Наверное, я не напишу ничего нового про книгу, которую, кажется, читали уже все и про которую написали тоже уже все, но, с другой стороны, почему бы про нее не рассказать еще раз? Тем более, что книга совершенно прекрасная.
Вера Богданова, моя ровесница, пишет о том, что близко и больно миллениалам. Мои девяностые и начало двухтысячных были во многом другими, но то тут, то там я натыкалась на что-то, что очень резонировало с моим опытом и воспоминаниями. Писательница очень точно воссоздает эпоху, и герои романа растут среди новостей о взрывах в метро и «Норд-Осте», ездят летом не на море, а в деревню, собирают колорадских жуков и перематывают кассету карандашом.
Женя, ее двоюродные брат и сестра Илья и Даша – дети девяностых. Папа прочит Жене иняз, потому что престижно и тогда ей не придется, как ему, продавать колготки на рынке. Илья готовится к поступлению в вуз, чтобы вырваться из вечного безденежья и квартиры с желтыми потеками на стенах от вечно заливающих соседей сверху (привет соседям, жившим над моими родителями). Даша – самая младшая, когда-то папина принцесса, но папы больше нет рядом, как и нет нажитого сомнительным путем достатка. Остались только мама, Илья и бабушка, на даче которой все дети и оказываются однажды летом. Так начинается история любви, которой по общепринятым нормам морали не должно было быть.
Но история боли начинается гораздо раньше. В последние годы мне ближе и понятнее становятся не только дети девяностых, но и их родители. В постоянной борьбе за выживание времени на воспитание детей часто не хватало, чтобы прокормить семью, приходилось жертвовать собственными желаниями и амбициями – и на это все накладывались никуда не исчезнувшие представления о том, что прилично, а что – не очень, и повышенные ожидания от детей (если я не смог(ла), то уж дети мои точно должны: иметь приличную работу/найти приличного мужа/купить машину-квартиру/съездить в отпуск заграницу – нужное подчеркнуть). Среди этого всего часто забывали о главном – позволить детям делать свой выбор, даже если этот выбор не соответствует ожиданиям общества. Мне и многим моим ровесникам повезло (но, с другой стороны, я у мамы с папой тоже та еще бунтарка), но я знаю и тех, кого зажимали в тиски родительских ожиданий, не давая права жить своей жизнью. И для меня история, рассказанная Верой Богдановой, – это история о повторяющемся сценарии семейной травмы, на которую накладывается травма поколенческая, связанная с отсутствием безопасности, неуверенностью в том, каким будет завтрашний день и будет ли он в принципе.
Мне было больно читать, но это очень важная книга, и в ней затрагиваются темы, о которых нужно продолжать говорить, что бы ни происходило. А еще я постоянно думаю о том, как же нам повезло, что у нас есть прекрасные женщины, которые так точно, так цепко, так отчаянно-хорошо пишут.
Наверное, я не напишу ничего нового про книгу, которую, кажется, читали уже все и про которую написали тоже уже все, но, с другой стороны, почему бы про нее не рассказать еще раз? Тем более, что книга совершенно прекрасная.
Вера Богданова, моя ровесница, пишет о том, что близко и больно миллениалам. Мои девяностые и начало двухтысячных были во многом другими, но то тут, то там я натыкалась на что-то, что очень резонировало с моим опытом и воспоминаниями. Писательница очень точно воссоздает эпоху, и герои романа растут среди новостей о взрывах в метро и «Норд-Осте», ездят летом не на море, а в деревню, собирают колорадских жуков и перематывают кассету карандашом.
Женя, ее двоюродные брат и сестра Илья и Даша – дети девяностых. Папа прочит Жене иняз, потому что престижно и тогда ей не придется, как ему, продавать колготки на рынке. Илья готовится к поступлению в вуз, чтобы вырваться из вечного безденежья и квартиры с желтыми потеками на стенах от вечно заливающих соседей сверху (привет соседям, жившим над моими родителями). Даша – самая младшая, когда-то папина принцесса, но папы больше нет рядом, как и нет нажитого сомнительным путем достатка. Остались только мама, Илья и бабушка, на даче которой все дети и оказываются однажды летом. Так начинается история любви, которой по общепринятым нормам морали не должно было быть.
Но история боли начинается гораздо раньше. В последние годы мне ближе и понятнее становятся не только дети девяностых, но и их родители. В постоянной борьбе за выживание времени на воспитание детей часто не хватало, чтобы прокормить семью, приходилось жертвовать собственными желаниями и амбициями – и на это все накладывались никуда не исчезнувшие представления о том, что прилично, а что – не очень, и повышенные ожидания от детей (если я не смог(ла), то уж дети мои точно должны: иметь приличную работу/найти приличного мужа/купить машину-квартиру/съездить в отпуск заграницу – нужное подчеркнуть). Среди этого всего часто забывали о главном – позволить детям делать свой выбор, даже если этот выбор не соответствует ожиданиям общества. Мне и многим моим ровесникам повезло (но, с другой стороны, я у мамы с папой тоже та еще бунтарка), но я знаю и тех, кого зажимали в тиски родительских ожиданий, не давая права жить своей жизнью. И для меня история, рассказанная Верой Богдановой, – это история о повторяющемся сценарии семейной травмы, на которую накладывается травма поколенческая, связанная с отсутствием безопасности, неуверенностью в том, каким будет завтрашний день и будет ли он в принципе.
Мне было больно читать, но это очень важная книга, и в ней затрагиваются темы, о которых нужно продолжать говорить, что бы ни происходило. А еще я постоянно думаю о том, как же нам повезло, что у нас есть прекрасные женщины, которые так точно, так цепко, так отчаянно-хорошо пишут.
BY Read_teach_crossstitch
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
"He has to start being more proactive and to find a real solution to this situation, not stay in standby without interfering. It's a very irresponsible position from the owner of Telegram," she said. "There are several million Russians who can lift their head up from propaganda and try to look for other sources, and I'd say that most look for it on Telegram," he said. That hurt tech stocks. For the past few weeks, the 10-year yield has traded between 1.72% and 2%, as traders moved into the bond for safety when Russia headlines were ugly—and out of it when headlines improved. Now, the yield is touching its pandemic-era high. If the yield breaks above that level, that could signal that it’s on a sustainable path higher. Higher long-dated bond yields make future profits less valuable—and many tech companies are valued on the basis of profits forecast for many years in the future. Artem Kliuchnikov and his family fled Ukraine just days before the Russian invasion. As a result, the pandemic saw many newcomers to Telegram, including prominent anti-vaccine activists who used the app's hands-off approach to share false information on shots, a study from the Institute for Strategic Dialogue shows.
from no
