/// Стоило ему только ступить на сцену, как все замолчали///
Как в моём любимом анекдоте.
— У тебя хуй видно, знаешь?
— Что? Знаю ли я её?! Да я её написал!
Как в моём любимом анекдоте.
— У тебя хуй видно, знаешь?
— Что? Знаю ли я её?! Да я её написал!
Forwarded from Лимоновские чтения | Москва
Герань зацветает огненно,
Как батя чихает гаубица,
Кинжал рассекает облако,
Россия сосредотачивается.
Наполнено небо над городом
Несущими правду птицами.
Сияя сумрачным золотом,
Империя концентрируется.
Время достроить сознание,
Переосмыслить догматы.
Орёл на трёхцветном знамени —
Страна возвращает отторгнутое.
На теле земли — оспины
Железного референдума.
Россия — по воле Господа
И строго с Его ведома.
Пахнем солярой и порохом,
Пишем историю набело
В свете ракетных сполохов.
Россия — родина ангелов.
Максим Маркевич
#лм_поэзия
Как батя чихает гаубица,
Кинжал рассекает облако,
Россия сосредотачивается.
Наполнено небо над городом
Несущими правду птицами.
Сияя сумрачным золотом,
Империя концентрируется.
Время достроить сознание,
Переосмыслить догматы.
Орёл на трёхцветном знамени —
Страна возвращает отторгнутое.
На теле земли — оспины
Железного референдума.
Россия — по воле Господа
И строго с Его ведома.
Пахнем солярой и порохом,
Пишем историю набело
В свете ракетных сполохов.
Россия — родина ангелов.
Максим Маркевич
#лм_поэзия
Forwarded from Лимоновские чтения | Москва
На независимость Украины
Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
«время покажет кузькину мать», руины,
кости посмертной радости с привкусом Украины.
То не зелено-квитный, траченый изотопом,
— жовто-блакитный реет над Конотопом,
скроенный из холста: знать, припасла Канада —
даром, что без креста: но хохлам не надо.
Гой ты, рушник-карбованец, семечки в потной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с залитыми глазами жили, как при Тарзане.
Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.
Ступайте от нас в жупане, не говоря в мундире,
по адресу на три буквы на все четыре
стороны. Пусть теперь в мазанке хором Гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть, так сообща, сук выбирая в чаще,
а курицу из борща грызть в одиночку слаще?
Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит.
Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый
отвернутыми углами и вековой обидой.
Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба
нам — подавись мы жмыхом и потолком — не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коли была промежду.
Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом!
Вас родила земля: грунт, чернозем с подзолом.
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Эта земля не дает вам, кавунам, покоя.
Ой-да левада-степь, краля, баштан, вареник.
Больше, поди, теряли: больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза,
Нет на нее указа ждать до другого раза.
С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.
Иосиф Бродский
#лм_поэзия
Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
«время покажет кузькину мать», руины,
кости посмертной радости с привкусом Украины.
То не зелено-квитный, траченый изотопом,
— жовто-блакитный реет над Конотопом,
скроенный из холста: знать, припасла Канада —
даром, что без креста: но хохлам не надо.
Гой ты, рушник-карбованец, семечки в потной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с залитыми глазами жили, как при Тарзане.
Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.
Ступайте от нас в жупане, не говоря в мундире,
по адресу на три буквы на все четыре
стороны. Пусть теперь в мазанке хором Гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть, так сообща, сук выбирая в чаще,
а курицу из борща грызть в одиночку слаще?
Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит.
Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый
отвернутыми углами и вековой обидой.
Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба
нам — подавись мы жмыхом и потолком — не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коли была промежду.
Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом!
Вас родила земля: грунт, чернозем с подзолом.
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Эта земля не дает вам, кавунам, покоя.
Ой-да левада-степь, краля, баштан, вареник.
Больше, поди, теряли: больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза,
Нет на нее указа ждать до другого раза.
С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.
Иосиф Бродский
#лм_поэзия
///То не зелено-квитный, траченый изотопом,
— жовто-блакитный реет над Конотопом,///
Как-то с одна красивой женщиной-филологом читали этот стих. Еще не было никакой войны. Когда закрутится маховик боевых действий, человек начнёт махать жовто-блакитным флажком. Меня спросили, что это значит: "траченый изотопом". Я сказал, что понятия не имею, но ассоциативный ряд Украина - изотоп - это явно про Чернобыльскую катастрофу. Из одной этой фразы получилось целое стихотворение. Не хочу и не буду цитировать Бориса Пастернака, но стихи рождаются из невероятного мусора. Из обрывков мыслей и фраз. Из увиденного краем глаза.
— жовто-блакитный реет над Конотопом,///
Как-то с одна красивой женщиной-филологом читали этот стих. Еще не было никакой войны. Когда закрутится маховик боевых действий, человек начнёт махать жовто-блакитным флажком. Меня спросили, что это значит: "траченый изотопом". Я сказал, что понятия не имею, но ассоциативный ряд Украина - изотоп - это явно про Чернобыльскую катастрофу. Из одной этой фразы получилось целое стихотворение. Не хочу и не буду цитировать Бориса Пастернака, но стихи рождаются из невероятного мусора. Из обрывков мыслей и фраз. Из увиденного краем глаза.
Птичка летит из земного в небесное царство.
Грустная девочка томно читает Псалтырь.
Темные лучики в самом сердце Христианства.
В центре вселенной диаволов водевиль.
Люди у парка пытаются вспомнить названия
Каменных замков и васильковых планет.
Красные кони гуляют от здания к зданию.
Страшные боги выходят из тени на свет.
- Что это значит “траченый изотопом”?
- Видимо про Чернобыльскую АЭС.
Спят города на окраине старой Европы,
Лоси жуют мухоморы у выхода в лес.
Возле кондитерской льется чёрное пиво.
Синий трамвай в редколесье пугает лисиц.
Тьмою египетской он проплывает мимо.
Мимо оранжевых парков и синих больниц.
На остановке грустит одинокая Ева.
В центре вселенной ёбаный ералаш.
В окнах твоей квартиры осатанелый
Лосиноостровский индустриальный пейзаж.
2022
#застольныестихи
Грустная девочка томно читает Псалтырь.
Темные лучики в самом сердце Христианства.
В центре вселенной диаволов водевиль.
Люди у парка пытаются вспомнить названия
Каменных замков и васильковых планет.
Красные кони гуляют от здания к зданию.
Страшные боги выходят из тени на свет.
- Что это значит “траченый изотопом”?
- Видимо про Чернобыльскую АЭС.
Спят города на окраине старой Европы,
Лоси жуют мухоморы у выхода в лес.
Возле кондитерской льется чёрное пиво.
Синий трамвай в редколесье пугает лисиц.
Тьмою египетской он проплывает мимо.
Мимо оранжевых парков и синих больниц.
На остановке грустит одинокая Ева.
В центре вселенной ёбаный ералаш.
В окнах твоей квартиры осатанелый
Лосиноостровский индустриальный пейзаж.
2022
#застольныестихи
Ну тут много всего намешано. Вообще, конечно, это дань уважения Поплавскому на котором я сидел два года. Черное пиво - это прямо оттуда. Ну и сам метод. Внутреннее же ощущение - это стихотворение Бродского "От окраины к центру". Оттуда:
Вот я вновь прохожу
в том же светлом раю -- с остановки налево,
предо мною бежит,
закрываясь ладонями, новая Ева,
ярко-красный Адам
вдалеке появляется в арках,
невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах.
Ну и самое главное - монолог инженера Кириллова из "Бесов" Достоевского про то, что если Христос умер и не воскрес, то мир - это просто хаос и бред. Обычно не люблю говорить про свои стихи. Но что-то захотелось, когда вспомнили Бродского.
Вот я вновь прохожу
в том же светлом раю -- с остановки налево,
предо мною бежит,
закрываясь ладонями, новая Ева,
ярко-красный Адам
вдалеке появляется в арках,
невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах.
Ну и самое главное - монолог инженера Кириллова из "Бесов" Достоевского про то, что если Христос умер и не воскрес, то мир - это просто хаос и бред. Обычно не люблю говорить про свои стихи. Но что-то захотелось, когда вспомнили Бродского.
У великого Максима Крижевского, который давно не пишет песен, есть альбом "Мосты инженера Кириллова". Это очень хорошее название.
Вообще считается, что главная книга Достоевского - это "Братья Карамазовы". Не ставлю под сомнение масштаб данного труда. Но для меня центральной книгой всей моей жизни были "Бесы" (смешно звучит).
Вообще считается, что главная книга Достоевского - это "Братья Карамазовы". Не ставлю под сомнение масштаб данного труда. Но для меня центральной книгой всей моей жизни были "Бесы" (смешно звучит).
Последнее про "Бесов". Купил и начал перелистывать книгу. Неплохо было бы повторить всего Достоевского. Я же читал его, когда совсем был глупый и мелкий. Наверное, много нового можно было бы увидеть. А помните сцену, когда Ставрогин выебал Лизу и они стоят и смотрят на горящий город? Как бы было хорошо, если этот эпизод соотносился бы с финалом "Бойцовского клуба" (чтобы еще Pixies играли). Как бы они были красивы вместе. Холодные и непобедимые. Но в книжке, к сожалению, вообще про другое. Потому что Николай Всеволодович оказался слишком человеком. Ставрогин внезапно потерял свою волю, а потом начал оправдываться и извиняться (никакая женщина никогда не простит вам ваших извинений. Никогда).
- Что значит этот язык, Лиза? Откуда он вдруг? Что значит "нам немного быть вместе"? Вот уже вторая фраза загадочная в полчаса, как ты проснулась.
- Вы принимаетесь считать мои загадочные фразы? - засмеялась она. - А помните, я вчера, входя, мертвецом отрекомендовалась? Вот это вы нашли нужным забыть. Забыть или не приметить.
- Не помню, Лиза. Зачем мертвецом? Надо жить...
Просто кунсткамера характеров. Брезгливость. В том числе от узнавания. Единственный положительный человек во всей книге - это Шатов. И того убили, суки.
- Что значит этот язык, Лиза? Откуда он вдруг? Что значит "нам немного быть вместе"? Вот уже вторая фраза загадочная в полчаса, как ты проснулась.
- Вы принимаетесь считать мои загадочные фразы? - засмеялась она. - А помните, я вчера, входя, мертвецом отрекомендовалась? Вот это вы нашли нужным забыть. Забыть или не приметить.
- Не помню, Лиза. Зачем мертвецом? Надо жить...
Просто кунсткамера характеров. Брезгливость. В том числе от узнавания. Единственный положительный человек во всей книге - это Шатов. И того убили, суки.
— Довольно, Кириллов, уверяю вас, что довольно! — почти умолял Петр Степанович, трепеща, чтоб он не разодрал бумагу. — Чтобы поверили, надо как можно темнее, именно так, именно одними намеками. Надо правды только уголок показать, ровно настолько, чтоб их раздразнить. Всегда сами себе налгут больше нашего и уж себе-то, конечно, поверят больше, чем нам, а ведь это всего лучше, всего лучше! Давайте; великолепно и так; давайте, давайте!
И он всё старался вырвать бумагу. Кириллов, выпуча глаза, слушал и как бы старался сообразить, но, кажется, он переставал понимать.
— Э, черт! — озлился вдруг Петр Степанович, — да он еще и не подписал! что ж вы глаза-то выпучили, подписывайте!
— Я хочу изругать... — пробормотал Кириллов, однако взял перо и подписался. — Я хочу изругать...
— Подпишите: Vive la république, и довольно.
— Браво! — почти заревел от восторга Кириллов. — Vive la république démocratique, sociale et universelle ou la mort! Нет, нет, не так. — Liberté, égalité, fraternité ou la mort! Вот это лучше, это лучше, — написал он с наслаждением под подписью своего имени.
И он всё старался вырвать бумагу. Кириллов, выпуча глаза, слушал и как бы старался сообразить, но, кажется, он переставал понимать.
— Э, черт! — озлился вдруг Петр Степанович, — да он еще и не подписал! что ж вы глаза-то выпучили, подписывайте!
— Я хочу изругать... — пробормотал Кириллов, однако взял перо и подписался. — Я хочу изругать...
— Подпишите: Vive la république, и довольно.
— Браво! — почти заревел от восторга Кириллов. — Vive la république démocratique, sociale et universelle ou la mort! Нет, нет, не так. — Liberté, égalité, fraternité ou la mort! Вот это лучше, это лучше, — написал он с наслаждением под подписью своего имени.
Forwarded from Лимоновские чтения | Москва
Баллада о догматике
— Немецкий пролетарий не должон! -
Майор Петров, немецким войском битый,
ошеломлен, сбит с толку, поражен
неправильным развитием событий.
Гоним вдоль родины, как желтый лист,
гоним вдоль осени, под пулеметным свистом
майор кричал, что рурский металлист
не враг, а друг уральским металлистам.
Но рурский пролетарий сало жрал,
а также яйки, млеко, масло,
и что-то в нем, по-видимому, погасло,
он знать не знал про классы и Урал.
— По Ленину не так идти должно! -
Но войско перед немцем отходило,
раскручивалось страшное кино,
по Ленину пока не выходило.
По Ленину, по всем его томам,
по тридцати томам его собрания.
Хоть Ленин — ум и всем пример умам
и разобрался в том, что было ранее.
Когда же изменились времена
и мы — наперли весело и споро,
майор Петров решил: теперь война
пойдет по Ленину и по майору.
Все это было в марте, и снежок
выдерживал свободно полоз санный.
Майор Петров, словно Иван Сусанин,
свершил диалектический прыжок.
Он на санях сам-друг легко догнал
колонну отступающих баварцев.
Он думал объяснить им, дать сигнал,
он думал их уговорить сдаваться.
Язык противника не знал совсем
майор Петров, хоть много раз пытался.
Но слово «класс» — оно понятно всем,
и слово «Маркс», и слово «пролетарий».
Когда с него снимали сапоги,
не спрашивая соцпроисхождения,
когда без спешки и без снисхождения
ему прикладом вышибли мозги,
В сознании угаснувшем его,
несчастного догматика Петрова,
не отразилось ровно ничего.
И если бы воскрес он — начал снова.
Борис Слуцкий
#лм_поэзия
— Немецкий пролетарий не должон! -
Майор Петров, немецким войском битый,
ошеломлен, сбит с толку, поражен
неправильным развитием событий.
Гоним вдоль родины, как желтый лист,
гоним вдоль осени, под пулеметным свистом
майор кричал, что рурский металлист
не враг, а друг уральским металлистам.
Но рурский пролетарий сало жрал,
а также яйки, млеко, масло,
и что-то в нем, по-видимому, погасло,
он знать не знал про классы и Урал.
— По Ленину не так идти должно! -
Но войско перед немцем отходило,
раскручивалось страшное кино,
по Ленину пока не выходило.
По Ленину, по всем его томам,
по тридцати томам его собрания.
Хоть Ленин — ум и всем пример умам
и разобрался в том, что было ранее.
Когда же изменились времена
и мы — наперли весело и споро,
майор Петров решил: теперь война
пойдет по Ленину и по майору.
Все это было в марте, и снежок
выдерживал свободно полоз санный.
Майор Петров, словно Иван Сусанин,
свершил диалектический прыжок.
Он на санях сам-друг легко догнал
колонну отступающих баварцев.
Он думал объяснить им, дать сигнал,
он думал их уговорить сдаваться.
Язык противника не знал совсем
майор Петров, хоть много раз пытался.
Но слово «класс» — оно понятно всем,
и слово «Маркс», и слово «пролетарий».
Когда с него снимали сапоги,
не спрашивая соцпроисхождения,
когда без спешки и без снисхождения
ему прикладом вышибли мозги,
В сознании угаснувшем его,
несчастного догматика Петрова,
не отразилось ровно ничего.
И если бы воскрес он — начал снова.
Борис Слуцкий
#лм_поэзия
Надо отучаться делать отложенные, а потом забытые посты.
Forwarded from Савва Федосеев
Уже более суток нет подробностей о состояние здоровья Евгения Долганова из культовой группы «Русский стяг». Вчера в 9 утра сообщили, что на него напали неизвестные. Он в больнице в тяжелом состояние. Больше никаких подробностей нет.
Всё Русское патриотическое движение очень переживает за Женю. Очень тревожно. Скорейшего выздоровления!
Всё Русское патриотическое движение очень переживает за Женю. Очень тревожно. Скорейшего выздоровления!
Сейчас слушал лекцию и узнал, что в древней Скандинавии написание любовных стихов приравнивалось к приворотному заговору. Если дама подавала на поэта после такого иск, то ему могли на шею накинуть камень и отправить в царство Нептуна (или кто там в этой роли у викингов). Знаю, что меня читает немало поэтов. Пожалуйста, осторожнее пишите свои стихи, братцы 🙏🙏🙏
Зазвучало пение — медленное, невнятное, замогильное. Далекий-далекий, невыносимо тоскливый голос будто просачивался из-под земли. Но скорбные звуки постепенно складывались в страшные слова — жестокие, мертвящие, неотвратимые. И стонущие, жалобные. Будто ночь, изнывая тоской по утру, злобно сетовала на него; словно холод, тоскуя по теплу, проклинал его. Фродо оцепенел. Пение становилось все отчетливее, и с ужасом в сердце он различил наконец слова заклятия:
Костенейте под землей
до поры, когда с зарей
тьма кромешная взойдет
на померкший небосвод,
чтоб исчахли дочерна
солнце, звезды и луна,
чтобы царствовал — один —
в мире Черный Властелин!
У изголовья его что-то скрипнуло и заскреблось. Он приподнялся на локте и увидел, что лежат они поперек прохода, а из-за угла крадется, перебирая пальцами, длинная рука — крадется к Сэму, к рукояти меча у его горла.
Дж. Р. Толкин.
А потом вы становитесь немного старше и начинаете слушать блек-метал
Костенейте под землей
до поры, когда с зарей
тьма кромешная взойдет
на померкший небосвод,
чтоб исчахли дочерна
солнце, звезды и луна,
чтобы царствовал — один —
в мире Черный Властелин!
У изголовья его что-то скрипнуло и заскреблось. Он приподнялся на локте и увидел, что лежат они поперек прохода, а из-за угла крадется, перебирая пальцами, длинная рука — крадется к Сэму, к рукояти меча у его горла.
Дж. Р. Толкин.
А потом вы становитесь немного старше и начинаете слушать блек-метал