«Что ж, если бы мне, Федору Михайловичу, довелось увидеть интерпретацию своего 'Преступления и наказания' в декорациях Петербурга 2024 года (о, «Кинопоиск», ты режешь без ножа), боюсь, я бы почувствовал более глубокую тоску, чем ту, что испытывал, скитаясь по набережным и слушая стоны человеческой души. Город мой, когда-то обветшалый и пыльный, в новой версии стал полем битвы не за спасение души, а за микрокредиты и клубное похмелье.
Старуха-процентщица, некогда символ алчности и несправедливости, теперь с кислой усмешкой раздает микрозаймы из своей закутанной в неон и пластик лавки. Ее злобный взор остался прежним, но в руках — не медные гроши, а смартфон с перечнем долгов.
А Раскольников... Ах, Родион, ты, горемычный мученик, бродящий по ночным клубам с бокалом дешевого виски, в поисках не ответа, а очередной дозы забвения. Он все еще произносит те же слова, написанные мною, но звучат они теперь как нечто чуждое, натянутое, как старый костюм, надетый на футуристического манекена. Нет, хорош Янковский. Но играть бы ему и дальше свое, родное, современное. А мою классику, Ваня, ты не тронь.
Диалоги, когда-то врезавшиеся в душу, теперь звучат словно цитаты из школьного учебника, произносимые под оглушительные ритмы клубной музыки и сверкающие огни лазеров. Слова о боге, свободе и совести теряются среди запахов дыма и смеха танцующих. Порой кажется, что даже сам Петербург, этот новый, перенасыщенный глянцем и светом, смотрит на происходящее с равнодушием и усталостью, как на очередной спектакль, не имеющий ничего общего с правдой.
И хотя сатира и гипербола здесь могли бы найти свое место, вульгарщина и бессмысленный блеск не передают той глубины, что была в глазах моего Родиона, стоявшего в одиночестве среди серых стен. Да, страдание души не изменилось, но новый Петербург искажает его до неузнаваемости. Мой роман, казалось бы, выжил из ума, танцуя на руинах морали, но вместо искупления — только музыка, что гремит в пустоте».
С днем рождения, Федор Михайлович. Хемингуэй позвонит и вам. Или иеперь — после такой премьеры — по вам.
Тут уж как драматургия развернет сюжет. Кто знает.
«Что ж, если бы мне, Федору Михайловичу, довелось увидеть интерпретацию своего 'Преступления и наказания' в декорациях Петербурга 2024 года (о, «Кинопоиск», ты режешь без ножа), боюсь, я бы почувствовал более глубокую тоску, чем ту, что испытывал, скитаясь по набережным и слушая стоны человеческой души. Город мой, когда-то обветшалый и пыльный, в новой версии стал полем битвы не за спасение души, а за микрокредиты и клубное похмелье.
Старуха-процентщица, некогда символ алчности и несправедливости, теперь с кислой усмешкой раздает микрозаймы из своей закутанной в неон и пластик лавки. Ее злобный взор остался прежним, но в руках — не медные гроши, а смартфон с перечнем долгов.
А Раскольников... Ах, Родион, ты, горемычный мученик, бродящий по ночным клубам с бокалом дешевого виски, в поисках не ответа, а очередной дозы забвения. Он все еще произносит те же слова, написанные мною, но звучат они теперь как нечто чуждое, натянутое, как старый костюм, надетый на футуристического манекена. Нет, хорош Янковский. Но играть бы ему и дальше свое, родное, современное. А мою классику, Ваня, ты не тронь.
Диалоги, когда-то врезавшиеся в душу, теперь звучат словно цитаты из школьного учебника, произносимые под оглушительные ритмы клубной музыки и сверкающие огни лазеров. Слова о боге, свободе и совести теряются среди запахов дыма и смеха танцующих. Порой кажется, что даже сам Петербург, этот новый, перенасыщенный глянцем и светом, смотрит на происходящее с равнодушием и усталостью, как на очередной спектакль, не имеющий ничего общего с правдой.
И хотя сатира и гипербола здесь могли бы найти свое место, вульгарщина и бессмысленный блеск не передают той глубины, что была в глазах моего Родиона, стоявшего в одиночестве среди серых стен. Да, страдание души не изменилось, но новый Петербург искажает его до неузнаваемости. Мой роман, казалось бы, выжил из ума, танцуя на руинах морали, но вместо искупления — только музыка, что гремит в пустоте».
С днем рождения, Федор Михайлович. Хемингуэй позвонит и вам. Или иеперь — после такой премьеры — по вам.
Тут уж как драматургия развернет сюжет. Кто знает.
BY Хемингуэй позвонит
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Two days after Russia invaded Ukraine, an account on the Telegram messaging platform posing as President Volodymyr Zelenskiy urged his armed forces to surrender. "The result is on this photo: fiery 'greetings' to the invaders," the Security Service of Ukraine wrote alongside a photo showing several military vehicles among plumes of black smoke. After fleeing Russia, the brothers founded Telegram as a way to communicate outside the Kremlin's orbit. They now run it from Dubai, and Pavel Durov says it has more than 500 million monthly active users. READ MORE "There is a significant risk of insider threat or hacking of Telegram systems that could expose all of these chats to the Russian government," said Eva Galperin with the Electronic Frontier Foundation, which has called for Telegram to improve its privacy practices.
from no
