тебе незаметно изменилось. Сборник небольших рассказов «Парижские арабески» — это очерки о городе и его обитателях, пропущенные через крайне своеобразный взгляд писателя.
Гюисманс хорош в деталях. Он намеренно держится в стороне от широких панорам и больших временных промежутков. Время не так уж важно, как те два-три события, через которые читатель увидит и поймет всю незавидную участь очередного бедолаги, на которого упал взор писателя. Лишние диалоги или широкие мазки не нужны.
Убедительный пример: мы смотрим на кризис сорокалетнего одинокого мужчины, живущего самой заурядной жизнью. Он заходит в средней руки трактир, где, втиснувшись за угловой столик с покрытой пятнами скатертью, он ощущает, как мёрзнут его ноги в слишком узких ботинках, в то время как затылок опаляет нестерпимым жаром газовый рожок. На стол перед ним швыряют замызганную тарелку с жилистым остывшим мясом, которое невозможно прожевать без тройной порции горчицы.
Не знаю, как вам, а для меня эти маленькие физические детали сияют, словно алмазы, и я на уровне тела могу понять всю тоску и безнадежность персонажа. Из таких бусинок состоят рассказы Гюисманса: жизнь без прикрас и без надежды, какой-то невыносимо подробный мир, от печали которого хочется заплакать. Но в то же время автор может ни с того ни с сего пуститься в удивительное странствие по миру вещей и их самых фантастических описаний, что напоминает о его главном романе. И циник Гюисманс в этот момент встречается с фантазёром.
Чего стоят только фантасмагорические описания картин Одилона Редона! Каким-то чудом эти два независимых творца совпали друг с другом, и я уже не могу смотреть на картины, не вспоминая их надрывные описания, и не могу читать, не помня о полотнах Редона. Абсолютная оторванность от физического мира вмиг сменяется у Гюисманса самым пристальным описанием завитков на обоях. Кажется, что мой любимый певец вещей в литературе Жорж Перек был поклонником Гюисманса.
Несмотря на то, что в этих рассказах вместо авторского взгляда мы видим как будто надчеловеческий, отстраненный и чужой, сюжеты берут за душу. Может быть, эффект сильнее от того, что никто тут не пытается унизить меня, играя на эмоциях. Каждая новая беда в жизни этих несчастных людей, героев рассказов, абсолютно предсказуема, но от этого не менее грустна.
#majorsormus_book
#европейский_экспресс
Когда я впервые познакомилась с творчеством Гюисманса, то пошла по простому пути и прочла самый его знаменитый роман — «Наоборот». Культ вещности, умноженный на истому декадентской тоски, тогда мне совершенно не понравился. Всё это напоминало невыносимо дотошные страницы из романа «Американский психопат» с перечислениями брендов и музыкальных альбомов, только в антураже XIX века и безо всякой надежды на жесткий черный юмор, какой был у Брета Истона Эллиса.
Но я дала Гюисмансу второй шанс, о котором жалеть мне не пришлось. Иногда полезно оглядываться на себя в прошлом и находить то, с чем ты не совпал когда-то, чтобы через года вновь подступиться к этому и увидеть как что-то в тебе незаметно изменилось. Сборник небольших рассказов «Парижские арабески» — это очерки о городе и его обитателях, пропущенные через крайне своеобразный взгляд писателя.
Гюисманс хорош в деталях. Он намеренно держится в стороне от широких панорам и больших временных промежутков. Время не так уж важно, как те два-три события, через которые читатель увидит и поймет всю незавидную участь очередного бедолаги, на которого упал взор писателя. Лишние диалоги или широкие мазки не нужны.
Убедительный пример: мы смотрим на кризис сорокалетнего одинокого мужчины, живущего самой заурядной жизнью. Он заходит в средней руки трактир, где, втиснувшись за угловой столик с покрытой пятнами скатертью, он ощущает, как мёрзнут его ноги в слишком узких ботинках, в то время как затылок опаляет нестерпимым жаром газовый рожок. На стол перед ним швыряют замызганную тарелку с жилистым остывшим мясом, которое невозможно прожевать без тройной порции горчицы.
Не знаю, как вам, а для меня эти маленькие физические детали сияют, словно алмазы, и я на уровне тела могу понять всю тоску и безнадежность персонажа. Из таких бусинок состоят рассказы Гюисманса: жизнь без прикрас и без надежды, какой-то невыносимо подробный мир, от печали которого хочется заплакать. Но в то же время автор может ни с того ни с сего пуститься в удивительное странствие по миру вещей и их самых фантастических описаний, что напоминает о его главном романе. И циник Гюисманс в этот момент встречается с фантазёром.
Чего стоят только фантасмагорические описания картин Одилона Редона! Каким-то чудом эти два независимых творца совпали друг с другом, и я уже не могу смотреть на картины, не вспоминая их надрывные описания, и не могу читать, не помня о полотнах Редона. Абсолютная оторванность от физического мира вмиг сменяется у Гюисманса самым пристальным описанием завитков на обоях. Кажется, что мой любимый певец вещей в литературе Жорж Перек был поклонником Гюисманса.
Несмотря на то, что в этих рассказах вместо авторского взгляда мы видим как будто надчеловеческий, отстраненный и чужой, сюжеты берут за душу. Может быть, эффект сильнее от того, что никто тут не пытается унизить меня, играя на эмоциях. Каждая новая беда в жизни этих несчастных людей, героев рассказов, абсолютно предсказуема, но от этого не менее грустна.
#majorsormus_book
#европейский_экспресс
Дополнение к посту выше ⬆️
Картины Одилона Редона (1840 - 1916)
На моём самом первом, купленном ещё в школе, издании «Превращения» Кафки была именно картина Редона на обложке — с плачущим пауком. Забыть её очень трудно.
Картины Одилона Редона (1840 - 1916)
На моём самом первом, купленном ещё в школе, издании «Превращения» Кафки была именно картина Редона на обложке — с плачущим пауком. Забыть её очень трудно.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Апрель уже перевалил за середину: пришло время напомнить вам о рубрике #книга_месяца, в которой и на этот раз что-то сломалось, ведь по пути одна книжка превратилась в 4😅
⚪️ Спонсором превращения выступил магазин букбридж, который, к моему большому огорчению, в мае окончательно закроется, и сейчас распродаёт остатки каталога по смешным ценам.
⚪️ Все книги на французском, покупаю себе литературу на вырост, так сказать.
1️⃣ Паскаль Киньяр «Тайная жизнь» — судя по всему, труд на стыке философского эссе и художественного произведения, осилю такое ещё очень не скоро...
2️⃣ Фредерик Бегбедер «Уна и Сэлинджер» — если честно, то если уж и думать про откровенно чуждого мне писателя, то это как раз Бегбедер, но меня интересует, что он смог выжать из истории неслучившейся любви известного писателя и будущей жены Чарли Чаплина.
3️⃣ Филипп Клодель «Les petites mécaniques» — сборник крошечных рассказов, от которого я не представляю, чего ждать. Смутно знакомый автор, в числе премий которого значится гонкуровская за рассказ (бывает и такое!).
4️⃣ А чтобы вы не подумали, что я тут больно разумничалась, я совершенно добровольно купила «Затерянный мир» Майкла Крайтона, вторую часть историй про то, как в парке Юрского Периода что-то пошло не так. И я разумеется не читала первую часть 😩 Беру подобные книги с прицелом на то, что уж там-то лексика будет не такой высокопарной, как у мсье Киньяра.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Эмиль Золя, «Доктор Паскаль»
Двадцатый и последний роман цикла Ругон-Маккары не мог не превратиться в ревизию всего труда, которому Эмиль Золя отдал множество лет жизни. Чтобы книга не превратилась в унылое описание типа «в предыдущих сериях», Золя создал рамочную конструкцию, поместив в её центр Паскаля Ругона, врача и исследователя. В фигуре Паскаля сосредотачивается вся история Ругон-Маккаров, ведь доктор уже много лет собирает любые сведения о своей родословной, составляет семейное древо и пишет великий научный труд о влиянии наследственности на угасание рода.
Ход довольно прозрачный, но не лишенный изящества. Оказывается, что всё это время мы смотрели на семейство не с безличной позиции автора, а глазами лица заинтересованного, представителя этой самой семьи. К началу «Доктора Паскаля» главному герою уже под шестьдесят, своих детей у него нет, и вместе с ним в поместье живёт молодая племянница Клотильда, которую он давно воспитывает и обучает наукам.
Пока Паскаль корпеет над трудом всей жизни, становясь как бы двойником Золя, помещенным в сюжетную условность, Клотильда увлекается учением церкви под влиянием пожилой экономки поместья. Какое-то время роман топчется на немного надуманном конфликте между дядей и племянницей на почве убеждений. Паскаль сокрушается, что не смог воспитать в Клотильде любовь к научному познанию, а она встревожена тем, что Ругон попадёт в ад за свой атеизм.
Камнем преткновения становятся те самые исследования истории семьи, которые Паскаль тщательно охраняет в своём кабинете. Мама Паскаля, на удивление бодрая для 80 с чем-то лет женщина, всё не может принять ту мысль, что где-то в шкафу у её сына хранятся «компрометирующие» семью материалы, и всячески обрабатывает доверчивую Клотильду, чтобы та уничтожила документы.
Всё бы это так и болталось на пустяковой основе, если бы в какой-то момент напряжение романа не сбросило покровы и не ударило в лоб простой истиной: Паскаль и Клотильда на самом деле влюблены друг в друга. Союз 60 летнего мужчины и 25 летней девушки, которые к тому же приходятся друг другу дядей и племянницей — как вам такое, исследователи вопросов наследственности?
Я устану перечислять, сколько раз моя рука встречалась с лицом, пока я читала многостраничные оправдания запоздалой озабоченности Паскаля при помощи убогих псевдонаучных теорий (что-то про зародышевую плазму и её запас), ссылок на библию (а помните, у царя Давида была любимая прислужница Ависага Сунамитянга!) и мизогинных перлов XIX столетия (женщина создана, чтобы ПОДЧИНЯТЬСЯ мужчине!).
Не в чьё-либо оскорбление будет сказано, но эта книга натурально о том, что, если молодая девушка пытается найти ответы на экзистенциальные вопросы в церкви, то это у неё просто мужика нормального не было…
Шкаф с интеллектуальными трудами всей жизни в конце концов опустел, и на месте бесплодных потуг науки теперь лежат детские распашонки. Вот и вся, простая и сложная, логика Золя. К добру или худу, мы продолжаемся только в детях. Это был очень странный способ завершить двадцатитомное путешествие.
Цикл о Ругон-Маккарах 20/20 (🎉)
#majorsormus_book
#majorsormus_zola
#европейский_экспресс
Двадцатый и последний роман цикла Ругон-Маккары не мог не превратиться в ревизию всего труда, которому Эмиль Золя отдал множество лет жизни. Чтобы книга не превратилась в унылое описание типа «в предыдущих сериях», Золя создал рамочную конструкцию, поместив в её центр Паскаля Ругона, врача и исследователя. В фигуре Паскаля сосредотачивается вся история Ругон-Маккаров, ведь доктор уже много лет собирает любые сведения о своей родословной, составляет семейное древо и пишет великий научный труд о влиянии наследственности на угасание рода.
Ход довольно прозрачный, но не лишенный изящества. Оказывается, что всё это время мы смотрели на семейство не с безличной позиции автора, а глазами лица заинтересованного, представителя этой самой семьи. К началу «Доктора Паскаля» главному герою уже под шестьдесят, своих детей у него нет, и вместе с ним в поместье живёт молодая племянница Клотильда, которую он давно воспитывает и обучает наукам.
Пока Паскаль корпеет над трудом всей жизни, становясь как бы двойником Золя, помещенным в сюжетную условность, Клотильда увлекается учением церкви под влиянием пожилой экономки поместья. Какое-то время роман топчется на немного надуманном конфликте между дядей и племянницей на почве убеждений. Паскаль сокрушается, что не смог воспитать в Клотильде любовь к научному познанию, а она встревожена тем, что Ругон попадёт в ад за свой атеизм.
Камнем преткновения становятся те самые исследования истории семьи, которые Паскаль тщательно охраняет в своём кабинете. Мама Паскаля, на удивление бодрая для 80 с чем-то лет женщина, всё не может принять ту мысль, что где-то в шкафу у её сына хранятся «компрометирующие» семью материалы, и всячески обрабатывает доверчивую Клотильду, чтобы та уничтожила документы.
Всё бы это так и болталось на пустяковой основе, если бы в какой-то момент напряжение романа не сбросило покровы и не ударило в лоб простой истиной: Паскаль и Клотильда на самом деле влюблены друг в друга. Союз 60 летнего мужчины и 25 летней девушки, которые к тому же приходятся друг другу дядей и племянницей — как вам такое, исследователи вопросов наследственности?
Я устану перечислять, сколько раз моя рука встречалась с лицом, пока я читала многостраничные оправдания запоздалой озабоченности Паскаля при помощи убогих псевдонаучных теорий (что-то про зародышевую плазму и её запас), ссылок на библию (а помните, у царя Давида была любимая прислужница Ависага Сунамитянга!) и мизогинных перлов XIX столетия (женщина создана, чтобы ПОДЧИНЯТЬСЯ мужчине!).
Не в чьё-либо оскорбление будет сказано, но эта книга натурально о том, что, если молодая девушка пытается найти ответы на экзистенциальные вопросы в церкви, то это у неё просто мужика нормального не было…
Шкаф с интеллектуальными трудами всей жизни в конце концов опустел, и на месте бесплодных потуг науки теперь лежат детские распашонки. Вот и вся, простая и сложная, логика Золя. К добру или худу, мы продолжаемся только в детях. Это был очень странный способ завершить двадцатитомное путешествие.
Цикл о Ругон-Маккарах 20/20 (🎉)
#majorsormus_book
#majorsormus_zola
#европейский_экспресс
Фредерик Сулье, «Мемуары дьявола»
В ряду своих современников, среди которых блистали Александр Дюма, Эжен Сю и Виктор Гюго, Фредерик Сулье умудрился не только не потеряться, но и быть первопроходцем романтической традиции во французской литературе. На Сулье равнялись, его цитировали, бесконечно переиздавали и читали весь XIX век, и именно роман «Мемуары дьявола» привёл его к успеху. Как же так получилось, что тех же Дюма или Гюго отлично помнит весь мир и по сей день, тогда как Сулье затерялся?
Короткий ответ: роман Сулье хуже состарился, потому что был слишком заточен под свою эпоху. Я уверена, что каждое десятилетие, если не чаще, выходят невероятно актуальные, острые и понятные каждому здесь и сейчас книги, которым уготовано исчезнуть из коллективной памяти лет через сто, а может быть уже через год. Велик соблазн решить, что, дескать, великая литература в любом случае возвысится за пределы своего времени и найдёт дорогу к будущим поколениям, но наш корпус обязательных для образованного человека книг зачастую сомнителен.
Сулье не открыл жанр романа-фельетона, но после его успеха таким же образом издавались Эжен Сю с «Парижскими тайнами» и Александр Дюма с «Графом Монте-Кристо». Роман-фельетон — это зачастую очень длинная книга, каждая часть которой печатается последовательно в журнале, на который вы оформили подписку. Работа в таком формате требует, во-первых, высокой концентрации динамичных сюжетных поворотов, а во-вторых, умения подогревать интерес, обрывая повествование на самом интересном месте. При этом вашему произведению не обязательно быть цельным: фельетонная проза должна успеть зацепить читателя прямо в этом номере газеты, и поэтому ей лучше быть броской, но короткой историей, к которой в теории можно подключиться в любой момент.
Зная всё это, можно понять, почему в виде однотомной громадины «Мемуары дьявола» выглядят как хаотичный набор новелл, кое-как связанных магистральной темой и главным персонажем. Наш герой — барон де Луицци, невероятно знатный и богатый человек, получивший после смерти отца волшебный колокольчик, при помощи которого можно вызвать к себе Сатану. Сатана, формально оставаясь слугой Луицци, постоянно пытается выманить у хозяина годы жизни; обещает выполнять желания, но делает это в духе Джина из 1001 ночи, и очень любит рассказывать истории. Эти истории в основном касаются грехопадения знатных и с виду благовоспитанных дам.
Роман у нас фантастически-сатирический, так что абсолютно очевидно, что при помощи сверхспособностей Сатаны читатель сможет увидеть самые неприглядные стороны человеческой души и с наслаждением покритиковать прогнившее общество. Сатана меняет облики и обожает разыгрывать эффектные сцены: например, умеет обращаться в мушку, чтобы у Сулье был повод написать фразу «мушка по-прежнему заливалась сатанинским смехом». (🤣 )
Книга перегружена и переусложнена настолько, насколько вообще возможно, а самые шокирующие события уже не кажутся такими волнующими, когда ты читаешь письмо внутри вложенной истории внутри другой вложенной истории, которую Сатана всё это время рассказывает Луицци, пока бедный читатель окончательно не потеряется.🤯 Несмотря на царящую повсюду авторскую иронию, сложно отвлечься от морализаторского пафоса. Как будто для Сулье нет ничего святого, но одновременно свято всё.
За всеми сюжетными линиями очень трудно уследить, потому что они то и дело резко обрубаются многомесячными коматозами Луицци, после которых он ничего не помнит, и можно начинать очередную фельетонную вставку с чистого листа. Луицци в воде не тонет и в огне не горит, соблазняет на своём пути всех подряд, дерётся на шпагах, без последствий переносит столбняк, сидит в тюрьме, валяется в лихорадке, убивает нотариусов, становится банкротом, танцует на балах и ведет с Сатаной нравственные беседы.
Достоевский и Гончаров отлично знали «Мемуары». Я бы даже аккуратно провела параллели между Сулье и Достоевским: разве что в русской литературе не чувствуется иронии, а вот каркас книги Сулье местами сохраняется.
Окончание внизу👇
В ряду своих современников, среди которых блистали Александр Дюма, Эжен Сю и Виктор Гюго, Фредерик Сулье умудрился не только не потеряться, но и быть первопроходцем романтической традиции во французской литературе. На Сулье равнялись, его цитировали, бесконечно переиздавали и читали весь XIX век, и именно роман «Мемуары дьявола» привёл его к успеху. Как же так получилось, что тех же Дюма или Гюго отлично помнит весь мир и по сей день, тогда как Сулье затерялся?
Короткий ответ: роман Сулье хуже состарился, потому что был слишком заточен под свою эпоху. Я уверена, что каждое десятилетие, если не чаще, выходят невероятно актуальные, острые и понятные каждому здесь и сейчас книги, которым уготовано исчезнуть из коллективной памяти лет через сто, а может быть уже через год. Велик соблазн решить, что, дескать, великая литература в любом случае возвысится за пределы своего времени и найдёт дорогу к будущим поколениям, но наш корпус обязательных для образованного человека книг зачастую сомнителен.
Сулье не открыл жанр романа-фельетона, но после его успеха таким же образом издавались Эжен Сю с «Парижскими тайнами» и Александр Дюма с «Графом Монте-Кристо». Роман-фельетон — это зачастую очень длинная книга, каждая часть которой печатается последовательно в журнале, на который вы оформили подписку. Работа в таком формате требует, во-первых, высокой концентрации динамичных сюжетных поворотов, а во-вторых, умения подогревать интерес, обрывая повествование на самом интересном месте. При этом вашему произведению не обязательно быть цельным: фельетонная проза должна успеть зацепить читателя прямо в этом номере газеты, и поэтому ей лучше быть броской, но короткой историей, к которой в теории можно подключиться в любой момент.
Зная всё это, можно понять, почему в виде однотомной громадины «Мемуары дьявола» выглядят как хаотичный набор новелл, кое-как связанных магистральной темой и главным персонажем. Наш герой — барон де Луицци, невероятно знатный и богатый человек, получивший после смерти отца волшебный колокольчик, при помощи которого можно вызвать к себе Сатану. Сатана, формально оставаясь слугой Луицци, постоянно пытается выманить у хозяина годы жизни; обещает выполнять желания, но делает это в духе Джина из 1001 ночи, и очень любит рассказывать истории. Эти истории в основном касаются грехопадения знатных и с виду благовоспитанных дам.
Роман у нас фантастически-сатирический, так что абсолютно очевидно, что при помощи сверхспособностей Сатаны читатель сможет увидеть самые неприглядные стороны человеческой души и с наслаждением покритиковать прогнившее общество. Сатана меняет облики и обожает разыгрывать эффектные сцены: например, умеет обращаться в мушку, чтобы у Сулье был повод написать фразу «мушка по-прежнему заливалась сатанинским смехом». (
Книга перегружена и переусложнена настолько, насколько вообще возможно, а самые шокирующие события уже не кажутся такими волнующими, когда ты читаешь письмо внутри вложенной истории внутри другой вложенной истории, которую Сатана всё это время рассказывает Луицци, пока бедный читатель окончательно не потеряется.
За всеми сюжетными линиями очень трудно уследить, потому что они то и дело резко обрубаются многомесячными коматозами Луицци, после которых он ничего не помнит, и можно начинать очередную фельетонную вставку с чистого листа. Луицци в воде не тонет и в огне не горит, соблазняет на своём пути всех подряд, дерётся на шпагах, без последствий переносит столбняк, сидит в тюрьме, валяется в лихорадке, убивает нотариусов, становится банкротом, танцует на балах и ведет с Сатаной нравственные беседы.
Достоевский и Гончаров отлично знали «Мемуары». Я бы даже аккуратно провела параллели между Сулье и Достоевским: разве что в русской литературе не чувствуется иронии, а вот каркас книги Сулье местами сохраняется.
Окончание внизу
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Несмотря на всё вышесказанное, я не могу сказать, что наслаждалась чтением: книгу начала ещё в прошлом году, но только сейчас нашла в себе силы закончить.
«Мемуары дьявола», наверное, незаменимая вещь для человека, который хочет понять ландшафт и принципы французской литературы первой половины XIX века, но для рядового читателя это сомнительное удовольствие продолжительностью больше тысячи страниц.
#majorsormus_books
#европейский_экспресс
«Мемуары дьявола», наверное, незаменимая вещь для человека, который хочет понять ландшафт и принципы французской литературы первой половины XIX века, но для рядового читателя это сомнительное удовольствие продолжительностью больше тысячи страниц.
#majorsormus_books
#европейский_экспресс
Давно обещанный громадный материал по «Франкенштейну» опубликовала в Дзене, потому что никакой пост в телеге просто не вывез бы всего того, что мне нужно было сказать 😅
🌿 В книге невероятное количество моментов, на которых я хотела бы задержаться подольше, но не стала совсем уж выходить за рамки приличий. Если вы читали книгу и помните что-то, что вас зацепило, смело пишите в комментарии, обсудим!
🌿 В конце статьи бонусом идёт несколько фильмов, которые я советую посмотреть в связке с чтением книги.
🌿 По традиции — сердечное спасибо всем, кто откроет и прочитает до конца! Чтобы не сталкиваться с назойливой рекламой, статью можно открыть через браузер телеги и выбрать в настройках «быстрый просмотр» — у меня на андроиде таким способом рекламу не видно.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Ким Тоён, «Как путешествовать с коровой»
Поехал мужик на сельский рынок корову продавать, а она ему и говорит:чай, у тебя тут абсурдизм намечается?
Смешная и диковатая корейская повесть напомнила мне немного нечеловеческий юмор Арто Паасилинны. Поначалу думаешь, что перед тобой некое упражнение в стиле, забавная шутка. Но я, как мне кажется, уже настолько прониклась культурой Азии и Южной Кореи в частности, чтобы понимать, что любой символизм в их литературе не случаен. Более того: символы раскрывают замысел, про который ни один уважающий себя азиатский автор напрямую говорить не станет.
Итак, мужик мечтает продать корову. В его фермерской семье царит старый, подкрепленный веками уклад, а командует всеми пожилой строгий отец. Корея с сумасшедшей скоростью модернизируется, люди массово переезжают в Сеул, но семья нашего героя словно вросла в свою землю, боится перемен. Нужно сделать понятный и простой шаг: продать корову, чтобы на деньги, вырученные от продажи, купить хотя бы старый трактор и немного облегчить труды. Да вот беда: корова никому не нужна. Отец будет зол, что сын только зря промотался, да и что скажут соседи? Оказывается и у коровы всё это время было своё мнение по поводу продажи.
Жизнь в коллективистском и традиционном обществе вся состоит из неписанных правил. Старшие всегда знают, что хорошо для младших, а следующие поколения, мечтающие о переменах, слишком боятся неподчинения родне, чтобы действительно менять свою жизнь. Но магическое допущение — странная ментальная связь между парнем и коровой — разрубает узы унылой и предсказуемой судьбы. Побег с коровой в неизвестность — решение экстравагантное, но невероятно символичное.
Вместе с побегом от опостылевшей жизни мы начинаем видеть, как отмирает культура сельского хозяйства в Корее. Но герой не знает, чего он хочет вне системы, которая его взрастила. Я находила упоминания о традиционной живописи, в которой мальчиков или мужчин изображали гуляющими с коровами: как я поняла, в буддизме такая прогулка означает духовный поиск. Неслучайно путники в романе в какой-то момент забредают в буддистский храм и знакомятся с монахом.
Повесть соединяет в себе поэтичность, скорее всего опирающуюся на классические тексты древнего Востока, и почти абсурдную приземлённость, которая не отворачивает взгляда от любых физиологических явлений. Контрасты тут на каждом шагу, а общий тон как будто бы притчевый, и я почти уверена, что у множества маленьких деталей текста есть связь с традиционной корейской культурой. Например, герой очень часто обращает внимание на цветы: любуется магнолией (надежда и благородство) и камелией (любовь и преданность). Я привожу в пример только цветы, потому что это наиболее бросающийся в глаза символ, трактовку которого легко найти, но я думаю, что знатоки корейской культуры вынесут из повести гораздо больше смыслов.
Когда я читала эту книгу, меня не покидало ощущение благодарности автору за короткий и точный рассказ о каждом из нас. Невероятно изысканные метафоры соседствуют с нелепым абсурдом, философская сказка моментами похожа на фильм ужасов, а в центре всего стоит один растерянный человек, который боится смерти, жизни, прошлого и будущего. Я не знаю, как, но говорящая корова Кима Тоёна и мне помогла ответить себе на вопросы, кто я и что со мной сейчас происходит. Если вы дадите книге шанс и вас не оттолкнёт кажущаяся бредовость сюжета, то я уверена — повесть вас вознаградит.
#majorsormus_books
Поехал мужик на сельский рынок корову продавать, а она ему и говорит:
Смешная и диковатая корейская повесть напомнила мне немного нечеловеческий юмор Арто Паасилинны. Поначалу думаешь, что перед тобой некое упражнение в стиле, забавная шутка. Но я, как мне кажется, уже настолько прониклась культурой Азии и Южной Кореи в частности, чтобы понимать, что любой символизм в их литературе не случаен. Более того: символы раскрывают замысел, про который ни один уважающий себя азиатский автор напрямую говорить не станет.
Итак, мужик мечтает продать корову. В его фермерской семье царит старый, подкрепленный веками уклад, а командует всеми пожилой строгий отец. Корея с сумасшедшей скоростью модернизируется, люди массово переезжают в Сеул, но семья нашего героя словно вросла в свою землю, боится перемен. Нужно сделать понятный и простой шаг: продать корову, чтобы на деньги, вырученные от продажи, купить хотя бы старый трактор и немного облегчить труды. Да вот беда: корова никому не нужна. Отец будет зол, что сын только зря промотался, да и что скажут соседи? Оказывается и у коровы всё это время было своё мнение по поводу продажи.
Жизнь в коллективистском и традиционном обществе вся состоит из неписанных правил. Старшие всегда знают, что хорошо для младших, а следующие поколения, мечтающие о переменах, слишком боятся неподчинения родне, чтобы действительно менять свою жизнь. Но магическое допущение — странная ментальная связь между парнем и коровой — разрубает узы унылой и предсказуемой судьбы. Побег с коровой в неизвестность — решение экстравагантное, но невероятно символичное.
Вместе с побегом от опостылевшей жизни мы начинаем видеть, как отмирает культура сельского хозяйства в Корее. Но герой не знает, чего он хочет вне системы, которая его взрастила. Я находила упоминания о традиционной живописи, в которой мальчиков или мужчин изображали гуляющими с коровами: как я поняла, в буддизме такая прогулка означает духовный поиск. Неслучайно путники в романе в какой-то момент забредают в буддистский храм и знакомятся с монахом.
Повесть соединяет в себе поэтичность, скорее всего опирающуюся на классические тексты древнего Востока, и почти абсурдную приземлённость, которая не отворачивает взгляда от любых физиологических явлений. Контрасты тут на каждом шагу, а общий тон как будто бы притчевый, и я почти уверена, что у множества маленьких деталей текста есть связь с традиционной корейской культурой. Например, герой очень часто обращает внимание на цветы: любуется магнолией (надежда и благородство) и камелией (любовь и преданность). Я привожу в пример только цветы, потому что это наиболее бросающийся в глаза символ, трактовку которого легко найти, но я думаю, что знатоки корейской культуры вынесут из повести гораздо больше смыслов.
Когда я читала эту книгу, меня не покидало ощущение благодарности автору за короткий и точный рассказ о каждом из нас. Невероятно изысканные метафоры соседствуют с нелепым абсурдом, философская сказка моментами похожа на фильм ужасов, а в центре всего стоит один растерянный человек, который боится смерти, жизни, прошлого и будущего. Я не знаю, как, но говорящая корова Кима Тоёна и мне помогла ответить себе на вопросы, кто я и что со мной сейчас происходит. Если вы дадите книге шанс и вас не оттолкнёт кажущаяся бредовость сюжета, то я уверена — повесть вас вознаградит.
#majorsormus_books
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Антонио Табукки, «Реквием. Галлюцинация»
Табукки когда-то поразил меня романом «Утверждает Перейра» — книгой о силе духа и умении журналиста смотреть в глаза правде, даже если взгляд этот может оказаться последним. Антонио Табукки — итальянец, но однажды, случайно купив книгу, подписанную рукой великого португальского писателя Фернандо Пессоа, он загорается интересом к искусству Португалии. Этот интерес вскоре перекидывается и на саму страну.
В совсем коротеньком романе «Реквием» Табукки жонглирует темами, которые волнуют его больше всего: в Лиссабонской жаре неназванный герой бродит по закоулкам улиц и собственной памяти. Мужчина сталкивается с чередой персонажей, у которых тоже нет имён, но есть функция: таксист, бродяга, мэтр отеля. Некоторых из старых знакомых героя уже давно нет в живых, но это не мешает им появляться во плоти и так, как будто всё абсолютно нормально.
Попутчики готовы обсуждать всё на свете: какой Португалия была и какой стала, где готовят лучший саррабуло и что значит жить под неизбежным натиском европеизации, когда в стране так много уникальных черт. Разговоры несколько безэмоциональны и всегда заканчиваются на полуслове, но Табукки не задерживается, чтобы посмаковать удачный диалог или развить какую-нибудь линию. Он пишет лаконично и просто, как будто опуская беглый взгляд на старые фотографии.
Всегда трудно говорить о книге, в которой будто бы нет сюжета. Проза Табукки напоминает мне камушки на пляже: только от широты взгляда смотрящего зависит, составят ли они общую картину. Если нет, то это не беда, ведь каждый «камушек», или мини история, описанные в книге, сами по себе уникальны и дают пищу для размышлений.
Лирический герой Табукки исполняет мечту многих из нас: он возвращается на памятные места и всегда находит там людей, которым он не успел сказать главное. Он открыт любому опыту в своём любимом городе, и даже успевает побеседовать со своим кумиром Фернандо Пессоа. А если даже всё это было лишь галлюцинацией от нестерпимого португальского солнца, то я признаю, что реальность иногда проигрывает воображению.
#европейский_экспресс
#majorsormus_book
@inspiria_books
Табукки когда-то поразил меня романом «Утверждает Перейра» — книгой о силе духа и умении журналиста смотреть в глаза правде, даже если взгляд этот может оказаться последним. Антонио Табукки — итальянец, но однажды, случайно купив книгу, подписанную рукой великого португальского писателя Фернандо Пессоа, он загорается интересом к искусству Португалии. Этот интерес вскоре перекидывается и на саму страну.
В совсем коротеньком романе «Реквием» Табукки жонглирует темами, которые волнуют его больше всего: в Лиссабонской жаре неназванный герой бродит по закоулкам улиц и собственной памяти. Мужчина сталкивается с чередой персонажей, у которых тоже нет имён, но есть функция: таксист, бродяга, мэтр отеля. Некоторых из старых знакомых героя уже давно нет в живых, но это не мешает им появляться во плоти и так, как будто всё абсолютно нормально.
Попутчики готовы обсуждать всё на свете: какой Португалия была и какой стала, где готовят лучший саррабуло и что значит жить под неизбежным натиском европеизации, когда в стране так много уникальных черт. Разговоры несколько безэмоциональны и всегда заканчиваются на полуслове, но Табукки не задерживается, чтобы посмаковать удачный диалог или развить какую-нибудь линию. Он пишет лаконично и просто, как будто опуская беглый взгляд на старые фотографии.
Всегда трудно говорить о книге, в которой будто бы нет сюжета. Проза Табукки напоминает мне камушки на пляже: только от широты взгляда смотрящего зависит, составят ли они общую картину. Если нет, то это не беда, ведь каждый «камушек», или мини история, описанные в книге, сами по себе уникальны и дают пищу для размышлений.
Лирический герой Табукки исполняет мечту многих из нас: он возвращается на памятные места и всегда находит там людей, которым он не успел сказать главное. Он открыт любому опыту в своём любимом городе, и даже успевает побеседовать со своим кумиром Фернандо Пессоа. А если даже всё это было лишь галлюцинацией от нестерпимого португальского солнца, то я признаю, что реальность иногда проигрывает воображению.
#европейский_экспресс
#majorsormus_book
@inspiria_books
Джаред Даймонд, «Коллапс. Почему одни общества приходят к процветанию, а другие — к гибели»
Имя Джареда Даймонда наверняка у вас на слуху, если вы увлекаетесь научпоп литературой об антропологии, социологии и биологии. И хотя его труд «Коллапс» имеет в подзаголовке слова о процветании, на самом деле всё повествование сконцентрировано на том, как различные сообщества погибают. Это тоже небезынтересно, но двадцатилетний возраст книги даёт о себе знать.
Мы проследуем за автором в путешествие по погибшим сообществам: от населения острова Пасхи до гренландских викингов. Как и почему вроде бы преуспевающие народы приходят к упадку, а после и к исчезновению? Даймонд выделяет несколько факторов, различное взаимодействие с которыми может предсказать, насколько успешным будет будущее любой цивилизации.
Хотя в книге пунктов было больше, я хочу разместить их в трёх больших группах:
1️⃣ Климатические изменения, экология и подход к использованию ресурсов
Каждое сообщество начинает развиваться в более-менее устойчивых и благоприятных для роста населения условиях окружающей среды. Вопрос в том, насколько цивилизация учитывает последствия своих действий. Оставлять потомкам голые пустоши вместо некогда щедрых тропических лесов; выкачивать из земли всё полезное досуха, не заботясь о восстановлении почв; своими руками делать местность непригодной для дальнейшего проживания — классические пути «не туда», об которые сломались и полинезийцы с острова Пасхи, и с которыми глобально встречаемся сейчас мы все.
2️⃣ Соседи: войны или торговля?
Одна из самых странных особенностей людей, на мой взгляд, заключается в феномене ненависти к ближайшим соседям. Логика любого конфликта абсурдна, но я хотя бы могу её разглядеть в религиозных и прочих идеологических конфликтах, когда можно ярко и броско описать «другого» как чужака. Но когда воюют соседи просто на основании того, что они соседи, и между ними существует вымышленная государственная граница… это напоминает мне конфликты животных за территорию, и наверное делает людям ещё меньше чести. Выводы краткие: торговать в долгосрочной перспективе — полезно, воевать не очень.
3️⃣ Пластичность и способность корректировать поведение в изменяющихся условиях
Критерий, полезный как для отдельных людей, так и для огромных групп. Если держаться за старое-доброе «мой прадед-дед-отец так делали, и так буду делать и я», в то время как окружающие условия до неузнаваемости изменились, такая стратегия быстро приведёт к самым плачевным последствиям. Это очень сложный критерий даже для индивида, что уж говорить про целое человечество. Жизнь и мир меняются порой невероятно быстро за очень малые сроки, и всё учесть невозможно — но понимать, куда дует ветер, необходимо для успеха.
Книга Даймонда вышла в 2005 году, и то, что он тогда описывал как «с этим столкнутся наши дети», теперь стало нашей реальностью. У «Коллапса» много критиков: прежде всего специалисты ругают автора за слишком пристальное внимание к экологическим проблемам, которые, на его взгляд, являются важнейшей бедой, которая может утащить благополучные страны на дно. Даймонд, например, пишет о Китае образца 2005 года: или китайское правительство откажется от амбиций стать первой в мире экономикой и убережет нас всех от последствий глобальных загрязнений почв и воздуха, или китайцы махнут на это рукой и будут грести в сторону капиталистической мечты. И мы все знаем, что выбрал в итоге Китай. Может быть, Даймонд не столь междисциплинарен, как хочет казаться, но кое-что он понял уже двадцать лет назад.
Не стоит думать, что коллапс может настигнуть только маленькие, технологически отсталые или древние сообщества. Экологическое истощение, перенаселение, изменение климата и глобализация сделали современные общества уязвимыми не меньше, чем древние.
Даймонд убежден, что у человечества есть шанс избежать повторения ошибок прошлого, если оно будет способно адаптироваться и принимать трудные, но необходимые решения. Его анализ подводит к выводу: коллапс — не неизбежность, а выбор.
#majorsormus_book
P.S. Лучшая возможность поставить🗿 за всю историю канала!
Имя Джареда Даймонда наверняка у вас на слуху, если вы увлекаетесь научпоп литературой об антропологии, социологии и биологии. И хотя его труд «Коллапс» имеет в подзаголовке слова о процветании, на самом деле всё повествование сконцентрировано на том, как различные сообщества погибают. Это тоже небезынтересно, но двадцатилетний возраст книги даёт о себе знать.
Мы проследуем за автором в путешествие по погибшим сообществам: от населения острова Пасхи до гренландских викингов. Как и почему вроде бы преуспевающие народы приходят к упадку, а после и к исчезновению? Даймонд выделяет несколько факторов, различное взаимодействие с которыми может предсказать, насколько успешным будет будущее любой цивилизации.
Хотя в книге пунктов было больше, я хочу разместить их в трёх больших группах:
Каждое сообщество начинает развиваться в более-менее устойчивых и благоприятных для роста населения условиях окружающей среды. Вопрос в том, насколько цивилизация учитывает последствия своих действий. Оставлять потомкам голые пустоши вместо некогда щедрых тропических лесов; выкачивать из земли всё полезное досуха, не заботясь о восстановлении почв; своими руками делать местность непригодной для дальнейшего проживания — классические пути «не туда», об которые сломались и полинезийцы с острова Пасхи, и с которыми глобально встречаемся сейчас мы все.
Одна из самых странных особенностей людей, на мой взгляд, заключается в феномене ненависти к ближайшим соседям. Логика любого конфликта абсурдна, но я хотя бы могу её разглядеть в религиозных и прочих идеологических конфликтах, когда можно ярко и броско описать «другого» как чужака. Но когда воюют соседи просто на основании того, что они соседи, и между ними существует вымышленная государственная граница… это напоминает мне конфликты животных за территорию, и наверное делает людям ещё меньше чести. Выводы краткие: торговать в долгосрочной перспективе — полезно, воевать не очень.
Критерий, полезный как для отдельных людей, так и для огромных групп. Если держаться за старое-доброе «мой прадед-дед-отец так делали, и так буду делать и я», в то время как окружающие условия до неузнаваемости изменились, такая стратегия быстро приведёт к самым плачевным последствиям. Это очень сложный критерий даже для индивида, что уж говорить про целое человечество. Жизнь и мир меняются порой невероятно быстро за очень малые сроки, и всё учесть невозможно — но понимать, куда дует ветер, необходимо для успеха.
Книга Даймонда вышла в 2005 году, и то, что он тогда описывал как «с этим столкнутся наши дети», теперь стало нашей реальностью. У «Коллапса» много критиков: прежде всего специалисты ругают автора за слишком пристальное внимание к экологическим проблемам, которые, на его взгляд, являются важнейшей бедой, которая может утащить благополучные страны на дно. Даймонд, например, пишет о Китае образца 2005 года: или китайское правительство откажется от амбиций стать первой в мире экономикой и убережет нас всех от последствий глобальных загрязнений почв и воздуха, или китайцы махнут на это рукой и будут грести в сторону капиталистической мечты. И мы все знаем, что выбрал в итоге Китай. Может быть, Даймонд не столь междисциплинарен, как хочет казаться, но кое-что он понял уже двадцать лет назад.
Не стоит думать, что коллапс может настигнуть только маленькие, технологически отсталые или древние сообщества. Экологическое истощение, перенаселение, изменение климата и глобализация сделали современные общества уязвимыми не меньше, чем древние.
Даймонд убежден, что у человечества есть шанс избежать повторения ошибок прошлого, если оно будет способно адаптироваться и принимать трудные, но необходимые решения. Его анализ подводит к выводу: коллапс — не неизбежность, а выбор.
#majorsormus_book
P.S. Лучшая возможность поставить
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Ребята и девчата, у моего канала начался период застоя, который я буду думать, как преодолеть.
Что-то внутри моей системы ценностей перестраивается сейчас, и в том числе отношение к соцсетям.
Меня сложно назвать общительным человеком, и при помощи общения онлайн я пыталась ломать свою привычку отсиживаться в углу и помалкивать. Я знаю, что у меня есть свой голос, но сейчас я не думаю, что он так уж нужен среди миллионов других голосов.
Я не умею (да и не хочу) записывать сториз, демонстрировать свою якобы интересную жизнь, собирать из себя личный бренд, который не будет иметь ничего общего с моей настоящей личностью. Меня также морально выматывает ощущение, что каждый из нас, как бы хорошо мы не относились друг к другу, буквально сражается за крохи внимания со стороны порой совершенно незнакомых нам людей. Я поняла, что и это мне не нужно.
Отзывы на канале скорее всего будут появляться, но не на всё подряд, как я пыталась делать раньше, а только на то, что я считаю действительно интересным. Мне всё ещё очень ценно общение с каждым из вас, но прошу вас помнить, что интроверсия — это не модное слово, и что общаться для меня бывает так же энергозатратно, как для многих бежать в гору.
Спасибо.
Что-то внутри моей системы ценностей перестраивается сейчас, и в том числе отношение к соцсетям.
Меня сложно назвать общительным человеком, и при помощи общения онлайн я пыталась ломать свою привычку отсиживаться в углу и помалкивать. Я знаю, что у меня есть свой голос, но сейчас я не думаю, что он так уж нужен среди миллионов других голосов.
Я не умею (да и не хочу) записывать сториз, демонстрировать свою якобы интересную жизнь, собирать из себя личный бренд, который не будет иметь ничего общего с моей настоящей личностью. Меня также морально выматывает ощущение, что каждый из нас, как бы хорошо мы не относились друг к другу, буквально сражается за крохи внимания со стороны порой совершенно незнакомых нам людей. Я поняла, что и это мне не нужно.
Отзывы на канале скорее всего будут появляться, но не на всё подряд, как я пыталась делать раньше, а только на то, что я считаю действительно интересным. Мне всё ещё очень ценно общение с каждым из вас, но прошу вас помнить, что интроверсия — это не модное слово, и что общаться для меня бывает так же энергозатратно, как для многих бежать в гору.
Спасибо.